<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


Э

ЭТНОГРАФИЯ – наука, изучающая культуру и быт народов мира, отдельных племен или об-в; в зап.-европ. и амер. традиции – составная часть антропологии. Э. как наука начиналась в 19 в. с изучения малых бесписьменных и доиндустриальных об-в, называемых примитивными в противопоставление цивилизованному миру. Развитие Э. совпало с формированием мировых колониальных империй, к-рые ускорили и деформировали процесс социальных и культурных изменений в малых сооб-вах.

Первое проф. этногр. описание "Лига ирокезов" (The League of the Ho-de-no-sau-nee or Iroquois. 1851) принадлежала Л.Г. Моргану. Морган детально описывал систему родства, полит, жизнь, ритуалы, материальную культуру и т.д. Источником информации для автора послужил ирокез Илай Паркер, получивший зап. образование переводчик и интерпретатор культуры. Большое внимание в книге уделялось истории, географии и рез-там культурных контактов с белым населением. Практически, до 80-х гг. 19 в. в Э. отсутствовали публикации рез-тов полевых исследований такого уровня.

Полевые исследования Ф. Кашинга 80-х гг. среди индейцев зуньи дали новый точок к развитию этногр. метода. Кашинг выучил язык зуньи, жил в пуэбло около четырех лет и сочетал наблюдения за происходящими событиями со сбором информации (опросом индейцев). Работа Кашинга "Фетиши зуньи" (Zuni Fetishes. 1883) приоткрыла внутр. мир этого народа через космологию, мифологию, символизм и его связь с практич. деятельностью.

Следующим этапом в развитии Э. и отработки методов полевых исследований стала деятельность Боаса, и его изучение индейцев Сев.-зап. побережья Тихого океана. Традиции совр. этногр. исследований были заложены Боасом и Малиновским, к-рые настаивали на тщат. описании специфики отд. культур. Классич. работой по Э. стала книга Малиновского по Тробрианским островам, где он продолжил и дополнил традицию Кашинга: он не только выучил язык, но и более активно участвовал в повседневной жизни изучаемого народа.

Ученики Малиновского в свою очередь создали около дюжины классич. этногр. работ с 1930-х по 50-е гг. Наиболее выдающейся из них стала работа Э. Эванса-Причарда – "Нуэры" (The Nuer. 1940). Традиции Боаса и Малиновского в проведении полевых исследований и создании этнографии были успешно продолжены.

Э. в культурной антропологии США и брит. социальной антропологии стояла на антиистор. (вневременных) позициях, сосредоточивая свое внимание на реконструкции специфики культурных или социальных систем без обращения к их истор. развитию и выделяя истор. построения в отд. область изучения под названием "социальных или культурных изменений" (теор. антропология или этнология).

В 20 в. внимание исследователей акцентируется на изучении прошлого народов до начала деструктивного культурного контакта с империалистич. странами. Кроме того, ставится задача описать целостный комплекс культуры в статике, как бы без учета происшедших изменений. Многие годы рез-ты полевых исследований (книги и серии очерков) включали в себя реконструкцию примитивных культур в том виде, как они существовали десятки лет или даже столетия ранее. В таких монографиях описывались уже не существующие культуры, а словосочетание "этногр. настоящее" предупреждало читателя, что культура, описанная в этом настоящем, более не существует. Такого рода истор. Э. сегодня воспринимается как один из возможных подходов к изучению культур.

Второе направление исследований в Э. (синхронное) также сформировалось достаточно давно и представляло собой идеал полевых исследований: изучение культуры проводилось в течение длит. периода времени этнографами, живущими непосредственно среди изучаемого народа. Основой для развития Э. стали полевые наблюдения. Этногр. работа такого рода состояла, как правило, из описания малого сооб-ва, напр., кочующего племени, пастушеского племени, земледельцев и т.д. Целью этнографа был сбор систематич. данных об изучаемой культуре из первых рук. Наиболее ранние этногр. отчеты представляли собой длинные описания бесед на разл. темы, а также собранные и продиктованные тексты – фольклор, описание мед. практики, ритуалов и т.д. Сами по себе подобные отчеты, весьма подробные и объемные, оказывались почти бесполезными: они не позволяли понять как в действительности функционировали эти культуры. По мере развития антропологии и формирования интереса к проблемам динамики обществ, жизни и культурных изменений этнографы пытались постичь функционирование об-ва так же основательно, как описывали содержание верований и обычаев.

