ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Согласно древней буддийской традиции, человеческая личность описывается как комбинация пяти групп, или скандх, взаимосвязанных функций, перечисляемых в порядке возрастания их тонкости и определяемых следующим образом:
В личности Будды каждая скандха трансформирована в некоторый аспект просветленного сознания. Так, принцип формы или телесности больше не ограничен физическим телом, но охватывает весь универсум в целом, из которого оно возникло и который отражается в структуре, органах и функциях человеческого тела и особенно в зеркалоподобном качестве полностью утихомиренного сознания. Здесь просветленный ум постигает "Мудрость Великого Зеркала" (махардарша-джняна), в которой формы всех вещей потенциально присутствуют и распознаются согласно своей природе как представители Великой Пустоты.
Принцип ощущения, вместо привязки к эго и заботы только о благополучии индивидуума или о чисто личных предпочтениях и отвращениях, расширяется до всесочувствующего ощущения солидарности со всеми чувствующими существами, до распознания того великого единства жизни, из которого вырастает Мудрость Равенства (самата-джняна). В силу этого любовь освобождается от чувства обладания и сострадания из снисхождения. Это та мудрость, которая открывает нам доступ к более Великой Жизни.
Принцип восприятия более не связан с интеллектуальными или концептуальными разграничениями или просто с чувственными восприятиями, но превращается в спонтанное внутреннее видение и духовное распознавание в практике медитации и таким образом становится Различающей Мудростью (пратьявекшана-джняна). Здесь дифференциацию видят на фоне единства и в связи со всеми конкретными ситуациями жизни и индивидуальности. Если Мудрость Равенства подчеркивала сущностное единство жизни, то Различающая Мудрость учит нас уважать различия и уникальность каждого индивидуума и каждой ситуации, в которой мы оказываемся.
На основе этих трех предыдущих Мудростей принцип волепроявления превращается в Мудрость, Которая Свершает Всякую Работу (критьянустхана-джняна), потому что он выливается в деятельность без деятеля, т.е. деятельность, которая не привязана к эго или обусловлена эго и поэтому является "свободной от кармы". Это деятельность, которая проистекает из силы, коренящейся в сознании более глубоком, чем наши индивидуализированные намерения; спонтанная деятельность, которая выражает наше существо во всей его целостности.
Именно на этот род деятельности указывает Лао-цзы, когда говорит:
"Действие без замысла, занятость без озабоченности, нахождение великого в малом и многого в немногом, воздаяние добром за причиненный вред, превращение легкого в трудное и овладение большими делами с самого начала – вот метод Дао".
Эта целостность нашего существа сознает самое себя благодаря универсальности просветленного сознания, в силу которой ограниченная и лишь координирующая способность среднего человеческого ума (посредством которой мы осознаем прошлые и настоящие объекты, время и будущие возможности и самих себя как индивидуумов в потоке событий и изменяющихся условий) трансформируется в сознавание более высокого измерения реальности – закона (дхармы), который правит всеми явлениями жизни во всем универсуме: в Мудрость Дхармической Сферы (дхармадхату-джняна). Таким образом, каждая из скандх, которая для среднего человека может быть источником ошибок и порабощающей привязанности, изменяется в инструмент избавления. Если мы не заметим этот важный факт, то упустим самую существенную весть действительного опыта Будды в этом нашем мире; ибо он самой своей жизнью продемонстрировал, что человеческое существо способно достичь возвышенного состояния Буддоподобности. Его достижение дало начало могущественному и далеко идущему символу и вдохновило некоторые величайшие цивилизации человеческой истории; оно пережило временной промежуток в два с половиной тысячелетия, не потеряв своей всеобщей привлекательности и значения для нашего времени. Фактически созерцание и постижение этого глубоко архетипического символа завершенного и просветленного человека, в котором универсум отразился и воссоздался в форме, доступной нашему опыту, само по себе является путем и ключом, который разрешает все проблемы и тайны нашего человеческого существования: "Целью является путь!" Именно здесь Тантры и все мастера медитации, от ранних Йогачаринов до последователей Чань и Дзэн, покинули путь вербализации и интеллектуализации, чтобы вновь испытать целостность человека и его сущностную однородность с универсумом, в котором он живет. Эта однородность является не тождеством или безоговорочной идентичностью, но органической связью, в которой дифференциация и уникальность функционирования столь же важны, сколь и упомянутое окончательное, или основное, единство.
Индивидуальность и универсальность – не взаимоисключающие величины, но две стороны одной и той же реальности, компенсирующие, завершающие и дополняющие друг друга и становящиеся одним в опыте просветления. Этот опыт не растворяет ум в аморфном Все, но скорее приносит постижение, что индивидуум сам содержит целостность, сосредоточенную в самой его сердцевине. Таким образом, мир, который до сих пор воспринимался как внешняя реальность, сливается или интегрируется с просветленным умом в момент постижения универсальности сознания. Это окончательный момент избавления от помех и оков неведения и иллюзии.
Наше сравнение окончательного опыта избавления с "каплей, которая вливается в сияющее море", показывает, что нами все еще владеют грубые аналогии, основанные на количественных величинах вместо качественных. Было бы более подходящим – хотя это и парадоксально с точки зрения трехмерной логики – сказать, что "море вливается в сияющую каплю"*.
* В "Божественной симфонии" Инаят Хана мы находим интересную параллель к этой мысли. Он говорит: "Когда я открываю свои глаза на внешний мир, я ощущаю себя, как капля в океане; но когда я закрываю свои глаза и гляжу внутрь, я вижу всю вселенную как пузырек, появляющийся в океане моего сердца". (Я признателен Петеру Веснику, который обратил мое внимание на это прекрасное и значительное высказывание).
Капля качественно не отличается от моря. Все океаны, покрывающие землю, если посмотреть на них с расстояния солнца, покажутся не более чем каплей в безбрежном космосе; и капля с точки зрения содержащегося в ней микроорганизма так же обширна, как океан.
Демонстрация универсальности человека и его способности достичь самопостижения в высшем опыте просветления на прямом пути медитации, без вмешательства богов, жрецов и священных ритуалов – вот что Будда дал миру и что стало самой сутью Буддизма, независимо от различий, порожденных сектами, философскими школами, схоластическими традициями, расовыми или лингвистическими влияниями.
Однако медитация имеет отношение не только к уму, но и ко всему человеческому существу, включая его телесные функции и деятельность. Следовательно, первый шаг по направлению к медитации состоит в уяснении ситуации, в которой мы находимся. Медитация означает много вещей: она означает поворот вовнутрь; она означает спокойное наблюдение, рефлексию и осознание самого себя; медитировать – значит сознавать сознание, стать беспристрастным наблюдателем потока меняющихся мыслей, ощущений, влечений и видений, до тех пор пока мы не распознаем их природу и их источник. Последнее является главной характерной чертой практики Сатипаттхана в Буддизме Тхеравады.
Но это только первые шаги медитации. На более продвинутых стадиях мы меняем роль более или менее интеллектуального наблюдателя на роль переживающего более глубокую реальность, а именно – вневременной и универсальный источник всех феноменов, которые мы наблюдали при созерцании нашего потока сознания и даже простейших телесных функций, например процесса дыхания. Дыхание само по себе может быть предметом медитации, потому что оно вскрывает саму природу жизни в своем ритмичном движении вовнутрь и наружу, в своем непрерывном процессе получения и отдавания, впускания и выпускания, глубокой связи между внутренним и внешним миром, индивидуумом и универсумом.
Однако между и вне этих чередующихся движений, так сказать, в точке поворота между ними, имеется момент покоя, в который внутренний и внешний миры совпадают и становятся одним; нет ничего, что можно было бы назвать "внешним" и "внутренним". Этот момент в который время останавливается, потому что он лишен всех признаков времени, пространства и движения, но тем не менее полон бесконечного множества потенциальных возможностей, представляет состояние чистого "бытия", или "естьности", которое мы можем выразить только термином "шуньята", указывающим на изначальную основу, из которой все исходит. Это вневременной момент перед творением или, если смотреть на него с точки зрения индивидуума, момент чистой восприимчивости, который предшествует всякой творческой деятельности.
Это первое движение в великой симфонической мандале, или магическом круге, в котором наш внутренний мир выявляется в звуке и свете, цвете и форме, мысли и видении, ритме и гармонической координации, видимом символе и медитационном опыте. Это первое движение, выражение которого может принять как музыкальную, так и духовную и эмоциональную форму, соответствует первой глубокой медитационной установке или опыту, а именно – "Мудрости Великого Зеркала".
В свете этой зеркалоподобной мудрости вещи освобождаются от своей "вещности", своей изоляции, не лишаясь своей формы; они лишаются своей материальности (подобно отражениям в зеркале, о которых нельзя сказать, что они внутри или вне зеркала), но при этом не растворяются. Творческий принцип ума, находящийся в глубине каждой формы и материальности, распознается как активная сторона Универсального Сознания (алая-виджняна), на поверхности которого формы возникают и пропадают, как волны на поверхности океана; последний, когда он спокоен, отражает чистую пустоту пространства и чистый свет неба (два аспекта шуньяты).
Хуэй-нэн, Шестой Патриарх Школы Чань, однажды сказал: "Когда я говорю о пустоте, не думайте, что я имею в виду вакуум... Безграничная пустота вселенной может содержать мириады вещей различных очертаний и форм, таких, как солнце, луна и звезды, а также миры... небесные планы и преисподние, большие океаны и все горы... Пространство вбирает все эти вещи, и то же делает пустота вашей природы. Мы говорим, что Сущность Ума велика, потому что она охватывает все вещи, так как все вещи находятся внутри нашей природы".
Раз шуньята показывает несубстанциональность мира и взаимосвязанность всех существ и вещей, то наилучшим словом для описания ее смысла будет слово "прозрачность". Это слово позволяет избежать ловушек голого отрицания и заменяет понятие субстанции, сопротивления, непроницаемости, ограниченности и материальности чем-то таким, что можно испытать и что тесно связано с понятиями пространства и света. Прозрачность сотворенного умом тела, ваджра-кайи, или "Алмазного Тела", визуализируемого в тантрической медитации, символизирует шуньяту в видимой форме и тем самым подкрепляет вышеупомянутую интерпретацию. Здесь "форма" больше не противопоставлена пространству, но форма и пространство проникают друг в друга в световой и динамической игре света и цвета.
Концепция дзидзи-му-гэ (япон.; буквально "каждая вещь не препятствие") имеет свой исток в этом взаимодействии формы и пустоты, или формы и пространства, которые воспринимаются при постижении окончательной прозрачности мира – мира как феномена сознания. Без сознания нет ни формы, ни сопутствующего ей представления о пустоте. Сознание предопределяет мир, в котором мы живем, или частный аспект, под которым универсум является нам. Сам по себе он ни то, ни это; он – шуньята.
Таким образом, Зеркалоподобная Мудрость отражает с безучастностью зеркала природу всех вещей и нас самих, оставаясь незатронутой теми образами, которые она отражает. Это позиция безучастного наблюдателя, чистое, спонтанное сознавание, которое в Дзэн Буддизме называется сатори или кэнсе – "глядение в свою собственную природу".
Распознав свою собственную природу как шуньяту, мы постигаем, что она не отличается от сущностной природы всех живых существ. Это есть "Уравнивающая Мудрость", или "Мудрость Равенства", в которой мы от холодной и бесстрастной позиции наблюдателя поворачиваемся к теплому человеческому ощущению всеохватывающей любви и сочувствия ко всему живому. В "Дхаммападе" это существенное качество, наряду с другими, было сделано краеугольным камнем буддийской этики, когда говорится, что "сделав себя равным с другими" или "распознав себя в других", человек должен воздерживаться от причинения вреда другим. Это показывает, что сочувствие в Буддизме основано не на моральном или умственном превосходстве, с неизбежно вытекающей из него позицией снисхождения, а на ощущении одинаковости, таком, какое мать испытывает к своему ребенку.
Однако если это ощущение остается привязанным к эмоциональному плану, оно может привести лишь к сентиментальной и односторонней позиции, в которой индивидуум лишается чувства ответственности. Тогда он может стать неспособным на деятельность и различение в мире, который является не просто однородной массой, а органическим целым, в котором дифференциация является таким же выражением реальности, как и однородность, и форма является такой же важной, как и пустота, – оба эти аспекта зависят друг от друга и обусловливают друг друга, как свет и тень.
