ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Приложение IV
В связи с очевидной гипотетичностью разделов, в которых была предпринята попытка проинтерпретировать тантрическую анатомию и физиологию "тонкого тела" в терминах современной нейрофизиологии, возникает вопрос об адекватности предлагаемой интерпретации. В сущности, тем самым поднимается более широкий вопрос о соотношении теории и эксперимента, причем вопрос этот может быть поставлен как с нейрофизиологической, так и с йогической точки зрения.
Начнем с того, что любое высказывание относительно общих, равно как и частных механизмов деятельности мозга в значительной мере гипотетично. Объект исследования нейрофизиологии подобен объекту исследования физики элементарных частиц: этот объект "поистине неисчерпаем, и все сведения о нем получаются лишь в процессе активного воздействия субъекта познания на объект исследования и опосредованы этим воздействием" (36, 94). Подобно тому как физику-экспериментатору объективная реальность дана не вообще, а лишь в ходе целенаправленного воздействия на нее, приводящего к тем или иным регистрируемым результатам, процессы, протекающие в бесконечно сложном живом человеческом мозге, открывают себя нейрофизиологу лишь в условиях узко целенаправленных экспериментов. В частности, поскольку ретикулярная формация (современные представления о механизмах деятельности которой были положены в основу интерпретации феноменов Праны и Кундалини) служит "коллектором импульсов, приходящих из разных отделов центральной нервной системы,... эффект при раздражении отдельных ее структур является фактически осколком целостной деятельности центральной нервной системы" (15, 175).
Экспериментальные данные нейрофизиологии – это моменты, выхваченные из целостной деятельности ЦНС, на основании которых нельзя со всей достоверностью вывести какую-то единственно возможную общую картину ее деятельности. Более того, сами по себе экспериментальные данные "вместо того, чтобы приближать нас к пониманию общей картины (на что мы рассчитывали и что является целью эксперимента),... отдаляют нас от поставленной цели, увеличивая число неразрешенных и неразрешимых проблем" (9, 183).
"Когда наука выходит за сферу непосредственного эмпирического исследования предмета и приступает к систематизации накопленного эмпирического материала "сообразно его внутренней связи",... эмпирические методы оказываются бессильными и их место должно занять теоретическое мышление..." (82, 105). Иными словами, поскольку отсутствие ориентира обрекает нас на блуждание в чаще фактов, целостная картина принципиальных механизмов работы мозга может быть получена лишь посредством упорядочения лавинообразного потока экспериментальных данных на основании теоретических гипотез. Кроме того, теория стимулирует и сами экспериментальные исследования, указывает направление их развития. "Если нет в голове идей – не увидишь и фактов". Так учил Павлов.
Фундаментальные гипотезы теоретической нейрофизиологии имеют такое же право на существование, как фундаментальные гипотезы теоретической физики; именно они, давая нам целостную картину "нейрофизиологической реальности",* осуществляют подлинную цель стремлений экспериментальной нейрофизиологии как одной из человековедческих дисциплин, а именно, углубляют наше понимание самих себя. К сожалению, в реальной научной практике эта цель как правило заслонена "академическими мотивациями", безразличными к проблемам самопознания испытуемого.
* Ср. с "физической реальностью". Физическая реальность выступает как опосредование физических объектов условиями познания; понятие "физическая реальность" характеризует определенную форму данности наблюдателю объективной реальности (см. 36, 39).
"В общем можно сказать, что экспериментальный метод обогащает и часто осложняет общую картину, но в слабой степени способствует пониманию". "Понимание – это по возможности полное овладение цепью событий, приводящей к наблюдаемому явлению, и нередко дающее возможность предвидения". Понимание нередко достигается чистым размышлением, "которое не ставит себе задачей узнавать новое, но, если можно так выразится, видеть новое в уже известном, то есть проблему там, где ее не видели или не хотели видеть". "Выражаясь образно, можно утверждать, что почти во всех областях... лежит масса бесхозяйственных ценностей, которые стоит лишь осознать, чтобы получить порой необычайно ценные результаты. Речь идет о том, чтобы продумать описанные факты до конца... Основным приемом... является сопоставление двух или большего количества независимых друг от друга высказываний об одно и том же" (9, 183, 186-187; цитируются отрывки из последней неизданной работы А.Г.Гурвича "Принципы аналитической биологии и теории биологического поля").
