<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


Д

ДАДА, ДАДАИЗМ – авангардистское движение в худож. культуре, существовавшее в 1916-22. Нет единой версии происхождения термина Д. По-французски dada означает деревянную лошадку, вообще все детское – это якобы первое слово, к-рое бросилось в глаза основателю Д. поэту Т. Тзара, раскрывшему Словарь Лярусса. По другой версии – это имитация нечленораздельного лепета младенца. Один из основателей Д. нем. поэт и музыкант X. Балль писал: "То, что мы называем Дада – это дурачество, извлеченное из пустоты, в к-рую обернуты все более высокие проблемы; жест гладиатора, игра, играющая ветхими останками, ... публичное выполнение предписании фальшивой морали". Прямым предтечей Д. считают Марселя Дюшана, с 1915 жившего в Нью-Йорке и выставлявшего там свои реди-мейд – композиции из предметов повседневного употребления и их элементов. Считая их истинными произведениями искусства, Дюшан отрицал традиц. эстетич. ценности. Эту линию на разрыв со всеми традициями продолжил и собственно Д. – движение, возникшее в Цюрихе в 1916 по инициативе X. Балля, поэта и основателя журнала "Дада" Т.Тзара, писателя Р. Хюльзенбека, художника Г. Арпа. Тзара опубликовал в 1916 дадаистский "Манифест господина Антипирина" (свой неологизм антипирин он переводил как "лекарство от искусства").

Движение Д. не имело к.-л. единой позитивной худож. или эстетич. программы, единого стилистич. выражения. Оно возникло в самый разгар Первой мир. войны в среде эмигрантов из разных стран, и его природа и формы проявления были жестко обусловлены истор. ситуацией. Это было движение молодежи – поэтов, писателей, художников, музыкантов, к-рые были глубоко разочарованы жизнью, чувствовали отвращение к варварству войны и выражали тотальный протест против традиц.обществ, ценностей, сделавших эту войну возможной. Они представляли себя разрушителями, иконоборцами, революционерами; они восприняли и преувеличили футуристич. поэтику грубой механич. силы и провокационный пафос необузданных нападок на стандарты и обычаи респектабельного об-ва, атакуя насмешками и окарикатуривая культуру, к-рая, как им казалось, созрела для самоуничтожения. Под их атаку попало все искусство, в т.ч. и довоенные авангардные худож. движения. Сатирич. пародиями на искусство они пытались подорвать самую концепцию искусства как такового.

Д. – не узкохудож. движение в традиц. смысле; это – сама квинтэссенция бунта и протеста, выраженная в эпатажно-утрированных формах, часто выходящих за рамки к.-л. художественности. С помощью бурлеска, пародии, насмешки, передразнивания, организации скандальных акций и выставок дадаисты отрицали все существовавшие до них концепции искусства, хотя на практике вынуждены были опираться на какие-то элементы худож. выражения и кубистов, и абстракционистов (см.: Абстрактное искусство), и футуристов, и всевозможных представителей "фантастич. искусства". Да и на свои выставки они приглашали представителей самых разных авангардных направлений.

Среди принципиальных творч. находок Д., к-рые затем были унаследованы и сюрреалистами, и другими направлениями авангарда, следует назвать принцип случайной (стохастич.) организации композиций их произведений, прием "худож. автоматизма" в акте творчества, использование в арт-деятельности всевозможных предметов внехудож. сферы.

Особую роль в Д. играл К. Швиттерс. Он не принял антиэстетич. установку Д., но активно развивал техн. приемы лидеров Д. Его коллажи, собранные из содержимого помойных урн – обрывков оберточных материалов, газет, трамвайных билетиков и других отбросов повседневной жизни, были организованы по законам классич. эстетики, т.е. по принципам опр. ритмики, гармонии, композиции и т.п., и к ним, в отличие от ready-mades Дюшана или objets trouves сюрреалистов, вполне применимы традиц. эстетич. оценки. В этом плане Швиттерс был маргинальной фигурой в движении Д., но его техн. приемы создания артефактов имели большое будущее в искусстве 20 в. В среде дадаистов начали творить многие из будущих сюрреалистов. Однако уже в 1922 возник конфликт на теоретико-практич. основе между Т. Тзара и А. Бретоном, и в мае 1922 Д. официально закончил свое существование. Многие из дадаистов примкнули затем к сюрреализму. Д. явился одним из гл. источников и побудителей многих направлений и движений авангардного искусства и арт-практик постмодернизма.