Таким образом, мы приходим к "третьему движению" медитационного опыта, в котором мы не связаны ни с конкретными существами, ни с материальными вещами. Здесь дифференциация и единство, форма и пустота, чистый свет и бесконечные модуляции цвета открываются в бесконечной взаимосвязи, не теряя своих отличительных качеств и индивидуального выражения. Это есть "Различающая Мудрость", в которой наш обыденный ум, наш различающий, судящий интеллект превращается в интуитивное сознание, внутреннее видение, в котором "специальные и общие характеристики всех вещей становятся ясно видны без помех" (асанга, т.е. спонтанно), и в котором наступает раскрытие различных духовных способностей.
Благодаря этой мудрости функционирование группы различающих процессов, которое мы резюмируем под общим наименованием "восприятие" (санджня-скандха), обращается вовнутрь и становится трансформированным и интенсифицированным в творческое внутреннее видение (дхьяна). Такое видение выходит за пределы обычного чувственного сознавания, трансцендирует его, и в этом смысле может быть названо запредельным, "трансцендентальным". Это видение, в котором становятся очевидными индивидуальные характеристики всех феноменов и их общие и универсальные связи. Эту мудрость символизирует трансцендентальный Дхьяни-Будда Амитабха, Будда Бесконечного Света, который изображается в жесте медитации (дхьяна-мудра). "Четвертое движение" медитационного опыта относится к сфере деятельности и волевого могущества и представляет собой "Всесовершающую Мудрость", "Мудрость, Которая Совершает Все Работы". Здесь волепроявление и его созидательные тенденции (санскара-скандха) трансформируется в неэгоистическую, "свободную от кармы" деятельность, в жизни, посвященной достижению просветления, движимой сочувствием и основанной на понимании как индивидуального, так и универсального аспекта жизни и феноменов, испытанных в ходе предыдущих движений. В Виджняптиматра-Сиддхи-Шастре сказано, что "эта разновидность сознания проявляется ради принесения пользы всем живым существам... в трех видах трансформированной деятельности", а именно: деятельности посредством тела, речи и ума, "согласно обету". Этот обет есть обет Бодхисаттвы, "телом" которого является универсум (дхарма-кая), "речью" – мантрическое слово, слово истины и могущества, а "умом" – универсальное сознание.
Каждое из четырех движений медитационного опыта символизируется определенным жестом (мудра) одного из четырех соответствующих Дхьяни-Будд, которые символизируют эти состояния медитационного опыта и группируются вокруг фигуры центрального Дхьяни-Будды, в котором эти четыре движения интегрируются. Таким образом эти пять Будд образуют мандалу – священный круг, в котором каждый из них занимает определенное место, отвечающее последовательности движений и духовной позиции, которая выражается положением их рук.
Движение или положение наших рук имеет большое значение для нашей умственной или эмоциональной позиции (установки). Поэтому санскритское слово "мудра" означает гораздо больше, чем случайный жест рук; оно означает спонтанное выражение нашего глубинного сознания, хотя мы можем и не сознавать его. Это "клеймо" или видимый отпечаток нашего ума, характеризующий течение и направление нашего сознания.
Главные мудры, которые можно увидеть на изображениях Будд, не только основаны на общепринятом условном коде, который был бы действителен только в рамках определенной традиции и в среде данного культурного или расового окружения, но и имеют характер, который абсолютно все могут понять и принять. Они основаны на знании и опыте общечеловеческой психологии.
Ладони рук всегда считались важными центрами психической энергии, стоящими на втором месте после главных центров, расположенных в мозгу, горле, сердце, пупке и органах воспроизведения, в которых эта энергия обычно накапливается и трансформируется в соответствии с различными уровнями сознательной, подсознательной и бессознательной деятельности. Все это можно поднять на план духовного осознания в процессе пробуждения и интеграции деятельности этих чакр путем медитации и специальных йогических упражнений.
Если главные центры тела, связанные посредством спинномозгового нервного канала – оси нашего психосоматического организма – гармонизированы и интегрированы, то вторичные центры, такие, как центры ладоней, становятся способными излучать фокусированную энергию и посылать и передавать сознательные силы в наше непосредственное окружение, особенно в любые предметы или живые существа, с которыми они вступают в контакт.
Опыт могущества этой передачи лежит в основе всех ритуальных жестов благословения. Он находит свое наиболее яркое выражение в практике возложения рук, которая известна на протяжении тысячелетий и приносит очевидные результаты – исцеление умственных и физических недугов. Само собой разумеется, эту силу могут генерировать только те люди, которые достигли высокой степени духовной или психической интеграции. Только человек, который сам стал "цельным", может исцелять других. По этой причине способность исцеления или дар благословления приписывается только святым и просветленным.
Однако это не уменьшает важности этих вторичных центров психической энергии даже для менее развитых индивидуумов. В молитвенном жесте, когда руки поднимают и складывают вместе, так что ладони почти соприкасаются, в то время как пальцы вытянуты вверх и касаются друг друга, энергии, эманирующие из центров ладоней, усиливаются и переходят из одной ладони в другую, образуя замкнутую цепь индивидуальных сил, текущих в направлении наивысшего супраиндивидуального центра, в котором потенциально обитает индивидуальное сознание*. Молитва – первый шаг к его пробуждению.
* С этим естественным жестом молитвы, показанным в многочисленных древних изображениях и скульптурах различных религий, контрастирует другой жест, в котором пальцы переплетены таким образом, что кажется, будто молящийся человек охвачен ощущением беспомощности и отчаяния или стремится чего-то достичь чистым усилием воли. Знаменательно, что этот жест, который, по-видимому, был неизвестен или не пользовался успехом в эпоху раннего или средневекового христианства и даже в эпоху Возрождения, теперь, кажется, является общепринятым в западных странах. Не отражает ли это напряженную или даже стесненную позицию западного человека? Молитва – это акт открытия самого себя универсальным силам, находящимся внутри или вне нас. Она имеет опору в сердечном центре, где рождаются наши глубочайшие эмоции – такие, как любовь, вера, сочувствие. Поэтому при молитве руки поднимают на уровень этого центра и указуют ими вверх, как бы желая подкрепить или выразить наше устремление и предание себя универсальному духу. Это означает, что мы предаем себя не чему-то внешнему, но скорее чему-то такому, что уже присутствует в сокровенных глубинах нашего существа, хотя пока еще спит и не осуществлено.
Однако поскольку есть и всегда были Просветленные, которые осуществили эту универсальность, мы можем выразить свое почтение им, поднимая сложенные вместе руки ко лбу или над макушкой головы в знак приветствия или признания их высочайшего достижения, которое мы тоже надеемся осуществить путем пробуждения и активизации этих высших центров. Эта форма приветствия является общей чертой ритуальных поклонений, практикуемых на всем Востоке, причем она часто сопровождается простиранием ниц, во время которого лоб касается земли. В то же время оно является упражнением в смирении, которое жителям Запада часто оказывается трудно выполнить. Оно наносит урон их гордости, их тщеславию, их эго или их ложному чувству достоинства. В действительности же касание земли наивысшим центром сознания является актом смирения. Оно также символизирует тот факт, что наивысшее сознание должно низойти в глубину материального существования, что "наинизшее" и "наивысшее" взаимозаменяемы, будучи по сути одно, но различаясь по своему выявлению или функции, и что сама "земля" является основой, утробой и кормилицей для раскрытия и осуществления духа.
Первым жестом Будды под Деревом Просветления было касание земли (бхумиспарша-мудра), призывание земли в свидетели. Земля здесь означает совокупность всего его прошлого, которое старо как мир, в котором он выполнял бесчисленные акты отречения, давшие ему право на его нынешнее положение и позволившие ему достичь просветления.
Земля является также символом совокупности всего того, что стало, что приняло конкретную, осязаемую форму, как материализованное прошлое, прошлое не только одного, но и всех существ, живущих в этом мире, которые должны принять этот мир в его нынешнем аспекте как прочный базис и отправную точку для своего дальнейшего развития или своего конечного избавления.
Если мы не взглянем в лицо этому прошлому и не распознаем его как мир, в котором мы живем, то мы не сможем освободиться от его рабства, становящегося тем сильнее, чем больше мы пытаемся отвергнуть его. Мы освобождаемся не благодаря пониманию и принятию вещей такими, каковы они есть, в их истинной природе. Это первый аспект медитации, который символизирует Дхьяни-Будда Акшобхья: чистое сознавание вещей, каковы они есть, – сознавание, сознающее их и самое себя.
Именно здесь океан сознания сознает самое себя, отражая все вещи, как в зеркале, без привязанности и без отвращения, без различения или суждения, а лишь вбирая в себя целостность всего, что внутри и вне нас, целостность нашего прошлого и нашего настоящего, так как оно представляется нашему духовному взору. Это – Мудрость Великого Зеркала.
Таким образом, успокоение ума – первый шаг медитации, а это успокоение возможно только в том случае, если мы распознаем твердую почву нашего нынешнего положения и мир, в котором мы живем. Мы сотворили этот мир посредством нашего прошлого, поскольку оно определяет то, что наши чувства способны воспринять и испытать. Таким образом, прикасание к земле есть распознание нашего прошлого в зеркале нашего нынешнего сознания, и чем тверже мы опираемся на эту "землю", тем лучше мы сможем отразить свет "небес" – универсальность ума.
Ладонь руки, касающейся земли, повернута внутрь и поэтому находится в связи с нашим внутренним центром. Ладонь, повернутая наружу, устанавливает коммуникацию с другими. Она показывает нашу открытость по отношению к другим и указывает на истечение психических сил наружу. Например, жест благословения будет немыслим, если к благословляемому предмету или человеку ладонь повернута тыльной стороной. При возложении рук ладонь кладут на голову человека, получающего благословение, потому что считается, что психическая сила исходит именно из ладоней.
Следовательно, жест прикосновения к земле с ладонью, обращенной наружу, отвечает совершенно противоположной позиции сознания, а именно, смене позиции холодного, отрешенного и безучастного "объективного" наблюдателя на теплое, глубоко заботливое отношение человека, который не только понимает и признает единство всей жизни, но и ощущает свою причастность ко всем ее формам, делит с другими существами их горести и радости и тем самым посылает свою любовь и сочувствие всем существам.
Такова была позиция Будды после его просветления, когда вместо того, чтобы самому наслаждаться блаженством освобождения и войти в финальное состояние паринирваны, он вернулся в мир и снова принял на себя все его страдания, чтобы разделить свое великое видение и свое избавляющее знание со своими собратьями-существами. Таким образом, он не только дал миру свое учение, но и отдал самого себя, всю свою жизнь. Это символизирует жест давания (дана-мудра), который выражает Мудрость Равенства, или сущностное единство всей жизни, воплощенное в форме Дхьяни-Будды Ратнасамбхавы, правая рука которого вытянута вдоль колена, а ее ладонь повернута наружу и кончики пальцев едва касаются земли.
Наиболее общую медитационную позицию, в которую вовлечены все уровни ума, символизирует Дхьяни-Будда Амитабха, Будда Бесконечного Света, он воплощает Мудрость Различающего Внутреннего Видения. Обе его руки с ладонями, повернутыми вверх, покоятся на подошвах его ног, обращенных кверху, причем активная правая рука – на пассивной левой руке. Обращенные вверх ладони, характерные для этого жеста медитации (дхьяна-мудра), означают восприимчивость по отношению к вечным качествам и силам универсума. Ладони похожи на открытые чаши, готовые воспринять дары небес. В этом жесте тело находится в состоянии совершенной симметрии, полностью централизовано, уравновешено и расслаблено.
Только из этой центрированной и расслабленной позиции может родиться спонтанное и неэгоистическое действие. Это символизирует Дхьяни-Будда Амогхасиддхи, он воплощает Мудрость, Которая Свершает Все Работы. Его правая рука, ладонь которой обращена наружу, а пальцы вытянуты вверх, поднята до высоты плеч в жесте бесстрашия (абхая-мудра), уверенности и благословения. Амогхасиддхи – это воплощение той наивысшей свободы, с которой Просветленный движется в этом мире, не творя новых кармических уз своими действиями, потому что они мотивированы неэгоистической любовью и сочувствием.
