ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
<<<
ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Приложение к электронной версии
Книга Дэниэла Деннета "Виды сознаний" (Kinds of minds) была написана в 1996 году. Автор – известный американский философ, представитель философии сознания; как у всех американцев, у него имеются элементы аналитической философии (позже выяснится, что начатое в аналитической философии движение на удаление смысла из слов привело англосаксонскую мысль к удалению собственно сознания из сознания). Он ориентирован чисто материалистически, психическое считает производным от телесного (и, естественно, бесконечное – от конечного). Его особенность – сильные мотивы cognitive sciences. Если говорить грубо, то основной пафос когнитивистики, насколько я его понимаю – моделирование сознания на роботах. В философском смысле это вызывает, конечно, много вопросов, в частности, что такое сознание, и его ли, собственно, моделируют. Как философ, Деннет дает на этот вопрос косвенный ответ. Он пытается выстроить эволюционную лестницу сознаний, от примитивных до человеческого. Критерий сознания у него – интенциональность. Он делает следующий ход: объявляет, что не только сознание всегда интенционально (это, хотя и спорное утверждение, за последние 100 лет стало привычным), но и все, что интенционально – сознание. По собственному его мнению, Деннет находится в оппозиции к Декарту (он не согласен с его идеализмом), но не очень далеко уходит от его парадигмы. Как известно, Декарт разделил все сущее двумя критериями на два региона бытия: пространственное и мыслящее. Это нелогично: два критерия могут дать четыре, а не два региона. С этим связано много логических неувязок у Декарта: например, с одной стороны, эмоции имеют природу души (они непространственны), с другой стороны, у животных нет души, поскольку нет мышления (а ведь у них есть эмоции). Более корректно работал Брентано, оставаясь, по существу, в декартовской бинарной парадигме. Интенциональность, которую он предложил, это, в общем, другое название для мыслящей субстанции. Однако она открыта для всего остального психического: эмоций, желаний, намерений и т.п.
Деннет пытается, тоже корректно, проследить возможные выводы из такого подхода. Прежде всего, он очень расширяет понятие интенциональности. Во-первых, все животные интенциональны. Во-вторых, интенциональны клетки и даже молекулы. Интенциональными могут быть неодушевленные физические объекты, обычно парные. Например, интенциональна система "ключ-замок". Интенциональны роботы.
При этом Деннет оставляет возможность более житейского понимания интенциональности. Он приводит следующую мысль: интенциональность не то чтобы намертво характеризует объект. Мы ведь ничего не можем знать о том, есть ли у другого сознание. Интенциональность – это установка на интерпретацию действий другого, которую принимает субъект. Не у объекта есть интенциональность, а у субъекта есть интенциональная установка. У нее есть альтернативы, например, каузальная установка (так мы относимся к неодушевленным объектам мира) и дизайнерская установка (так мы относимся к технике). Для интерпретации поведения живых существ интенциональная установка наиболее удобна. Если переводить идеи Деннета в термины Канта, интенциональность можно было бы, наверное, назвать идеей разума.
Совершенно ясно, что при таком ходе мыслей само сознание тоже становится идей, так сказать, способом отношения. Деннет так и считает. Он пишет, что, поскольку чужое сознание нельзя видеть, наличие его у других, даже людей, можно практически только постулировать, принимать как свою установку. Он приводит языковой критерий: я предполагаю у другого сознание, если я говорю о себе и о нем "мы". Мы не говорим "мы – я и моя машина", "мы – я и моя устрица", но очень часто говорим "мы – я и моя собака". Следовательно, мы предполагаем, что у собак есть сознание.