В 20 в. сложилась стратегия Э.: она заключалась в стремлении достичь общего знания путем построения большой серии частных исследований, к-рые затем можно сравнить и проанализировать. Такой подход казался наиболее рациональным для реализации этногр. данных – это была попытка достигнуть обобщения, изучая разнообразие отдельных культур.

Эти тенденции описательной Э. подвергаются резкой критике со стороны многих школ и направлений, к-рые стремятся утвердить новый тип Э., включающей осмысление истор. процесса и региональных, нац., международных структур, поскольку они влияют на местные сооб-ва (критич. антропология, марксистская Э., когнитивная антропология и т.д.).

Лит.: Kroeber A.L. Anthropology. N.Y., 1923; Idem. Anthropology Today. Chi., 1953; Beals R., Hoijer H. An Introduction to Anthropology. N.Y., 1959; Service El. Profiles in Ethnology. N.Y., 1963; Horizons of Anthropology. Chi., 1964; Harris M. The Rise of Anthropological Theory: a History of Theories of Culture. N.Y, 1968; Ember C.R., Ember M. Anthropology. Englewood Cliffs, 1985; Recapturing Anthropology: Working in the Present. Santa Fe, 1991; Stocking G. The Ethnographer's Magic and Other Essays in the History of Anthropology. N.Y., 1993.

Л. А. Мостова


ЭТНОГРАФИЯ в России (СССР) – обществ, наука, изучающая происхождение этносов, их осн. характеристики и свойства, межэтнич. отношения, а также социально-культурные изменения в жизни сооб-в, обусловленные собственно этнич. процессами. В конечном счете осн. объектом исследования Э.в Р. является культура народов, но описываемая, классифицируемая и анализируемая преимущественно с т.зр. выявления ее этнич. специфичности. Другая характерная особенность заключается в том, что этнограф, исследования обращены по преимуществу к сфере обыденной (повседневной, традиц.) культуры прежде всего сельского и в меньшей мере городского населения, почти не касаясь специализир. (проф.) областей культуры. В течение долгого времени Э. в Р. развивалась как отрасль геогр. знания, а в наст. время относится к группе истор. наук.

Важнейшей предпосылкой возникновения Э. в Р. стали рез-ты геогр. экспедиций 15-19 вв., а первая эт-ногр. работа появилась в России в 1715. В числе первых рос. ученых, отдавших дань этногр. проблематике, следует назвать Г. Новицкого, В.Н. Татищева, М.В. Ломоносова, Г.Ф. Миллера, С.П. Крашенинникова, К.М. Бэра, В.В. Радлова, Н.Н. Надеждина, Д.Н. Анучина, Н.Н. Миклухо-Маклая и др. Одна из особенностей становления Э. – то, что изучение собственно рус. народа в отеч. науке началось значительно позже, нежели др. народов России, что диктовалось практич. адм. интересами управления окраинами империи. При этом классификация этносов осуществлялась в основном по языкам.

Новый этап в развитии Э. в Р. начался с 1840-х гг. в ходе споров между "славянофилами" и "западниками" о происхождении и истор. судьбе рус. народа и гос-ва. В течение вт. пол. 19 в. на отеч. ученых оказывали влияние европ. теории мифол. истоков этничности, что стимулировало соответствующие изыскания в области славянских древностей и фольклора, и т.н. "школа заимствований", ориентированная на поиски истоков европ. культуры в древнеинд. эпосе. Наибольшее влияние на дореволюц. Э. в Р. оказал эволюционизм, последователями к-рого были П.И. Кушнер, М.М. Ковалевский, Э.Ю. Петри, Д.А. Коропчевский, Н.Ф. Сумцов, И.Н. Смирнов, С.С. Шашков, Н.Н. Харузин, Л.Я. Штернберг и др. В нач. 20 в. появляются работы, в к-рых эволюционизм подвергался серьезной критике (А.Н. Максимов). Одновременно получило распространение и марксистское направление, особенно в трудах Н.И. Зиберта и Ф. Кона, посвященных исследованию производств. отношений в доклассовом об-ве. С т.зр. выбора объектов исследования в к. 19 – нач. 20 в. преобладал в основном краеведч. подход. В это же время А.Н. Пыпин подготовил 4-томную "Историю рус. этнографии".