Лит.: The Dada Painters and Poets: An Anthology. Ed. R.Motherwell. N.Y., 1951; Richter H. Dada: Art and Anti-Art.N.Y., 1965; Ades D. Dada and Surrealism Reviewed. L., 1978; Foster S., Kuenzli R. Dada Spectrum: The Dialectics of Revolt. "Madison, Iowa, 1979.

Л. С. Бычкова


ДВОРЖАК (Dvorak) Макс (1874-1921) – австр. (чех по происхождению) историк искусства, один из крупнейших представителей венской школы искусствознания. В Праге изучал всеобщую историю у Я. Голла, затем в Вене – историю искусства у Ригля, после его смерти в 1905 занял там кафедру.

Защитив в 1901 дис. "Иллюминаторы Иоганна из Неймаркта", он развил унаследованный от Ригля и Ф. Викхофа метод генезиса худож. форм, частично взяв за образец естественно-научный принцип эволюции, к-рый воплотился в его программной работе "Загадка искусства братьев Ван Эйк", сразу поставившей молодого ученого в ряд крупнейших искусствоведов Европы. Д. доказал, что Губерт Ван Эйк был представителем позднеготич. живописи, а Ян – живописи Нового времени, в отличие от готики рассматривавшей картину как замкнутую в себе часть бесконечной природы, с иным отношением к цвету и форме, поскольку искусство не есть нечто постоянное, оно развивается внутри стиля, но трансформирует его дух, влияющий в свою очередь на форму. Тем самым история искусства толковалась не столько как формальная история стиля (по Вёльфлину), сколько как часть духовной истории человечества. В полной мере новаторский подход Д. выразился во второй период его творчества в лекциях и статьях, изданных посмертно в книге "История искусства как история духа", где систематизируется эволюция искусства со 2 по 17 в.

По мысли Д., пространство превращается из физич. и оптич. феномена в метафизич. понятие, и вместе с тем становится вместо изъясняющего элемента изображения его неотъемлемой частью. Местом изображения видений и знаков становится уже не обусловленная и огранич. землею обстановка, а идеальное свободное пространство, в к-ром все ощутимое, измеримое, механически связанное потеряло всякую власть и значение. Пространство уводит глаз в неогранич. глубины, и в этом движении вглубь организуются фигуры, к-рым не мешает трехмерность, к-рые далеки от всякого подражания действительности, к-рые стали беспредметными как сон. В эпоху ср.-вековья указанное отношение между формальной и пространств, композициями прошло три этапа эволюции. Если для христ. античности характерна абстрактная духовная связь и движение дематериализованных форм в идеальном пространств. окружении, для роман, искусства – включение соподчиненных объемных форм и идеальных, но кубически замысленных пространств, тел в абстрактную композиционную схему; для готики – идеальная связь объемных форм в реальном вырезе из бесконечного пространства. Этот знаменат. процесс имел следствием первый шаг к открытию естественной, всеохватывающей, неогранич. Вселенной, первый шаг к господствующему в Новое время воззрению, к-рое видит в ней высшее единство, по отношению к чему все остальные вещи и феномены природы являются только частичными. Лекционный цикл "Идеализм и реализм в искусстве нового времени" (1915/16) и работа "Идеализм и натурализм в готич. скульптуре и живописи" (1918) казались Д. не только "индуктивным синтезом для истории искусства в решении формальных задач и проблем", но "в первую очередь выражением господствующих в человечестве идей" и "частью всеобщей истории духа". Понимая историю искусства как историю духа, опираясь на методологию Дильтея, Д. пытался приблизиться к гегелевскому тотальному постижению истории через ее худож. осмысление и переживание. С 1912 Д. исследовал "душу масс" и ее воздействие на искусство на примере зарождения графики на севере Германии в позднем ср.-вековье ("Шопенгауэр и Нидерланд, живопись") и апокалиптич. цикла Дюрера. Он прослеживал подоснову борьбы худож. принципов в острых социальных противоречиях того времени. В статье "О Греко и маньеризме" Д. представил Эль Греко предшественником новейшего искусства экспрессионизма, в к-ром видел (в частности, в творчестве О. Кокошки) возвращение духовности в искусство. Трагич. события мировой войны побудили Д. к столь не свойственным представителям венской школы культуркритич. размышлениям. Порывая с господствовавшей в то время (Вёльфлин, Ригль и др.) теорией имманентного развития искусства, Д. пишет: "Искусство заключается не только в решении и развитии формальных задач и проблем, оно всегда и в первую очередь есть выражение господствующих в человечестве идей; его история, не в меньшей степени, чем история религии, философии или поэзии – часть всеобщей истории духа".