Дальнейшее рассуждение Деннета таково: если у животных есть сознание, почему не считать, что оно есть у всех? Между животными разница чисто количественная. Он приводит очень интересные аргументы в пользу того, что и растения отличаются от животных тоже только количественно, скоростью изменения. Относительно использования языка (довольно частый критерий сознания, выделяющий человека из царства животных) Деннет считает так: язык – не критерий наличия сознания, а средство, которым оно пользуется для мышления. Впрочем, поскольку Деннет не различает сознание и мышление, у него получается, что мышление пользуется языком, чтобы совершенствовать себя.
Хотелось бы отвлечься и поразмыслить в культурологическом ключе. В одном русле и идеями Деннета движутся и идеи основоположника этологии Конрада Лоренца. Его книги о животных практически представляют их как людей, причем без антропоморфизации, чисто эмпирически (антропоморфизировал животных Сетон-Томпсон). Я бы предположила следующее: сознание нашей культуры, расширяясь, стремится включить в себя другие сознания, постепенно все более отличающееся от него: сначала сознания других культур, а потом животных. Животные стали для нас потенциальными кандидатами на включение в мир интерсубъективности.
Отношение к этому двоякое. С одной стороны, это вызывает одобрение расширением области сострадания. Сам Деннет указывает, что мы эмоционально вовлечены в вопрос, есть ли у другого сознание, поскольку субъект сознания для нас в то же время всегда объект морали. Грубо говоря, если у свиньи нет сознания, я могу ее съесть, а если есть сознание, то съесть ее – убийство. Естественно, в одном русле с культурным процессом вовлечения животных в интерсубъективную область находится возникновение биоэтики, распространение вегетарианства и так далее.
С другой стороны, сама идея сознания при таком подходе разрушается. Деннет мастерски ставит эксперимент по расширению идеи интенциональности и сознания на все живое, затем на многое неживое, и затем – на искусственный интеллект. Сознание становится чисто количественным фактором, его может быть больше или меньше. Происходит полное отождествление сознания и мышления. Это производит, надо признаться, тягостное впечатление.
Одна из глав книги называется "От фототаксиса к метафизике". Она посвящена механизмам нарастания сознания в эволюционном ряду. Эти механизмы принципиально воспроизводимы и на роботах: увеличение памяти, усложнение алгоритмов, извлечение общих законов из частных алгоритмов и так далее. Впрочем, содержание главы опровергает ее название: как раз до метафизики Деннет не доходит. Ему удается дойти только до самых примитивных прагматических построений. Наоборот, всем ходом своего рассуждения он делает метафизику невозможной (а также всю область, так сказать, чистого разума: науку, религию, искусство и так далее), так что остается совершенно непонятно, как получилось, что она все-таки возникла.
Наконец, в конце книги Деннет поднимает вопрос о соотношении сознания и времени. Неожиданно у него звучат мотивы, близкие Хайдеггеру: например, он называет сознание "машиной по производству будущего". Отчасти его построения напоминают Августина и идею distentio animi: чем более дальнее будущее удается предвидеть, тем больше сознание. Необходимость мышления и предвидения будущего он все время объясняет чисто адаптационными запросами (в связи с чем и испытывает непреодолимые затруднения при обосновании метафизики).
Таким образом, Деннет продолжает линию материалистической, физиологической психологии, которая как линия была сформулирована в 19-м веке Сеченовым в его книге "Рефлексы головного мозга". Она была продолжена в середине 20 века бихевиористами, затем в 70-х годах 20-го века обогатилась находками cognitive sciences. Можно сказать, что в этой системе сознание не только в принципе выводимо из примитивных рефлексов (Деннет в качества примера примитивного рефлекса приводит модель фототаксиса у простейшего автомата), но и в самом ближайшем будущем будет выведено из них посредством конструирования робота нового поколения, особо продвинутого в области предвидения будущего. Характерно, что Деннет участвовал в работе группы ученых, которые разрабатывали модели именно таких роботов. В своем рассказе он специально обращает внимание, что этот робот должен быть похож на человека внешне, например, обладать "взглядом", то есть его глаза должны уметь прослеживать движение.