В данном случае мы исходили из сопоставления эмпирических наблюдений йогинов с экспериментальными материалами современной нейрофизиологии, пытаясь воссоздать целостную картину энергообеспечения "биокомпьютера", взаимодействия энергетических и информационных процессов и т.п. Поэтому нас не должны смущать возможные частные несоответствия этой картины фактам; напротив, теория предполагает постоянную коррекцию в соответствии с непрерывно поступающим новым экспериментальным материалом.
Необходимо учитывать, что автор интерпретировал не чей-то личный опыт, а некоторую сумму в принципе общедоступных текстов, излагающих этот опыт. Теоретическое объяснение экспериментальных фактов, описанных в йогических текстах, может быть различным; оно вовсе не исчерпывается объяснениями, представленными в этих текстах.
Довольно часто при анализе теоретического отображения некоторой эмпирической области совершаются две методологические ошибки. Во-первых, теоретический объект отождествляется со средствами, с помощью которых он выражается. Во-вторых, в теоретическом объекте усматривают нечто большее, чем он есть, "отражение принимается за отражаемое". По сути стирается граница между реальностью на уровне эксперимента, выступающей в качестве эмпирического базиса теорий, и теоретическими средствами отображения этой реальности в системе знания (см. 36, 27-28). Йогические тексты, повествующие о подъеме Кундалини, подобны картам, составленным путешественниками, побывавшими в неизвестной нам стране. В основу карты кладется то, что человек действительно повстречал на своем пути. Тем не менее, следует различать собственно страну (субъективную реальность), путь, которым прошли по ней путешественники ("экспериментальную ситуацию"), и принятую систему условных обозначений, то есть саму карту (текст). Текст выступает теоретической моделью эмпирической реальности личного опыта, но отнюдь не опытом как таковым, и тем более не абсолютно истинным и единственно возможным описанием опыта такого рода.
По содержанию интерпретируемая группа йогических текстов представляет собой различные варианты сообщений о сходном типе переживания, опыта. Благодаря ознакомлению с рядом таких текстов, у человека складывается определенное общее представление о том, как должен переживаться изложенный в них опыт, – это, собственно говоря, и составляет задачу указанных сообщений. Интерпретация в данном случае означает попытку объяснить соответствующие переживания через призму иной теоретической модели, то есть предложить иную систему условных обозначений – и только. Ни о каких попытках "исправления" показанного на карте пути речь не идет.
Можно возразить, что мистический опыт самоочевиден, так что его изложение в йогических текстах не обременено никакими теоретическими спекуляциями. Известно, однако, что даже в своем повседневном опыте мы видим не столько то, что есть, сколько то, что мы знаем. Тем более мы оказываемся связаны знанием, пытаясь передать свои повседневные восприятия ("то, что мы видим") в понятийной форме. В случае не повседневных, необычных восприятий зависимость эта резко возрастает. Что касается опыта восприятий, сопровождающих целенаправленно спланированную работу по подъему Кундалини, то опыт этот не только описывается, но и обретается исходя из определенных теоретических установок.
