ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Хотя все вышеуказанное достаточно точно определяет самый предмет, тем не менее нельзя не упомянуть, что о действии внушения и о распространении психической инфекции или заразы мы не могли составить себе ясного представления до тех пор, пока не были ближе выяснены условия, необходимые для осуществления внушения и распространения психической заразы.
Эти условия мы получили возможность выяснить лишь в позднейшее время вместе с развитием учения о намеренном внушении, производимом в гипнозе. Как о распространении физической заразы еще так недавно господствовали самые смутные представления до тех пор, пока не явилась возможность производить чистые культуры микробов и с помощью их производить искусственные прививки болезней, так точно и в вопросе о внушении и психической заразе существовало множество самых сбивчивых и неясных представлений до тех пор, пока не явилась возможность ближе изучить условия прививания тех или других психических состояний с помощью намеренного внушения.
Опыт показывает, что такое намеренное прививание тех или других психических состояний большею частью удается лучше всего в особом состоянии сознания, которое мы называем гипнозом и которое, на мой взгляд, есть ни что иное, как вызванное определенными приемами видоизменение обыкновенного сна.8
Как известно, в гипнозе легко удаются самые разнородные внушения. Впрочем, вопрос, можем ли мы внушить в гипнозе все, что мы пожелаем, до сих пор еще остается не вполне выясненным. По некоторым авторам, нет вообще никаких границ для внушения, другие, напротив того, держатся взгляда, что в гипнозе может быть внушаемо только то, что отвечает психической природе человека. Практически вопрос сводится главным образом к возможности внушать те или другие преступления, причем одни авторы были склонны утверждать, что гипнотик способен под влиянием внушения выполнить какое угодно преступление, тогда как другие авторы видели в этих утверждениях лишь простое увлечение лабораторными преступлениями, совершаемыми в гипнозе, справедливо замечая, что гипнотик не лишен вполне сознания и потому, когда ему внушают то или другое преступление, то он отлично осознает, что это преступление дело не серьезное, что оно на самом деле есть только воображаемое преступление и что все это делается только для его испытания и потому он выполняет его без большого сопротивления, как невинную шутку.
Что касается меня, то, руководствуясь своим опытом, я ничуть не становлюсь на сторону тех авторов, которые приписывают внушению в гипнозе роль всесильного фактора, могущего из гипнотика сделать все, что угодно. Сила его внушения в этом, как и в других случаях, зависит бесспорно не от одного лишь умения внушить и поддержать внушение, но еще и от той почвы, на которую действует внушение, иначе говоря, от психической натуры лица, подвергаемого внушению. Таким образом, психическое противодействие внушению, производимому в гипнозе, в значительной мере зависит как от большей или меньшей глубины гипноза, так и от того, в какой мере это внушение находится в противоречии с идеями, склонностями и убеждениями лица, подвергающегося внушению. При отсутствии такого противоречия внушение действует сильно и верно; напротив того, при встрече в сильной натурой, держащейся противоположных взглядов, внушение может оказаться бессильным.
Но умаляется ли отсюда значение внушения как важного психического фактора? Ничуть. Ведь людей с сильным характером и стойкими идеями далеко немного. Да и мало ли есть людей настолько нравственно невоспитанных, что они не делают некоторых преступлений, например, против нравственности и имущественной собственности только в силу страха за ответственность перед законом. Не достаточно ли поэтому тем или другим способом усыпить в них путем внушения в гипнозе этот страх и вселить веру в возможность избегнуть ответственности пред законом, усилив в то же время в их воображении выгодные последствия преступления, чтобы склонить их на совершение этого преступления, которого при других условиях они никогда бы не сделали?
Но мы отвлеклись бы очень далеко, если бы подробно стали развивать этот вопрос. Поэтому, не касаясь более чисто практической стороны вопроса о значении гипнотических преступлений, мы заметим здесь, что гипноз представляет для нас глубокий интерес не с одной только практической стороны, но и в отношении изучения вопроса о наиболее благоприятных условиях внушения. Чем в самом деле объясняется то обстоятельство, что в гипнозе хорошо удаются внушения? Можно думать, что гипноз как состояние близкое или родственное нормальному сну сам по себе уже составляет благоприятное условие для внушения. Но опыт показывает нам, что не всегда степень внушаемости идет рука об руку с глубиною сна. Есть очень глубокие степени гипноза, как, например, летаргическая фаза Charcot, которые совершенно недоступны внушению. Напротив того, в других случаях уже слабые степени гипноза отличаются необычайною внушаемостью.
Известно также, что и обыкновенный сон большею частью не составляет благоприятного условия для внушения, хотя в некоторых состояниях естественного сна имеются условия, столь же благоприятные для внушения, как и в гипнозе.
Отсюда ясно, что степень внушаемости определяется не самим гипнозом или сном, а тем особым состоянием сознания или психической деятельности, которое мы имеем в гипнозе, а иногда и в обыкновенном сне.
Эти условия, благоприятствующие внушению в гипнозе, заключаются в том, что при изменении нормального сознания, выражающемся большим или меньшим засыпанием "я" и не исключающем общения с внешним миром или, по крайней мере, не исключающем общения с гипнотизером, производимые последним внушения входят в психическую сферу непосредственно и независимо от личного сознания гипнотизируемого субъекта, иначе говоря, помимо его "я". Закрепляясь в тех глубинах души, которые нередко называли и называют бессознательными или подсознательными и которые правильнее называть сферой общего сознания, эти внушения впоследствии входят сами собой в сферу личного сознания и, не будучи распознанными, как посторонние внушения, так как первоисточник их для личного сознания остается скрытым, подчиняют себе личное сознание в более или менее значительной мере.
Таким образом, вся сущность гипнотических внушений заключается в том, что у загипнотизированного наступает особое состояние пассивности, в силу чего внушения и действуют на него столь подавляющим образом.
Не подлежит однако сомнению, что состояние пассивности представляет собою лишь одно из благоприятнейших условий для введения внушения в бессознательную сферу. Оно составляет лишь подходящую обстановку для внушения, устраняя в большей или меньшей мере вмешательство личного сознания. Так как, однако, это состояние пассивности ничуть не идет рука об руку с глубиною сна, а зависит в значительной степени также от индивидуальных условий, то отсюда очевидно, что и степень восприимчивости к внушениям не стоит в прямом соотношении с глубиною гипноза.