1917-1941 были временем становления науки советского периода. В 20-х – нач. 30-х гг. этнографы были привлечены к проведению гос. нац. политики, в основе к-рой лежали идеи о расцвете и сближении наций, необходимости скорейшего национально-гос. самоопределения народов и возможности выравнивания их социального и культурного уровней развития. Было организовано системное изучение условий материального производства, обществ, строя, культурно-бытового уклада каждого отд. народа. Э. в Р. определилась как отрасль истор. науки со специфич. "истматовской" проблематикой. Особенность работ этого периода – сосредоточение внимания на вопросах истор. эволюции обществ. строя изучаемых народов; большое внимание уделялось проблемам первобытной истории. Атеистич. направленность советской политики определила и значит. масштабы работ по изучению первобытной религии. В то же время сужение профиля сообразно идеол. установкам, привело к замораживанию в науки тех ее разделов, к-рые не имели отношения к истор. проблематике в ее узком смысле. Почти прекратилась работа в области этнич. географии и картографии, были прекращены этногр. исследования совр. быта народов, резко уменьшился объем работ по фольклористике, не проводились комплексные этнографо-археол. исследования. Предмет науки свелся преимущественно к изучению пережитков первобытнообщинного строя путем непосредств. наблюдения их в быту малоразвитых народов. Анализ проблем этногенеза был ограничен одной теорией Марра. В годы Великой отеч. войны актуализировалась идейная полемика с расистскими теориями нацизма.

В 30-е и послевоенные годы развитие науки было связано с именами В.Г. Богораза, П.Ф. Преображенского, С.П. Толстова, Б.А. Куфтина, С.И. Руденко, Ю.В. Бромлея, Н.Н. Чебоксарова, С.А. Токарева, Ю.П. Аверкиевой, М.О. Косвена, В.И. Козова и др. С к. 40-х гг. активизировались исследования этногенеза народов мира (В.П. Алексеев и др.), история их этнич. формирования, особенностей их культуры и быта. Продолжалось изучение первобытного об-ва, его хозяйства, религии, семейно-брачных отношений. Начались исследования бытовой культуры совр. сельского и городского населения, получили развитие комплексные направления исследований, основанные на этногр., археол., антропол. и письм. источниках. С.П. Толстов, Н.Н. Чебоксаров и М.Г. Левин разрабатывали теорию хозяйственно-культурных типов и историко-этногр. областей, Ю.В. Бромлей – теорию этносоциальных общностей. С 60-х гг. началась интенсивная работа по изучению англо-амер. социальной и культурной антропологии, франц. структурной антропологии, а также истории этнологии Германии и др. стран (С.А. Токарев, Ю.П. Аверкиева). Начиная с 70-х гг. большое распространение получило изучение теор. проблем этноса, этнич. и нац. процессов, и по сей день остающееся одним из главных. Развернулись принципиальные дискуссии о природе этноса и его генезиса: социально-деятельностной (Ю.В. Бромлей и отчасти Э.С. Маркарян), биологической (Л.Н. Гумилев), социально-информационной (Н.Н. Чебоксаров и С.А. Арутюнов), экоадаптивной (В.П. Алексеев) и др. Был поднят вопрос о том, насколько этнос реален как эмпирически локализуемая социальная общность (В.А. Тишков). Активизировались и стыковые направления исследований: этносоциология, этнопсихология, этнодемография и др. Был поставлен вопрос о прикладных задачах Э.в Р. и возможностях ее использования при решении актуальных экон., социальных и полит, проблем. Эта актуально-полит. направленность и проблематика особенно обострилась после распада СССР и возникновения многочисл. этнонац. противоречий и конфликтов на территории всего посткоммунистич. мира.

