ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Появление книг Нового Завета связано с возникновением новой религии, ставшей впоследствии одной из самых распространенных религий в мире, – с появлением христианства.
Мессианизм и христианство
Новая религия возникла среди евреев диаспоры и очень быстро нашла себе дорогу к широким массам других национальностей, населявших Римскую империю в начале нашей эры. Сложившаяся общественно-историческая обстановка благоприятствовала распространению новой религии среди угнетенных масс многочисленных народов Римской империи. Поэтому христианство очень быстро превратилось из иудейской секты в новую религию, охватившую различные народы, окончательно порвавшую с иудаизмом и ставшую в решительную оппозицию к нему.
Как уже говорилось, среди евреев издавна существовала вера в то, что должен прийти мессия (помазанник), который спасет избранный Яхве народ от всех бед. Эта вера то усиливалась, то ослабевала в зависимости от исторических обстоятельств. Чем тяжелей складывалась внешнеполитическая обстановка, чем сильней был внутренний классовый гнет рабовладельцев и жрецов, тем более яркие формы принимало ожидание пришествия мессии. Когда Иудея была присоединена к Римской империи и над народными массами навис тяжелый гнет римских чиновников, выкачивавших из страны почти все, что производилось, вера в пришествие мессии стала основой национально-освободительной борьбы против римского владычества. Наиболее ярко выражена была эта идеология в религиозно-политической партии зелотов, открыто и активно проповедовавшей под флагом мессианизма восстание против Рима.
Далеко не все евреи шли за зелотами. Была партия саддукеев, выражавшая интересы привилегированной верхушки земледельческой, рабовладельческой и жреческой знати; она легко находила общий язык с поработителями-римлянами и ничего не имела против существующего положения. Была партия фарисеев, менее связанная с иноземными захватчиками и в острые моменты борьбы сотрудничавшая с зелотами. Но общественно-историческая обстановка того времени породила и религиозно-политические группировки особого порядка.
Тяжесть испытывавшегося трудящимися социального и национального гнета вызывала в некоторых группах настроения бренности и тщетности всего земного, стремление к уходу от кипучей общественно-политической и религиозной борьбы в мир мистических переживаний, связанных только с обязанностями человека по отношению к богу. Наряду с мессианизмом воинственным возник мессианизм пассивный, проповедовавший непротивление в ожидании пришествия мессии. Эта идеология нашла свое выражение у терапевтов, эссенов и в других еврейских сектах того времени. Особенно типичной в этом отношении была секта эссенов, которую можно в некоторых отношениях считать предшественницей раннехристианских общин.
Эссены, или, как их иногда называют, ессеи, образовали в пустынных и диких местах на берегу Мертвого моря свои поселения, отдаленные от центров общественной борьбы. Они жили замкнутыми общинами, где все имущество находилось в общей собственности, где главным требованием, предъявляемым к человеку, являлась тихая, трезвая, строго умеренная жизнь, связанная с абсолютно точным выполнением обрядов, из которых главными были омовение и священная трапеза. Эссены были против жертвоприношений, против пышной обрядности, против всего, что соединяет человека с суетным миром. Они осуждали как римский гнет, так и гнет иерусалимского жречества, но ни в коем случае не призывали к борьбе против него. В их собственной среде сохранялось неравенство, существовали четыре группы членов общин, располагавшие различными правами. Внутри общин господствовала чрезвычайно строгая дисциплина, требовалось абсолютное повиновение старшим. Во главе отдельных групп сектантов стояли надзиратели, общины в целом также возглавлялись надзирателями. Эссены считали, что в мире происходит борьба двух противоположных начал – добра и зла, добродетели и греха, света и тьмы. Эта борьба, как они полагали, должна кончится неизбежной победой "сынов света" над "сынами тьмы", которая наступит только с пришествием мессии, ибо оно повлечет за собой божий суд над нечестивыми и полное торжество справедливости.
Кумранские раскопки и проблема происхождения христианства
На побережье Мертвого моря в течение последнего десятилетия найдено большое количество вещественных и письменных памятников, относящихся к жизни и идеологии эссенов. Раскопано целое поселение эссенской общины в Хирбет-Кумране, причем найдено большое количество археологических памятников, которые в достаточной мере еще не изучены и даже далеко не полностью опубликованы, но которые уже сейчас дают известный материал для выводов.
Кумранское поселение эссенов возникло, вероятно, в конце II века до н.э., т.е. примерно за двести лет до появления христианства. Во время иудейской войны 66-73 годов оно было разгромлено римскими войсками и покинуто обитателями. Есть все основания полагать, что, уходя из Кумрана под натиском римлян, эссены спрятали в окрестных пещерах те свитки рукописей, которые теперь найдены археологами. Среди этих рукописей обнаружены и документы, довольно отчетливо отражающие как внутреннюю структуру, так и идеологию эссенской секты. Мы коснемся лишь одного вопроса, относящегося к истории христианства.
Одна из рукописей представляет собой так называемый мидраш (толкование, комментарий) к библейской книге Аввакума. В нем говорится о некоем "учителе справедливости", который погиб от рук нечестивых иерусалимских жрецов. Мидраш ополчается против "предателей вместе с человеком лжи, ибо они не верили тому, что услышал учитель справедливости из уст божиих". Об "учителе справедливости" говорится, как о помазаннике (мессии!), которому бог объяснил тайный смысл речей всех своих пророков и который сам в тоже время является божественным существом. Всех верующих в него бог в свое время "спасет из дома суда ради их страданий и ради их веры в учителя справедливости". Сам пострадавший "учитель справедливости" в конце дней будет судить всех людей по их добрым делам и прегрешениям. Мы видим здесь ясно выраженную веру в пришествие мессии, имеющую ряд точек соприкосновения с раннехристианским мессианизмом.
Сходство оказалось настолько большим, что некоторые исследователи стали считать кумранскую секту чуть ли не раннехристианской общиной, а "учителя справедливости" Иисусом Христом. В иностранной литературе был поднят в первое время большой шум в связи с текстом мидраша об "учителе справедливости". Некоторые богословы и историки считали, что речь здесь идет именно об Иисусе: сказано ведь о мессии, который замучен иерусалимскими жрецами! На первый взгляд могло показаться, что найдено, наконец, документальное подтверждение исторического существования Иисуса. Это, однако, ни в какой степени не подтвердилось.
Переводчик и исследователь кумранских текстов Миллар Берроус подробно разобрал в своей монографии вопрос о том, что дают эти тексты для исследования Нового Завета. Он пишет по этому поводу: "После семилетнего изучения рукописей Мертвого моря я не нахожу мое понимание Нового Завета существенно изменившимся. Его еврейская основа (backgraund – фон) ясней и лучше понимается, но его значение не изменилось и в чем-либо значительном не прояснилось". И дальше он прямо намекает на то, что некоторые исследователи тенденциозно истолковывают результаты раскопок: "Возможно, что я просто не вижу того, что перед моими глазами. Осматривая археологические раскопки, я иногда оказывался неспособен при всем моем желании увидеть то, что видят люди, производившие раскопки" (Millar Burrows, The Dead Sea Scrolls, N.Y. 1956, p.343.).