Пассивная левая рука всех четырех вышеупомянутых Дхьяни-Будд покоится на колене, а ее ладонь повернута вверх в открытой, воспринимающей позиции, потому что наша сущностная, хотя и бессознательная, связь с универсумом или с соответствующими ему силами внутри нас одна и та же для всех стадий медитации. Кроме направления ладоней, мы должны принять во внимание три плана, или уровня, этих жестов. Первые две мудры относятся к нижнему уровню, что символизирует "человека", в котором соединяются "небо" и "земля". Четвертый жест относится к универсальному уровню, где мудрость превращается в духовную деятельность.
На этом уровне находится также пятый жест, относящийся к Будде, находящемуся в центре мандалы – Вайрочане, Сияющему который представляет собой Универсальный закон – итог Четырех Мудростей. Его жест называется "Приведение в движение Колеса Закона" (дхармачакра-мудра). В этом жесте обе руки находятся в активном положении на уровне сердечного центра, левая рука повернута внутрь, правая наружу. Таким образом внутренний мир и внешний мир объединяются в предельном постижении и в изначальном состоянии универсальности.
Из вышеизложенного становится ясно, что место Дхьяни-Будд в мандале не только связано с пространственным размещением и их взаимосвязями, но также указывает на последовательность во времени, развитие и раскрытие духовных качеств в процессе медитации, что охватывает человеческое сознание в целом и все его способности, на которые указывают пять скандх.
Мандала подобна карте внутреннего мира, который мы хотим исследовать и постигнуть во время медитации, этого великого путешествия. Но как карта ничего не говорит тому, кто незнаком с ее условными символами или географическими названиями и обозначениями, также и мандала может ничего не значить для людей, не имеющих никакого представления о традиции и символике, лежащей в ее основе. Как для чтения книги мы должны обладать знанием языка и алфавита, точно так же для чтения и понимания вести мандалы мы должны знать язык символов и цветов. Но люди сегодня говорят, собирают и изготовляют мандалы и смотрят на них лишь как на эстетические композиции или декорации или как на магические приспособления для индуцирования состояний медитационного транса. Они не в состоянии понять, что мандалы имеют точный смысл и что каждая деталь в них имеет значение и не зависит от произвола или прихоти художника, но является результатом многовекового медитационного опыта и условного языка символов, такого же точного, как язык математических формул, где значение формулы зависит не только от входящих в нее знаков, но и от их положения в формуле.
Даже обычная географическая карта предполагает знание того, что, например, синий цвет обозначает моря и озера, линии рек, черные или красные линии – шоссе и железные дороги, зеленый – низменности, коричневый разных оттенков – горы разной высоты и т.д. Но даже эти указания будут иметь мало пользы для наблюдателя, если карта не ориентирована в соответствии с четырьмя сторонами света. Если мы не знаем, что север находится вверху карты, юг – внизу, восток справа и запад слева, то мы не сможем определить по карте нужное направление.
То же относится и к мандале. Но если человек считает само собою разумеющимся, что мандала ориентирована подобно географической карте, он упустит смысл и перепутает временную последовательность ее деталей. Север, юг, восток и запад в мандале указывают не на пространственные направления, а на движение во внутреннем пространстве медитационного опыта. И это движение, подобно ходу солнца, начинается на востоке. Следовательно, вход в мандалу находится с ее восточной стороны, со стороны восхода солнца, иначе говоря, там, откуда начинается медитационный опыт. Так как мандала первоначально чертилась или составлялась на земле перед медитирующим, то вход в нее располагался в ближайшей к нему точке, которая поэтому называлась востоком, а поскольку движение от нее происходило по часовой стрелке, по ходу солнца, то левая сторона мандалы называлась югом, правая – севером, а самая удаленная точка, противоположная медитирующему, – западом. Если такая мандала изображалась на танке и висела на стене как географическая карта, то вверху находился запад, а не север, а внизу восток, а не юг. В этом отношении люди часто заблуждались и изображали мандалы неправильно, поэтому следует подчеркнуть этот момент со всей возможной ясностью.
Прототипом всех мандал является большая Ступа в Санчи – массивный курган, в котором были погребены останки исторического Будды Шакьямуни. Ступа окружена монументальной каменной оградой с вратами (торана), которые открываются на все четыре стороны света. Акцент на четырех открытых вратах, символизирующих универсальный характер Буддизма, который приглашает всех искателей истины словами Будды: "Приди и увидь", был сохранен в мандалах Ваджраяны, где внутренний круг окружен основным планом квадратного храма с четырьмя открытыми дверями.
Между каменной оградой и основанием Ступы была дорожка для ритуальных обходов (прадаксина-патха) в направлении движения солнца. Ориентация врат также соответствует ходу солнца: восход, зенит, закат, надир. Как солнце озаряет физический мир, так и Просветленный озаряет духовный мир. Восточные врата символизируют рождение Будды, южные – его просветление, западные – распространение его учения, северные – его конечное избавление (паринирвану). Таким образом, обход вокруг святилища Ступы означал повторение опыта Будды – его пути избавления; в этом и заключается точный смысл тантрической мандалы. Но вместо того чтобы следовать хронологическому порядку событий жизни исторического Будды, гораздо более сложные и разработанные мандалы Ваджраяны следуют психологической структуре человеческого ума и элементов человеческой личности, согласно исходному учению Будды и определению скандх.
Таким образом, Мудрость Великого Зеркала, воплощенная в Акшобхье, занимает восточную сторону мандалы; Ратнасамбхава, воплощение Мудрости Равенства, занимает южную сторону; Амитабха, воплощение Различающей Мудрости Внутреннего Видения, занимает запад; Амогхасиддхи, воплощение Всесвершающей Мудрости, – север; и Вайрочана, итог всех этих Мудростей, занимает центр.
Каждой из этих сторон и председательствующему над ней Дхьяни-Будде приписывается определенный цвет: востоку – темно-синий цвет неба перед восходом солнца; югу – желтый цвет полуденного солнца; западу – красный цвет заходящего солнца; северу – таинственный зелено-голубой цвет лунной ночи. Центр, интегрирующий все цвета, является белым.
Таким образом, цвета Дхьяни-Будд и соответствующие им стороны мандалы выражают определенное умонастроение и духовную позицию; сочетание этих качеств Дхьяни-Будд с присущими им жестами придает каждому из них выраженный характер и легко визуализируемый образ. Сами цвета, в которых являются эти образы, освобождают их от какой-либо материальности и возвышают до уровня интенсивной психической реальности – реальности такой же действительной, как и испытывающий их ум.
Однако способность испытывать их зависит от творческих способностей нашего интуитивного сознания и глубины нашего ощущения. Оба эти качества можно развить путем практики направляемой визуализации и мантрических взываний, преподаваемых в садханах (практиках) и литургиях тантрической медитации. Они в свою очередь основаны на глубоком понимании нашего глубинного сознания и общем знании человеческой психологии. Это считалось более важным, чем занятия метафизическими проблемами и спекуляциями, как можно видеть из ранней литературы Абхидхармы, из которой позднее выросли тантрические садханы с их мандалами и тщательно разработанными психологическими деталями.
"Каждая фигура и форма, возникающая в душе, каждое звено, таинственным образом связующее нас с Универсальной Жизнью и соединяющее нас, быть может, без осознания этого с нашей стороны, с древнейшим опытом Человека, голоса, приходящие к нам из глубин первичного хаоса, – встречаются с почти любовной заботливостью. Буддизм не желает уничтожения этой жизни души. Не имеет значения, если эти образы, видения, страхи и надежды кажутся нам неподходящими. Они являются наследством, которое Человек несет с собой со своего рождения. Они имеют позитивное, реальное существование, как те вещи, которые мы видим и ощущаем. Они являются неудержимыми элементами нашей личности. Если мы по рассудочным соображениям пожелаем затолкать их обратно вниз, в глубину нашей души, то они вырвутся так же неожиданно и разрушительно. В таком случае лучше сначала вступить во владение ими, а затем постепенно преобразовать их, так же, как от периферии мандалы вы постепенно переходите к другим кругам, пока не достигнете центральной точки – изначального равновесия, вновь обретаемого после переживания опыта жизни". (Джузеппе Туччи. "Теория и практика мандалы". Лондон: Райдер и Ко, с. 83.)
Даже отрицательные аспекты наших скандх, наших страстей, отвращений, привязанностей и заблуждений следует хорошо распознать и с болью испытать, прежде чем они смогут стать опорными камнями для нашего продвижения на пути к избавлению, прежде чем они смогут трансформироваться в свет высшей мудрости.
"Цель всех Тантр – учить путям, посредством которых мы можем высвободить божественный свет, таинственно присутствующий и сияющий в каждом из нас, хотя и окутанный паутиной хитросплетений души". (Там же.)
Это единая цель всех систем буддийской медитации, хотя их пути могут различаться. Но пока они признают Четыре Мудрости основой всех медитационных практик, они никогда не упустят то духовное равновесие, от которого зависит их финальный успех. То, что это признавала не только литература Махаяны и индийские и тибетские Тантры, но в равной степени и китайский Чань и японский Дзэн, становится очевидным при рассмотрении "Четвертого Созерцания" Риндзая (его китайское имя – Линь-цзи).
Объясняя свой медитационный метод, Риндзай заявил следующее:
В первое мгновение я уничтожаю Человека, а не объект.
Во второе мгновение я уничтожаю объект, а не Человека.
В третье мгновение я уничтожаю обоих: и Человека, и объект.
В четвертое мгновение я не уничтожаю ни Человека, ни объект.
Это заявление, которое на поверхности выглядит как парадоксальный коан Дзэн, в действительности является трезвой характеристикой субъективно-объективного отношения в опыте Четырех Мудростей: В Мудрости Великого Зеркала превалирует чисто объективное сознавание, в то время как представление о субъекте (Человеке) отсутствует.
В Мудрости Сущностного Равенства всех существ единственной сознаваемой реальностью становится субъект (Человек), без всякого объекта.
В Мудрости Различающего Видения субъект и объект теряют свою независимую реальность и видны в их взаимозависимой связи на сцене универсума и в их вечной взаимоигре пустоты и формы, в которой материальность, вещность и иллюзия отдельных сущностей уступают место прозрачности творческого видения. Именно этот опыт характеризовал просветление Будды, по его собственным словам.
Во Всесвершающей мудрости неэгоистического действия восстанавливается функциональный статус субъекта и объекта – их полярность на плане трехмерного мира экзистенциальной (т.е. относительной) реальности. Таким образом, не уничтожается "ни Человек, ни объект", и мы возвращаемся в знакомый нам мир, где "горы – снова горы, и воды – снова воды", если воспользоваться известной фразой Дзэн, но где мы видим их новыми глазами, более не застланными пеленой иллюзии эго и отделенности и освобожденными от страстных желаний, чувства обладания, вражды и отвращения. Сансара превратилась в Нирвану; обыденный мир превратился в гигантскую мандалу, в которой каждая форма стала выражением целостной реальности и каждое живое существо стало уникальным проявлением большой жизни и универсального сознания.
Таким образом, медитационный опыт Четырех Мудростей выявился как колоссальная симфония четырех движений, в которой маятник опыта приводит к трансформации всех способностей человека, пока он не станет полным (завершенным).
Эта полнота не может быть достигнута ни путем отрицания (по этой причине Будда отверг аскетизм), ни путем одностороннего выпячивания той или иной из наших основных способностей. Ощущение должно быть уравновешено знанием, интуиция – четким мышлением, созерцание – деятельностью. Те, кто верит, что они могут достичь просветления лишь путем пассивного сидения, так же далеки от цели, как и те, кто верит, что они могут достичь избавления лишь благодаря учености или благочестивому декламированию священных текстов. На это указывал древний учитель Чань Дай-хуэй, который писал своему ученику Чжань-жу Дао-жаню:
"Есть две разновидности ошибок, преобладающих ныне среди последователей Дзэн, как монахов, так и мирян. Один думает, что слова и фразы таят в себе чудесные вещи. Другой впадает в иную крайность, забывая, что слова – это указующий палец, показывающий, в каком месте находится луна. Слепо следуя наставлениям, данным в сутрах, где сказано, что слова препятствуют правильному пониманию истины Дзэн и Буддизма, они отвергают все словесные учения и просто сидят с закрытыми глазами, опустив ресницы, словно они совершенно мертвы. Только если эти два ошибочных взгляда устранены, есть шанс для реального продвижения в Дзэн". ("Буддийская библия". Под ред. Дуайт-Годдарда. Нью-Йорк: Даттон.)