Совр. состояние Э. в Р. характерно прежде всего особенным вниманием к теор. обобщению идей и эмпирич. материала, накопленного и отеч., и мировой этнологией, развитием исследований прежде всего в зонах "стыка" со смежными науками, что характерно для всех отраслей социального и гуманитарного знания на исходе 20 в.

Лит.: Пыпин А.Н. История рус. этнографии. Т. 1-4. СПб., 1890; Токарев С.А. История рус. этнографии. М., 1966; Бромлей Ю.В. Совр. проблемы этнографии. М., 1981; История этногр. изучения народов СССР и зарубежных стран. М., 1989.

Н. М. Гасанова


ЭТНОЛИНГВИСТИКА (антрополог, лингвистика, лингвистич. антропология и др.) – по наиболее распространенному определению – наука, занимающаяся исследованием связей между языковыми и культурными явлениями. За этим общим определением стоят достаточно разнородные внутр. течения, существование к-рых делает вполне справедливым замечание М. Жулковского, характеризующего Э. как "широкую исследоват. область интердисциплинарного характера с довольно неопр. границами". Ж. Фрибур (1981) выделяла в Э. две осн. позиции: представители первой стремятся постигать культуру через язык, сторонники второй ставят перед собой задачу изучать языковые сообщения в культурном контексте. Действительно, одно крыло Э. приближается по своему предмету и целям исследования к этнологии и занимается исследованиями функционирования языка как одной (хотя и весьма специфич.) из культурных подсистем, способной поставлять информацию о прочих, т.н. "этнознание". Возникшее в рамках исследований культур и языков амер. индейцев, это направление работает преимущественно с данными, относящимися к бесписьменным традиц. культурам. Речь идет о направлениях амер. Э. (этносеманти-ке и др.), принимающих в той или иной степени концепцию языкового релятивизма (гипотеза Сепира-Уоуфа), о франц. этнолингв. исследованиях, и-в совершенно другом плане – о польской и рус. Э. Другое крыло, оставаясь одним из разделов языкознания, ставит перед собой задачу разработки общей теории языковой (и других видов) коммуникации в рамках конкр. культур в целом и смыкается с социо- и психолингвистикой. Здесь мы находим этнографию речи Хаймза (и более общую этнографию коммуникации), народное языкознание (folk linguistics) Хёнигсвальда и нек-рых др.течения.

Э. как научное направление, пограничное между лингвистикой и этнологией, зародилась в нач. 20 в. в США (хотя истоки ее подходов усматривают уже в трудах Гердера и В. Гумбольдта, а в России – Ф. Буслаева, А. Афанасьева и А. Потебни; среди родоначальников этнолингв. подхода европ. исследователи называют также Малиновского, а предвосхищение концепции языкового релятивизма, близкое гипотезе Сепира-Уорфа, находят уже у Дюркгейма, чьи идеи были применены в этнологии, в частности, Моссом). И все же начало Э. обычно связывается с именем Боаса, совершившего своего рода теоретико-методол. переворот в этнологии.

Боас признавал общую бессознат. природу языковых процессов и культурных категорий и явлений, но считал, что вторые иногда подвергаются вторичной рационализации, к-рая затрудняет изучение процесса их образования. В этом плане лингвистика, рассматривающая явления, никогда не становившиеся (до ее возникновения) предметом осознания, обещает значительно больше с т.зр. изучения истории развития языковых категорий. Ее метод, по его мнению, должен быть использован и в этнологии.

Предпосылки этнолингв. подходов, имевшиеся в трудах Боаса, были теоретически развиты в работах его ученика Сепира. Впрочем, в разные периоды деятельности Сепир занимал разл. позиции относительно отношений "язык-культура". В частности, в своем знаменитом трактате "Язык" он выразительно отделяет друг от друга язык и культуру, а последнюю определяет еще вполне традиционно-антропологически как социально унаследованную совокупность практик и верований, детерминирующую структуру повседневной жизни человека. Культура для него – то, что об-во делает, и то, о чем оно думает. Язык же – как совокупное искусство мышления – источник сведений о том, "как" общество мыслит. Но причинно-следственной связи между ними Сепир еще не видит.