Чтобы пояснить эту мысль, обратимся еще раз к субъядерной физике. Подобно тому как в Йоге сознание оказывается единственным средством познания сознания (всех уровней субъективной реальности), в субъядерной физике инструмент исследования также оказывается равным объекту исследования – частицы изучаются при помощи таких же частиц. Поэтому вопрос о том, какова "элементарная частица вообще" (в случае Йоги – "субъективная реальность вообще"), "безотносительно к экспериментальной ситуации ее изучения и к теоретическим средствам, описывающим и объясняющим с достаточной степенью точности элементарную частицу в пределах определенного класса экспериментальных ситуаций, оказывается лишенным смысла. Элементарные частицы даны в знании лишь постольку, поскольку они вовлечены в процесс познавательной деятельности человека, и представления об элементарных частицах всегда сливаются как с практическими формами этой деятельности, так и с существующими теоретическими способами ее отображения" (36, 107).
Сказанное в полной мере относится также к исследованию субъективной реальности внутреннего мира – сферы, принципиально недоступной наблюдению объективными методами. Очевидно, что сам инструмент здесь "теоретически настроен" еще до начала эксперимента. И такое же теоретическое звучание – естественно, непосредственно, без какой-либо сознательно опосредованной "подстройки" – получает и сам опыт.
Таким образом, не говоря уже об объяснении, всякое описание мистического опыта представляет собой в конечном счете его теоретическую интерпретацию. "Какую бы позу не принимали естествоиспытатели", – говорит Энгельс, – "над ним властвует философия". Естествоиспытатели (а в нашем случае можно сказать "духоиспытатели" – №20) "воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят ее. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют либо из обыденного сознания так называемых образованных людей, над которыми господствуют остатки давно вымерших философских систем, либо из крох прослушанных в обязательном порядке университетских курсов по философии..., либо из некритического и несистематического чтения всякого рода философских произведений, – то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у философии, но, к сожалению, по большей части самой скверной..." (85, 179).
Настоящее высказывание приведено не для того, чтобы дать оценку философии создателей тантрических текстов, – оно адресовано тем, кто верит в возможность "мистического опыта, свободного от каких бы то ни было теоретических спекуляций". Напоминая, что в любой науке нередки случаи, когда экспериментальные открытия совершаются ученными, не способными их правильно проинтерпретировать теоретически, мы не хотим сказать, что тантрические тексты "неправильно" излагают тантрический опыт; напротив, в пределах "определенного класса экспериментальных ситуаций" они делают это безупречно, оставляя ясные ориентиры для тех, кто хотел бы проследовать по тому же маршруту. Мы просто хотим напомнить, что знать можно больше, чем мы видим. И если тантрические тексты говорят о "свете", то мы усматривали свою задачу в постановке вопроса об "электромагнитных волнах", несущих этот свет.
Действительно, над попытками установить, например, каковы "физические аналоги" Чакр, можно насмеяться как над чисто европейским подходом к делу, – ведь подобное знание совершенно бесполезно с практической точки зрения. В случае Чакр мы имеем дело не с чем-то внешним, а со своими собственными ощущениями, знание физической сущности которых ни в коей мере не продвигает нас в умении ощущать их, тем более управлять ими. А что касается расположения этих тонких органов в тонком теле (чем бы ни были и где бы не располагались их физические аналоги), то оно четко указано в текстах.
Известно, однако, что нет ничего более практичного, чем хорошая теория. Не исключено, что в будущем этот "чисто европейский подход" принесет какие-то неожиданные результаты, – например, стимулирует сдвиг современного объективистски ориентированного научного мышления с мертвой точки в его отношении к "восточной мистике", стимулирует творческую активность в самодеятельной йогической среде, приблизит возникновение какого-то давно искомого Синтеза духовных учений. Задача настоящей работы состояла прежде всего в том, чтобы теоретически "потревожить" сложившееся материалистическое и культурологическое отношение к Йоге.
Ведь с материалистической точки зрения сегодня принимается, да и то "крутя носом", не Йога как таковая (то есть мировоззренческая установка на расширение сознания и самосознания в единстве со средствами такого расширения), а лишь ее физиотерапевтический, в лучшем случае – биоэнергетический аспект; все остальное относится к области "фантастических представлений" и всерьез не рассматривается. С культурологической точки зрения Йога рассматривается как реалия, вырванная из контекста иной культуры, и как инородное тело в контексте наличной культуры; говорится, что Йога чужда нашему обществу.
