А.Шопенгауэр один из тех мыслителей, чьим творчеством предваряется эпоха новейшей, так называемой "неклассической" философии. Его суждения и выводы полны парадоксов, непривычных для "здравого смысла". Например, человек не свободен, поскольку он действует по своей "воле"" удовольствие отрицательно, а страдание положительно; жизнь ошибка, смерть ее исправление. Далее мы увидим, на каких основаниях утверждаются эти парадоксальные тезисы. Тема смерти занимает значительное место в главном сочинении Шопенгауэра, и в этом повороте к данной теме тоже проявляется его отход от предшествующей "классической" философии.
§ 1. Ложность жизни и подлинность не-жизни
В чем же состоит "ложность" жизни и подлинность не-жизни? Человеку, утверждал Шопенгауэр, только кажется, будто жизнь его подлинное существование. В действительности он "вытолкнут в жизнь" единой и бессмертной мировой волей; воля вот что подлинно вечно существует. Она является началом и местом впадения мимолетных индивидуальных существований, т.е. как бы океаном, выбрасывающим и поглощающим отдельные брызги (заметим сходство с учениями о Брахмане и метемпсихозе).
Шопенгауэр ставит "мировую волю" на место, отводившееся философами прежних эпох "мировому разуму", "логосу", "богу", которые якобы управляют миром, обеспечивают по-
рядок и гармонию космоса. Воля фундаментальнее, первичнее всякого разума. Воля сама по себе бессознательна и правит миром независимо от разума, хотя и употребляет человеческий интеллект в свою пользу. В подтверждение этого тезиса Шопенгауэр указывает, что воля действует и там, где ею не руководит познание: например, годовалая птица не имеет представления о яйцах, для которых вьет гнездо, молодой паук еще "не знает" о разбое, для которого уже натягивает паутину.
Каждый человек и его живое тело лишь одно из бесчисленных отдельных воплощений единой воли. Эта временно обособившаяся частичка единой воли "видит себя индивидуумом в каком-то бесконечном и безграничном мире, среди бесчисленных индивидуумов, которые все к чему-то стремятся, страдают, блуждают; и как бы испуганная тяжелым сновидением, спешит она назад к прежней бессознательности"6. Желания индивидуальной воли беспредельны, она непрестанно стремится к счастью, и каждый ее день борьба с нуждой, но земное счастье обманчиво, оно все время ускользает, едва его ухватишь. Жизнь никогда не может дать окончательного удовлетворения желаний, поэтому Шопенгауэр делает вывод, что "жизнь такое предприятие, которое не окупает своих издержек; и это должно отвратить нашу волю от жизни"7. Всякое удовлетворение, удовольствие, счастье имеет отрицательный характер как недолговременное отрицание нужды, нескончаемого потока желаний; страдание же, напротив, положительно как утверждение неизбывности хотений, самой воли.
6 Шопенгауэр А. Избранные
произведения. М.: Просвещение, 1992. С. 63.
7 Там же. С. 64.
В момент страдания человек острее и отчетливее чувствует, что он живой. А чувство удовлетворенности, удовольствия, напротив, усыпляет ощущение жизни.
Когда мы достигаем чего-то приятного, перестаем его ощущать, будто его нет. Удовольствие в наших глазах теряет свою ценность, когда достигаем его, а страдание, наоборот, чем больше его испытываем, тем оно значительнее, т.е. удовольствия и страдания неравновесны; удовольствия (поскольку они становятся "не-существенными") не могут компенсировать страданий. Существенным является именно страдание: существовать значит страдать. Шопенгауэр отсюда заключает: "...Наше существование счастливее всего тогда, когда мы его меньше всего замечаем: отсюда следует то, что лучше было бы совсем не существовать"8.
8 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С.66.
Такой вывод в пользу несуществования может быть сделан только благодаря разуму и рациональному познанию. Однако, придя к такому выводу, мы почему-то не спешим тут же покончить с собой. Почему? Да потому что нами руководит в конечном счете не разум, а неразумная воля к жизни, и она-то не соглашается с этими доводами разума. Познание и воля чужды и враждебны друг другу. Не разумом, но волей обусловлен страх смерти, ведь он свойствен и неразумным животным. Страшит нас не мысль о небытии (не боимся же мы времени, когда нас еще не было), а разрушение организма, именно потому, что организм это сама воля, принявшая вид тела.