В более поздний период жизни Сепир изменил свой подход к языку и в еще большей степени – к культуре, выдвинув на первое место понятие символизма. Его взгляды этого периода отразились в ставшем классическим небольшом докладе "Статус лингвистики как науки", где Сепир четко формулирует свой тезис о языке как путеводителе по социальной действительности. "Язык, – пишет он, – приобретает все большую значимость в качестве руководящего начала в научном изучении культуры. В нек-ром смысле система культурных стереотипов всякой цивилизации упорядочивается с помощью языка, выражающего данную цивилизацию. Наивно думать, что можно понять осн. принципы некрой культуры на основе чистого наблюдения, без того ориентира, каковым является языковой символизм, только и делающий эти принципы значимыми для об-ва и понятными ему. <... Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значит, степени они все находятся и во власти того конкр. языка, к-рый стал средством выражения в данном об-ве. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык – всего лишь случайное средство решения специфич. задач мышления и коммуникации, – это всего лишь иллюзия. В действительности же "реальный мир" в значит, степени неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной группы. Два разных языка никогда не бывают столь схожими, чтобы их можно было считать средством одной и той же социальной действительности. Миры, в к-рых живут разл. об-ва, – это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с разл. навешанными на него ярлыками". Уже здесь в мягкой форме высказано то, что впоследствии назовут гипотезой Сепира-Уорфа, или языкового релятивизма.

Ученик Сепира Уорф радикализировал и сделал более однозначными его взгляды. Наибольшую известность среди выводов Уорфа, сделанных на базе сопоставления индейских и европейских языков, получил тезис о том, что человеч. познание мира полностью определено языком: даже "сходные физич. явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве или по крайней мере при соотносительности языковых систем". Т.о., говорящие на принципиально разл. по грамматич. строю языках видят мир абсолютно по-разному.

Амер. последователи Боаса и Уорфа – Хойджер, Ли, Клакхон и др. – составили "радикальную" версию Э. Сущность ее подхода выражена в весьма категоричном суждении Клакхона: "с антропол. т.зр. существует столько же разных миров на земле, сколько есть языков". То же говорит и Ли: "член данного об-ва не только кодифицирует чувственно воспринимаемую действительность при помощи использования языка и характерного для его культуры поведения, соотнесенного с образцами, но он только тогда в состоянии понять действительность, когда она представлена ему посредством этого кода". Существовала и умеренная версия Э. К ней можно отнести самого Сепира и большинство позднейших этнолингвистов, принимавших упомянутый тезис о языке как путеводителе в "социальной действительности". Язык понимался ими вслед за Сепиром как наиболее красноречивая иллюстрация того, каким образом опр. система образов, в данном случае – грамматических, детерминирует способы постижения природного и социального мира, тип человеч. мышления. Исследователи старались найти параллели в оформлении мыслит, процессов носителей конкр. (обычно традиц. бесписьменной) культуры и опр. систем в рамках используемого ими языка, а затем – отражение обнаруженных способов концептуализации мира в культурно значимой деятельности. Итогом должно быть описание обусловленного характером языка "образа" данной культуры (или отдельных ее сфер). Несопоставимость семантики культурных концептов разных традиций объяснялась различностью соответствующих языковых коммуникатов. Последние определяют, с т.зр. этнолингвистов, основания семантики (понятия, суждения), к-рыми, в свою очередь, оформляются внеязыковые сферы культуры. Содержание культурных коммуникаций изначально имплицированно содержится в "шаблонах речи" (в более поздней терминологии – языковых стереотипах), а образ мира носителей конкр. культуры сводится к языку, диктату к-рого они бессознательно подчиняются. Перед нами, т.о., вариант культурного релятивизма. Наиболее умеренная версия представлена еще одним учеником Боаса – Крёбером. Он считал, что нет однозначных соответствий и зависимостей между языками и использующими их культурами, но язык тем не менее – "своего рода предварит, условие возникновения культуры".

