ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
<<<
ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Трудности и противоречия, таящиеся в понятии интуиции, могут быть разрешены только в теории познания и диалектической логике современного диалектического материализма.
Уже в системах немецкого классического идеализма, и прежде всего в философии Гегеля, проблема непосредственного знания впервые в истории новой философии ставилась как проблема по существу диалектическая. Непосредственное знание исследовалось не в его отрешенности от знания опосредствованного. Действительное постижение рассматривалось как единство противоположностей непосредственного и опосредствованного знания. Непосредственное усмотрение истины, например в аксиомах, толковалось как результат, которому предшествует опосредствование.
Однако развитая Гегелем диалектика непосредственного и опосредствованного знания оставалась насквозь идеалистической. Под опосредствованием знания Гегель понимает главным образом опосредствованность одних мыслей другими мыслями, предшествующими им по обоснованию. В конце концов Гегель остался далеким от понимания того, что опосредствование знания есть в первую очередь опосредствование мыслей не мыслями, а материальной практикой общественного человека. Такое понимание опосредствования впервые было развито только в философии диалектического материализма.
Марксистская диалектика дает и компас для исследования, и критерий для оценки положительного и отрицательного содержания в идеалистических теориях интуиции.
На первый взгляд могло бы показаться сомнительным, имеются ли в работах Маркса, Энгельса и Ленина суждения и исследования, достаточные для характеристики их взглядов по вопросу об интуиции. В широко ныне известных философских работах классиков марксизма-ленинизма самый термин "интуиция", как правило, не встречается. Однако это вовсе не значит, будто в этих работах не исследуется вопрос об интуиции. Дело в том, что слово intuitus, intuitio, посредством которого выражается мысль о непосредственном знании, далеко не всегда передается посредством латинского термина "интуиция". Оно передается как по-немецки, так и по-русски также терминами "созерцание", "видение", "усмотрение" или даже просто термином "непосредственное знание". Поэтому если в сочинениях Маркса и Энгельса не встречается термин или слово "интуиция", то это вовсе не значит, что в этих сочинениях не рассматривается сама проблема интуиции. Проблема эта рассматривается (например, в "Диалектике природы" Энгельса) как вопрос об отношении знания непосредственного к опосредствованному, об их взаимной связи, об их диалектике.
В проблеме интуиции, как и в других проблемах теории познания, следует различать, как мы уже отчасти показали, два вопроса: 1) вопрос о факте существования интуиции и 2) вопрос о правильном объяснении этого факта. Существует ли интуиция, иными словами, непосредственное познание как некий факт познания или такого факта нет и всякое знание может быть только знанием опосредствованным? Ответ классиков марксизма-ленинизма по первому вопросу утвердительный. Как акт познания интуиция, или непосредственное знание, существует. Имеются положения, истины, аксиомы и т.д., которые – на достигнутом в настоящее время уровне развития мышления – осознаются нами как истины "непосредственно очевидные", "самоочевидные".
Непосредственное в познании марксистская гносеология рассматривает как осознание непосредственности в самом бытии. "Начало, – пишет Ленин по поводу логики "Капитала" Маркса, – самое простое, обычное, массовидное, непосредственное "бытие": отдельный товар ("Sein" в политической экономии)" (3, 316).
Однако уже здесь выясняется, что фиксируется это непосредственное бытие отнюдь не только непосредственно. "Непосредственное" бытие товара в плане познания оказывается результатом анализа. При этом самый анализ определяется как "двоякий, дедуктивный и индуктивный, – логический и исторический (формы стоимости)" (3,316). В отличие и в противоположность Гегелю подчеркивается, что условие фиксирования непосредственного бытия товара – практическая проверка: "Проверка фактами respective практикой есть здесь в каждом шаге анализа" (3,316).
Непосредственности бытия соответствует в сознании непосредственность ощущения, например впечатления "красного". Как факт познания чувственная интуиция существует. Но и интеллектуальная интуиция, иначе говоря, непосредственность усмотрений ума, тоже существует как факт познания. В конспекте "Науки логики" Гегеля Ленин отметил, что, например, фигуры умозаключений (логики) закреплены в уме человека как аксиомы, как непосредственно наличные в сознании: "Фигуры эти имеют прочность предрассудка, аксиоматический характер..." (3, 209).