Наши страхи перед смертью преувеличены. Смерть, по мнению Шопенгауэра, не тождественна полному исчезновению. Мы не можем не быть. Мы не способны даже конкретно вообразить свое небытие, оно самая неправдоподобная вещь в мире. В нас есть нечто для смерти неразрушимое, но это неразрушимое не индивид, а воля. Воля не возникает и не исчезает, она вечная, т.е. пребывает вне времени. А мы существа конечные, временные и поэтому не можем ясно понять, что она такое. Вечная воля не может быть постигнута временным человеческим интеллектом. Как раз временный интеллект и является смертной стороной человеческого "я", возникающей и исчезающей.
А жизненная сила вся со смертью не исчезает, подобно тому, как не исчезает, например, сила тяготения, двигавшая маятником, когда он перестает качаться, эта сила только перестает проявляться в данном теле.
Смерть прекращает существование индивида, но не пресекается вид (род), которому он принадлежал. Народы продолжают существовать как бессмертные индивидуумы. Шопенгауэр приводит сравнение: "брызги и струи бунтующего водопада сменяются с молниеносной быстротою, между тем как радуга, которая повисла на них, непоколебимая в своем покое, остается чужда этой непрерывной смене..."9 Природа заботится только о сохранении рода, а не индивида.
9 Там же. С. 103.
Исходя из рассуждений о жизни и смерти, А.Шопенгауэр отчетливо формулирует противоположность своего учения традициям предшествующей философии, которую мы называем "классической": "Строгое различение воли от познания, с утверждением примата первой, <...> основная черта моей философии. <...> Ошибка всех философов заключалась в том, что метафизическое, неразрушимое, вечное в человеке они полагали в интеллекте, между тем как на самом деле оно лежит исключительно в воле, которая от первого совершенно отлична и только она первоначальна. <...> Интеллект феномен производный и обусловленный мозгом, и поэтому он вместе с ним начинается и кончается. Воля одна начало обусловливающее <...>. Со смертью, таким образом, погибает сознание, но не то, что породило и поддерживало это сознание <...>"10.
10 Шопенгауэр А. Избранные произведения. М.: Просвещение, 1992. С. 117-118.
Почему же бессмертная воля, пребывающая в нас, страшится смерти? Посредством интеллекта отдельного человека воля осознает себя, как бы видит себя в зеркале сознания. Но конечное сознание индивида показывает ей ее бесконечную сущность несовершенным, искаженным образом. "Отсюда и возникает для воли иллюзия, будто с этим явлением (сознанием. А.Д.) погибает и она, подобно тому как мне кажется, что если разобьют зеркало, в которое я смотрюсь, то вместе с ним рушится и мое изображение в нем <...>"11. Воля испытывает страх, хотя смерти она не подлежит, а то, что действительно смерти подвластно, интеллект как раз и не способно к страхам. "<...> Индивидуальная воля неохотно решается на разлуку со своим интеллектом, который в общем течении природы выпал на ее долю, со своим проводником и стражем, без которого она чувствует себя беспомощной и слепой"12. Ужасы смерти питаются, главным образом, иллюзией, будто "я" исчезнет, а мир останется. На самом деле, утверждает Шопенгауэр, как раз наоборот: исчезает мир, т.е. видимое нашему уму, существующее в нашем представлении, "а сокровенное ядро я, носитель и создатель того субъекта, в чьем представлении мир только и имеет свое существование, остается"13. Немецкий мыслитель полагал, что его учение позволяет наконец снять противоречие между мнением, будто смерть наш конец, и верой в то, что мы все-таки должны быть вечны.
11 Там же. С. 120.
12 Там же. С. 123.
13 Шопенгауэр А. Избранные
произведения. М.: Просвещение, 1992. С. 123.
В рассмотренных выше учениях нетрудно заметить одну общую черту: все они выискивают утешительные доводы, которые должны примирить человека с явлением смерти. В России во второй половине XIX века сформировались учения совсем иной направленности, в которых смерть объявляется врагом рода человеческого, и с нею не может быть никакого примирения.