Д. – пионер социол. акцента в искусствознании, что было продолжено его учениками Ф. Анталом, О. Бенешем и А. Хаузером, и представителями школы Варбурга (Панофски, Франкль). Д. глубоко проник в сущность мира готики, выработал новый взгляд на ср.-век. корни культуры Возрождения и даже барокко.

Соч.: Die Illuminatoren des Johann von Neumarkt // Jahrbuch der Kunsthistorischen Sammlungen des Allerhochsten Kaiserhauses. Bd. XXII. W., 1901; Kunstgeschichte als Geistesgeschichte. Munch., 1924; Geschichte der italienischen Kunst im Zeitalter der Renaissance. Bd. 1-2. Munch., 1927-28; Очерки по искусству средневековья. М.; Л., 1934; Studien zur Kunstgeschichte. Lpz., 1989; История итальянского искусства в эпоху Возрождения. Т. 1-2. М., 1978.

Лит.: Либман М.Я. Венская школа искусствознания // История европ. искусствознания. Вт. пол. XIX – нач. XX в. Кн. 1. М., 1969.

А. Г. Вашестов


ДЕКОНСТРУКЦИЯ – одно из осн. понятий постмодернистской эстетики, введенное в научный оборот Ж. Деррида. Отличие Д. от многообр. вариантов критики классич. философии в том, что это не критика, не анализ и не метод, но худож. транскрипция философии на основе данных эстетики, искусства и гуманитарных наук, метафорич. этимология филос. понятий; своего рода "негативная теология", структурный психоанализ филос. языка, симультанная деструкция и реконструкция, разборка и сборка.

Деррида предупреждает, что было бы наивным искать во франц. яз. к.-л. ясное и недвусмысленное значение, адекватное слову Д. Если термин "деструкция" ассоциируется с разрушением, то грамматич., лингвистич., риторич. значения Д. связаны с "машинностью" – разборкой машины как целого на части для транспортировки в другое место. Однако эта метафорич. связь не адекватна радикальному смыслу Д.: она не сводима к лингвистико-грамматич. или семантич. модели, еще менее – к машинной. Акт Д. является одновременно структуралистским и антиструктуралйстским (постструктуралистским) жестом, что предопределяет его двусмысленность. Д. связана с вниманием к структурам и в то же время с процедурой расслоения, разборки, разложения лингвистич., логоцентрич., фоноцентрич. структур. Но такое расслоение не является негативной операцией. Речь идет не столько о разрушении, сколько о реконструкции, рекомпозиции ради постижения того, как была сконструирована некая целостность. Д. – не анализ, т.к. демонтаж структуры не является возвратом к некоему простому, неразложимому элементу. Подобные философемы сами подлежат Д. Это и не критика в общепринятом или кантовском смысле – она тоже деконструируется. Д. не является к.-л. методом и не может им стать. Каждое событие Д. единично, как идиома или подпись. Оно несравнимо с актом или операцией, т. к. не принадлежит индивидуальному или коллективному субъекту, применяющему ее к объекту, теме, тексту. Д. подвержено все и везде, и поэтому даже эпоха бытия-в-деконструкции не вселяет уверенности. В связи с этим любое определение Д. априори неправильно: оно остановило бы беспрерывный процесс. Однако в контексте оно может быть заменено или определено другими словами – письмо, след, различение, приложение, гимен, фармакон, грань, почин – их список открыт.

Рез-том Д. является не конец, но закрытие, сжатие метафизики, превращение внешнего во внутритекстовое, т.е. философии – в постфилософию. Ее отличит. черты – неопределенность, нерешаемость, свидетельствующие об органич. связи постфилософии с постнек-лассич. научным знанием; интерес к маргинальному, локальному, периферийному, сближающий ее с постмодернистским искусством.

