ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Из надписей явствует, что верховный жрец Кибелы в Пессинунте и в Риме часто звался Аттисом. Это дает основание предположить, что на ежегодном празднике он выступал в роли своего тезки, легендарного Аттиса. В Кровавый день он, как мы видели, надрезал себе руку (вероятно, в память о самоубийстве Аттиса под сосной). Это не противоречит тому, что Аттис на этих обрядах также был представлен своими изображениями. Во многих случаях в роли божества живого человека сменяет статуя, которую позднее сжигают или уничтожают каким-то другим способом. Может быть, позволительно сделать еще один шаг и предположить, что во Фригии и в других местах инсценировка убийства жреца, сопровождаемая пролитием крови, пришла на смену принесению человеческих жертв.
Отзвук того, какой смертью умирали древние представители божества, дошел до нас в знаменитой легенде о фригийском селене сатире Марсии. По другим данным, он был пастухом, услаждавшим слух игрой на флейте. Друг Кибелы, он странствовал по стране с печальной богиней, чтобы утешить ее в горе по случаю безвременной кончины Аттиса. Жители фригийского города Селены приписывали Марсию сочинение арии Матери, мелодии для флейты в честь Великой Потери. гордый своим искусством, сатир вызвал Аполлона на музыкальное состязание, во время которого сам он играл на флейте, а Аполлон – на лире. Потерпевшего поражение Марсия привязали к сосне, и победитель Аполлон (по другим сведениям, раб-скиф) содрал с него кожу или четвертовал. Уже в историческое время в Семенах можно было видеть шкуру Марсия. Она висела в пещере у подножия крепости, из которой стремительным, шумным потоком низвергался ручей Марсий, впадая в реку Меандр. Точно так же срывается с круч Ливана река Адонис, и голубой Ибриз хрустальными потоками низвергается с бурых скал Тавра, а поток, который ныне шумит глубоко под землей, когда-то на миг пробивался из темноты к слабому свету Корикской пещеры. В древности люди видели в этих мощных источниках перст божий, благостный символ плодородия и жизни и на берегах стремительной реки под мелодичное звучание ниспадающей воды поклонялись богу. Если верить преданию, подвешенный в своей селенской пещере сатир Марсий и после смерти продолжал чувствовать музыкальную гармонию – шкура мертвого сатира трепетала при звуках родных фригийских напевов, но оставалась безразличной и недвижимой, когда музыкант заводил пеан во славу Аполлона.
Как не распознать родство фригийского сатира или пастуха Марсия, удостоенного дружбой Кибелы, искусного в ее культовой музыке, умершего насильственной смертью на священном дереве богини, с любимым пастухом Кибелы Аттисом, играющим на флейте, нашедшим смерть под сосной и на ежегодных праздниках олицетворяемым фигуркой, подвешиваемой на сосне? Вероятно, в глубокой древности жреца по имени Аттис, разыгрывавшего роль этого бога на весенних праздниках Кибелы, вешали на священном дереве (или убивали каким-то другим способом), а в позднейшие времена этот варварский обычай выродился в известную нам форму: жрец ограничивается тем, что надрезает себе руку, а к стволу вместо него привязывают куклу. В жертву через повешение на священных деревьях приносили людей и животных в священной роще в Упсале. Смерти через повешение регулярно предавали человеческие жертвы, посвященные богу Одину. Впрочем, иногда повешение сочеталось с закапыванием: человека сначала вздергивали на дереве или на виселице, а потом наносили ему удар копьем. По этой причине Одина звали богом виселиц или богом висельников я изображали сидящим под виселицей. Известно даже, что через повешение его принесли в жертву самому себе, как явствует из таинственных стихов "Гавамалы", в которых Один описывает то, как он приобрел божественную силу путем изучения магических рун:
Итак, на дереве, колеблемом ветрами,
Девять ночей висел я, посвященный
Одину, чьим копьем я был поранен –
Сам самому себе.
Багобо, жители одного из Филиппинских островов – Минданао, тем же способом каждый год приносили человеческие жертвы, чтобы собрать хороший урожай. Багобо знали, что в начале декабря, когда созвездие Орион появлялось на небе в семь часов вечера, наступало время расчистки полон под посевы и принесения в жертву раба. Жертву могущественным духам приносили в уплату за хорошую погоду в прошедшем году и в залог их благосклонности в наступающем сезоне. В лесу жертву подводили к большому дереву и с вытянутыми над головой руками привязывали спиной к дереву (точно в такси позе античные художники изображали Марсия висящим на роковом дереве). Жертву при подвешивании за руки закалывали ударом копья. После этого тело рассекали по пояснице на две части: верхняя часть некоторое время продолжала раскачиваться на дереве, а нижняя валялась на земле в луже крови. В конце концов обе части тела бросали в неглубокую яму рядом с деревом. Перед этим всякий желающий мог отрезать от трупа кусок мяса или прядь волос и унести их на могилу кого-нибудь из своих родственников, чье тело пожирал вампир (a qhoul). Привлеченный свежим трупным запахом, вампир оставлял разлагающееся тело в покое. Жертвы продолжали приносить в начале XX века.
В Греции изображение самой великой Артемиды вешали в священной роще в Кондилее, в Аркадских горах, где за ней закрепился эпитет "повешенная". Следы такого рода обрядовости можно обнаружить даже в знаменитейшем эффесском святилище богини; мы имеем в виду предание о повесившейся женщине, которую сострадательная Артемида обрядила в свои собственные божественные одежды и назвала Гекатой. В городе Мелите, во Фтии, также бытовало предание о повесившейся девушке по имени Аспалида, бывшей, видимо, не более как местной разновидностью Артемиды. Тело девушки после смерти отыскать не удалось, но ее статуя оказалась стоящей рядом со статуей Артемиды; жители Мелиты дали ей прозвище Hecaerge – "далекоразящая" (один из ходовых эпитетов Артемиды). Каждый год девушки приносили в жертву статуе повешенного козленка. Эта жертва, может быть, пришла на смену обычаю вешать статую или человека, представителя Артемиды. На острове Родос Елене Прекрасной поклонялись как Елене Древесной, потому что-де царица острова приказала своим служанкам, превратившимся в фурий, повесить ее на ветке дерева. Существование человеческих жертвоприношений у азиатских греков засвидетельствовано троянскими монетами, на которых изображен висящий на дереве бык или корова: человек, сидящий среди ветвей или на спине животного, закалывает его ножом. В Иераполисе, прежде чем сжечь принесенных в жертву людей, их подвешивали на деревьях. Имея эти греческие и скандинавские параллели перед глазами, мы едва ли решимся отбросить за негодностью гипотезу, согласно которой во Фригии человекобога каждый год вешали на дереве, священном, но роковом.