Сам Берроус всячески старается найти черты сходства между кумранскими документами и новозаветной литературой. Он постоянно проводит параллели между тем и другим. "Наиболее удивительной словесной параллелью" он считает сопоставление одной цитаты из кумранского Устава дисциплины с евангелием от Иоанна. В Уставе сказано: "Все, что существует, он (бог. – И.К.) устанавливает согласно своим намерениям, и без него ничто не может быть" (Ibid., p.338.). Если ничего более удивительного Берроус не нашел, чем совпадение самых широко распространенных, самых тривиальных религиозных идей, то уж ясно, что дальнейших параллелей искать нечего. Сам же он находит в кумранских текстах много такого, что составляет прямой контраст с духом Нового Завета.
Что же касается пресловутого "учителя справедливости", то Берроус не находит в нем вообще ничего общего с Христом. Утверждения, говорит он, многих ученых, что "учитель справедливости был божий избранник и мессия... не вытекают из текста комментария (к Аввакуму. – И.К.) или других рукописей... Нет признаков того, что в учителя справедливости верили, как в мессию или спасителя мира" (Ibid., p.330.). Не видно также, говорит он дальше, что кумранские сектанты ожидали второго пришествия "учителя справедливости". Нет, следовательно, никаких оснований видеть в нем Христа.
Когда оказались несостоятельными попытки использовать кумранские находки для подтверждения исторического существования Христа, богословы и церковники избрали другую тактику. Они стали подчеркивать абсолютную оригинальность христианства и его неповторимость. Например, английский богослов Грейстон говорит уже о "громадной пропасти", которая отделяет Новый Завет от кумранских рукописей. Он ищет в последних уже не параллели с новозаветной литературой, а материал другого рода: "...внимательное сличение рукописей страница за страницей с евангелиями Нового Завета должно (!) принести большую поддержку учению об уникальности Христа и потустороннем характере той религии, которую он основал" (G. Graystone, The Dead Sea Scrolls and the Originality of Christ. London 1956, p.97.). К тем доводам, которые приводит Берроус, Грейстон еще прибавляет, что "учитель справедливости" не творил чудес, как Христос, что его противниками были совсем другие люди, чем у Христа, не саддукеи, не фарисеи и не книжники, а какие-то безвестные люди, и т.д. (См. там же, стр.75 и сл.) В общем, из кумранских находок ничего о Христе извлечь невозможно. Признав такое неприятное обстоятельство, богословы делают хорошую мину при плохой игре и начинают говорить о том, что никаких подтверждений здесь и не могло быть, ибо Христос – явление потустороннее, он был ниспослан людям, когда бог счел это нужным, так что искать на земле следы подготовки его прихода нет оснований...
Все это лишний раз подтверждает, что Иисуса Христа следует рассматривать не как историческую личность, а как мифическое существо, созданное религиозной фантазией людей.
Помимо всего сказанного, надо отметить, что документ, о котором идет речь, датируется временем не позже середины I века до н.э. Следовательно, об Иисусе Христе здесь вообще не могло быть и речи: ведь христианская легенда относит его существование к первой половине I века н.э., т.е. на сто лет позже.
В общем, однако, для вопроса о происхождении христианства раскопанные в Хирбет-Кумране материалы имеют большое значение, так как они дополняют представления историков о секте эссенов как о направлении в еврейском мессианизме периода, непосредственно предшествовавшего христианству.
Секта зелотов представляла собой направление в мессианизме, звавшее людей в бой под руководством того или иного реального вождя, который тут же производился в мессии. Секта эссенов не была столь воинственной, она призывала дожидаться того момента, когда придет таинственный спаситель, который возглавит "сынов света". Это было другое крыло мессианизма, и именно оно было предшественником христианства.
Чтобы возобладала эта идеология пассивного ожидания пришествия мессии, нужно было, чтобы воинствующий мессианизм зелотов потерпел тяжелое поражение.
Крах воинственного мессианизма
Во второй половине 60-х годов до н.э. в Иудее вспыхнуло восстание против римского владычества. Шла отчаянная борьба между мощной военной машиной Римской империи и восставшим народом. Силы были весьма неравны, надежд на победу восставших при трезвом подходе к делу питать было нельзя. Но партия наиболее непримиримо настроенных повстанцев зелоты – требовала борьбы до конца и убеждала верующих в том, что им на помощь придет божий посланец – мессия, который возглавит восстание, одолеет римлян и создаст новое еврейское государство, охватывающее весь мир. Пока не было мессии, во главе восстания стояли обыкновенные люди Елезар, Симон бар Гиора и Иоанн из Гисхалы. В случае победы любой из них мог сойти за мессию и принять на себя все вытекавшие из этого звания божественные обязанности и права. Но победа не наступила.
Римские легионы возглавлял Флавий Веспасиан. Он брал один за другим города Галилеи и Иудеи, расправляясь с их населением примерно такими же способами, какими когда-то евреи расправлялись с коренным населением Ханаана: в Иотапате он истребил 11 тысяч человек, в Тивериаде перебил 12 тысяч нетрудоспособных, 30 тысяч продал в рабство, а 6 тысяч наиболее сильных мужчин отправил скованными в Грецию на рытье канала через Истм. Веспасиан неуклонно продвигался к Иерусалиму.
Там собрались остатки разбитых войск повстанцев и три их вождя. Так как богатые и знатные граждане были склонны к капитуляции, их перебили. Один из вождей повстанцев объявил себя мессией, но оба других не хотели его признать таковым и не прочь были сами занять это место. Началась внутренняя междоусобная борьба между кандидатами в мессии.
Между тем в апреле 70 г. сменивший Веспасиана Тит подошел к Иерусалиму. После осады, длившейся несколько месяцев, город был взят штурмом. Около месяца шли уличные бои, но результат был предрешен. Иерусалим был разрушен, храм – сожжен, золотая богослужебная утварь – захвачена для того, чтобы потом составлять одно из наиболее эффектных украшений триумфального шествия победителя по улицам Рима. Вожди восстания были взяты в плен и преданы мучительной казни. Не помог бог Яхве "избранному" им народу. Все мессии, на которых по очереди возлагались надежды, не оправдывали этих надежд, – не побеждали они всех врагов, не овладевали троном Давида, раньше или позже терпели поражение и погибали.
Религиозная фантазия подсказывала другие возможные решения. Эссенский вариант мессианической легенды становился все более убедительным. Может быть, так и надо, чтобы мессия сам погибал, а спасение приходило именно в результате этой смерти? Может быть, действительно мессия не реальный политический вождь, а жертва людей, закланный за них агнец, своими страданиями и смертью искупающий их грехи? Конечно, когда-нибудь спасение наступит и реально, но пока это только спасение "в духе", в идее, в принципе. Такого рода учения начинают распространятся среди потерпевших тяжелое поражение, потерявших всякие следы национальной самостоятельности евреев во второй половине I века до н.э.
Сказанное относится не только к жителям Палестины, но и к евреям диаспоры, более того – к населению всей Римской империи. Тяжелое поражение, понесенное в Палестине, не могло не отразится на моральном состоянии евреев независимо от места их проживания, ибо их объединяла общая религия, центром которой был Иерусалим с его храмом. Однако, для того чтобы понять социально-исторические корни первоначального христианства, надо рассмотреть, в каких условиях жил трудящийся люд Римской империи в целом.
Религиозные движения в народных массах Римской империи
Тяжелый и безысходный кризис, охвативший Римскую рабовладельческую империю и рабовладельческое хозяйство в целом, разразился в конце II века и в последующих веках нашей эры. Однако положение угнетенных масс было уже во второй половине I века настолько тяжелым, что питало религиозную фантазию настроениями, враждебными существующему строю.