Движение Д. не сводится к негативным деструктивным формам. Разрушая привычные ожидания, дестабилизируя и изменяя статус традиц. ценностей, Д. выявляет теор. понятия и артефакты, уже существующие в скрытом виде. Она ориентирует не столько на новизну, связанную с амнезией, сколько на инакость, опирающуюся на память. Характеризуя Д. как весьма мягкую, невоинственную, Деррида видит ее специфику в инакости другого, отличного от техно-онто-антропо-теол. взгляда на мир, не нуждающегося в легитимации, статусе, заказе, рынке искусства и науки. Такой подход он считает особенно значимым для эстетич. сферы, сопряженной с изобретением худож. языка, жанров и стилей искусства. Д. здесь означает подготовку к возникновению новой эстетики. В процессе Д. как бы повторяется путь строительства и разрушения Вавилонской башни, ее рез-т – новое расставание с универсальным худож. языком, смешение языков, жанров, стилей лит-ры, архитектуры, живописи, театра, кинематографа, разрушение границ между ними. Речь идет не о локальных открытиях, но об изобретении нового мира, новой среды обитания, новых желаний на фоне усталости и исчерпанности уже не работающих деконструируемых структур. Не являясь отрицанием или разрушением, Д. означает выяснение меры самостоятельности языка по отношению к своему мыслит, содержанию; это подобие телефонного "да", означающего лишь "алло".

Осн. объекты Д. – знак, письмо, речь, текст, контекст, чтение, метафора, бессознательное и др. Д. лого-центризма Деррида начинает с Д. знака, затрагивающей краеугольные камни метафизики. Знак не замещает вещь, но предшествует ей. Он произволен и немотивирован, институционально-конвенционален. Означаемого как материальной вещи в этом смысле вообще не существует, знак не связывает материальный мир вещей и идеальный мир слов, практику и теорию. Означающее может отсылать лишь к другому означающему, играющему, т. о., роль означаемого. Рез-том Д. знака является сужение его функций как утратившего свою первичную опору – вещь, и одновременно обретение нового качества – оригинальности вторичного, столь существенной в процессе следующих шагов Д. речи и письма.

Деррида отвергает зап.-европ. традицию приоритетного изучения речи как непосредств. способа прямой коммуникации, подчеркивая, что со времен античности до наших дней философия оставалась письменной. Отмечая, что коммуникативные свойства письменных знаков превосходят речевые, он не только считает, что письмо как символич. модель мышления важнее речи, но и выявляет фундаментальный уровень их бытования – архиписьмо, закрепляющее вариативность языковых элементов, снимающее противопоставление письма и речи.

Для эстетики и искусства постмодернизма символом веры стали идеи Д. контекста. Исходя из неизбежной разницы контекстов чтения и письма, Деррида заключает, что любой элемент худож. языка может быть свободно перенесен в другой истор., социальный, полит., культурный, эстетич. контекст либо процитирован вообще вне всякого контекста. Открытость не только текста, но и контекста, вписанного в бесконечное множество других, более широких контекстов, стирает разницу между текстом и контекстом, языком и метаязыком. Деррида разрабатывает проблемы Д. разл. видов и жанров искусства, а также мимесиса и метафоры.

Теория Д. оказалась весьма привлекательной для ученых, стремящихся расширить рамки классич. структурализма, синтезируя его с иными научными подходами к изучению искусства. Так, идеи Д. доминируют в эстетике амер. ученого Пола де Мана. Он определяет Д. как негативное, демистифицирующее знание о механизме знания, или архизнание о саморазрушении бытия, превращающегося в аллегорию иллюзии. С архизнанием связана концепция самоиронич. разубеждения, лежащая в основе интенциональной риторики лит, критики П. де Мана.

В 80-90-е гг. деконструктивистский подход к проблемам эстетики стал преобладающим в творчестве франц. структуралиста Тодорова. Новый, постструктуралистский поворот в эстетике Тодоров связывает с перенесением исследоват. интересов с познания неизвестного на непознаваемое. Так, при конструктивном типе чтения интерпретация символов предполагает детерминизм, каузальность развития событий. Прямая и косвенная информация о персонажах превращает их в характеры. Возможные ошибки читательского восприятия связаны в основном с несовпадением его воображаемого мира с авторским. Что же касается чтения как Д., то здесь не просто разрываются причины и следствия, но они оказываются неоднородными по своей природе: событие является следствием безличного закона и т.д.