Но если на вопрос о существовании непосредственного знания марксизм дает утвердительный ответ и в этом существовании видит рациональную основу для учений об интуиции, выработанных классической философией XVII-XIX вв., то в объяснении факта интуиции марксистская диалектика противостоит не только всем теориям интуиции, предложенным метафизиками эмпиризма и рационализма, но также, конечно, и теории Гегеля, то есть истолкованию интуиции, пусть даже диалектическому, но разработанному на основе идеализма. Правда, для объяснения факта непосредственного знания многое было сделано и подготовлено диалектикой Гегеля. Как диалектик, Гегель понял, что вопрос об отношении непосредственного и опосредствованного не может быть поставлен в форме альтернативы: либо непосредственное, либо опосредствованное. "Философы более мелкие, – пояснял Ленин, – спорят о том, сущность или непосредственно данное взять за основу... Гегель вместо или ставит и, объясняя конкретное содержание этого "и"" (3, 122).
Соотношение между непосредственным и опосредствованным знанием определяется в марксистской диалектике принципиальным взглядом марксизма на познание как на процесс, как на движение, как на переход от знания менее глубокого и совершенного к более глубокому и совершенному. Поэтому Ленин принимает в философии Гегеля то, что его "Феноменология духа" рассматривает сознание, говоря словами Гегеля, "в его движении от первого непосредственного противоречия (Gegensatz) его и предмета до абсолютного знания" (см. 3, 84). По Гегелю, только для "чистого бытия" характерно "ничем не быть опосредствованным" (см. 3, 92). Конспектируя "Науку логики" Гегеля, Ленин тщательно выписал и отметил места, где Гегель упрекает предшествующих ему философов – скептиков, Лейбница, Канта, Фихте – в том, что они не способны выйти в познании "за пределы бытия, как ... непосредственности" (см. 3, 120). Таким непосредственным бытием у идеалистов оказываются "монада" Лейбница, "явление" Канта, "непосредственная определенность" фихтевского субъекта.
По Гегелю, знание есть знание "истины бытия", то есть его "сущности". Это положение Гегеля, само по себе взятое, есть, по Ленину, "фраза, звучащая идеалистически насквозь, мистикой" (3, 117). Однако Ленин отмечает, что этим положением Гегель не ограничивается. "... Сейчас же за этим, – пишет Ленин, – начинается, так сказать, свежий ветерок" (3, 117). А именно: по разъяснению Гегеля, знание "не останавливается на непосредственном и его определениях..." (см. 3, 117). Истинное познание есть "опосредствованное знание..." (см. 3, 117).
Во всех теориях интуиции – будь то интуиция Декарта, Шеллинга, Спинозы или Шопенгауэра – материалистическая диалектика вскрывает основной и неустранимый порок: статичный взгляд на знание как на неподвижное, застывшее созерцание, осуществляющееся либо чувственностью, либо рассудком в качестве непосредственно – и только непосредственно – данного. Напротив, марксизм исходит из замысла включить жизнь в самое логику, понятую в этом случае как процесс отражения объективного мира в сознании человека и как процесс проверки этого сознания практикой. Именно подход к этой мысли – правда, подход в плане идеализма – Ленин находил в "Науке логики" Гегеля. "Мысль, – писал Ленин, – включить жизнь в логику... гениальна – с точки зрения процесса отражения в сознании (сначала индивидуальном) человека объективного мира и проверки этого сознания (отражения) практикой..." (3, 193).
Но в отличие от Гегеля и в противоположность Гегелю, для которого процесс познания по сути мог быть только движением мысли, а практика – главным образом движением от мысли к мысли, Ленин понимает процесс познания как процесс, "включающий практику человека и технику" (3, 192).