Рабы, обезземеленные крестьяне, разоренные ремесленники, люмпен-пролетариат, т.е. люди без определенных занятий, жившие за счет общественной благотворительности, – все эти социальные группы представляли собой весьма беспокойную, постоянно волновавшуюся массу, среди которой нередко вспыхивали восстания.
Кроме того, империю сотрясали восстания порабощенных Римом народов. Они не могли, однако, вызвать ее крушения. Даже самые мощные из них, например широко известное восстание Спартака, были подавлены Римом и потоплены в крови восставших. Зверская жестокость, с которой подавлялись восстания, рождала в массах настроения безнадежности и уныния, чувство безысходности.
Поражение восстания евреев в иудейской войне оказало гнетущее влияние на умонастроение всех остальных угнетенных в Римской империи – оно подчеркнуло бесплодность ожиданий освобождения от владычества римского рабовладельческого государства. И здесь вступал в силу закон, который всегда в истории питал все религиозные мистические движения: отчаявшись в реальном освобождении, в действительном улучшении своей жизни путем борьбы с оружием в руках, люди пытались найти другие пути, связанные с вмешательством сверхъестественных сил в земные дела. Люди давали тогда волю своей фантазии, сочиняющей утешительные легенды, охотно прислушивались к тому, что сочиняла фантазия других людей на те же темы. Легковерие людей в такие эпохи поистине удивительно. Стоило только возникнуть какому-нибудь утешительному слуху о чуде, о появившемся где-нибудь пророке, о знамениях и признаках грядущего поворота, и люди не ждали подтверждения, не требовали доказательств – они верили.
Обстановка тяжелого общественного кризиса порождала настроения безысходности и разочарования в старых религиях, а это в свою очередь приводило к постоянным поискам новых религий и богов, что способствовало распространению среди населения религиозных верований, заимствованных от других народов. Особенно большое значение в Риме и других городах Римской империи получают культы, пришедшие с Востока – из Египта, Сирии, Малой Азии. Так, египетский культ Исиды распространяется сначала среди моряков, часто плавающих в Египет, среди населения прибрежных местностей Италии, потом приобретает популярность среди римской знати и распространяется во всех слоях населения. С культом Исиды успешно конкурирует малоазийский культ Кибелы, матери богов. Несколько позже получила распространение персидская религия Митры, которая одно время довольно успешно оспаривала влияние даже у христианства.
Культ Исиды и Кибелы сыграли особую роль в возникновении христианских религиозных представлений. Оба они основаны на легендах о рождении, страданиях, смерти и воскресении молодого прекрасного божества. В культе Исиды этим божеством является Осирис, которого губит злой бог Сет, а жена Осириса Исида добивается воскрешения погибшего мужа. В культе Кибелы роль умирающего и воскресающего бога играет Аттис, возлюбленный матери богов.
В обоих этих культах смерть и воскресение богов символизировали ежегодное увядание растительности осенью и новый расцвет жизни в природе весной и летом. Культ Исиды и Кибелы был связан у древних народов Востока с весенними земледельческими праздниками, имевшими повсеместное распространение в бассейне Средиземного моря.
Широко известны были народам Римской империи и мессианские культы, связанные с ожиданием конца света и верой в спасение людей божественным посланцем небес. Следы этих верований обнаруживаются в древнеегипетской религии (спаситель – Осирис), в религии древних народов Передней Азии, в особенности у древних персов (спаситель – Саошиант) и у народов Малой Азии. В эпоху эллинизма, когда особенно окрепли политические и идеологические связи между народами средиземноморского бассейна, восточный мессианизм широко распространился на Запад и слился там с мессианическими культами, выросшими на местной почве.
Так, например, в Греции существовал культ Диониса, грядущего спасителя людей от всех бедствий. После того как Рим завоевал страны средиземноморского бассейна, мессианические культы не только распространились среди самих римлян, но даже были использованы государством для укрепления его идеологических и политических позиций. Спасителями, мессиями, объявляли себя римские императоры. Так, например, император Август официально именовался Спасителем. Сохранился ряд стел с надписями такого рода. В одной из них Август именуется "Спасителем всего рода человеческого, все молитвы коего Провидение не только исполнило, но и дало больше, ибо умиротворены море и земля, города же изобилуют благозаконием, согласием и благолепием". В одном из произведений римского поэта Виргилия (IV эклога), жившего в I веке до н.э., проводится идея неизбежности наступления "нового века", "счастливого века Сатурна". Наступление счастливого века связывается у Виргилия с рождением чудесного младенца, "отпрыска богов", "питомца Юпитера". В дальнейшем христианские церковники считали IV эклогу прямым пророчеством пришествия Иисуса Христа. Конечно, ни о каком пророчестве здесь не может быть и речи, но в другом отношении IV эклога Виргилия весьма показательна: она ярко свидетельствует о распространении мессианских верований среди римлян начала новой эры.
Таким образом, мы видим, что мессианизм представлял собой в древности отнюдь не только иудейское явление. Широкое распространение его среди различных народов имело социальные причины. Тяжелая жизнь широких народных масс, страдавших под гнетом рабовладельческой эксплуатации и не находивших реальных путей изменения положения к лучшему, толкала их на путь фантастических мечтаний о пришествии небесного спасителя. Поэтому легенда о спасителе Иисусе оказалась как нельзя больше соответствовавшей идеологии народных масс Римской империи.
Мессианические верования различных народов сплелись и перемешались с иудейским мессианизмом, и отдельные их стороны нашли свое выражение в складывающемся мифе о Христе, в результате чего этот миф претерпел серьезнейшие изменения. Шел двусторонний процесс: верующие в Исиду, Кибелу или Диониса приобщались к иудейской мессианической легенде, и в то же время они привносили в нее свои представления и свои легенды. Получался своего рода сплав, в котором потом только при помощи научного анализа можно различить его составные элементы.
Помимо чисто религиозных и мифологических элементов, на складывавшуюся легенду о Христе оказали немалое влияние существовавшие в то время идеалистические философские учения. Вместе с Бруно Бауэром Энгельс называл отцом христианства Филона Александрийского, а дядей его римского философа Сенеку. Он имел при этом ввиду то влияние, которое было оказано на первоначальное христианство, с одной стороны, философией гностицизма (гносис в переводе с греческого означает знание), проповедовавшейся Филоном, с другой – философией стоицизма, одним из видных приверженцев которой был Сенека.
Гностицизм представлял собой в высшей степени темную и мистическую философия, претендовавшую на познание самых высших, сокровенных тайн бытия. Это было последовательно идеалистическое учение, основанное не на данных естествознания и других наук своего времени, а на мистических построениях, близких к религиозным представлениям. Гностики считали, что над "низменной" материей возвышается единый бог, соприкасающийся с миром только через посредство некоего таинственного логоса (слова). Логос обладает различными сторонами, силами (эонами), через посредством которых он сносится с миром и оказывает на него свое влияние.
В христианстве эти мистические построения получили более конкретное выражение, более понятное широким массам: логос – сын бога, эоны – ангелы и т.д. Но иногда в новозаветных книгах гностические формулы даны почти в неприкосновенном виде, как например в евангелии от Иоанна: "В начале было слово (логос. – И.К.) и слово было у бога, и слово было бог..." Гностицизм стал оказывать влияние на христианство только во II веке.