Лит.: Todorov Т. La conquete de l'Amerique. La question de l'autre. P., 1982; Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., 1993.

Н. Б. Маньковская


ДЕЛЁЗ (Deleuze) Жиль (р. 1926) – франц. философ, культуролог и эстетик-постфрейдист, оказавший существенное влияние на формирование эстетики постмодернизма. Создатель методов эстетич. шизоанализа и ризоматики искусства. "Дезанализ", или "школа шизофрении", отвергает осн. понятия структурного психоанализа Лакана – структура, символическое, означаемое, утверждая, что бессознательное и язык в принципе не могут ничего означать. Бессознат. машинная реализация желаний, являющаяся квинтэссенцией жизнедеятельности индивида, принципиально противопоставляется "эдипизированной" концепции бессознательного Фрейда и Лакана. Эдипов комплекс отвергается как идеалистический, провоцировавший подмену сущности бессознательного его символич. изображением и выражением в мифах, снах, трагедиях – "античном театре". Бессознательное же – не театр, а завод, производящий желания. Эдипов путь ошибочен именно потому, что блокирует творч. силы бессознательного, ограничивает их семейным театром теней, тогда как шизоанализ призван освободить революционные силы желания и направить их на освоение широкого социально-истор. контекста, обнимающего континенты, расы, культуры. Бессознательное не фигуративно и не структурно, оно машинно. Либидо – воплощение энергии желающих машин, результат машинных желаний.

Критикуя пансексуализм Фрейда, Д. не посягает на его несущие опоры – либидо и сексуальные пульсации. Он сохраняет противопоставление Эрос – Танатос, усложняя его новыми значениями: Эрос, либидо, шизо, машина – Танатос, паранойя, "тело без органов". Если работающие "машины-органы" производят желания, вдохновленные шизофренич. инстинктом жизни, то параноидальный инстинкт смерти влечет к остановке машины, возникновению т.н. "тела без органов". Его худож. аналогом может служить отстраненное восприятие собств. тела как отчужденной вещи, не-организма у А. Арто, Сартра, Камю. Так осуществляется чарующее волшебное притяжение-отталкивание между пассивной и активной частями желающей машины. Это противоречие снимается на уровне субъекта, или машины-холостяка – вечного странника, кочующего по "телу без органов", возбуждающего, активизирующего его, но не вступающего с ним в брак. Лит. воплощение машины-холостяка – машина в "Процессе" Кафки, "сверхсамцы" По и Жарри, ее живописные аналоги – "Новобрачная, обнажаемая холостяками" Дюшана, "Ева будущего" Вилье, персонажи А. Волфли и Р. Ги. Их бессознат., машинный эротизм замыкает цикл желающей машины, соединяя в одну цепь ее составляющие – "машины-органы", "тело без органов" и субъекта. Знаки не имеют значений, не являются означающими, их единств. роль – производить желания. Знаковый код – скорее жаргон, чем язык, он открыт, многозначен. Знаки же случайны, т.к. оторвались от своей основы – "тела без органов".

Структуру бессознательного образуют безумие, галлюцинации и фантазмы. Безумие, связанное с мыслью, и галлюцинации, сопряженные со зрением и слухом, позволяют прорвать собств. оболочку, но они вторичны по отношению к фантазму, чей источник – в чувствах (субъект чувствует, что становится женщиной, Богом и т.д.). Поэтому производство желания может произойти только через фантазм. Подлинным агентом желания, творцом жизни оказывается тот, в ком сильнее импульс бессознательного – ребенок, дикарь, ясновидящий, революционер. Высшим синтезом бессознат. желаний выступает художник. В наши дни наступает новый период в развитии искусства. Географика сменяется картографией, возникает "культура корневища"; методологией постмодернистской эстетики становится ризоматика.

Основа постмодернизма в науке, философии, искусстве – единицы хаоса, "хаосмы", приобретающие форму научных принципов, филос. понятий, худож. аффектов. Только совр. тенденции эстетизации философии дают ей шанс на выживание в конфронтации с более сильными конкурентами – физикой, биологией, информатикон. Эстетика и естеств. науки обладают несравненно большим революционным потенциалом, "шизофрении, зарядом", чем философия, идеология, политика. Их преимущество – в экспериментальном характере, новаторстве свободного поиска.