Этим пониманием познания предопределяется и решение вопроса об отношении непосредственного знания и знания опосредствованного. Так как, рассматриваемое в целом, познание есть движение и процесс, в котором каждое звено обусловлено и опосредствовано предшествующими ему звеньями, то для знания в целом характерна не непосредственность, а именно опосредствование. И хотя познание есть "отражение человеком природы", но это "не простое, не непосредственное, не цельное отражение, а процесс ряда абстракций, формирования, образования понятий, законов..." (3, 173). Именно познавательный подход ума человека к отдельной вещи не есть "простой, непосредственный, зеркально-мертвый акт..." (3, 370). Именно потому, что познание есть процесс, "отражение природы в мысли человека надо понимать не "мертво", не "абстрактно", не без движения..." (3, 186).
В свете основных положений материалистической диалектики признание существования непосредственного (интуитивного) знания сопровождается важными разъяснениями.
Первое разъяснение состоит в указании, что непосредственным (в строгом смысле слова, то есть отвлекаясь от интеллектуальной интуиции) может быть лишь начало познания, говоря конкретно, лишь ощущение, в котором марксистская диалектика видит источник всякого возможного знания. Только в начале своего процесса познание может быть характеризовано как непосредственное. "Понятие не есть нечто непосредственное..., – подчеркивал Ленин, – непосредственно только ощущение "красного" ("это – красное") и т.п." (3, 276).
Действительно, всеобщий ход человеческого познания и, следовательно, ход всей науки состоит, как показывает Ленин, в том, что "понятие (познание) в бытии (в непосредственных явлениях) открывает сущность (закон причины, тождество, различие...)" (3, 314). Все эти "шаги, ступени, процессы" познания "направляются от субъекта к объекту, проверяясь практикой и приходя через эту проверку к истине" (3, 315).
Как принципиальное положение, заслуживающее особого внимания, Ленин отмечает "нотабеной" (NB) утверждение Гегеля, согласно которому "нет ничего ни на небе, ни в природе, ни в духе, ни где бы то ни было, что не содержало бы вместе и непосредственности и опосредствования" (см. 3, 91). Все "опосредствовано, связано в едино, связано переходами" (3, 91). Справедливое прежде всего относительно бытия, это утверждение столь же справедливо и в отношении познания. Главная задача логики не фиксирование формы неподвижных непосредственных созерцаний, или формы интуиции, а переходы, то есть опосредствование понятий. Эти переходы обнаруживаются в логике, говорит В.И.Ленин, не как имманентное сознанию движение одних мыслей, а "как отражения объективного мира" (3, 188). "Диалектика вещей создает диалектику идей, а не наоборот" (3,188).
Уже Гегель указывал, что "различные виды бытия требуют свойственных именно им видов опосредствования или содержат их в себе; поэтому и природа доказательства относительно каждого из них различна" (см. 3, 137). Та же мысль о соответствии форм опосредствования и доказательства различным отношениям между фактами бытия привлекла внимание В.И.Ленина при чтении книги А.Рея "Современная философия". В конспекте этой работы Ленин отметил на полях "нотабеной" место, где, объясняя "полезность разума", Рей пишет, что разум, "выводя предложения из предложений.., вместе с тем выводит друг из друга отношения между фактами природы" (см. 3, 412). Именно благодаря признанному марксизмом соответствию форм опосредствования в мышлении формам опосредствования в бытии, именно поэтому в диалектике, которую Гегель оценил как "высшее разумное движение" (см. 3, 95), определения, кажущиеся совершенно раздельными, переходят друг в друга.
Мы рассмотрели первое разъяснение, относящееся к понятию непосредственного знания. Оно гласит, что, будучи началом познания, непосредственное играет роль только такого начала: отправляясь от него, достоверное знание науки и философии развертывается в длинные цепи форм опосредствования и доказательства.
