К НАЧАЛУ
>>>
Юношу звали Сантьяго. Было уже почти совсем темно, когда он добрался до полуразвалившейся церкви. В ризнице по-прежнему рос сикомор, а через дырявый купол, как и раньше, видны были звезды. Он вспомнил, что однажды заночевал здесь со своей отарой, и, если не считать сна, ночь прошла спокойно.
Сейчас он снова был здесь. Но на этот раз он не пригнал сюда овец. В руках у него была лопата.
Он долго глядел на небо, потом вытащил из котомки бутылку вина, сделал глоток. Ему вспомнилось, как однажды ночью в пустыне он тоже смотрел на звезды и пил вино с Алхимиком. Подумал о том, сколько дорог уже осталось позади, и о том, каким причудливым способом указал ему Бог на сокровища. Если бы он не поверил снам, не встретил старую цыганку, Мелхиседека, грабителей...
"Список получается слишком длинный. Но путь был отмечен вехами, и сбиться с него я не мог", – подумал он.
Незаметно для себя он уснул. А когда проснулся, солнце было уже высоко. Сантьяго стал копать под корнями сикомора.
"Старый колдун, – подумал он об Алхимике, – ты все знал наперед. Ты даже оставил второй слиток золота, чтобы я мог добраться до этой церкви. Монах рассмеялся, когда увидел меня, оборванного и избитого. Разве ты не мог меня избавить от этого?"
"Нет, – расслышал он в шелесте ветра. – Если бы я предупредил тебя, ты не увидел бы пирамид. А ведь они такие красивые, разве не так?"
Это был голос Алхимика. Юноша улыбнулся и продолжал копать. Через полчаса лопата наткнулась на что-то твердое, а еще час спустя перед Сантьяго стоял ларец, полный старинных золотых монет. Там же лежали драгоценные камни, золотые маски, украшенные белыми и красными перьями, каменные идолы, инкрустированные бриллиантами, – трофеи завоеваний, о которых давным-давно забыла страна, добыча, о которой ее владелец не стал рассказывать своим детям.
Сантьяго вытащил из сумки Урим и Тумим. Они лишь однажды, в то утро на рынке, пригодились ему: жизнь и без них давала ему верные знаки.
Он положил их в ларец – это тоже часть его сокровищ: камни будут напоминать ему о старом царе, которого он никогда больше не встретит.
"Жизнь и в самом деле щедра к тем, кто следует Своей Стезей, – подумал он и вспомнил, что надо пойти в Тарифу и отдать десятую часть старой цыганке. – Как мудры цыгане! Должно быть, оттого, что много странствуют по свету".
Он снова ощутил дуновение ветра. Это был "левантинец", прилетевший из Африки, но на этот раз он не принес с собой запах пустыни, не предупреждал о нашествии мавров. Теперь Сантьяго различил в нем такой знакомый аромат, звук и вкус медленно приближавшегося и наконец осевшего у него на губах поцелуя.
Юноша улыбнулся: то был первый поцелуй Фатимы.
– Я иду, – сказал он, – иду к тебе, Фатима.