Настоящая работа призвана показать, что "фантастические представления" йогинов на самом деле представляют собой инокультурные "срезы" тех сторон реальности, которые не получили своего отражения в контексте нашей культуры. Тем самым предпринимается попытка указать на неполноту, узость этого контекста, а также – по мере сил и способностей – на возможные пути его расширения.
"Мистичность" переводится как "таинственность". "Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека, это ощущение таинственности... Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне если не мертвецом, то во всяком случае слепым... Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно создаю далеко не полню картину совершенной структуры мироздания". Это сказал Эйнштейн, создатель теории относительности, – теории, которая лежит в основе современной картины "физической реальности".
Мистическое отношение к миру основано на сознавании присутствия бесконечных таинственных глубин, скрытых под пленкой познанного, а также сознавании известной меры гипотетичности самой этой пленки. Материалистическое мировоззрение вовсе не предполагает "гносеологической мании величия", дубинноголовой снисходительности человека, уточняющего отдельные детали уже "почти познанного" мира. Напротив, благодаря основному положению материалистической гносеологии о неисчерпаемости познания мира и человека, на любом этапе этого познания мы с необходимостью оказываемся перед лицом "перманентной тайны", бесконечности "еще непознанного", – глубины, осознание которой, не затуманенное нашими познавательными успехами, не может не вызывать своего рода "священного трепета".
Однако мистика, мистицизм – это нечто иное; это учение о некоем особом мистическом ("таинственном") опыте. Таинственность этого опыта заключается в его принципиальной неверифицируемости, "непроверяемости": для нас всегда остается тайной, воспринимали ли мы нечто, или же только воображали его. Строго говоря, опыт нашего повседневного переживания мира также мистичен, поскольку невозможна постановка "решающего эксперимента", способного подтвердить или опровергнуть действительность этого опыта. По словам Витгенштейна, "мистическое не то, как мир есть, а то, что он есть".
Абстрагируясь от мистичности повседневного опыта переживания внешнего мира, мы можем определить в качестве мистического опыт переживания некоторых внутренних событий. Этот опыт может случиться с каждым, но прямой доступ к нему открыт не каждому: для обретения такого доступа требуется особая подготовка. В то же время никакими объективными методами не может быть ни подтверждено, ни опровергнуто, отражает ли этот опыт какие-то объективные процессы, или представляет самовнушенный плод фантазии.
Итак, в случае внутреннего мистического опыта предметом веры или неверия выступает не учение о раскрываемой этим опытом действительности, но сама эта действительность.
Область мистических явлений, "потусторонних" нашему закрытому взору, традиционно находится в ведении ультра-идеалистических течений теоретической мысли и традиционно же отрицается материализмом. Материалист не верит в то, что по ту сторону актуального сознания может протекать какая-то своя сознательная жизнь, независимая от его воли и целеполагания; тем более он не верит, что "та" жизнь каким-то образом может определить "эту".
Ориентация материалистической теории на "внешний мир" служит причиной ее традиционного отставания во "внутренней проблематике", которое выражалось в недооценке (вплоть до второй половины XIX в.) активности сознания и до сих пор дает о себе знать в забвении экзистенциальных нужд человека. По той же причине область мистического опыта, лежащая на полюсе прямо противоположном теоретической интенции материализма, традиционно сдается последней без боя. Действительно, наличное состояние материалистической теории не дает своим последователям никаких стимулов к исследованиям в этом направлении: материалист просто не понимает, зачем нужно пытаться переживать, а тем самым и как-то объяснять подобные вещи. Сталкиваясь с такими переживаниями случайно, материалист в последующих поисках объяснений, как правило, оказывается очарован богатейшим опытом теоретической интерпретации подобных переживаний, обретенным в рамках идеалистической традиции.