Философия стоиков, и в частности Сенеки, оказала влияние прежде всего на моральные поучения Нового Завета. Проповедь милосердия и непротивления злу, любви к ближнему и прощения обид в сочинениях Сенеки выражена не менее ярко, чем в Новом Завете. Сам Сенека при этом отнюдь не подавал примера практического выполнения своей проповеди. Во всяком случае, пропагандировавшиеся им бедность и презрение к земным благам никак не соблазняли его самого. Энгельс говорит о нем, что он был "первым интриганом при дворе Нерона, причем дело не обходилось без пресмыкательства; он добивался от Нерона подарков деньгами, имениями, садами, дворцами и, проповедуя бедность евангельского Лазаря, сам-то в действительности был богачом из той же притчи" (К. Маркс и Ф. Энгельс, О религии, стр.155.). Но и в этом отношении Сенека не был ни первым, ни тем более последним: в истории христианской церкви, да и не только христианской, есть много не менее вопиющих образцов расхождения слова с делом.
Все эти идеологические влияния не могли не сказаться на характере легенды о Христе и запечатлевших ее книгах Нового Завета, когда эта легенда перешла из среды евреев диаспоры в среду "языческого" населения Римской империи. Христианская легенда отнюдь не возникла сразу, как нечто готовое и законченное. Она формировалась постепенно, и в ходе этого формирования различные социальные слои и национальные группы, приобщавшиеся к христианству, накладывали на него свой отпечаток, привносили в него часть своих прежних верований, перерабатывали его в соответствии со своей классовой и национальной идеологией.
Первая книга Нового Завета – Апокалипсис
Формирование христианской легенды начинается в первой новозаветной книге – Апокалипсис, или Откровение Иоанна Богослова. В предшествующей главе мы рассказывали об анализе этого произведения, который был дан Энгельсом. Анализ Энгельса остался непревзойденным образцом исследования по истории религии: все его положения не только не поколеблены до сих пор, но нашли полное подтверждение в дальнейшем развитии науки.
Напомним, что, согласно Энгельсу, Апокалипсис написан в период второй половины 68 г. – первой половины января 69 г. н.э.
А Апокалипсисе мы видим самое начало процесса отпочкования христианства от иудейской религии. Здесь иудейский религиозный элемент еще сильнее, чем христианский. Как по форме, так и по содержанию Апокалипсис мало чем отличается от многочисленных иудейских апокалипсисов. Можно сказать, что он непосредственно примыкает к последнему по времени произведению Ветхого Завета – к книге Даниила, а также к не вошедшим в канон апокалипсисам Варуха, Еноха, Ездры, Моисея и т.д.
Об Иисусе Христе как человеке в Апокалипсисе еще нет ни слова. Речь идет только о небесном существе, притом говорится о нем чрезвычайно загадочно и неясно. Он именуется агнцем божиим, а иногда Иисусом и Христом, но все эти имена означают не человека, реально жившего на земле, а таинственное потустороннее существо, сына бога.
Советский историк Р.Ю. Виппер высказал предположение о том, что произведение, известное нам теперь под названием Апокалипсиса, состоит из двух пластов, первый из которых появился в 68 г., а второй был присоединен к первому только через несколько десятилетий. Агнцем Христос именуется в ранней основе Апокалипсиса, наименование же Иисуса Христа более позднего происхождения. Возможно, что это и так. Во всяком случае, остается незыблемым, что основа Апокалипсиса представляет собой первую новозаветную книгу и что в этой книге говорится не о человеке по имени Иисус, а о боге или божественном существе.
В Апокалипсисе нет речи о земной жизни Иисуса Христа как человека. Позднейшего учения Нового Завета о первом и втором пришествиях Христа еще нет. В прошлом была жертва агнца богу, в очень далеком прошлом, еще "при сотворении мира". А в будущем Христос должен явиться сразу во "всей славе", причем свет спасения тогда возгорится лишь для евреев, а отнюдь не для всего человечества. Весь строй образов и изречений Апокалипсиса выдержан в духе иудаизма. О двенадцати "коленах Израилевых" говорится как об основном элементе будущего царства мессии. В числе спасенных фигурируют по 12 тысяч человек от каждого колена, что составляет всего 144 тысячи праведников, спасаемых в первую очередь; имена "колен Израилевых" присваиваются Апокалипсисом двенадцати воротам "сияющего града". Центром, в котором должен возродиться мир, признается Иерусалим. Ветхозаветным духом буквально дышит каждая строчка Апокалипсиса. Он проникнут гневом в отношении Рима, "вавилонской блудницы", он ждет его сокрушения и гибели. Никакого всепрощения и любви нет еще и в помине. Наоборот, жажда мести и предвкушение этой мести наполняют Апокалипсис. Правда, имеется в виду, что мстить будут не люди, а мессия, когда он придет. Апокалипсис полон нетерпения, он взывает к мессии: "ей, гряди, господи!", приди скорей, ибо невмоготу уже становится теперь. Он прямо упрекает бога: почему так долго не мстишь за страдания праведников?
Легко понять, как сложилось такое умонастроение в период появления Апокалипсиса. Иудейская война была в разгаре, но ее перспективы не могли вызывать сомнений: восстание было обречено на поражение. Запертым в нескольких городах повстанцам, изолированным фактически от остального мира, предстояло после ожесточенного сопротивления сложить оружие и частью пойти на распятие, частью – заполнить рабские рынки Римской империи. У еврейства диаспоры, знавшего мощь римской военной машины, не могло быть в этом сомнений. Единственное, на что можно было надеяться, – это месть за все страдания! Но реально мстить они были бессильны, приходилось надеяться на то, что за них отомстит мессия.
Эта мечта утешала и поэтому могла увлечь массы. Больше того, она таила в себе возможность нового фантастического построения о том, что мессия уже пришел и сделал что-то важное для спасения людей. Но далеко не все, ибо реальных перемен еще нет. Значит, он придет еще раз...
Представим себе общину верующих в Александрии или другом городе еврейской диаспоры. Люди буквально живут ожиданием скорого пришествия мессии, чутко прислушиваются ко всему, что рассказывается о других городах и странах: не объявился ли там, наконец, долгожданный мессия? И вот уже стали говорить, что он явился... Но где? Конечно, в Палестине, в самом центре избранного Яхве народа. Это – тот самый агнец, о котором сказано в Апокалипсисе. Правда, там говорится, что заклан он был еще при сотворении мира, но все это так туманно и противоречиво, что возможны всякие варианты, тем более что все можно толковать иносказательно: может быть, под сотворением мира следует понимать именно тот момент, когда в мир придет агнец?
Итак, все произошло, как предсказано: пострадал, погиб за грехи наши, но воскрес и вознесся на небо; скоро явится опять и на этот раз "во всей славе своей". Надо ждать этого второго пришествия, а тем временем верить, поклоняться, жить так, как требовал мессия в свой первый приход.
Второе пришествие должно было наступить скоро, в самом ближайшем будущем. Но шли годы и десятилетия, а мессия все не приходил, грозные события, обещанные Апокалипсисом, никак не наступали. А тем временем мессианические настроения охватывали все более широкие круги населения и, что самое главное, не только еврейского народа, а и многочисленных других народов, соприкасавшихся с евреями в городах диаспоры.