Д. противопоставляет "революционный" постмодернизм "реакционному" модернизму. Свидетельством того, что модернизм превратился в "ядовитый цветок", является, во-первых, "грязное" параноидально-эдиповское употребление искусства, в рез-те к-рого даже абстрактная живопись превращается из свободного процесса в невротическую цель. Во-вторых, о худож. капитуляции модернизма свидетельствует его коммерциализация. В отличие от модернизма, искусство постмодерна – поток, письмо на надувных, электронных, газообразных поддержках, к-рое кажется слишком трудным интеллектуалам, но доступно дебилам, неграмотным, шизофреникам, сливающимся со всем, что течет без цели.

Образуя автономные эстетич. ансамбли, постмодернистское искусство, как и постнеклассич. наука, "вытекает" из капиталистич. системы. Два беглеца – искусство и наука – оставляют за собой следы, позитивные, творч. линии бегства, указывающие путь глобального освобождения. Именно на искусство и науку Д. возлагает все надежды, видя в их творч. потенциале возможности "тотальной шизофренизации" жизни.

Ряд работ Д. написаны в соавторстве с философом и врачом-психоаналитиком Ф. Гваттари.

Соч.: Deleuze G., Guattari E. Capitalisme et Schizophrenie. Т. I: L'Anti-Oeudipe. P., 1972; Difference et repetition. P., 1968; Proust et les signes. P., 1976; Rhizome. Introduction. P., 1976; Nietzsche et la philosophic. P., 1977; Mille Plateaux. P., 1980; Cinema, 2 vol. P., 1983-85; Qu'est-ce que la philosophic? P., 1991; Делёз Ж., Гваттари Р. Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип: Сокр. пер. М., 1990; Представление Захер-Мазоха // Захер Мазох, Леопольд фон. Венера в мехах. М., 1992; Логика смысла. М., 1995; Ницше. СПб., 1997.

Н. Б. Маньковская


ДЕМПФ (Dеmpf) Алоис (1891-1982) – нем. философ, историк-медиевист, культуролог. Изучал теологию и медицину в Иннсбруке. В Первую мир. войну был фронтовым фельдшером. С 1925 – приват-доцент в Боннском ун-те. В том же году вышли в свет его работы: "Осн. формы ср.-век. мировоззрения" и "Этика и метафизика ср.-вековья". Этапной для Д. была конкурсная работа "Бесконечное в ср.-век. метафизике и кантовской диалектике" (1926), прочерчивающая линию связи между восходящей к Аристотелю идеей порядка и трансцендентальной антитетикой Канта. Здесь угадывается контур его типологии мировоззренч. фаз как образов культуры.

В 1937 Д. – ординарный проф. в Вене. Но вскоре аншлюс Австрии и публикация им "Мейстера Экхарта" (1937), где прозрачно-разумный взгляд на мир противопоставляется совр. постмифологич. и иррациональному представлению о мире, вынуждают его уйти на пенсию по полит, мотивам. Лишь по окончании войны Д. смог возобновить научную и преподават. деятельность. С 1949 – проф. в Мюнхен, ун-те.

Д. принадлежит к числу систематизирующих умов. В основе его суждений лежит убеждение в неизвестности иерархич. порядка т.н. жизненных сил (религия, право, образование, хозяйство). Эти составляющие конституируют человеч. природу, а их разл. констеляции – специфику того или иного типа культуры. Так, примат правового или религ. начал в социальном укладе создает соответственно полит, или профетич. вариант культуры. Из этих частичных оттисков общечеловеч. твор. духа складывается картина "всеобщей жизни", совокупный образ человека, мира и Бога в их незримом внутреннем единстве.

Теор. размышления Д. питает устойчивый антропол. интерес, стремление к социальной диагностике и терапии. Он верит в целит, возможности своей эпохи, использующие установки новосхоластич. и феноменологич. философии в споре с позитивистским материализмом. Особую роль в прояснении логики обновления обществ, устройства он отводит реконструкции филос. систем. Законодатели мысли извлекают, подобно художнику, канон и символ живой стихии непосредственно, что позволяет проследить непрерывный стилевой ритм сменяющихся культур. Философия вырастает из истории и погружается в нее, и исследование этого движения посредством "критики истор. разума" и "самокритики философии" открывает взаимосвязь способов самоосуществления человека с человеч. организацией.