Этот здравый совет сегодня так же правилен, как и тогда; он приложим не только к Дзэн, но и ко всем методам медитации.
Мы рассмотрели ориентацию, цвет и временную последовательность во внутреннем пространстве мандалы, а также мудры – духовные и эмоциональные позиции медитации, символизированные в виде Дхьяни-Будд. Эти символы принадлежат главным образом к сфере видимых, осязаемых или пространственных качеств медитационного опыта; но столь же важен и звук, слуховая сторона.
Фактически зрение, слух и осязание – это главные элементы, из которых наше наружу ориентированное сознание строит наш трехмерный мир чувственного сознавания. Однако если наше сознание направлено внутрь, то эти же элементы творят мир с гораздо большим числом измерений, чем три измерения нашего внешнего мира.
Даже элемент осязания, который мы обычно ассоциируем лишь с миром тел и с ощущением их поверхности, принимает новый и более глубокий аспект, а именно – аспект интуитивного ощущения, затрагивающего не только наши чувства, но и сердцевину нашего существа. Мы говорим, что мы "тронуты", если на нас произвел глубокое впечатление акт любви, дружелюбия, сострадания, благодарности или какое-нибудь другое большое качество человеческого сердца.
Аналогично зрение трансформируется в творческое видение, в котором формы и цвета приобретают новый смысл и связь, и прозрачность, с которой формы взаимопроникают и цвета переливаются, так что все становится частью универсального континуума, а не только концепциями объективирующего интеллекта.
Точно так же звук трансформируется в динамическую силу, не только в смысле вибрации или физического движения, но и в смысле глубоко ощущаемой эмоции. Все наше существо вибрирует новым ритмом, и создается пространственное ощущение, которое поднимает нас из нашего ограниченного индивидуального пространства в универсальную сферу, в которой нам открывается "гармония сфер" и из которой берут начало все великие произведения музыки, поэзии и могущество мантр.
"Формы божественной жизни вселенной и природы исторгаются у провидца как видения, у певца – как звуки и находятся там в волшебной оболочке видений и звуков, в чистом и незамаскированном виде". (Г.Циммер. "Вечная Индия", стр. 81.)
Видение и звук интегрируются в мантре. Поэтому мантра имеет силу вызывать внутренний образ. Из чистого и изначального мантрического звука (биджа, семя) возникает слово, и слово превращается в речь и мышление. Если слово и ритм текут в ритме божественной песни поэта и провидца, в гармонии с вечным течением жизни, то такое слово имеет мантрическое могущество. Но когда слово окостеневает во всего лишь понятие или испаряется в безжизненную абстракцию, видение теряется и мир отчуждается в набор вещей и объектов. Это отчуждение удачно охарактеризовано в следующей цитате из Алана Уоттса:
"По-видимому, в эволюции человека была совершена ужасная ошибка, когда он приобрел возможность рефлектировать, объяснять жизнь в целом. Ибо, приобретя способность становиться в стороне от жизни и размышлять о ней, он вместе с тем поместил себя вне ее и нашел ее чуждой. По-видимому, размышление о мире и объективирование, противопоставление его нам в качестве объекта – это просто два аспекта одной и той же деятельности. Разве само словоупотребление не говорит о том, что мы должны объективировать все, что становится для нас объектом? Но, вместе с тем, разве нам не случается говорить о том, что мы знаем, как о субъекте (предмете) – о предмете данной книги, об изучаемом предмете?*. В таком случае, спрашиваю я, разве нельзя опредмечивать жизнь, то есть субъективировать, а не объективировать ее?"** (Алан Уоттс. "Сокрытое неизвестное". Нью-Йорк: Пантеон Букс, с.7)
* Игра слов. В английском языке понятие
"предмет" может обозначаться как словом subject, так и
словом object (прим. перев.).
** Действительно, в мантре мы "субъективируем"
себя – делаем субъектом могущественных аспектов нашей
внутренней жизни, открываясь им и отождествляясь с ними.
Мантры, подобно песням и поэзии, являются выражением
прямого опыта и как таковые способны вызывать аналогичный
опыт у тех, кто знает, как слушать их тонкие вибрации и
открыться им. Песни и поэзия, хотя они по своему
происхождению невербальны, используют не только звук и
ритм, но и словесные символы, вызывающие образы, которые
слушатель воссоздает в своем уме и таким образом
отождествляется с ними. Таким образом, мантра является не
только продуктом прямого опыта, но и средством, с помощью
которого этот опыт может быть воссоздан. Это вытекает и из
буквального значения слова "мантра" – "инструмент ума".
Однако, подобно любому другому инструменту, ее могущество заключается не в ней самой по себе, а в том, каким способом она используется. Другими словами, если не знать, как обращаться с мантрой, то она так же бесполезна, как химическая или математическая формула для того, кто ничего не знает о химии или математике. Просто повторяя Н2О, мы не сможем произвести воду; и человек, который бессмысленно повторяет мантры, не имеющие для него никакого смысла, лишь попусту тратит свое время и обманывает самого себя. Когда я говорю о "смысле", я имею в виду не интеллектуальное или словесное содержание, а связь с опытной основой, вместе с его эмоциональными, религиозными и культурными аспектами, ассоциациями и тонкими иллюзиями, особенно теми, которые связаны со сферой священного, превосходящей наши конечные чувственные восприятия или земную линейную логику.
Мантры являются печатями посвящения, представляющего собой кульминацию длительного процесса духовной тренировки. Они являются конденсатом сущностного опыта и знания, приобретенного в ходе этой тренировки и в акте посвящения, который заключается в переносе сознания от Гуру к Чела (санскр. "ученик"). Оно также называется "переносом могущества" (тиб. дбанг-бскур), поскольку оно уполномочивает ученика следовать по направлению к полному самоосуществлению. Он уже имел предвкушение этого, когда приобщился к сознанию и достижению своего Гуру в момент посвящения. Это то, что дает ученику уверенность в достижении цели, знание ее природы и побуждение двигаться к ней. Он более не слепой искатель: он уже знает, куда идет. И он исполнен радостного доверия, которое делает его садхану предметом глубокого удовлетворения, а не религиозной обязанности или простого следования духовной дисциплине. Более того, мантра будет вновь и вновь вызывать присутствие Гуру, который, таким образом, становится источником постоянного вдохновения и гидом ко все более углубляющемуся пониманию содержания и смысла каждой сообщаемой им мантры, поскольку каждая мантра является ключом к особому аспекту человеческого ума.
Таким образом, мантра, помимо присущего ей характера как архетипического символа, выкристаллизовавшегося на протяжении веков медитационной практики и опыта, приобретает эмоциональный и индивидуально значимый характер, который связывает Гуру и Чела; она вновь оживляет самый момент посвящения, в котором адепту открылось новое измерение сознания.
Трагедия нашего времени состоит в том, что едва Запад преодолел предубеждение против использования мантр, которые даже известные индологи и тибетологи осмеивали и поносили как бессмысленную тарабарщину, как множество самозваных восточных учителей с полупереваренными научными идеями начали создавать пародию на древнюю мантрическую традицию, используя мантры как механические средства псевдопсихиатрических упражнений, лишенных какого бы то ни было разумного смысла и религиозной ценности*. Другие, не будучи знакомы с западным складом мышления, наивно пытались импортировать восточные религиозные упражнения, не позаботившись о создании необходимых подходов, посредством которых житель Запада мог бы приобрести разумное понимание восточного образа мысли и ощущения, не насилуя свой здравый смысл и не отказываясь от подлинных ценностей своей собственной культуры. Широко разрекламированное и превращенное в бизнес нашествие Гуру в западные страны привело к такому снижению всех религиозных и духовных стандартов, что под угрозой неправильной оценки и интерпретации находится даже положительная работа, выполненная некоторыми более серьезными представителями восточной мысли.
* Интересно отметить, как различные
метафизические церкви и оккультные группы сочетают слово
"наука" со своей организацией. Существуют "религиозная
наука", "оккультная наука" и тому подобные фальшивые
наименования, посредством которых пытаются заручиться
престижем, вытекающим из ярлыка "наука". Если бы рядовому
человеку пришлось выбирать дисциплину, обладающую
наибольшей способностью воздействовать на реальность, то он
обязательно выбрал бы науку. Фундаментальным свойством
науки является детальное знание о могуществе сознания,
оперирующего точными количественными методами. Однако
существуют другие виды сознания, которые в своей
деятельности нелинейны, непоследовательны и интуитивны".
(Джеймс Дж.Донахоу. "Грезоподобная реальность", Бенч Пресс,
Окленд, Калиф., 1974).
Именно с этими интуитивными, нелинейными и
непоследовательными разновидностями сознания мы
сталкиваемся в медитационных и мантрических практиках. Их
не может воспринять или измерить биологическая обратная
связь. Однако для поверхностно мыслящей широкой публики
типично то, что она легко попадает в ловушку псевдонаучной
духовности и верит в возможность измерения и количественной
характеристики ментальных состояний и опытов, как будто
"количество" вовлеченной энергии имеет какое-то отношение к
ценности или духовному значению возникшего в результате
состояния ума.
Мантры – это не магические заклинания, которые в силу свойственного им могущества могут нарушать законы природы; не являются они и формулами для психотерапии или самогипноза. Сами по себе они не обладают никаким могуществом, но являются средствами для подъема и сосредоточения сил, уже имеющихся в человеческой психике. Они являются архетипическими звуковыми и словесными символами, коренящимися в самой структуре нашего сознания. Следовательно, они не произвольные творения индивидуальной инициативы, но возникают из коллективного или общечеловеческого опыта, лишь модифицированного культурными или религиозными традициями.
"Символ является, с одной стороны, первичным выражением Бессознательного, а с другой – идеей, соответствующей наивысшему предчувствию сознательного ума. Такие вещи, как архетипические символы, не должны продумываться, они должны вновь вырасти из темной глубины забвения, чтобы выразить внешнее предчувствие сознательного ума и наивысшую интуицию духа с целью интеграции сознания, полностью сознающего уникальность настоящего, с изначальным прошлым жизни". (К.Г.Юнг. "Тайна золотого цветка", с. 32.)
Таким образом, мантра связывает наше периферийное сознание с нашим глубинным сознанием, которое представляет собой наше прошлое в его целостности. Однако наше прошлое простирается вспять ко времени, предшествующему созданию структурированного языка и фиксированных словесных форм или концепций (понятий). Таким образом, наиболее ранние мантрические выражения, или слоги-семена (биджа) являются долингвистическими, изначальными звуками, которые выражают ощущения, но не концепции, скорее эмоции, чем идеи. Так же, как музыка передает некоторый смысл, хотя он и не может быть выражен в словах, основные мантрические звуки передают вибрации, которые могут повлиять на наши установки, наши умонастроения, состояния нашего сознания. Они также влияют на различные психические центры в нашем теле, которые связаны не с мышлением, а с пространственным ощущением, внутренним движением, эмоцией или другими психическими качествами, поскольку сознание размещается не только в мозгу, но и в различных других центрах (чакрах) психической энергии. Когда на нас производит впечатление какая-нибудь песня или музыкальный пассаж, мы не в состоянии даже сказать, почему это так. Этому нет никаких логических причин. Мы просто ощущаем, что что-то начинает колебаться или вибрировать в нас, подобно аккорду с той же длиной волны.
Основной гласный звук мантрического слога-семени (биджа), если он исходит из физической или духовной глубины того, кто исполняет священный ритуал, и захватывает все его тело и ум, производит эффект, который трудно вообразить, если мы рассматриваем этот звук лишь как нечто такое, что представлено в напечатанном слоге в книге или произносится в слове. Хотя и верно, что в конечном счете каждый звук имеет потенциальные мантрические качества, имеется четкое различие между просто лингвистическим гласным звуком и звукомантрическим слогом-семенем. На мантрическую природу последнего указывает небольшой кружок или точка (анушвара) над соответствующей буквой, который указывает, что истечение звука наружу прекращается и он направляется вовнутрь, где из слышимого звука превращается в неслышимую внутреннюю вибрацию. Последняя и есть реальный внутренний звук (шабда), который приводит в движение соответствующие психические силы или чакры и освобождает их от связывающих пут путем развязывания "узлов" (грантхи), на которые они оказались завязанными благодаря нашей небрежности или злоупотреблению ими.