Апокалипсис был написан на греческом языке, но плохо, с грубыми стилистическими ошибками. Это является еще одним доказательством того, что автором его был не грек, а еврей, живший в одном из городов распространения элинистической культуры, может быть, в Александрии. Решающее значение имело, однако, не то, из каких кругов первоначально этот документ появился, а в каких кругах его идеи стали пользоваться популярностью, среди кого они нашли наибольшее количество самых активных и влиятельных приверженцев.
Если бы Апокалипсис распространился только среди евреев, его постигла бы та же судьба, что постигла и все остальные еврейские апокалипсисы, в крайнем случае, он был бы, как и Апокалипсис Даниила, включен в канон Ветхого Завета. Но он соответствовал умонастроению не только евреев диаспоры, но трудящихся и угнетенных многих других национальностей, населявших Римскую империю. Идеи Апокалипсиса нашли поэтому отклик в нееврейской среде и широко распространились.
Первоначальные христианские общины
Чрезвычайно скудны те исторические материалы, по которым можно судить о первоначальных христианских общинах. По церковному учению, они существовали уже в большом количестве в середине I века н.э., так что в 64 г. император Нерон организовал уже будто бы гонения на христиан, казнив многих из них. Название христиан стало употребляться только во II веке, притом возможно, что только в средние века. Но главное, конечно, не в этом. Общины последователей одного из мессианических культов к моменту появления Апокалипсиса уже, видимо, существовали; в одной или нескольких из таких общин и был создан Апокалипсис. Но их было, надо полагать, в это время еще очень мало. Во всяком случае, автор Апокалипсиса адресуется к семи общинам, вряд ли в это время их было значительно больше. По своему характеру и составу это были организации одной из иудейских сект.
Как уже говорилось, исторические условия сложились так, что идеи, выраженные в Апокалипсисе и, возможно, в других, не дошедших до нас произведениях нового мессианизма, стали широко распространятся в нееврейских массах. Новая версия мессианской легенды обладала некоторыми сильными сторонами, делавшими ее особенно притягательной по сравнению с прежними. Одна из этих сильных ее сторон заключалась в том, что ее трудно было проверить. По этой легенде мессия уже пришел и, сделав свое дело, ушел. Произошло это якобы где-то в далекой Иудее и никаких непосредственных последствий для периферии не могло и не должно было иметь. Ни доказать, ни опровергнуть такую легенду было нельзя. Каким образом могли легковерные, взбудораженные люди, ожидающие чудесного избавления от всех бед при помощи небесного спасителя, проверить истинность сообщений о том, что их ожидания уже частично сбылись, что предварительный приход его уже состоялся, что он уже приходил, но не здесь, а в другой стране, отстоящей на тысячу километров? Им прежде всего не хочется проверять, им, наоборот, хочется сразу поверить, ибо на это толкает их властная внутренняя потребность, обусловленная тяжелым положением этих обездоленных угнетенных людей. Люди не только верят, они даже представляют себе, как происходили соответствующие события, они дополняют их в своем воображении новыми подробностями, создаваемыми их собственной фантазией. Легенда передается из уст в уста, обрастает все новыми деталями и закрепляется в сознании людей. Больше того, одна легенда порождает другую. Последующие легенды так же не могут быть проверены, как и первая, но поскольку первая принята за истину, нет оснований не верить и остальным.
В течение нескольких десятилетий после появления Апокалипсиса шел процесс роста христианских общин, их появления и развития все в новых пунктах Римской империи. Их идеология с каждым годом все больше теряла свой иудейский характер, впитывая в себя особенности верований и культов тех народов, среди которых эти общины находили приверженцев. Новая религия поэтому приобретала все более ясно выраженный новый облик. Иудейское содержание Апокалипсиса вытеснялось в новой религии новым содержанием, не связанным с иудаизмом; заодно конкретизировалась и легенда об основавшем ее мессии. В начале II века христианство было уже не одной из сект иудейства, а самостоятельной новой религией. Его учение нашло свое выражение в ряде религиозных книг, вошедших впоследствии в Новый Завет.
После Апокалипсиса появляются в свет книги, именуемые в Новом Завете Посланиями апостола Павла.
Послания Павла или Маркиона?
В конце I или в начале II века появляются некоторые из посланий, приписываемых апостолу Павлу. Вероятней всего, это были четыре послания: к Римлянам, к Коринфянам (два), к Галатам. В этих произведениях мы видим уже следующий этап формирования легенды о Христе и христианского вероучения в целом.
Здесь же более конкретно выглядит образ Иисуса Христа как спасителя человечества, который родился на земле, от земной женщины, претерпел все предназначенные ему муки, был казнен и воскрес. Идеологические потребности этого времени уже не удовлетворялись туманными видениями Апокалипсиса; требовалась конкретизация их в более осязаемых формах, обещающих более реальные и потому более утешительные перспективы. И религиозная фантазия отражала эти требования. В первых Посланиях Павла Иисус уже не просто бог, но богочеловек, однажды приходивший на землю в человеческом образе. Однако земной биографии Иисуса послания не содержат. Никаких данных о времени и месте рождения его здесь еще нет, как нет и никакого повествования об обстоятельствах его жизни и смерти.
Через несколько десятилетий, вероятно не раньше 30-х годов II века, появляются остальные послания: к Фессалоникийцам (второе, а может быть, и первое), к Ефесянам и к Колоссянам. В них отразился прежде всего новый этап в формировании христианской церкви. Речь идет уже не об отельных разрозненных общинах, а о церкви как организации, обладающей известным единством, в некоторой мере централизованной. В них упоминаются звания чинов христианского духовенства, появившиеся не раньше середины II века, – епископы, пресвитеры. Что касается учения о Христе, то и в этих посланиях мы не видим большей конкретизации его, чем то, которое дается в первых. И в этих посланиях еще нет ничего об Иисусе как человеке.
Для посланий, приписываемых апостолу Павлу, характерна новая постановка вопроса об отношении к иудейству и к религии Яхве в сравнении с тем, что мы видели в Апокалипсисе. Наметилась довольно ясная линия разрыва с религией Яхве, с ее многочисленными законами и предписаниями, первое место среди которых занимало требование обрезания. Примыкавшие к новому учению "язычники" вовсе не собирались становится иудеями, их привлекала совсем другая перспектива, чем присоединение к избранному Яхве народу. Они искали нового бога и новую религию, притом такого бога и такую религию, которые не были бы скомпрометированы тем, что на протяжении длительной истории не принесли их последователям ничего хорошего.
Для обоснования формирующейся новой религии требовалось дальнейшее развитие легенды о спасителе Христе. Такая легенда складывалась и все больше отрывалась от старых, яхвистских сказаний об избранном народе. Поэтому послания провозглашают равенство перед богом всех народов; перед ним нет ни иудея, ни эллина. Знаменательно, что послания обращаются прямо к язычникам и мотивируют это тем, что язычники восприимчивей к учению Христа, чем иудеи, ибо последние испорчены формалистическим исполнением культа Яхве и показной, формальной набожностью.
Первое и основное отличие христианской идеологии от иудейско-апокалиптической заключалось в том, что грядущее спасение мыслилось уже не только для еврейского народа, а для всего человечества. Отсюда вытекало изменение всей системы религиозно-фантастических взглядов.
Мессия должен был спасать еврейский народ от последствий его грехов, основным из которых являлось несоблюдение договора с Яхве. Новый же мессия должен был спасти все человечество, искупить какой-то общечеловеческий грех. Какой? На помощь приходит ветхозаветное сказание о грехопадении первых людей. Вот этот грех и должен своими страданиями и смертью искупить мессия.