На рубеже 40-50 гг. в серии совместных работ проблему отношений языка и культуры рассмотрели Ч.Ф. Вёглин и 3.3. Харрис. Они постулировали тесные связи между этими двумя сферами. С их т.зр., язык – часть культуры, поэтому речевую деятельность и невербальное поведение следует рассматривать вместе (их совокупность составляет "этнолингв. ситуацию"). Лингвистич. анализ для авторов – не только инструмент для получения нужных сведений (как обычно полагают антропологи), но и предмет исследования, один из источников знаний о пользующейся данным языком культуре; т.о., цели этнолингвиста и культурного антрополога совпадают.

Показателен программный отказ амер. этнолингвистов и культурных антропологов от генетич. исследований формирования как естеств. языка вообще, так и конкр. языков. Язык они принимают уже существующим, а задачей этнолога становится исследование отношения язык. = культура. Обратное влияние не отвергается, но оставляется обычно без рассмотрения как самоочевидное и нарушающее ход анализа (чем и элиминируется генетич. аспект проблемы).

Существ, значение для формирования в 60-80-е годы в США т.н. когнитивной антропологии имела сформулированная в рамках этнолингв. подхода идеационная теория культуры У. Гуденафа, выдвинувшего принципиальный тезис о том, что наилучший путь к знаниям, понятиям и суждениям, содержащимся в стандартах культуры (когнитивном коде), лежит через исследование языковых коммуникатов. Только через язык мы можем узнать способы концептуализации людьми природного и обществ, мира (язык Гуденаф понимает как совокупность стандартов языкового поведения). Для этого необходимо установить понятийные классы, при помощи к-рых представители каждой культуры упорядочивают свои представления о природе и социуме. Наиболее быстрый и наглядный результат дает рассмотрение таких классов, как термины родства, природные таксономии (названия животных, растений и др.), цветообозначения. Они и были классич. предметом анализа этнонауки. А одной из осн. и наиболее известных процедур этого анализа стал т.н. компонентный анализ, предложенный Гуденафом и Ф. Лонсбери.

Особое значение для формирования позднейшего когнитивистского подхода имела программа субъектной реконструкции культуры (т.е. представления ее в терминах и с т.зр. самих ее носителей, реконструкции [выявления] оснований семантики данной культуры, ее понятийных форм) Гуденафа, 4.0. Фрэйка и др. Субъектным в данном случае называется явление, к-рое (существуя объективно) выделяется из потока действительности посредством языковой (и не только) категоризации мира, не осознаваемой носителями языка. Реконструкция культуры есть прежде всего выявление ее состава, выделенного человеком в ходе познават. деятельности при помощи языка и других символич. систем. На практике это достигалось при помощи специально сконструированного вопросника. Это – прямое развитие подходов Э.

В рамках рассматриваемого подхода продолжалась экспансия лингв, методов в антропологию. Одним из существ, ее выражений было предложение К. Пайка и М. Харриса использовать т.н. эмич. и этич. уровни анализа. Этот вид анализа позволяет, с т.зр. "культурного материалиста" Харриса, к-рый и ввел в антропологию термины "эмический" и "этический", уловить расхождение между тем, что люди говорят, думают и чувствуют, как видят и концептуализируют свой культурный мир (emic), и тем, что наблюдает антрополог как их фактич. поведение (etic) (ср. пары типа фонология – фонетика, лексикология – лексика и т.д.). Очевиден, впрочем, риск субъективизма исследователя при изучении "этич." уровня – разные этнологи в одной культуре видят разное. Поэтому подход подвергся критике сторонников "новой этнографии" (этнонауки). Последние полагали, что научное исследование культуры должно концентрироваться исключительно на описании ее идеального состояния. Следует анализировать способы, при помощи к-рых члены данной культуры мыслят, ощущают и концептуализируют свой мир, в чем и состоит субъектная реконструкция. Изучение туземных "теорий культуры", полагал Фрэйк, позволит избежать влияния мыслит, схем исследователя. При этом должны активно использоваться лингв, методы, позволяющие выявить категориальный "ландшафт" исследуемой культуры и-по мнению представителей этнонауки – достичь ее логич. фундамента, описание к-рого может быть математически или логически формализовано.