Как и в музыке, мы можем различать, что все мантрические гласные имеют разный характер. "О" – округленный, всеобъемлющий звук, и, видимо, не случайно в греческом и латинском алфавитах он обозначается кружком. Если снабдить этот звук анушварой, он превращается в мантрический слог-семя ОМ. В таком виде он всегда – с самых ранних дней индийской истории вплоть до нынешних дней – рассматривался как универсальный звук. Как сказал Рабиндранат Тагор,
"ОМ есть слово, символизирующее бесконечность, совершенство, вечность. Этот звук как таковой уже является совершенным и представляет совокупность вещей. Все наше религиозные созерцания начинаются с ОМ и кончаются ОМ. Подразумевается, что он наполняет ум предвкушением вечного совершенства и освобождает его от мира узкой эгоистичности".
Буддизм наравне с Упанишадами признает потенциальную универсальность человека, но он точно также сознает важность индивидуальности, без которой эта универсальность не могла бы быть испытана и постигнута. Можно сказать, что буддийский путь начинается там, где кончается путь Упанишад. Хотя обе системы признают мантрический символ ОМ, они оценивают его по-разному, так как оценка зависит от позиции, которую этот символ занимает в данной мантрической традиции и в связи с другими символами в рамках этой традиции. Поэтому в буддийской традиции ОМ стоит в начале каждой мантрической формулы, а не в ее конце. (ОМ также никогда не произносится и не пишется как А-У-М, что представляет собой чисто схоластическую интерпретацию, выдвинутую для согласования с метафизическими спекуляциями, не имеющими ничего общего с этим простым мантрическим звуком.) ОМ похож на то, как мы раскрываем наши руки, чтобы объять все живущее. Он подобен цветку, раскрывающему свои лепестки свету солнца. Макушечная чакра (сахасрара-чакра), в которую традиционно помещается ОМ, и в самом деле изображается в виде тысячелепесткового лотоса. Однако полученные таким образом энергии не остаются в лепестках цветка – они должны спуститься в темные корни, чтобы трансформироваться в силу, дающую и поддерживающую жизнь. Аналогично и универсальность, испытанная в ОМ, изначальном звуке вневременной реальности, должна снизойти и быть постигнутой в глубине человеческого сердца, чтобы трансформироваться в вибрирующую жизнь.
ОМ – это восхождение к универсальности, ХУМ – нисхождение состояния универсальности в глубину человеческого сердца. ОМ и ХУМ подобны контрастирующим партиям в музыкальной партитуре. ОМ – бесконечное, а ХУМ – бесконечное в конечном, вечное во временном, вневременное в мгновении, необусловленное в обусловленном, бесформенное как основа всех форм; это Мудрость Великого Зеркала, которая отражает как объекты, так и пустоту, и выявляет как пустоту в вещах, так и вещи в пустоте.
ОМ пребывает подобно солнцу в центре мандалы, в месте Вайрочаны, "Будды-Солнца", Сияющего; ХУМ находится на востоке, в месте Акшобхьи. Хотя восток – место входа в мандалу, ХУМ не может предшествовать ОМ ни в какой мантрической формуле, потому что наличие центра – непременное условие мандалы, которая в правильном переводе с тибетского означает "центр (и) периферия" (дКхьил-хКхор). Иначе говоря, мы должны пройти через опыт ОМ, чтобы достичь и понять еще более глубокий опыт ХУМ. Многие испытали проблески универсальности, но очень немногие способны были воплотить их в свою жизнь.
Единственным человеком среди великих лидеров и мыслителей современного индуизма, который смог увидеть это, совершенно не отдавая себе отчета о параллелизме между его философией и философией буддийской Ваджраяны, был Шри Ауробиндо. Он подчеркивал важность нисхождения "Супраментала" в человеческую жизнь и сознание после наивысшего духовного достижения универсальности; тем самым он пошел дальше первоначальной цели мыслителей Упанишад.
Основной гласный звук в ХУМ – долгое У; это глубокий звук, вибрирующий в анушваре и затем становящийся неслышимым. Гласная "у" символизирует движение вниз и представляет нижний предел на тональной шкале человеческого голоса, звук на грани молчания, который по-тибетски называется "дверью неслышимого" (У-ни тхос-па-мед-хи его). Предшествующий ему придыхательный звук "х" – это звук дыхания (праны), тонкой жизненной силы. Конечный звук анушвара – носовое "м", звонкий звук, направленный внутрь, вибрирующий внутри; он, так сказать, занимает промежуточное положение между гласными и согласными и фактически является комбинированным гласно-согласным звуком, указывая тем самым на состояние, находящееся за пределами двойственности. Именно поэтому анушвара является характерным признаком практически всех слогов-семян (биджа-мантр), который отличает их от обычных гласных звуков.
Исключением является долгий звук АХ, третий очень важный мантрический звук и в то же время основной звук всех языков. Согласно правилам санскрита, в своей краткой форме он потенциально присущ всем согласным, так что в алфавите деванагари (и в тибетском) его не нужно особо выписывать, за исключением случая долгого "а", который в таком случае обозначается вертикальной чертой, ставящейся после согласной. Звук А по своему тональному и мантрическому значению стоит посредине между всеобъемлющим О и глубинным У. Он соответствует горизонтальному движению и выражает способность речи и мышления (соответствуя "логосу" в западной традиции). Это первый звук новорожденного ребенка. Это первое выражение распознавания других и окружающего мира и связи с ними. Это выражение удивления и непосредственного сознавания. В качестве биджа-мантры Амогхасиддхи он символизирует Всесвершающую Мудрость – спонтанную деятельность, побуждаемую пониманием как единства жизни, так и уникальности каждой ее формы. Эти два принципа воплощены в двух предшествующих стадиях во временном порядке мандалы, а именно, в Мудрости Сущностного Единства Жизни (Ратнасамбхава) и Различающей Мудрости Внутреннего Видения (Амитабха). Итак, звуки
ОМ
АХ
ХУМ
символизируют три плана реальности:
универсальный,
идеальный,
индивидуальный,
и три измерения сознания, воплощенные в трех психических центрах:
Макушечный центр (сахасрара-чакра),
Горловой центр (вишуддха-чакра),
Сердечный центр (анахата-чакра).
Поэтому на тибетских танках (раскрашенных свитках или храмовых знаменах), изображающих Будд, Бодхисаттв, выдающихся религиозных деятелей или горячих поборников Дхармы, мы находим соответствующие биджа-мантры, написанные на оборотной стороне картины, в местах, соответствующих макушке головы, горлу и сердцу центральной фигуры танки.
Таким образом, ОМ, АХ и ХУМ символизируют три великих таинства Ваджраяны, а именно: "Таинства Тела, Речи и Ума" (кая, вак, читта). Под "телом" здесь подразумевается не физическое тело, а весь универсум, который представляет собой наше космическое тело, миниатюрным подобием которого является наше физическое тело. Таким образом, Просветленный, ум которого объемлет универсум, живет в Дхармакае – универсальном (всеобщем) теле.
Таинство речи – это нечто большее, чем таинство лишь слов и понятий; это принцип любого воплощения и передачи всего, что связано с умом, будь то в форме слышимых, видимых или мыслимых символов, при помощи которых передается и сообщается наивысшее знание. Это таинство творческого звука, мантрической речи, священного видения и разумной мысли, посредством которых передается откровение Дхармы Просветленного.
"Как при первом пробуждении (изначального) звука возникло магическое принуждение, которое благодаря своей направленности и непосредственности превзошло провидца-поэта посредством образа и слова, так же произошло во все последующие века, когда научились использовать мантрические слова как принуждающее магическое средство для призывания непосредственной реальности – появления богов и игры сил". (Генрих Циммер. "Вечная Индия".)
Действительно, Таинство Речи есть таинство мантрического могущества и творческого воображения, из которого рождаются сновидения, идеи, мысли, искусство и культура, религия и наука. Именно из этого таинственного качества человеческого ума возникла концепция и визуализация светящихся тел Дхьяни-Будд и Бодхисаттв, известных как "Тела Духовного Наслаждения" или "Блаженства и Вдохновения" (самбхогакая). Что же касается Таинства Ума, то оно выше всего того, что могут постичь и охватить мысли и идеи; оно является осуществлением духа в этом нашем мире индивидуального существования в глубине человеческого сердца. Это преображение смертного тела в драгоценный сосуд – Нирманакаю, Тело Преображения, видимое проявление Дхармакаи.
Перемещаясь с уровня универсального закона (дхарма-дхату) на план идеального восприятия и формирования идей (самбхогакая), мантрического звука и внутреннего видения, сознание наконец кристаллизуется, осуществляясь на человеческом плане (нирманакая). Таким образом, три Таинства Тела, Речи и Ума, опыт которых был сконденсирован в биджа-мантрах ОМ, АХ, ХУМ, тесно связаны с доктриной Трех Тел, или принципов, в которых Просветленный (Будда) проявляется на трех планах реальности: универсальном, идеальном и индивидуальном.
В следующей главе мы обсудим четвертую, наиболее важную биджа-мантру, связанную с Амитабхой, – слог-семя ХРИХ.
Мантрический слог-семя ХРИХ имеет природу пламени: он обладает таким же жаром, интенсивностью, движением вверх, сиянием и цветом. Это священный звук-символ Амитабхи, цвет которого красный и который располагается в мандале Дхьяни-Будд на западе, месте захода солнца и времени медитации (упасана), когда дневная работа окончена и на землю нисходит покой. Физическая активность закончилась и уступает место внутренней активности; ум освобождается от оков земных забот и воспаряет в духовное царство Амитабхи, символизированное в виде Сукхавати – обители блаженства.
Созерцая восход солнца, медитирующий (садхак) визуализирует сияющую темно-красную фигуру Амитабхи, источающего любовь и сочувствие ко всем чувствующим существам; и когда это сияние окружает и наполняет садхака, лепестки его сердца открываются и он с глубоким благоговением повторяет мантру "ОМ АМИТАБХА ХРИХ".
Произнося ОМ, он делает себя таким огромным, как универсум (звук О – всеобъемлющий; его движение подобно раскрытию наших рук), чтобы создать место для Бесконечного (амита) Света (абха), т.е. для Амитабхи; произнося ХРИХ, он возжигает устремляющееся вверх пламя вдохновения и благоговения, посредством которого он причащается к самому Амитабхе.
Наиболее адекватное выражение этого ощущения благоговения дает трогательная молитва Миларепы:
Владыка, от светила твоей милости
Воссияли сверкающие лучи света
И широко раскрыли лепестки лотоса моего сердца,
И оно вдыхает аромат, рожденный знанием,
Ради которого я навсегда привязался к Тебе;
Поэтому я буду почитать Тебя постоянной медитацией.
Удостой меня благословения в моих усилиях,
Чтобы низошло благо к каждому чувствующему существу.
Ни одно движение своего тела я не отдам мирским целям,
Но посвящу тело, речь и сердце завоеванию Буддоподобности.*
* Перев. Лама Кази Дава Самдуп, в книге "Великий тибетский йог Миларепа". Под ред. У.И.Эванс-Венца, стр. 143.
"Различающая Мудрость" (пратьявекшана-джняна) Амитабхи есть мудрость внутреннего видения (дхьяны); иначе говоря, это не интеллектуальный анализ или расчленение, но совершенное и непредубежденное сознавание многообразных форм жизни и явлений на фоне фундаментального единства. Значение этого сознавания и распознание того, что дифференциация столь же важна, как и единство, потому что оба они обусловливают друг друга, становятся очевидными при проявлении Амитабхи на плане индивидуальности и деятельности, когда он является в форме Авалокитешвары, в котором лучи его бесконечного света трансформируются в многочисленные протянутые руки помощи. В ладони каждой из этих рук появляется "глаз мудрости", чтобы показать, что упая (умелые средства, т.е. способность любви и сочувствия) всегда должна сопровождаться праджней (трансцендентальной мудростью). Только таким путем Авалокитешвара может руководить и помогать всем тем, кто желает избавления.
Таким образом, на плане индивидуальности и деятельности биджа-мантра ХРИХ, подобно живому и растущему семени, увеличивается в размерах и распускается в формулу ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ. Мани (драгоценность) – это Авалокитешвара, который постигается в "лотосе (падма) сердца", называемом также анахата-чакра.