Разрыв христианства с иудейством был, видимо, ускорен поражением евреев в очередном антиримском восстании. В 132-135 годах происходило восстание Бар-Кохбы ("сына звезды") против римского владычества. Вначале восставшие имели некоторые успехи и их вождь был объявлен мессией. Когда же римляне сосредоточили для борьбы с восставшими крупные силы и восстание было разгромлено, а сам мессия убит, иудейскому воинственному мессианизму был нанесен новый удар. Окончательно была доказана бесплодность ожидания нового мессии, который возглавит антиримское восстание и, свергнув римское владычество, произведет переворот в земных отношениях людей. Еще больше укрепилась христианская версия мессианической легенды, основанная на том, что следует мирно ждать второго пришествия уже раз приходившего Христа.
К этому времени проповедь скорого пришествия мессии, характерная для первых десятилетий христианства, не имела уже смысла. Ведь второе-то пришествие могло произойти только в условиях широкой гласности, "во всей славе", оно никак не могло пройти незамеченным, как прошло первое! Но несмотря на все предсказания, пришествие все не наступало. И послания уже предостерегают от необоснованного ожидания конца света в ближайшем будущем, они ориентируют верующих на длительные сроки, в течение которых они должны спокойно заниматься своими будничными делами, выполняя те требования, которые налагает на них церковь.
Практически это означало примирение с существующим строем. В посланиях Рим – это уже не преисполненный грехов и преступлений Вавилон, не блудница, которая обречена на гибель с приходом мессии, а просто арена жизни и деятельности братьев во Христе, присоединиться к которым приглашаются все люди, без различия национальности и социального положения. От апокалиптической ненависти к существующему порядку вещей в посланиях уже ничего не остается. Наоборот, в них содержатся призывы к полному подчинению всем властям, сформулировано пресловутое учение о том, что нет власти, которая была бы дана людям не от бога. Послания требуют от рабов полного подчинения своему положению.
Подчиняться, терпеть, ждать, исполнять предписания новой религии – вот все, что теперь требовалось от верующих. Предписания эти были весьма несложны. Обременительные, многочисленные, непривычные для неевреев обряды Ветхого Завета по существу отменяются посланиями. Надо полагать, что к этому времени они были фактически отменены уже жизнью, и послания только зафиксировали сложившееся положение. Во всяком случае, то, что христианство создало сравнительно простой и дешевый культ, в большей степени способствовало его распространению среди неевреев. К этому времени основную массу христиан в сильно выросших и распространившихся общинах составляли уже не евреи, а бывшие "язычники" – сирийцы, египтяне, греки, жители Малой Азии и Апеннийского полуострова.
Любопытно, что послания, приписываемые Павлу, появились из Малой Азии. Сохранились некоторые сведения о тех обстоятельствах, при которых они были обнародованы и введены в религиозное употребление главными христианскими общинами.
До конца 30-х годов II века о них ничего не было известно в крупнейших общинах. В 139 г. из Малой Азии прибыл в Рим впоследствии известный христианский деятель "еретик" Маркион. Он и привез с собой основные из посланий, которые представил верующим как послания апостола Павла, сохранившиеся в Малой Азии. Нет сомнений в том, что к части этих посланий сам Маркион приложил руку: некоторые, вероятно, были прямо написаны им, другие подвергнуты редактированию. Но первые четыре послания, видимо, относятся к более ранней эпохе, к концу I или началу II века.
Таким образом, послания, приписываемые Павлу, являются плодом коллективного творчества отдельных деятелей раннего христианства, работавших в течение примерно полувека. Был ли среди них сам апостол Павел?
Человек под именем Павла мог, конечно, иметь какое-нибудь отношение к составлению посланий, мог быть и автором некоторых из них. Но, конечно, это не был тот Павел, о котором говорит церковь и от лица которого послания написаны. Апостола Христа – Павла, жившего якобы в первой половине I века и умершего в начале второй половины, никогда не было. Как мы уже говорили, самые ранние из посланий датируются временем никак не раньше конца I века. Автором их не был еврей, за какового выдается апостол Павел, во всяком случае – не палестинский еврей. Послания не только написаны на хорошем греческом языке, но когда в них цитируется Ветхий Завет, то при этом используется не древнееврейский его подлинник, а греческий перевод. Это было бы совершенно невозможно, если бы автором посланий был, как учит церковь, человек происходивший из набожной палестинской еврейской семьи и, значит, хорошо знавший Ветхий Завет в древнееврейском подлиннике.
Мы не будем останавливаться на остальных посланиях, приписываемых другим деятелям раннехристианской церкви. По содержанию своему они не дают ничего нового ни для понимания истории христианства, ни для истории библейских книг. Перейдем к произведениям, составляющим основу Нового Завета, к евангелиям.
Появление евангелий
В различных христианских общинах вероучение сначала передавалось путем устной проповеди или при помощи случайно попадавших в данную общину рукописей Апокалипсиса или других раннехристианских сочинений. Надо принять во внимание относительную редкость рукописных книг в то время и их дороговизну; далеко не всегда можно было пользоваться священными книгами, заимствованными из других общин. Устная же традиция оказывалась слишком ненадежным средством для того, чтобы воспитывать в верующих приверженность к определенным, отлившимся в обязательные формы религиозным догмам. Требовался к тому же материал для богослужения более или менее устойчивый, постоянный, к которому можно было бы привыкнуть так, чтобы соответствующие тексты произносились наизусть, как заклинание. Все эти обстоятельства способствовали тому, чтобы в христианских общинах начался процесс создания религиозных книг, закреплявших основы вероучения.
Крупные общины находили возможность создавать свои произведения, в которых фиксировались основы христианского вероучения так, как представлялось членам этих общин. Чаще всего в создаваемых, таким образом, книгах рассказывалось о том, как мессия приходил на землю, как выполнил свою миссию и чего требовал от верующих. Материалом для этих произведений было, во-первых, устное предание; во-вторых, имевшие хождение книги, созданные в других общинах. Некоторые из них до нас не дошли, и можно только по косвенным признакам догадываться, что они послужили источником для тех книг, которые мы теперь знаем. Так, известно, что существовала книга "Изречения Иисуса", существовали "Воспоминания апостолов". Была также в ходу книга "Акты Пилата", содержавшая мифические распоряжения прокуратора Иудеи Понтия Пилата, отдавшего будто бы Христа на распятие. Видимо, значительная часть материала этих книг вошла впоследствии в евангелия.
Само слово "евангелие" означает благая весть. Действительно, в сознании верующих евангелия должны были представлять собой доброе известие о том, что долгожданный мессия приходил на землю. Вполне понятно, что для людей, которые уверовали в небесного спасителя, сообщение о том, что он уже начал свою деятельность, было утешительным и "благим". Но это сообщение должно было быть конкретным, здесь уже нельзя было ограничиваться туманными намеками и аллегориями. Для того, чтобы убедить верующих, нужны были факты или, по меньшей мере, сообщения о них, более или менее связное изложение того, что было и как было. И в евангелиях делается шаг к историзации образа Иисуса Христа: рассказывается довольно подробно о его земной жизни, о творившихся им чудесах, излагается история его ареста, казни, воскресения, явления людям после воскресения, вознесения на небо. В некоторых евангелиях рассказывается и чудесная история его рождения.