Но в марксизме содержится и другое разъяснение относительно понятия непосредственности – разъяснение, еще более важное для знания. Оно состоит в том, что с точки зрения марксистской материалистической диалектики "непосредственность" знания – даже там, где она налицо, – лишена безусловного значения. Конечно, некоторые знания, некоторые истины осознаются только как "непосредственные". В качестве таких они осознаются теми, кто просто мыслит эти положения и истины, не отдавая себе отчета в их происхождении и в их связи с другими истинами. Однако "непосредственность" эта, повторяем, не безусловная. Познание есть процесс, движение, переход, и к истинам, которые в настоящее время осознаются как "непосредственные", как "самоочевидные", знание пришло и приходит в результате долгого опосредствования материальной практикой. Практика эта – практика в широком смысле слова, в который включается и техника. Поэтому непосредственность некоторых положений не безусловное начало знания. Непосредственные истины непосредственны лишь по отношению к тем истинам, которые на них опираются и которые из них выводятся. Но, рассматриваемые сами по себе, непосредственные истины не начало, не первично данное, а результат, итог предшествующего им опосредствования. Среда и орудие этого опосредствования – практика.
Подход (но не более как подход) к мысли о роли практики в опосредствовании знания Ленин отмечает у Гегеля. Однако у Гегеля результат исследования не дает истины вследствие превратности гегелевской идеалистической философии и идеалистического метода. Для Гегеля "фигура логики инобытием своим имеет практику человека". Напротив, для диалектического материализма "практика человека, миллиарды раз повторяясь, закрепляется в сознании человека фигурами логики" (3, 209).
Только в диалектическом материализме проблема соотношения непосредственного и опосредствованного знания впервые получила правильное решение. Диалектика непосредственного и опосредствованного знания пролила свет научного объяснения на трудный, мистифицированный идеализмом вопрос о характере аксиоматического знания. Уже Гоббс и Лейбниц отказались от взгляда на аксиомы как на истины, безусловно непосредственные и потому самоочевидные, не требующие доказательства и не поддающиеся доказательству. Но, будучи оба метафизиками и развивая один метафизическое воззрение механистического материализма (Гоббс), другой столь же метафизическое воззрение объективного идеализма (Лейбниц), они не дошли до понимания диалектики непосредственного и опосредствованного знания. Лейбниц искал объяснения безусловной непосредственности некоторых рациональных истин, а также обоснования всеобщего и необходимого знания в учении гносеологического и логического априоризма, Гоббс – в номиналистической теории языковых знаков.
По отношению к метафизикам XVII-XVIII вв. взгляд Гегеля на непосредственное знание был огромным шагом вперед. Этот прогресс был обусловлен тем, что в объяснении отношения непосредственного и опосредствованного знания Гегель усмотрел проблему диалектики. Поэтому там, где метафизика, рассматривая, например, категории, ограничивается констатированием непосредственных моментов знания, трактует их как ни к чему не сводимые и ничем не опосредствованные, Гегель, напротив, видит также и их опосредствованность.
Марксизм применяет диалектику непосредственного и опосредствованного очень широко, ко всем категориям познания. Так, при анализе отношения между причиной и действием, иначе при исследовании причинного взаимодействия, первым бросается в глаза непосредственность этого отношения. Причина и действие непосредственно мыслятся как противоположности, и только как противоположности. Но это лишь иллюзия метафизического образа мышления. Как только мы становимся на диалектическую точку зрения, разъясняет Ф.Энгельс в "Диалектике природы", "неподвижные противоположности основания и следствия, причины и действия, тождества и различия, видимости и сущности не выдерживают критики.., в определенной точке один полюс превращается в другой..." (1, 159). Диалектика, "которая переводит друг в друга неподвижные метафизические различия.., опосредствует противоположности..." (1, 167). В этих рассуждениях Энгельса мы видим яркий образец понимания диалектики непосредственности и опосредствования. Не отрицая самого факта существования категорий, положений, истин, которые, в то время когда они мыслятся, представляются уму в качестве "непосредственного" знания, марксистская материалистическая диалектика показывает связь этой "непосредственности" с опосредствованием. Она выясняет обусловленность этого опосредствования практикой, материальной деятельностью. Марксистская диалектика лишила понятие "интуиции", или непосредственного знания, каких бы то ни было признаков мистики, сняла с него покров сверхчувственного, каким оно облекалось в идеалистических системах и даже в учениях метафизических материалистов, не понимавших диалектики непосредственности и опосредствования. Гносеологические исследования Ленина представляют дальнейшее развитие точки зрения, высказанной основателями марксизма по вопросу о непосредственном знании. Мы показали, что уже Энгельс дал принципиальное решение вопроса об отношении непосредственного и опосредствованного знания. Он выступил по этому вопросу и в связи с поднятой им (в заметках о математике) проблеме происхождения аксиом. Энгельс разъяснил, что самоочевидность аксиом мнимая. "Современное естествознание, – писал Энгельс, – признает наследственность приобретенных свойств и этим расширяет субъект опыта, распространяя его с индивида на род: теперь уже не считается необходимым, чтобы каждый отдельный индивид лично испытал все на своем опыте... Если, например, у нас математические аксиомы представляются каждому восьмилетнему ребенку чем-то само собою разумеющимся, не нуждающимся ни в каком опытном доказательстве, то это является лишь результатом "накопленной наследственности"" (1, 213-214). За сжатой формулировкой Энгельса о "накопленной наследственности" кроется та же, что и у Ленина, мысль об опосредствованности аксиом практикой, о миллиардах случаев повторения в опыте, в практике одних и тех же или сходных отношений, которые отлагаются в сознании в форме непосредственно созерцаемых аксиом.