Стремление преодолеть историзм с помощью типологич. сравнения видов знания и мировосприятия свидетельствует о приверженности Д. интеллектуальному поиску Дильтея, М. Вебера, Зиммеля, Трёльча, Шелера. К предшественникам Д. можно отнести также Ф. Шлеге-ля, обратившегося к сравнит, анализу филос. направлений Шеллинга и Гегеля – сторонников идей укорененности философии в культуре в целом.

В работах "Самокритика философии" (1947) и "Критика истор. разума" (1957) Д. пытается дать синтетич. образ мира, обнаружить "архитектонику истины" путем выделения повторяющихся историч. фаз развития мировоззренч. течений.

Отыскивая следы эпохального мировоззрения в разл. сферах культуры, Д. ставил вопрос о филос. предпосылках рез-тов частных наук: математики, физики, химии, наук о духе. Он установил, что их развитие шло строго параллельно развитию филос. учений. Научные идеи могут рассматриваться как спецификация всеобщих филос. идей. Внимание Д. сосредоточено на методическо-гносеологич. комплексе проблем, поскольку истор. разум может обрести почву только в столкновении с "чистым разумом", т.е. критически. Метод является тем инструментарием, к-рый дает возможность понять логич. структуру действительности. Основанием всех методич. синтезов он считает антропологию. Единство человека делает прозрачным единство космоса. Совр. об-во стоит на пороге антропол. фазы как интегральной мировоззренч. системы, полагал Д. "Так вновь придет час метафизики и этики".

За техникой типологич. сравнения мировоззрений как культурных символизаций вырастает открытие Д. "общего дела знания", обязанное опыту стремления к мудрости и утверждению закономерного развития социологии.

Соч.: Die Hauptform mittelalterlcher Weltanschauung. Munch., В., 1925; Kulturphilosophie. Munch.; В., 1932; Selbstkritik der Philosophic und vergleichende Philosophiengeschichte im Umriss. W., 1947; Kritik der historischen Vernunft. Munch., 1957; Geistesgeschichte der altchristlichen Kultur. Stuttg., 1964.

Л. В. Гирко


ДЕРРИДА (Derrida) Жак (р. 1930) – франц. философ и эстетик, теоретик культуры, один из интеллектуальных лидеров 80-90-х гг., чьи постструктуралистские идеи стали одним из осн. концептуальных источников постмодернистской эстетики. Автор теории деконструкции, расшатывающей наиболее прочные элементы классич. эстетики. Обновил и во многом переосмыслил в постструктуралистском ключе ту линию в исследованиях культуры и искусства, к-рая связана с именами крупнейших структуралистов – Фуко, Р.Барта, Леви-Стросса и их последователей – Меца, Тодорова. Специфика эстетич. взглядов Д. связана с переносом внимания со структуры как таковой на ее оборотную сторону, "изнанку". Изучение таких неструктурных внешних элементов структуры, как случайность, аффекты, желание, телесность, власть, свобода и т.д. способствуют размыканию структуралистского текста и его погружению в широкий социокультурный контекст в качестве открытой системы. Трактуя человеч. деятельность в целом как своего рода чтение безграничного текста мира, Д. снимает оппозицию "логическое – риторическое", заостряя столь актуальную для совр. теории познания проблему неопределенности значений.

Взгляды Д. оказали глубокое влияние не только на континентальную, но и на англо-амер. эстетику, вызвав к жизни йельскую школу критики, а также многочисл. исследоват. группы в др. ун-тах. Филос. взгляды Д., чья эволюция отмечена смещением интереса от феноменолого-структуралистских исследований (60-е гг.) к проблемам постструктуралистской эстетики (70-е гг.), а затем – философии лит-ры (80-90-е гг.), отличаются концептуальной целостностью. Философия остается для него тем центром-магнитом, к-рый притягивает к себе гуманитарные науки и искусство, образующие в совокупности единую систему.