Как было уже сказано, этих евангелий было много, значительно больше, чем те четыре, которые теперь числятся в составе новозаветного канона. Так как они возникали в разных общинах, расположенных в различных местах христианской периферии, то не удивительно, что они очень сильно различались между собой. Некоторые из них имели своими основными источниками указанные выше не дошедшие до нас книги. Но, помимо того, на каждое из евангелий оказывали влияние местные верования и прежние религиозные представления членов данной христианской общины. Нет ничего удивительного в том, что религиозная фантазия египетских христиан насыщала легенду о Христе подробностями, заимствованными из египетского культа Осириса и Исиды, что для сирийских христиан Иисус в значительной мере напоминал Адониса, а у малоазийцев Иисус и Мария имели много общего с Аттисом и Кибелой.
И действительно, многие евангельские повествования о жизни и смерти Иисуса Христа совпадают с легендами и мифами самых различных народов древности. Возьмем, например, легенду о непорочном зачатии и рождении Иисуса. Философ Платон, как считали его ученики, родился от бога Аполлона, который оплодотворил его мать Периктиону до того, как она вступила в супружеские отношения со своим мужем. То же самое рассказывается о рождении Александра Македонского.
Большое сходство обнаруживается между евангельским рассказом о рождении Христа и мифами о рождении бога Будды. Царица Майя увидела во сне, как в ее тело вошел белый слон, от этого она зачала и родила Будду. Рождение бога ознаменовалось чудесами: тряслась земля, с неба слышалась музыка и лился свет, наполнявший всю землю, больные выздоравливали, глупые и безумные мгновенно обретали мудрость, на поклонение божественному младенцу явились многочисленные сонмы духов и ангелов. Евангельский рассказ о тех опасностях, которым подвергся Иисус после рождения, тоже имеет массу параллелей в религиозных и других сказаниях многочисленных народов. Еще Моисей чуть якобы не погиб в младенчестве оттого, что фараон, по Ветхому Завету, приказал убивать всех еврейских младенцев мужского пола. Известны подобные легенды о первых днях жизни персидского царя Кира, основателя Рима Ромула, римского императора Августа. По поводу последнего, например, существовала легенда, что римский сенат, заранее получив предсказание о том, что в ближайшем году родится человек, который уничтожит республику и захватит власть, отдал распоряжение убивать всех младенцев мужского пола, которые родятся в этом году. Вспомним, что, по евангелиям, Ирод отдает точно такое же приказание с целью убийства младенца Иисуса.
Действительных фактов жизни Иисуса в распоряжении авторов евангелий, естественно, не было, и они должны были либо выдумывать их, либо заимствовать. Поэтому шли в дело всевозможные легенды и мифы, бытовавшие у тех народов, из которых вербовались члены раннехристианских общин. Заимствования делались и у отдаленных народов – это мы видим на примере заимствования индийских сказаний о Будде.
Как было уже сказано выше, при написании евангелий использовались и некоторые письменные источники, такие, как "Изречения Иисуса" и др. Большую роль играла также устная традиция – всевозможные слухи, рассказы, пересказы, сообщения людей о том, что они слышали в других общинах и т.д. Содержание всех этих сообщений не может считаться исторически достоверным.
Ни одно из канонических евангелий не отмечено определенной зафиксированной датой. Церковь, правда, считает, что они появились во второй половине I века, но это совершенно невероятно.
Евангелия написаны на греческом языке. Это значит, что они были рассчитаны не на палестинских евреев, а на широкие круги населения Римской империи, для которых греческий язык был чем-то вроде интернационального литературного языка. Следовательно, они относятся к тому времени, когда уже не евреи составляли основной костяк христианских общин, а представители других национальностей. Но это более поздний период, чем тот, к которому церковь относит появление евангелий.
Авторами евангелий были совсем не те люди, которым церковь их приписывает. В греческом подлиннике они называются: евангелие по Матфею, по Марку и т.д., а не от Матфея, от Марка. Сами составители евангелий сообщают, таким образом, по каким источникам они писали. К тому же, если бы авторами евангелий были палестинские евреи, как считает церковная традиция, они писали бы не по-гречески, а по-древнееврейски.
В посланиях нет ни слова, ни намека, ни упоминания о евангельских книгах. Могли ли проповедники и апостолы христианства не использовать основных вероисповедных документов его? Могли ли авторы посланий не знать их? Оба эти предположения совершенно исключаются. Ясно, что в тот период, когда сочинялись послания, евангелий или не было вовсе, или они были настолько неавторитетны, что авторы посланий даже не считали нужным говорить о них.
Чрезвычайно занимателен тот факт, что вообще в литературе того времени указания на евангелия появляются очень поздно. Самое раннее упоминание мы находим у епископа гиерапольской христианской общины Папия, написавшего около 150 г. сочинение "Изъяснение речений господа". Это сочинение до нас не дошло, но о нем подробно говорится в "Церковной истории" христианского писателя Евсевия, жившего в IV веке. Как говорит Евсевий, Папий писал, что сведения об изречениях Иисуса он брал преимущественно из устных источников, расспрашивая живых людей, которые в свою очередь могли получить соответствующие сведения от других людей; о письменных же источниках он отзывается не особенно почтительно, считая, что им не следует доверять. Что же Папий в середине II века говорит о евангелиях?
Он не знает ни евангелия Луки, ни евангелия Иоанна и упоминает лишь о евангелиях Матфея и Марка. Подчеркнем, что это первое сообщение о евангелиях относится ко времени, отстоящему больше чем на сто лет от событий, о которых рассказывается в евангелиях. О Матфее Папий говорит, что он был апостолом Христа и записывал на еврейском языке его изречения, а потом "использовал как умел". Что же касается Марка, то он был, как считает Папий, учеником апостола Петра и записывал, "не заботясь о порядке", то, что он от него слышал.
Выводы, которые вытекают из сообщений Папия, довольно поучительны. В середине II века евангелия еще не пользовались серьезным авторитетом среди верующих и отнюдь не считались богодухновенными книгами. Очевидно, в это время уже существовало много письменных рассказов о жизни Христа, но они были весьма противоречивы и не внушали доверия. Евангелия Марка и Матфея существовали в это время не в том виде, в каком они дошли до нас и в каком считаются каноническими. Папий говорит о древнееврейском языке евангелия Матфея, но теперь есть только греческое евангелие Матфея. К тому же, по свидетельству Папия, в евангелии Матфея должны содержаться только изречения, проповеди Иисуса, а в современном евангелии Матфея главное место занимает повествовательная часть – рассказ о рождении Иисуса и вообще вся биография человекобога. Что касается евангелия Марка, то никак нельзя сказать, что оно написано без "заботы о порядке" – там есть известная система расположения материала. Значит, современные евангелия Матфея и Марка – это не совсем то, что знал Папий.
Следующее историческое свидетельство о евангелиях мы находим у христианского писателя конца II века Иринея. В своем сочинении "Против ересей", написанном не раньше 80-х годов II века, он уже обнаруживает знакомство со всеми четырьмя новозаветными евангелиями. Отсюда можно действительно сделать вывод, что именно во второй половине II века стали действительно известными четыре современных канонических евангелия. Это не означает, что они были написаны только во второй половине II века. Основа их могла быть создана и даже, вероятно, была создана раньше, но в дальнейшем она все время изменялась, пока не вылилась в ту форму, в которой была закреплена церковным каноном и в которой дошла до нашего времени.