Иначе говоря, ХРИХ есть резюме мантры ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ; это семя, из которого эта мантра вырастает и в которое она снова интегрируется. Поэтому ХРИХ обычно добавляют к ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ. Само собою разумеется, вышеупомянутая интерпретация этой мантры не исчерпывает ее смысла, потому что каждая мантра многомерна и ее можно применять к различным планам опыта. В этом заключается ее живая ценность и ее творческая способность.
На первом плане мы должны рассмотреть чисто звуковое значение мантры и связанные с ней психологические ассоциации; на втором плане – ее словесный смысл, если его можно установить, и связанные с ней ментальные и традиционные ассоциации; на третьем плане – ее творческое или вызывательное значение, которое зависит от конкретного опыта посвящения в высочайший момент передачи могущества; и, наконец, – ее растущее и расширяющееся духовное значение в практике и опыте прогрессирующей садханы.
В такой садхане мантра приобретает различные измерения и вызывает различные ментальные образы и визуализации, зависящие от того, применяется ли мантра к универсальному царству Дхармакаи, или к царству Самбхогакаи – сфере творческого видения и духовного наслаждения, или к царству Нирманакайи – сфере деятельности и преображения тела и ума.
В случае биджа, или слогов-семян, мы должны далее рассмотреть, в какой связи или комбинации они используются, потому что, как в химической формуле, именно порядок комбинации определяет их специфическое значение. По этой причине мы сможем обсудить здесь слог-семя ХРИХ только на первом и втором из вышеупомянутых планов.
"X" – это звук витального принципа, звук дыхания, символ всей жизни. "Р" – это звук огня, слог-семя которого есть РАМ. "И" означает гласный звук, наивысший в тональной шкале гласных; он имеет наивысшую интенсивность, наивысшую скорость вибрации и поэтому символизирует наивысшую духовную активность и дифференциацию. Придыхательный послезвук (висарга), который мы транскрибировали буквой "X", не имеет тонального значения, т.е. не произносится, и используется в Тибете только как письменный символ (два небольших кружочка после буквы). Он отличает слог-семя от обычно используемого слова и подчеркивает его мантрический характер.
Слово "хри" имеет буквальное значение "краснеть" (т.е. принимать цвет Амитабхи), "чувствовать стыд". В палийской Абхидхамме слово "хири" занимает третье место в списке полезных, или "прекрасных", (собхана) факторов сознания, вслед за верой (саддха) и внимательностью (сати). Если мы проанализируем психологический источник ощущения или врожденной способности стыда, мы найдем, что он основан на благороднейшем качестве человеческого характера, а именно – на прирожденном чувстве ценностей и ответственности. Это один из самых необыкновенных и тонких феноменов, в котором глубочайшие силы человеческой души действуют независимо от наших желаний, нашей воли и нашего интеллекта и приводят в действие физические реакции (изменение характера кровообращения), которые тоже не находятся под нашим контролем.
Что это за неощутимая таинственная сила? Это внутренний голос, моральный закон (дхарма) внутри нас, голос совести, внутреннего знания (бодхи), не интеллектуального, а интуитивного, спонтанного знания, благодаря которому мы ведем себя надлежащим образом, не ожидая награды или выгоды. Это руководящий принцип и особая добродетель Бодхисаттвы. Принцип действует, не будучи связан результатами своего действия (карма), потому что он отказался от его плодов и устремил свои помыслы на просветление всех, не заботясь о своем собственном благополучии. Он подобен солнцу, которое светит одинаково и для святых, и для грешников; он тот, кто осуществил силу слога ХРИХ, мудрости внутреннего видения Амитабхи.
МАНДАЛА АМИТАБХИ
в которой слог-семя ХРИХ помещается в центре, а ОМ помещается на западе (вверху) вместо слога Амитабхи ХРИХ. Это означает, что центральная фигура или ее слог-семя, подобно ключу в нотной записи музыки, определяет характер мандалы и видоизменяет смысл всех других ее частей. На воспроизведенной здесь мандале, которая была значительно упрощена, чтобы четче выявить самые главные черты, показан квадратный план универсального храма, открывающегося на все четыре стороны света. Он окружен тремя защитными кругами; внутренним кругом из лепестков лотоса, средним кругом из алмазных скипетров (ваджр) и внешним кругом – языком пламени, которые символизируют чистоту сердца, устойчивость и решимость сосредоточенного ума, и трансцендентальное знание.
Этого, по-видимому, достаточно в качестве введения во внутренний смысл слога-семени ХРИХ. Но как записанная музыка не оказывает такого же эмоционального и духовного воздействия, что слышимая или исполняемая музыка, так и звуковой символ мантры и ее интеллектуальный анализ не могут передать опыт посвященного и тот глубокий эффект, который она создает в ходе продолжительной практики (садханы).
Хотя Гуру дает первоначальный импульс благодаря "передаче своей силы" (абхишека, тиб. вангкур), а то, сколько он может передать, зависит от его личного статуса, а также от подготовленности и восприимчивости получающего силу, от садхака зависит, сможет ли он поддерживать мантру живой и воплотить ее в практику. Человек может обладать формулой, дающей атомное могущество; однако если он не знает, как воплотить эту формулу в практику, он останется таким же бессильным, каким и был. Мантра сама по себе не имеет никакого могущества, но лишь служит для концентрации, направления и высвобождения тех сил и способностей, которые уже присутствуют в индивидууме, но недоступны ему.
Мантра, как и коан, не поддается рационализации, но в то же время она имеет то преимущество, что начинает с непосредственного опыта, а не просто подводит к нему и дает специфическое направление, которое ведет садхака во все более глубокие сферы сознавания, независимо от того, достигает он или нет окончательного постижения. Более того, она никогда не вводит в заблуждение, потому что она стремится не к решению какой-либо проблемы, а скорее к растворению препятствий, развязыванию узлов (грантхи), в которые мы впутались сознательно или бессознательно благодаря нашим желаниям, предрассудкам и накопившимся следствиям наших привязанностей.
Каждая мысль порождает новую мысль, и каждый ответ – новый вопрос. Но только когда наши мысли утихомирились и наше сознание восстановило состояние чистой светимости и восприимчивости, врата великих таинств духа отворяются и на нас нисходит полнота могущества или постижения.
Слово "могущество" я использую не в смысле чего-то такого, что действует внешним образом или может быть использовано для личных целей или ради нашего вовлечения, но в смысле чего-то, что вызывает полное преображение индивидуума, в котором оно присутствует. И именно это преображение в представителя надындивидуальной реальности может действовать на других.
Таким образом, Гуру может выполнить ритуалы посвящения и передачи могущества только в том случае, если он выработал это могущество в себе благодаря многолетней упорной тренировке; и даже тогда ему обычно приходится проводить много дней и ночей в глубокой медитации перед выполнением этих ритуалов.
Только те, кому выпал благой жребий быть свидетелем физического и духовного преображения, происходящего в Гуру, могут представить, что это означает и как можно передать другим частичку блаженства и вдохновения сферы, лежащей за пределами слов, – сферы Будд, сферы Просветления.
Знаменательно то, что главные мантрические слоги-семена (биджа) Ваджраяны, в частности те, которые использованы в основной структуре мандалы Дхьяни-Будд, основаны на таких простых гласных звуках, как о, а, у, и, соответствующих четырем движениям: круговому (всеобъемлющему), горизонтальному, движению вверх и движению вниз. Движения вверх и вниз, связанные с ХРИХ и ХУМ, соответствуют также движениям соответствующих элементов (стихий), с которыми они ассоциированы в мандале: огонь движется вверх, вода вниз. Земля и воздух, ассоциированные с биджа ТРАМ и АХ, простираются горизонтально.
Как вода и огонь противоположны по своему движению, так Акшобхья и Амитабха располагаются друг напротив друга в мандале. На их полярность, т.е. их взаимодополняющую природу, указывает тот факт, что они принадлежат одной и той же оси на диаграмме, по которой строится мандала. Их общность состоит в том, что оба они символизируют интроспективные позиции; их различие заключается в том, что позиция Акшобхьи – по преимуществу рефлективное и восприимчивое сознавание, в то время как позиция Амитабхи – различающее или разграничивающее видение, т.е. активная и творческая.
Соответствующие им мудры обнаруживают те же тенденции. Рефлективную позицию Акшобхьи отражает повернутая внутрь ладонь правой руки, различающее видение Амитабхи – повернутая вверх ладонь правой руки. Таким образом, вертикальную ось восток-запад мандалы можно назвать осью интроспективного знания (праджни). По контрасту горизонтальную ось север-юг можно назвать вовне направленной осью сочувствующего участия.
Как земля и воздух противоположны друг другу по своей плотности и подвижности, так же Ратнасамбхава и Амогхасиддхи – полярные противоположности на горизонтальной оси мандалы: Ратнасамбхава символизирует ощущение и эмоцию, а Амогхасиддхи символизирует волепроявление и деятельность. Оба они экстравертные, или коммуникативные, т.е. направлены к другим существам, либо в форме ощущения любви и сочувствия, либо в форме неэгоистической деятельности, мотивируемой теми же ощущениями. Вовне-направленность и коммуникация выражены и в мудрах Ратнасамбхавы и Амогхасиддхи, в которых ладонь правой руки повернута наружу.
Отсюда ясно, что мандала выявляет двойную полярность: во-первых, полярность праджни и каруны – оси ретроспективного знания и оси сочувствующего участия; во-вторых, полярность внутри каждой отдельной оси, такая, как рефлективное сознавание и творческое видение на оси восток-запад, или ощущение и деятельность, или эмоция и волепроявление, на оси юг-север.
Но мандала не есть лишь статическая структура ума; она представляет внутреннее пространство, в котором мы движемся. И наше движение здесь снова выявляет третий вид полярности, поскольку происходит чередование вовне- и вовнутрь направленных состояний или ментальных позиций. При движении по часовой стрелке, начиная с отправной точки на востоке, медитирующий переходит от вовнутрь направленной позиции интроспекции (Акшобхья) к вовне направленной позиции коммуникации (Ратнасамбхава). При третьем движении он снова возвращается вовнутрь к позиции медитационного поглощения (Амитабха), а при четвертом движении – снова в деятельность (Амогхасиддхи).
На это указывает чередование соответствующих мудр, как было упомянуто выше. Однако смена позиции не означает нарушения непрерывности садханы или отрицания предыдущего опыта. Наоборот, каждый опыт образует основу для следующего шага и таким образом интегрируется в новую позицию и опыт.
Без Мудрости Великого Зеркала, которая выявляет нам нашу истинную природу и наше положение в мире, мы не смогли бы постигнуть сущностное единство жизни и нашу солидарность с другими чувствующими существами. И аналогично Мудрость Различающего Видения возможна только на основе сущностного единства жизни, которое позволяет нам увидеть взаимосвязь форм и индивидуальных существ. Основополагающее единство делает возможным постижение ценности и красоты дифференциации и значения индивидуальности. Без них единство было бы бессмысленно и взаимопонимание невозможно. И далее, именно на основе признания и понимания индивидуальности и сущностного единства жизни неэгоистическая и спонтанная деятельность может успешно принести счастье и избавление в мир.
Аналогично происходит смена биджа. ОМ содержится в ХУМ, поскольку он предшествует каждой мантре, как, например, в мантре Акшобхьи: "ОМ Акшобхья ХУМ". И аналогично, если мы теперь переходим от Акшобхьи к Ратнасамбхаве, опыт ХУМ (и ОМ) оказывает включенным в ТРАМ, в то время как опыт ХУМ и опыт ТРАМ включены в ХРИХ, и соответственно все эти биджа присутствуют в опыте АХ.
Когда мы затем возвращаемся к ХУМ Акшобхьи, мы испытываем его Зеркалоподобную Мудрость на гораздо более высоком уровне, уровне, более близком к центру. Фактически, если мы прибываем на наивысший уровень Мудрости Акшобхьи, то она больше не отражает лишь индивидуальную ситуацию садхака, а универсальную Мудрость Дхармадхату Вайрочаны, которая теперь и отражается в Великом Зеркале.