Глубокое и верное учение марксизма об опосредствовании как об основе "непосредственных" усмотрений (интуиции) ума не могло, разумеется, явиться вдруг, как внезапно найденное и ничем не подготовленное решение. Диалектика непосредственного и опосредствованного знания – одна из проблем, занимающих философскую мысль начиная от античности вплоть до нашего времени.
Наше рассмотрение окончено. Содержанием его, думается, оправдана задача рассмотрения основных типов учения об интуиции, возникших в философии и в математике. Оправдан и выбор материала. Очерк, разумеется, не дает изложения полной истории вопроса. В нем рассмотрены только наиболее типические и показательные теории непосредственного знания. В их исторической смене отразились подъем и последующий за ним спад буржуазной философской мысли. От метафизического идеалистического рационализма и метафизического материализма через диалектические учения немецкого классического идеализма вплоть до алогизма и иррационализма XX в. – таков путь, пройденный буржуазной гносеологией по вопросу о непосредственном знании.
Вместе с тем очерк наш показал, что значение вопроса о непосредственном знании выходит за пределы одной лишь теории познания и философии. Уже при рассмотрении учений об интуиции, созданных Декартом, Лейбницем, Кантом, выяснилось, что вопрос о непосредственных посылках знания возник у этих мыслителей не только при обсуждении проблем гносеологии. К этому вопросу их привело также и исследование логического строения доказательств в математике и в теоретическом естествознании. Интуиция – понятие не только теории познания Декарта, но также и его теории математической дедукции. То же справедливо и в отношении Лейбница. Даже у Канта, отрицавшего существование интеллектуальной интуиции, мы обнаружили, что в его теории математики значительную роль играют интуиции пространства и времени, правда отнесенные к априорным формам чувственности.
Анализ теорий интуиции, разработанных философами-учеными, в особенности математиками XVII-XVIII вв., делает понятным для нас интерес, который проявили к вопросу об интуиции математики первых десятилетий XX в. И для них проблема интуиции не ограничивалась философией. Она возникала из усилий понять своеобразную природу математического мышления и рассуждения.
Но как бы глубоко ни коренился интерес к интуиции в проблематике самой математики, успехи и неудачи в разработке понятия об интуиции всегда были самым тесным образом связаны с принципиальной философской ориентировкой ученых. За специальными математическими понятиями об интуиции стоят – определяя их силу или слабость, плодотворность или бесплодие – понятия и учения философии, теории познания. Невозможно понять ход развития учений об интуиции в математике (и в других точных науках), не изучая связи этого развития с борьбой материализма против идеализма, диалектики против метафизики. История "интуиционизма" – прекрасное доказательство того, что даже в предельно специальной области знания основные понятия науки осознаются либо на материалистической, либо на идеалистической основе. Вместе с тем выясняется, что в долгом процессе развития проблемы интуиции все реальные удачи и успехи были всегда связаны с победами материализма и диалектики над идеализмом и метафизикой.