Содержание термина "мистицизм" в его обыденном словоупотреблении крайне неопределенно; обычно "мистицизмом" (как с бранными, так и с благоговейными интонациями) называют то, что непонятно. Говоря о мистицизме, мы будем подразумевать весь массив исторических представлений о внутреннем мистическом опыте. Будучи включены в рамки различных учений, представления эти являются продуктами теоретической интерпретации результатов интроспективного исследования пространств нашего внутреннего мира.
Можно ли выделить основные положения мистицизма, подлежащие материалистической интерпретации? Представляется, что принципиальной для понимания мистицизма служит концепция так называемого "трансцендентного субъекта". В "Философии мистики" Карл Дю-Прель пишет следующее:
"...В сокровенных недрах нашего существа пребывает недоступный нашему самосознанию трансцендентальный наш субъект, корень нашей индивидуальности; он отличается от чувственной половины нашего существа как формою, так и содержанием своего познания, так как находится в других отношениях к природе, воспринимает от нее другие впечатления, а следовательно и реагирует на нее иначе, чем сознательная наша половина....Одновременное существование лиц нашего субъекта служит основой всякой мистики и остается при всевозможных изменениях ее формы неизменным ее предположением;... Самое меньшее, что содержит в себе эта метафизическая формула, так это то, что между сознательным и бессознательным лицами нашего собственного "я" могут существовать мистические отношения". Дю-Прель приводит также мнение Канта, что "мы можем вступать в отношения не только со своим трансцендентным субъектом, но, при посредстве этого субъекта, и с трансцендентальными существами" (27, 493-499).
Итак, основной постулат мистицизма гласит, что "обе половины нашего существа действуют одновременно, хотя трансцендентальная наша деятельность остается скрытою для нашего земного лица" (там же, 492). Важно отметить, что тантризм представляет собой именно экспериментально-мистическое учение: все его, казалось бы, чисто теоретические положения, как относительно анатомии и физиологии "тонкого тела", так и относительно космогонии, представляют собой не что иное, как концептуальное оформление мистического опыта. И опыт этот свидетельствует именно о множестве "потусторонних" существ ("субъектов"), различно предопределяющих нашу "посюстороннюю" жизнь из ряда "потусторонних" миров.*
* В рамках этих представлений некоторые психические расстройства могут быть проинтерпретированы как рассогласование системы "фильтров", которые ограждают субъекта от этих "миров" и обеспечивают его психическую целостность. На память приходит древнее обещание богов разделить человека надвое еще раз, если он будет усердствовать в своем стремлении все познать.
Этот опыт приоткрывает нам "зазеркальный" мир нашей психики, который оказывается не менее реальным, не менее бесконечным, не менее захватывающим, не менее конфликтным и не более подвластным нашему сознанию, чем мир по эту сторону. Так наряду с отторгнутой от себя внешней вселенной человек оказывается лицом к лицу с противостоящей ему вселенной внутреннего мира. Некоторые настолько очаровываются зазеркальем, что всецело посвящают себя его исследованию, иногда достигая на этом пути таинственных результатов, обретая необъяснимые способности и т.п. Их редкие сообщения о мире "по ту сторону" странны и маловероятны.
Очевидно в то же время, что полнота обретенных ими сил и знаний, по сравнению с возможными, подобна полноте сил и знаний, которые мог бы обрести человек, осваивающий в одиночку этот мир, – в полной изоляции от знаний и умений других людей, без какой-либо поддержки с их стороны...
Действительно, если сам не умеешь летать и сосед не умеет, трудно поверить в то, что кто-то умеет это делать. Да и законы физики... Не следует забывать, впрочем, что законы эти провозглашаются людьми.
Дело, конечно, не в левитации, – хотя в некоторых йогических трактатах и встречаются предостережения не медитировать в пещерах, чтобы ненароком не набить шишку. Речь идет об отношении к Сиддхам ("достижениям") вообще. Тантрическая Садхана упирается в Сиддхи, точнее, Сиддхи стоят на пути тантрической Садханы. И рассматривая тантрическую традицию, Сиддхи обойти нельзя, – каждый раз мы будем натыкаться на них опять и опять. В данном случае мы не будем рассматривать возможные механизмы Сиддх: для нас важно выработать общее отношение к самой их возможности.