ЧЕТЫРЕ ДВИЖЕНИЯ МАНТРИЧЕСКОГО ЗВУКА
Когда это происходит, Акшобхья под наименованием Ваджрасаттва-Акшобхья (Алмазное существо) становится идентичным с центром мандалы. Именно по этой причине Акшобхья и Вайрочана становятся взаимозаменяемыми. Эту взаимосвязь ясно выражают цвета, ассоциированные с ними. Цвет тела Акшобхьи синий (голубой), а сияние Зеркалоподобной Мудрости, исходящее из его сердца, белое (подобно отражению и цвету элемента воды). Цвет тела Вайрочаны белый, а сияние Мудрости Дхармадхату, исходящее из его сердца, т.е. из его сущности, синее, подобно цвету элемента эфир.
В зависимости от акцента на том или ином аспекте этих Дхьяни-Будд треугольное поле на восточной стороне мандалы либо белое, либо синее; при этом круговой участок вокруг Вайрочаны имеет противоположный цвет, т.е. синий, если поле Акшобхьи белое, и белый, если поле Акшобхьи синее.
Более глубокое объяснение можно найти в утверждении Виджнянавадинов, что мано-виджняна, т.е. эмпирическое сознание, с которого мы начинаем нашу медитацию, и универсальное сознание пересекаются в манасе, чьим объектом является не чувственный мир, а тот вечно текущий поток становления (сантана), который не ограничен ни рождением, ни смертью, ни индивидуальными формами выявления, но содержит сумму всего нашего прошлого, хранящегося в глубине нашего сокровенного существа. Это проявление основополагающего универсального сознания (алая-виджняны).
Мано-виджняна рассортировывает и оценивает результаты деятельности пяти видов чувственных восприятий; а алая-виджняну сравнивают с океаном, на поверхности которого образуются волны и течения, когда он взволнован внешними влияниями, но когда он не взволнован эмоциями, желаниями или антипатиями, он отражает ясный свет небес и тем самым становится Великим Зеркалом Мудрости Акшобхьи.
В промежутке между универсальным сознанием и индивидуальным интеллектом находится духовное сознание (манас), которое причастно к обеим сторонам. Оно представляет стабилизирующий элемент человеческого ума, центральную точку равновесия, и поддерживает связь элементов его содержания, являясь устойчивой точкой отсчета.
Но на том же самом основании оно может также быть причиной представления о постоянном эго у непросветленного человека, который ошибочно принимает эту относительную точку отсчета за реальный и постоянный центр своей личности. Или, как говорит об этом Ланкаватара Сутра: "Интуитивный ум (манас) един с Универсальным Умом (алая-виджняна) ввиду своей причастности к Трансцендентальному Разуму (арья-джняна) и един с системой ума (пятью чувствами и интеллектом) благодаря своему постижению дифференцированного знания".
Таким образом, все зависит от того, будет ли этот интуитивный ум направлен к миру дифференцированных чувственных впечатлений или к универсальному (глубинному) сознанию. В первом случае он отражает наше моментальное положение в данном мире; это ситуация, с которой мы начинаем нашу медитацию. Во втором случае он отражает нашу истинную универсальную природу и наше тождество с Дхармадхату, к которому мы приходим после многократного прохождения мандалы по все более сужающимся кругам, которые в конце концов сливаются с центром.
Таким образом, поскольку Акшобхья есть отражение Вайрочаны на плане человеческого знания, мантра ХУМ символизирует очеловеченный опыт Дхармакаи – осуществление Дхармакаи в человеческом теле, которое в силу этого становится Нирманакаей. В этом состоит особая важность слога ХУМ, потому что он низводит супраментал на человеческий план, что и является целью Буддоподобности. ОМ есть, так сказать, сырой материал, универсум в его чистой таковости (данности) и объективности, или непременное условие всего, что существует или выполняется в форме. Но ХУМ содержит опыт этой таковости плюс опыт всех ее модификаций. Он охватывает как единство, так и разнообразие.
ОМ можно сравнить с чистотой ребенка, в котором все возможности развития присутствуют в латентной форме, в то время как ХУМ есть возврат к детской чистоте и простоте после опыта человеческой жизни с знанием и сочувствием, которые выросли из глубокого страдания и возвышенной радости. Это позиция Просветленного, который "прошел Путь", который прибыл к "другому берегу" (парам). Таким образом, ХУМ в своем наивысшем потенциале содержит ОМ и все прочие мантры Дхьяни-Будд.
В тех школах Ваджраяны, которые придерживаются мистического или внутреннего пути Ваджрасаттвы (Алмазного Существа) – активного отражения или эманации Акшобхьи – в ком интегрируются лучи сочетающихся Мудростей, Ваджрасаттва-Акшобхья становится представителем всех трансформированных скандх, интегрированных в "очищенный агрегат сознания", в то время как Вайрочана становится представителем "очищенного агрегата телесной формы", т.е. принципом пространственного протяжения, или пространства, как предпосылки всякого телесного существования.
В этом случае ХУМ приобретает более высокое измерение, чем то, которое он имел в начале медитационного пути. Он является интеграцией всех опытов, духовных позиций и Мудростей, пройденных в процессе четырех движений вокруг центра мандалы. Это можно суммировать в виде следующей формулы:*
| ОМ | |
| ХУМ | ОМ-ХУМ |
| ТРАМ | ОМ-ХУМ-ТРАМ |
| ХРИХ | ОМ-ХУМ-ТРАМ-ХРИХ |
| АХ | ОМ-ХУМ-ТРАМ-ХРИХ-АХ=ХУМ |
* Эта формула показывает – как указывает само наименование слог-семя (биджа) – что является не статической, а растущей вещью, которая простирается во все более высокие измерения благодаря неуклонному накоплению опытного содержания и духовных и интеллектуальных связей (отношений).
Та же идея выражена в более графической форме, в которой слог-семя ХУМ визуализируется в цветах пяти Мудростей и соответствующих им Дхьяни-Будд:
В противоположность долингвистическим слогам-семенам, или изначальным мантрическим звукам (биджа), их сочетания с религиозными символами или наименованиями уместно назвать вторичными мантрами, хотя они никоим образом не ниже и не второстепенны по своей важности. Фактически слоги-семена редко используются сами по себе, и большинство важных мантр содержат в начале или в конце биджа. Биджа являются как движущим могуществом, так и указанием на уровни реальности, к которым направлена мантра. Они могут также указывать на место в основной мандале, которая делится на пять "семейств", возглавляемых одним из Дхьяни-Будд и символизируемых специфической эмблемой каждого из них. Семейство Будды символизируется Колесом Дхармы, которое располагается в центре мандалы и характеризуется биджа ОМ. Восточный сектор мандалы занимает Семейство Ваджры, чья биджа ХУМ. Южный сектор занимает Семейство Драгоценности (ратна), западный сектор – Семейство Лотоса (падма), северный сектор – Семейство Кармы, чей символ вишва-ваджра (меч) и чья биджа АХ. Практически все мантры начинаются с ОМ, потому что это универсальная основа всех Будд и Бодхисаттв. Но любая мантра, содержащая слог-семя ХРИХ, связана с западным сектором Амитабхи, содержащая ХУМ – с Семейством Ваджра Акшобхьи, Ваджрасаттвы, Ваджрадхары и т.д. Однако следует отметить, что Семейство Ваджры, как на это указывает уже важность слога-семени ХУМ, имеет весьма специальное положение в медитационной системе Ваджраяны, потому что оно в то же время осуществляется на человеческом плане в месте сердечного центра (анахата-чакра), который для тантрического буддиста имеет огромное значение, так как это план решений.
В ограниченных рамках этой книги невозможно описать все законы и модификации, которыми руководствуется мантрическая традиция Ваджраяны; мы вынуждены ограничиться следующими общими замечаниями и несколькими подходящими примерами.
Большинство мантр является комбинацией слогов-семян и слов-символов для вызывания могущества. Характер вызываемого могущества зависит от культурного и религиозного багажа индивидуума, т.е. от тех связей, которые символ устанавливает с видимыми, осязаемыми, воображаемыми и переживаемыми объектами или с глубоко коренящимися эмоциями. Иначе говоря, символ должен стимулировать воображение и тем самым творческие качества человеческого ума, или он должен поднимать эмоции, достаточно сильные для того, чтобы перенести садхака в состояние экзальтации, благоговения или внутреннего единения. Благоговейные символы обычно связаны с именами божеств (таковы некоторые индуистские мантры и некоторые мантры народного Буддизма, связанные с местными божествами или защитными силами) или просветленных существ, таких, как Будды и Бодхисаттвы или их аналоги, появляющиеся в медитационном опыте в зависимости от духовного уровня и религиозного багажа. Если этот багаж отсутствует, то символ не имеет эмоциональной привлекательности и поэтому не имеет ни силы, ни интеллектуальной ценности. В этом причина того, почему мантрические формулы этого типа могут быть взяты на вооружение только людьми, которые выросли в конкретной религиозной традиции, в рамках которой эти мантры возникли, или людьми, которые вросли в такую традицию путем изучения, практики, тренировки и духовного опыта или усвоения.
В тантрической садхане звук мантры вызывает видимый символ или образ, соответствующий цвет, эмоциональную позицию, движение или жест, соответствующее место или направление в мандале, а также связь со всеми другими чертами или качествами духовной симфонии, которая представляет целостность человеческого ума и отражаемого им универсума. И как мы не можем понять и тем более создать симфонию (музыкальную) без изучения и практики всех основных инструментов и законов их сочетания и согласования, точно так же мы не сможем понять или использовать мандалу без изучения и практики всех составляющих ее элементов.
Мантра, янтра, мудра и мандала образуют совершенное единство звука, видимого символа, жеста и взаимоотношения. В "Каранда Вьюха" сказано, что Авалокитешвара отказался учить шести слогам своей священной мантры без посвящения в ее глубокий смысл и в мандалу, связанную с ней; поскольку как каждое слово приобретает свой особый смысл благодаря контексту, в котором оно употреблено, так и каждый мантрический звук и слово заимствуют свой конкретный смысл из способа его комбинации с другими звуками и размещением в мандале.
"Если Авалокитешвара не хочет сообщать шесть слогов без описания мандалы, то это обусловлено тем, что формула, как творение в сфере звука, неполна и бесполезна, если ее сестры из сферы внутреннего и внешнего видения и из сферы жестов не комбинируются с ней. Если эта формула предназначена для того, чтобы преобразить существо и привести его к состоянию просветления, она должна быть в состоянии занимать все сферы реальности и активности посвященного: речь, воображение, положение тела и движение". ("Авалокитешвара-гуна-каранда-вьюха". Под ред. Сатва Брату Самасрам. Калькутта, 1873.)
Если мантра не занимает все человеческое существо – его ум, его чувства, его тело и его воображение, – то она не сможет привести к интеграции всех его способностей, превратить его в цельного, и в этом смысле в "святого", человека,* что является предварительным условием просветления. Не обладая многомерностью, мантра не будет способна сочетать различные сферы внешней и внутренней реальности, тело и ум, эмоцию и деятельность, видимое и слышимое, осязаемое и неосязаемое, конкретное и идеальное, действительность и воображение.
* Игра слов: цельный (whole) – святой (holy). (Прим. перев.)
Благодаря комбинации слогов-семян и слов-символов мы из сферы долингвистических звуков-символов входим в сферу мысленного воображения и поэтической речи – речи, которая выходит за пределы смысла слов и достигает сущности вещей и ощущений. Слова древних поэтов и пророков были словами могущества, которые формировали человеческий ум, творили религии и культуры, искусство и литературу и вообще все, что побуждало людей покинуть обыденные нужды и давление необходимости и устремиться в сферу свободы, самовыражения, исполнения человеческих мечтаний и устремлений.
Могущественная шестисложная мантра Авалокитешвары ОМ МАНИ ПАДМЕ ХУМ ХРИХ наполнила тысячелетие тибетской истории сверхчеловеческим устремлением, отраженным в миллионах надписей, нанесенных на камни и скалы и начертанных гигантскими буквами на вершинах гор, пока вся страна не преисполнилась сознанием этого великого сострадательного Бодхисаттвы, являющегося эманацией бесконечного света Дхармакаи Амитабхи.
Эта мантра является хорошим примером комбинации слогов-семян и слов-символов. Слова МАНИ и ПАДМА нетрудно перевести как "драгоценность" и "лотос", что привело к легковесной и обманчивой интерпретации: "О драгоценность в лотосе, аминь!" – которая показывает только то, что мантры нельзя просто переводить или подходить к ним филологически. Их нельзя понять без фона соответствующего опыта и многообразных ассоциаций, связанных с входящими в нее словами-символами.