Возвращаясь к началу, следует связать его антропоморфность с принципиальной невозможностью иметь детектор сознания. То есть надо заключить: робот нового типа будет наделяться сознанием, а значит, будет его иметь. В этой связи Деннет не упоминает Витгенштейна, а, однако, нужно полагать: дополнительный аргумент не замедлит явиться из аналитической философии. Ведь вполне серьезным у них считается мнение, что у слов нет ни смыслов, ни ментальных репрезентаций, а есть лишь умение их употреблять. Надо полагать, робот окажется вполне способен овладеть этим умением, и тогда точно станет человеком.
Впрочем, сам Деннет не разделяет мысль, что у слов и высказываний нет смысла. Он считает, что есть, и что автор смысла – тело. Оно же автор большинства оценочных суждений.
Удручающая картина плоского рационализма Деннета на этом заканчивается. Чтобы избежать искушения объявить безнадежными, вместе с Деннетом, всех американцев, я бы хотела привести для сравнения произведение другого американского автора: Дэниел Киз, "Цветы для Элджернона".
Сюжет этого романа нет необходимости пересказывать. Он широко известен. Идея такова: молодой человек, сначала слабоумный, в результате проведенной операции становится сначала умным, затем на какое-то время даже гениальным, затем его интеллект ухудшается (он об этом знает), и в конце концов он становится еще более слабоумным, чем был.
Помимо большого числа мастерских наблюдений, вещь позволяет поставить глобальный вопрос о соотношении сознания и мышления. Вся новоевропейская традиция имеет тенденцию их отождествлять. Это идет от Декарта, более того, к этому в принципе склонялась и античная мысль. Постепенно иррационалистская традиция показывает, что помимо мышления есть еще ряд способов сознательного существования, но каковы они – не всегда ясно. Не совсем ясно, что делать с мышлением, когда его нет. Кьеркегору, например, приходится вводить понятие абсурда. Ницше – понижать уровень сознательности (именно его слова о том, что у тела есть разум, цитирует Деннетт).
Экзистенциализм ставит этот вопрос уже вполне явно. Особенно радикален Ясперс, который находит высшие моменты подлинного существования там, где нет обычного мышления: в пограничных ситуациях или в мистическом опыте. Хайдеггер проводит, в общем, ту же мысль. Он называет сознание без обычного мышления "просвет бытия".
Д.Киз близок к экзистенциальной постановке вопроса, он разводит сознание и мышление. У героя романа "Цветы для Элджернона" было в разные моменты разное мышление – идиота и гения – но что-то в его сознании оставалось все время непрерывным и человеческим. Особенно мастерски Киз показывает это во второй части, когда герой теряет способность мышления и сам наблюдает за этим как бы со стороны. С этим же перекликаются слова, которые произнес перед смертью Ясперс (это было после нескольких инсультов): "В голове у меня уже нет ничего, но я по-прежнему существую с удовольствием" (см. его биографию, написанную Х.Занером).
Мне кажется, сознание не то же, что мышление. Их, конечно, многое объединяет, например, непространственность и большое влияние на дазайн. Но у них много разного. Например, у них разное отношение к будущему. Я даже не уверена, что сознание можно определять как интенциональность, поскольку возможны, по-видимому, неинтенциональные состояния сознания (например, техники медитации, состояния без субъект-объектного разделения и т.п.) Мышление в них отсутствует, но сознание есть. Состояние мышления (как, по-моему, даже и интенциональные состояния) – это состояния, выражаясь терминами Хайдеггера, "падения". Тем более "падением" является обращенность сознания к будущему, у Деннетта необходимая.
Что и откуда падает? Этот вопрос, конечно, уже выходит за рамки данной работы. Говоря по-кантиански, нам это вряд ли может быть известно, но в той мере, в какой ответ уже был дан, душа падает в тело. По этому вопросу следует отослать к орфической, неоплатонистской и религиозной философии.