ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Я думал, что этот текст будет поводом для вдохновения – и отчетом о тех не очень частых моментах, когда я вдохновение испытываю.
Я рассчитывал, что вдохновение напитает положительными эмоциями мою душу – и я стану более счастливым.
Мой расчет не оправдался.
Пусть не оправдался ПОКА, да только самый статистически верный прогноз погоды – "завтра будет так же как сегодня".
Вдохновение случается, но вместо счастья растет озабоченность.
Возможно, сказывается ментальность – профессиональный идиотизм.
Как ученый, я отношусь к своей жизни как к эксперименту.
Поскольку жизнь я получил в качестве подарка, то надо всем предприятием висит серьезный вопрос: я ученый или кролик?
В этом тексте я уже пытался шутить с Богами. Я настаивал, что я – не кролик.
Я имел в виду, что в свободе действий меня не ограничивает ничто, кроме очевидных обстоятельств, а в свободе мыслей – ничто, кроме Стены.
Я представлял Стену границей, отделяющей каждого из нас от себя и от других, а всех вместе (я мечтал!) – возможно – от Бога.
Я исходил из того, что можно сделать Стену проницаемой – открыть Окно, а если кому больше нравится не летать, а ходить, то Дверь.
Если в Стене появится выход, а вдруг это и будет, я думал, выход из нашего Царства в Царство Божье – альтернативный смерти путь в Мир иной?
Имена существительные Стена, Окно, Дверь, Царство обозначают здесь то, чего никто не видел. С глаголами тоже не просто. К примеру, если станет известно, что в Стене есть свободный выход, это будет соответствовать тому, что Стены нет и что выходить или вылетать просто некуда, как нельзя гнаться за трамваем, в котором сидишь.
Я испугался написанному, потому что из него следует безысходность.
Я сразу представил себе, что уже больше никогда не увижу ни зелени, ни солнца, потому что всегда будет туман над снегами – как сейчас.
Потому что если в душе останутся туман и снег, то не поможет и приход весны.
– Как это? – в растерянности спрашиваю я себя, и наверное моя растерянность взаправду велика, наверное я и впрямь загнан в угол и отступать мне некуда, потому что ответ готов. Вот он:
– Мы никуда не выйдем. Другие существа заселят этот мир.
– Как это? – спрашиваю себя уже не в растерянности, а скорее с любопытством, потому что если я знаю, что ответ есть, значит он есть, только я еще не понимаю его смысла.
– Как можно стать другим? – в вопросе скепсис, потому что я чувствую себя собой сколько себя помню. Имеет место не только неизменность моего Я, но даже и неизменность убеждений, о которых я знаю, что они субъективны и односторонни, да только это знание ничего не меняет и я остаюсь при своем.
– Так как же? – допытываюсь я, упорствуя в профессиональном идиотизме, потому что мне совершенно непонятно, как люди могут посвящать свою жизнь чему-нибудь еще, кроме науки, при столь очевидной естественности "состояния перманентного вопроса".
– Как вам не скучно? – готов спросить я не только у земледельцев, но и у шустрых биржевиков, которые только из-за того не повертят у виска пальцем, услышав мой вопрос, что у них не будет на это времени.
Как рыбак-любитель, я понимаю азарт их бытия – и в то же время не могу не считать их деятельность вспомогательной. Я вижу единственный ее смысл в том, чтобы кормить науку, чтобы наука объясняла всем, "Как?" и "Почему?" – питая амбицию понять, "Зачем?" Разделяя мнение тех, кто считает меня ненормальным, я по-прежнему при своем. И вдруг меня озаряет: "верю, поскольку абсурдно".
– Я верит и Я же знает, что абсурдно.
– Ведь это доказывает, что есть другой Я!
– Это доказывает, что мир может оказаться другим, оставшись тем же.
Рискну шепнуть – себе и читателю:
– Это доказывает, наконец, существование Стены.
Еще даже не середина зимы, но я себе сообщаю:
– Скоро весна!
Оказывается, не надо ждать так долго, чтобы мой мир посетили зелень и солнце.
Среди элементов профессионального идиотизма – стремление назвать метафору моделью и поверить, что понял, как устроен мир.