Философско-эстетич. акцент Д. на проблемах дискурсивности, дистинктив-ности Вызывает к жизни ряд оригинальных понятий, таких, как след, рассеивание, царапина, анаграмма, вуаль, приложение, прививка, гибрид, контрабанда, различение и др. Принцип, смысл приобретает обращение к анаграммам, черновикам, конспектам, подписям и шрифту, маргиналиям, сноскам. Исследование нерешаемого посредством амальгамы филос., истор. и худож. текстов, научных данных и вымысла, дисконтинуальных прыжков между фразами, словами, знаками, отделенными между собой сотнями страниц, опоры на нелингвистич. – графич., живописные, компьютерные способы коммуникации, выливается в гипертекст – подобие искусств, разума, компьютерного банка данных, текстуальной машины, лабиринта значений. В его рамках филос. и лит. языки взаимопроницаемы, открыты друг другу, их скрещивание образует метаязык деконструкции. Его применение размывает традиц. бинарные расчленения языка и речи, речи и письма, означаемого и означающего, текста и контекста, диахронии и синхронии, натуры и культуры, мужского и женского и т.д. Однако исчезновение антиномичности, иерархичности порождает не хаос, но новую конфигурацию философско-эстетич. поля, чьей доминантой становится присутствие отсутствия, открытый контекст, стимулирующий игру цитатами, постмодернистские смысловые и пространственно-временные смещения.

Сосредоточивая внимание на языковых обнаружениях философии, Д. приводит язык во "взвешенное состояние", совершая челночные операции между языковой эмпирией и философией. Он создает ряд литературно-филос. произведений экспериментального плана, сочетающих в постмодернистском духе элементы научного трактата и автобиогр. заметок, романа в письмах и пародии на эпистолярный жанр, трагифарсовые черты и галлюцинаторно-провидческие озарения. Ему принадлежит ряд парадоксальных утверждений, рассчитанных на "филос. шок": восприятия не существует; может быть, я мертв; имя собственное – не собственное; вне текста не существует; схваченное письмом понятие тут же спекается; секрет в том, что понимать нечего; вначале был телефон. Подобные высказывания свидетельствуют о стремлении выйти за рамки классич. философии, "начать все сначала" в ситуации утраты ясности, смысла, понимания.

Одна из существ, задач совр. эстетики для Д. – проблема деконструкции метафоры. Он различает живые и мертвые, эффективные и стертые, активные и пассивные, говорящие и погасшие метафоры, считая необходимым стимуляцию саморазрушения последних. Д. подчеркивает метафоричность и метонимизм, тропизм и буквальность языка искусства. Зап. метафизика в целом характеризуется им как метафорическая, "тропическая". Специфика новейшей метафоры заключается в ее превращении в квазиметафору, метафору метафоры внутриметафизич. характера. Миметич. изображение уступает место изображению изображения, экстазу словесной телесности. Д. определяет совр. эстетику как "эстетику непредставимого, непредставленного". Ее центр, элементом становится ритм.

Искусство – своеобразный исход из мира, но не в инобытие утопии, а вовнутрь, в глубину, в чистое отсутствие. Это опасный и тоскливый акт, не предполагающий совершенства худож. стиля. Прекрасное не исчезает, но происходит его сдвиг, смещение, дрейф, эмансипация от классич. интерпретаций. В отличие от классич. философско-эстетич. ситуации, философия утрачивает власть над эстетич. методологией, припоминая свой генезис в качестве рефлексии о становлении поэтики.

Оригинальность научной позиции Д. состоит в объединении предметных полей теории культуры и лингвистики. Сознат. "экспатриация" филос. эстетики в эту эксперимент, сферу дает ей новое дыхание, оттачивает метод ол. инструментарий, подтверждает ее право на существование в совр. постмодернистской ситуации. Дистанцируясь от крайностей структуралистского подхода, Д. избегает соблазна пантекстуального стирания различий между философией, лит-рой и лит. критикой. Д. идет значительно дальше канонич. тенденций эстетизации философии, предлагая антидогматич., антифундаменталистский, антитоталитарный по духу способ философствования, открывающий позитивные перспективы исследования инновационных процессов в жизни, науке, худож. культуре к. 20 в.

Соч.: L'ecriture et la difference. P., 1967; De la grammatologie. P., 1967; La dissemination. P., 1972; La Carte postale: De Socrate a Freud et au-dela. P., 1980; Psyche. Invention de l'autre. P., 1987; Du droit a la philosophie, P., 1990; L'autre cap. P., 1991; Jacques Derrida/G. Benning-ton, J. Derrida. P., 1991; Points de suspension: Entretiens. P.,1992.

Лит.: [Гараджа А. В.] Критика метафизики в неоструктурализме: (По работам Ж. Деррида 80-х годов). М., 1989; Жак Деррида в Москве: деконструкция путешествия. М., 1993 (библиогр.).

Н. Б. Маньковская



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)