Физиологическая тренировка мозга необычных людей, усиленная пониманием включенных в этот процесс основных функций, может дать совершенно неожиданные результаты. Мы так привыкли к посредственности, к "среднему арифметическому" уровню нашего окружения, что вряд ли в состоянии представить себе мощь мозга, работающего с полной отдачей (69, 296).Йогические методы примерно так относятся к обычным психическим процессам, как управление силой пара или электричества, основанное на научном познании, относится к обычному, спонтанном действию пара и электричества в природе; при этом могут быть получены результаты, иным путем недостижимые, – результаты, которые представляются чудесными тем, кто не уяснил путей их достижения. Методы, совокупность которых именуется Йогой, представляют собой особые психологические приемы, нацеленные на обычные психические функции и способности. Достигаемые ими результаты постоянно наличествуют в скрытом состоянии, однако при естественном течении психических процессов обнаруживаются не без труда и не часто (6).
К числу наиболее известных и наиболее распространенных достижений относятся различные формы экстрасенсорного восприятия. Однако они составляют лишь небольшую часть тех "сил", которые, как говорят, достигаются в ходе тантрической Садханы. Тексты упоминают восемь "великих" Сиддх и тридцать "малых". Великие Сиддхи – это способность становиться меньше атома и больше вселенной, легче воздуха и тяжелее железа, переноситься в любое место и исполнять любое желание, управлять всеми стихиями и всеми созданиями. К малым относятся ясновидение, яснослышание, способность принимать любой облик, читать мысли, понимать язык животных и т.д. и т.п.
Современные "психоэнергетики" утверждают, что Сиддхи, обретаемые в результате подчинения тонкоэнергетических центров тела (Чакр), служат проявлением способности оперировать некими полями, сопряженными с этими центрами. Разумеется, традиционное объяснение Сиддх иное. Вот, например, что говорит Лама Анагарика Говинда в "Основах тибетского мистицизма":
Созерцание внешнего, объективного явления, процесса, вещи и т.п. представляет собой проецирование вовне того, что на самом деле пребывает в глубине нашего сознания. Восприятие пространственно-временных и причинностных характеристик внешнего мира – это привычка, которую мы воспитываем в себе начиная с момента "рождения". Умение управлять внешними силами – это умение управлять проекциями, силами нашего собственного сознания. Созерцая тайные глубины и голубизну небосвода, мы созерцаем глубины нашего собственного внутреннего существа (21).
Ты в ужасном положении: для тебя слишком поздно возвращаться, но слишком рано действовать. Ты подобен младенцу, который не может вернуться в уютную утробу матери, и в то же время не может побегать вокруг. Все, на что способен младенец, – это наблюдать и слушать, слушать удивительные рассказы о действиях.Ты сейчас как раз в таком положении: ты не можешь вернуться в лоно своего прежнего мира, и в то же время не можешь действовать с силой. Ты способен лишь наблюдать за проявлениями силы и слушать сказки, сказки о силе.
– Какой смысл в этих сказках?
– Колдуны полагают, что мы являем собой груду никчемности. Мы никогда не сможем по своей воле бросить игры и заняться делом. Поэтому с нами надо действовать обходным путем уловок, способных приковать наше внимание к занятным псевдопроблемам. Побочным результатом работы над псевдопроблемами оказывается разрешение некоторых действительных проблем, неразрешимых как проблемы сами по себе. Таким образом, задача уловки – отвлечь внимание от проблемы, а затем привлечь его к ней так, как это требуется (34).