И, наконец, третье из наиболее ранних свидетельств о евангелиях принадлежит римскому писателю Цельсу. В своем сочинении "Правдивое слово", направленном против христианства и написанном в 70-х годах II века, Цельс уже обнаруживает знание всех элементов евангельского повествования о Христе и, между прочим, обращается к христианам с упреком, что они "трижды, четырежды и многократно переделывают и перерабатывают первую запись евангелия, чтобы иметь возможность отвергнуть изобличения" (См. А. Ранович, Античные критики христианства, М. 1935, стр.42-43.). Свидетельство Цельса лишний раз убеждает нас в том, что евангелия до их канонизации подверглись многочисленным переделкам.
В общем, все известные материалы позволяют сделать вывод: те евангелия Матфея, Марка, Луки и Иоанна, которые теперь входят в новозаветный канон, являются продуктом второй половины II века.
Несколько десятков других евангелий постигла иная судьба. Они были признаны апокрифическими, ложными, не священными и не были включены в канон. Эти же четыре были выделены из всех и признаны богодухновенными. Почему именно эти, а не другие? Вокруг вопроса о том, какие из евангелий признать каноническими, а какие – апокрифическими, долго шла ожесточенная борьба. Выделились и потом были включены в канон те евангелия, которые были приняты в наиболее сильных и влиятельных христианских общинах.
Во всяком случае, в IV веке состав новозаветного канона был окончательно закреплен и в нем фигурировали те четыре евангелия, которые мы сейчас знаем как канонические.
Первые три евангелия по материалу своему довольно близки друг к другу. Между ними есть много противоречий, но в общем ход изложения совпадает. Это дало основание именовать их синоптическими, т.е. совпадающими, сводящимися воедино. Четвертое же евангелие, приписываемое Иоанну, стоит особняком и по ходу изложения, по освещению фактов, по литературной манере резко отличается от синоптических.
У синоптиков Иисус – человек с определенной земной биографией. Он родился, правда, необычным путем, но в жизни ведет себя, как человек: страдает, испытывает голод и жажду, подвергается искушениям, иногда пугается, впадает в уныние, обращается к богу с мольбами и просьбами. В евангелии Иоанна Христос – это логос, слово божье, существовавшее предвечно и только таинственным путем воплотившееся в человека. Синоптики уделяют главное внимание биографии Иисуса, Иоанн же преимущественно передает его проповеди, длинные и туманно-мистические. Даже церковь не может ничего извлечь из евангелия Иоанна для обоснования факта исторического существования Христа. Другое дело – синоптические евангелия. Здесь дается как бы подробная биография человека Иисуса, причем говорится об определенных исторических датах, о царствовании императоров, в действительности занимавших римский престол, об иудейских царях, действительно существовавших и царствовавших, о римских чиновниках, которых история знает по вполне достоверным сообщениям ряда исторических памятников. Казалось бы, чего больше – вот источник, по которому мы можем судить о жизни и деятельности Христа.
На самом деле, это совсем не так. Биографии Иисуса, данные в евангелиях, представляют собой продукт религиозной фантазии. В них нет ни единого сообщения человека, который видел бы Христа собственными глазами, т.е. ни одного свидетельского показания. Таких свидетельств нет и в нехристианской литературе. Буквально ни в одном историческом или каком-либо другом произведении того времени мы не находим высказываний современника Иисуса о том, что, мол, в мое время в Иудее происходили такие-то события, связанные с деятельностью человека по имени Иисус Христос.
В науке много спорили и продолжают спорить по вопросу о том, следует ли считать подлинными известные тексты римского писателя Тацита, еврейского историка Иосифа Флавия, римского политического деятеля и писателя Плиния Младшего. Тексты Тацита и Иосифа Флавия, безусловно, являются позднейшими вставками, письмо Плиния, о котором в этой связи идет речь, сомнительно со стороны его достоверности. Но для вопроса о достоверности биографии Иисуса и даже для самого решения вопроса о том, существовал ли Иисус как человек, это не имеет значения. Книга Иосифа Флавия написана около 90 г., книга Тацита – в 117 г., письмо Плиния датируется 112 г.; ни один из этих документов не оперирует свидетельскими показаниями современников описанных в евангелиях событий. Другие нехристианские тексты, говорящие о Христе, относятся к еще более позднему времени; например, соответствующие тексты Талмуда – ко времени не раньше III века.
Биографии Иисуса, излагаемые в евангелиях, вымышленные. Вполне понятно, зачем был нужен этот вымысел и какова его, если можно так выразится, внутренняя логика.
Развитие христианского вероучения шло в направлении, которое делало неизбежным превращение Иисуса в сознании верующих из бога в богочеловека. Первые стадии формирования образа Иисуса связаны с представлением о нем как боге, агнце, таинственном потустороннем существе. Они отразились в Апокалипсисе и современных ему сочинениях. В посланиях мы видим начавшийся процесс историзации Иисуса. Наконец, евангелия завершают историзацию образа Иисуса: здесь устанавливаются даты его жизни и смерти, место и обстоятельства рождения, жизни и смерти. Евангелия впервые помещают Христа во времени и пространстве, но это происходит только через столетие после тех событий, о которых в евангелиях говорится.
В истории бывали такие случаи, когда человека после его смерти обожествляли. Для рассказов и легенд о нем в этих случаях характерна такая особенность: в ранних из них он фигурирует как человек, потом все больше усиливается сверхъестественный, божественный элемент. Здесь мы видим обратную картину. Сначала на протяжении ряда десятилетий идет речь о боге, потом образ начинает приобретать человеческие черты. Значит, в основе его лежит миф, который в процессе своего развития оброс плотью и кровью. Принимать его за историческую истину нет никаких оснований.
В евангелии дана историзация мифа о боге Иисусе, ставшем человеком. Более ранний вариант содержится в евангелии Марка, где еще не говорится ни о рождении, ни о детстве Иисуса. Почти весь текст этого евангелия включен с некоторыми изменениями в евангелия Матфея и Луки, так что последние явно пользовались евангелием Марка как источником. Что же касается евангелия Иоанна, то оно явилось результатом приспособления религиозно-философского учения гностиков к христианству: Иисус изображен в нем, как логос, слово, ставшее плотью, а биографическая сторона подчинена пропаганде этого богословско-мистического учения.
Последняя книга Нового Завета
Последней по времени книгой Нового Завета явились Деяния святых Апостолов. Церковь считает их автором евангелиста Луку, который был якобы учеником апостола Павла и его спутником во всех его странствованиях. Из того, что сказано было выше, ясно, что история этого новозаветного произведения тоже не такова, как ее изображает церковная традиция. Деяния относятся к концу II века. Если бы апостол Павел и не был мифической личностью, то любой из его учеников за те сто с лишним лет, которые прошли с момента предполагаемой смерти Павла, должен был давным-давно умереть. Следовательно, никто из них не мог написать Деяния.
В этой новозаветной книге рассказывается об истории первых христианских общин, делается попытка описать историю первоначального христианства с церковных позиций. Нужно было сочинить такую историю возникновения христианской церкви, которая показывала бы верующим, что эту церковь основали непосредственные ученики Иисуса Христа. Таким способом верующим внушалось, что те пресвитеры, епископы и прочие деятели христианских общин, которые к этому времени положили уже основание мощной централизованной церковной организации, сами являются через апостолов уполномоченными бога Иисуса.