"Мани" есть синоним слова "ратна" и означает не только драгоценность в конкретном смысле, но и вообще все драгоценное; на религиозном языке Буддизма слово "ратна" ассоциируется с Буддой, его доктриной (дхармой) и его общиной тех, кто осуществил Дхарму (сангха), "Мани" также ассоциируется с идеей магического камня, исполняющего желания (чинтамани). Таким образом, "мани" означает Просветленного или вообще просветленный ум, в то время как "падма" – не только цветок лотоса, но и указывает на духовную способность раскрытия, распускания. В этом смысле оно является синонимом слова "чакра" – центр психических сил, которые сознательно активизированы и вследствие этого распускаются как лепестки лотоса и излучаются как лучи солнца. "Чакра" сама по себе есть символ солнца – спицы колеса исходят из ступицы, как солнечные лучи.
В этой связи "мани-падме" ("падме" – местный падеж слова "падма") символизирует, что Свет Амитабхи, красный цвет которого указывает на западный сектор мандалы, постигается в лотосе сердечного центра (анахата-чакра). В иконографии это изображают в виде фигуры Авалокитешвары, который держит красный драгоценный камень перед своей грудью, на уровне сердечной чакры.
Этот жест часто ошибочно интерпретируют как молитвенный (анджали-мудра), хотя на самом деле это лотосовая мудра (падма-мудра), в которой ладони образуют чашу, где покоится драгоценность. Даже если драгоценность отсутствует, как это имеет место на многих изображениях, лотосовая мудра все равно отличается от жеста молитвы или поклонения (намашкара-мудра), поскольку в ней кончики пальцев расположены слегка врозь, а основания ладоней соприкасаются друге другом.
Если мы теперь посмотрим на всю мантру в свете Трех Тел (трикая) и соответствующих Трех Таинств, то формула примет более широкий смысл: в ОМ мы испытываем Дхармакаю и таинство универсального тела, в МАНИ – Самбхогакаю, драгоценность в виде вдохновляющего "Тела Блаженства", в котором Просветленные являются перед внутренним взором в блеске своих добродетелей и свершений. Из этого чудесного видения исходит вдохновенность всякого бессмертного произведения искусства, наивысшей мудрости и глубокой истины, выраженных в мантрической речи и поэзии. В ПАДМА мы испытываем духовное распускание Нирманакаи, а в ХУМ – Ваджракаю – интеграцию Трех Тел и Трех Таинств Тела, Речи и Ума. Наконец, в ХРИХ мы посвящаем нашу преображенную личность в ее целостности, которая таким образом стала Ваджракаей, служению Амитабхе.
В продвинутой практике медитации различные формы, в которых является Амитабха, передаются соответствующим психическим центрам садхака. Таким образом, дхармакая-аспект Амитабхи визуализируется вверху макушечной чакры (сахасрара-чакра) сидящим на "тысячелепестковом лотосе". В своем самбхогакая-аспекте, в котором он является как Амитайюс, Будда Безграничной Жизни, увенчанный Пятью Мудростями и украшенный орнаментом своих духовных качеств и свершений, он визуализируется в горловом центре (вишуддха-чакра). А в своем нирманакая-аспекте, как Авалокитешвара, он визуализируется в сердечном центре (анахата-чакра).
В качестве следующего примера многомерности мантр мы можем мельком взглянуть на одну из главных мантр тибетской школы Ньингма, основатель которой Падмасамбхава был самым ранним представителем Ваджраяны в Тибете. Вот его мантра: ОМ АХ ХУМ ВАДЖРА ГУРУ ПАДМА СИДДХИ ХУМ!
| ОМ | АХ | ХУМ | ВАДЖРА |
| Дхармакая (Универсальность) |
Самбхогакая (Потенциальность) |
Нирманакая (Осуществление) |
Упая (Средства осуществления) |
| Сахасрара чакра (макушка) |
Вишуддха чакра (горло) |
Анахата чакра (сердце) |
Неэгоистическая деятельность |
| ГУРУ | ПАДМА | СИДДХИ | ХУМ |
| Праджня (Мудрость) |
Каруна (Сочувствие) |
Джайя (Свершение, победа) |
Ваджракая (Интеграция) |
| Падмасамбхава, в котором соединились мудрость и сочувствие |
Просветленный | ||
Существует также другая версия, согласно которой вторая часть этой мантры непосредственно связана с мандалой Дхьяни-Будд. После испытания Дхармакаи (универсальности) в ОМ, Самбхогакаи (восторженного вдохновения) в АХ!, Нирманакаи (духовного преображения и осуществления на человеческом плане) в ХУМ, человек будет испытывать Зеркалоподобную Мудрость в прозрачном алмазном скипетре – ВАДЖРЕ, Мудрость Равенства – в ГУРУ, Различающую Мудрость Внутреннего Видения – в ПАДМА (распускающемся цветке лотоса), Всесвершающую Мудрость – в СИДДХИ (достижение) и интеграцию всех этих Мудростей – в финальном ХУМ Ваджракаи.
Таким образом, мантра вырастает из изначального звука, а из мантры – видимая или визуализированная форма божественной фигуры, которая, как говорят, является "вспышкой шуньяты", творческой Пустоты, в ней садхак проецирует наивысшие способности своего ума, свое сущностное и переживаемое на опыте существо в видимую форму. Постепенно возникают одна божественная фигура за другой, в зависимости от направляющих тенденций и врожденного плана садханы, и они занимают свое место во внутреннем пространстве мандалы. Однако этого можно достичь только после того, как каждая мантра удерживалась в уме в течение значительного времени, а это может быть сделано только путем повторения каждой данной мантры, которая вызывает данную форму или видение сотни, даже тысячи раз, пока садхак не отождествится полностью с визуализируемой ею формой и цветом и проникнет к внутренней сердцевине ее смысла.
Структуру самой мандалы, которая предшествует визуализации божественных фигур, необходимо тщательно зафиксировать в уме, прежде чем начинать действительную медитацию. Мантра строится в форме универсального храма на вершине священной горы, символизирующей ось универсума и соответствующей позвоночному столбу медитирующего. Этот храм открывается на четыре стороны пространства, и у каждого из четырех входов стоит один из стражей порога. Храм окружен тремя защитными кругами: первый – круг лотосовых лепестков, символизирующих чистоту сердца как основу десяти трансцендентальных добродетелей; второй – круг алмазных скипетров (ваджр), символизирующих силу и решимость сосредоточенного ума; и третий – круг языков пламени, символизирующий очистительную силу высшего знания, в огне которого сгорают все отбросы и нечистоты и в котором все сгустившееся тает и интегрируется в единый великий возвышенный опыт.
Тот же самый процесс интеграции в конце концов достигается, когда внутреннее святилище мандалы наполняется эманациями просветленного ума, которые все более сужающимися концентрическими кругами окружают центр, пока не сольются с ним. Таким образом, есть две фазы медитации: творческая, или производящая (утпанна-крама) и растворяющая и интегрирующая (лайя-крама). Если человек полностью овладел техникой мандалы, то ему не нужно начинать процесс с периферии, т.е. с построения или визуализации по отдельности всех аспектов и качеств просветленного ума; он может начинать с самого центра, из которого эманирует полный духовный универсум во всех своих разнообразных аспектах и в который он втягивается в финальном акте интеграции.
Посредством этого процесса садхак постигает и причащается к универсальному дыханию творения и реинтеграции, который проявляет себя в виде вдохов и выдохов в функции физического дыхания, являющейся одним из основных опытов медитационного сознавания тела. Только благодаря чередованию движений дифференциации и объединению может прийти действительный опыт реальности и жизни. И этот опыт необходимо воссоздавать снова и снова, пока он не станет естественным ритмом сознательной жизни.
Если мы не растворяем или не интегрируем творения нашего ума, мы привяжемся к ним и станем их пленниками, как человек, который становится рабом своей собственности. Если же мы остаемся в состоянии безвозвратной финальности, мы окостеневаем в состоянии полного застоя. Каждый опыт должен быть интегрирован в наше глубочайшее сознание или в целостность нашего существа, пока мы не достигнем состояния, в котором наше сознание становится выразителем и местом встречи всех живых сил универсума, а наше тело – многоэтажным храмом и мандалой этих сил. Хотя наше тело, согласно буддийскому воззрению на жизнь, сотворено, кристаллизовано и сформировано направляющими силами ума, тем не менее мы склонны отождествлять себя не только с теми способностями сознания, которые локализованы в мозгу. Тем самым мы забываем или пренебрегаем другими центрами психической силы, соответствующими различным уровням измерений сознания, ассоциированным с витальными и половыми функциями, воспроизведением, эмоциональными и интуитивными способностями. В качестве примера упомянем типичную реакцию на одностороннее выпячивание интеллектуальных качеств нашего мозгового сознания в прошлом – внезапный подъем столь же одностороннего сексуального сознания в наше время. Это месть природы за злоупотребление или пренебрежение важными и необходимыми качествами, от которых зависит гармония нашего сознательного существования как человеческих существ.
Согласно древнекитайской мудрости, человек стоит между небом и землей и является местом встречи и посредником космических и земных сил. В тибетской традиции эта идея отражается путем подразделения психических центров человеческого тела на три зоны в согласии с принципом "небо, земля и человек": верхняя зона, к которой относятся макушечный центр и горловой центр; средняя зона, представленная сердечным центром; и нижняя зона, к которой относятся солнечное сплетение и корневой центр (включая органы воспроизведения).
Следует отметить, что биджа элементов (стихий) не идентичны с биджа Дхьяни-Будд или с биджа Трех Таинств. Когда последние сознательно проецируются в соответствующие чакры, природа чакр видоизменяется и их силы трансформируются в качества более высокого сознавания и потенциальности.
Геометрические символы (квадрат, круг, треугольник, полукруг, круг с острием) трансформируются в трехмерные формы в конструкциях ступ или чортенов – религиозных монументов, символизирующих одновременно чакры человеческого тела и элементы универсума. Вышеупомянутые символы изменяются соответственно в кубическую, сферическую, коническую и пирамидальную формы, полукруг – в нечто вроде чаши, а круг с острием – в "пламенеющую каплю" (бинду) или небольшой шар, из которого исходит пламя. (Подробнее об этом см. в моей книге "Психокосмическая символика буддийской ступы". Беркли: Дхарма Паблишинг Хауз, 1971).
Верхняя зона – сфера духовных, или психокосмических, сил (согласно китайской концепции "неба"); средняя зона – сфера человеческой реализации; нижняя зона – сфера витальных (жизненных) сил, связанных с землей. В восходящем порядке они соответствуют витальному принципу элемента Земля (устойчивость), витальному принципу элемента Вода (текучесть), витальному принципу элемента Воздух (движение, вибрация) и витальному принципу элемента Эфир (сияние). Отсюда становится ясно, что средняя зона является самой важной и решающей, потому что она посредничает между "небом" и "землей" и сочетает их, трансформируя в человеческий опыт просветленной свободы, выражаемый слогом-семенем ХУМ в человеческом сердце. Мундака Упанишад тоже говорит о встрече неба и земли в человеке: "Тот, в ком Небо, Земля и Средняя Область объединились вместе с умом и всеми жизненными токами, знай, что он является единым "я"; прекрати все пустые разговоры; вот мост к бессмертию".
Когда это достигнуто, человеческое тело трансформируется в священный храм духа и в мандалу Дхьяни-Будд. Однако следует заметить, что буддийская Чакра-йога занимается не фиксированными или статическими ценностями, а динамическими аспектами живых сил и их неизменно присутствующей способностью к трансформации. Таким образом, природные качества психических центров модифицируются путем сознательной проекции качеств или визуализированных форм Дхьяни-Будд в них – техника, которая предполагает интенсивную тренировку в этой конкретной йоге и поэтому выходит за пределы нашей настоящей попытки дать общее представление о главных элементах творческой медитации, доступное не только специалистам, но и всем интересующимся читателям. Поэтому следующая часть этой книги будет посвящена более широким и более доступным аспектам медитации.*
* Более детальную информацию о буддийской Чакра-йоге можно найти в моей книге "Основы тибетского мистицизма" (Райдер и Ко, Лондон, или Самуэл Вайзер, Нью-Йорк).