Существует мнение, что Сиддхи, "величайшей" из которых называют Мокшу, освобождение от цикла рождений и смертей, – это не более чем "уловки", приманка к Йоге. Как знать? Еще св. Августин говорил, что чудо противоречит не природе, а лишь нашим взглядам на нее. Современная научная картина мира – это тоже "взгляд": не природа во всем своем величии, а лишь ее ответ на наши вопросы. Действительно ли мы уже умеем спрашивать?
В предисловии к "Лекциям по Раджа Йоге" Вивекананда пишет, что "поверхностные ученые, неспособные объяснить различные необыкновенные психические явления, пытаются игнорировать само их существование. Но отворачиваться от чего-либо без надлежащего исследования – отнюдь не признак беспристрастного научного ума" (17). Современные науки о человеке до сих пор не приняли эстафету тантрической анатомии и физиологии не в последнюю очередь по той причине, что научный анализ заявленного ею предмета осуществляется как правило на основе принципиально ложной методологии: Нади и Чакры, Прана и Кундалини рассматриваются в качестве элементов "фантастических представлений" древних о строении и функционировании человеческого организма, тогда как на самом деле они представляют собой элементы "схемы тела", данной нам исключительно во внутренних ощущениях. "Схема тела", именуемая на языке оккультной традиции "тонким телом", относится, к сфере субъективной, а не объективной реальности.
В контексте стоящих перед йогином задач, ему нет нужды изучать строение и функцию органов "грубого тела", – он ищет силу, заставляющую эти органы работать. Он хочет научиться управлять ею. Управлять же силой можно лишь ощутив ее. По мере развития своей способности к внутренним ощущениям, человек узнает, что такое Чакры, и приобщается к скрытым в них силам. Таким образом, Чакры – это в большей степени психологические, нежели физиологические феномены.
"Нет ничего сверхъестественного", – пишет Вивекананда, – "но существуют явления грубые и явления тонкие; тонкие есть причины, грубые – следствия. Грубые могут быть легко обнаружены чувствами, тонкие нет" (17). Очевидно, что ни внешний, ни внутренний мир не исчерпывается той его частью, которая дана нам в ощущениях. Ведь ощущение – это превращение энергии раздражителя в факт сознания. Между тем материальные системы обладают определенной степенью пластичности, то есть способности принимать вещество и энергию и отдавать их. Если воздействующая система не может произвести в подвергающейся воздействию системе никаких изменений, никакое отражение невозможно. Отражение может иметь место лишь на определенном уровне воздействия, то есть при соответствии силы воздействия пластическим возможностям отражающей системы.
Так, сунув руку в огонь и познав, что он горяч, мы произвели в свое время опыт, приоткрывший нам одну из тайн внешнего мира. Но чем более тонким будет производимый нами внешний опыт, тем более дорогую и громоздкую штуку нужно будет для него построить. Точно так же, чем более тонким будет проводимый нами внутренний опыт, тем большая для него потребуется работа над собой. Йогическая практика повышает нашу восприимчивость, постепенно раскрывая для нас мир (точнее, миры) восприятий более тонких, чем те, с которыми мы привыкли иметь дело.
Шарлатаны действительно были всегда; но еще раньше были две рыбы, и одна говорила другой: "Вы слышали? Говорят кто-то вылез на берег и ползает по илу". На что та отвечала: "Во-первых, никакая честная рыба на это неспособна; а во-вторых, к чему это?" Через соответствующее число миллионов лет у потомков рыбы, неизвестно чего ползавшей по илу, лапы начали обрастать перьями и они уже пробовали летать, а родичи двух первых так и остались рыбами.
Сегодня мы, подобно этим двум рыбам, не в состоянии представить значение и последствия йогических опытов, ведь "у Него один день как тысяча лет, а тысяча лет, как один день". Это, словами Бэкона, не плодоносные опыты, с помощью которых достигается сиюминутная польза; это опыты светоносные, обгоняющие практику. Они могут казаться бесполезными даже зорким людям, но это "бесполезность" света, озаряющего мир.
зима 1982-83