Амер. версией "социол." подхода к исследованию языка, одновременно близкой Э., является этнография речи (точнее – "речевой деятельности" – ethnography of speaking) Хаймза, трактующего ее как "систему культурного поведения". Для Хаймза, т.о., речевая деятельность – одна из форм поведения человека в культуре, а гл. задачей является исследование речевого поведения в определяющем его экстралингв, социально-культурном контексте, т.е. в рамках культурно детерминированных языковых сооб-в, к-рые пользуются разл. языками, диалектами, социолектами, арго, стилями и т.д. в сочетании с неязыковыми формами коммуникативного поведения и подчиняются опр-м правилам языкового употребления (в зависимости от ситуации, социального положения, обществ, ролей и взаимных отношений участников коммуникации и т.д.).

К 90-м гг. Э. в США фактически распалась на несколько более частных дисциплин. Немногим лучше была ее судьба во Франции, где термин получил распространение только к нач. 70-х гг. под влиянием амер. исследований, в частности, Хаймза. Если амер. Э. была связана изначально с исследованиями языков и культур индейцев, то франц. выросла из этнол. исследований населения афр. колоний. Именно на почве африканистики она принесла наиболее ощутимые результаты (работы Э. Бонвини, Ж. Калам-Гриоль, Д. Рей-Ульман, Ж. Тома и С. Баюше, М.-П. Ферри и др.), в частности, в виде тезаурусных словарей и энциклопедий языков и культур Африки. Значительно реже франц. исследователи обращались к изучению собственной устной народной культуры (Ф. Альварес-Перэр, Ж.К. Дэнгирар и др.), в также других европ. культур (С. Зервудацки, Ж. Дреттас). С кон. 80-х гг. термин во Франции постепенно выходит из употребления.

Советская (росс.) Э. представлена преимущественно школой Н.И. Толстого. Впрочем, с амер. Э. русскую роднит во многих отношениях только название. Осн. ее черты в версии Толстого – перенос лингв, (по сути – общесемиотич.) методов на исследование народной культуры славян в сочетании с акцентом на истор. (диахронич.) и генетич. аспект исследований. Последнее особо подчеркивалось в связи с задачей преодоления "синхроничности" зап. Э., бывшей естественным следствием ориентации на исследование языков, не имеющих письменной традиции. Для Толстого Э. "есть раздел языкознания или – шире – направление в языкознании, ориентирующее исследователя на рассмотрение соотношения и связи языка и духовной культуры, языка и народного менталитета, языка и народного творчества, их взаимозависимости и разных видов их корреспонденции". Тут же он говорит об Э. в широком и суженном понимании. В первом случае она "включает" в себя диалектологию, язык фольклора и часть истории языка, связанную с истор. диалектологией и культурной и этнич. историей народа, наконец, почти все аспекты изучения языка как "социального явления". В узком смысле Э. – отрасль языкознания, "к-рая ставит и решает проблемы языка и этноса, языка и культуры, языка и народного менталитета, языка и мифологии и т.п.". Практич. воплощением идей Толстого стал проект этнолингв. словаря "Славянские древности" (1995), в к-ром на первом месте оказалась задача изучения кодов (символич. языков) традиц. культуры лингв, (общесемиотич.) методами на базе идеи о корреляции и зачастую структурном изоморфизме языка и культуры. Здесь речь уже по сути должна идти о этносемиотике (этносемиологии). Толстой настойчиво выдвигал на первое место задачу реконструкции "прасосто-яний" традиц. славян, культуры, семиотически понимаемой как система социально значимых инвариантных концептов, варьирующихся в пространстве ("диалектология" народной культуры) и времени (череда прасостояний системы, давшая нынешнее пространственное разнообразие рефлексов изнач. культурных идиом). Одним из подходов к решению этой задачи и было составление словаря. Диалектологич. аспект народной культуры предполагалось представить при помощи составления серии атласов, работа над одним из к-рых – "Полесским этнолингвистическим атласом" – ведется учениками и последователями Толстого.

Во многом влиянием взглядов Толстого был определен облик и польской Э., среди наиболее выдающихся представителей к-рой следует назвать Бартминского, разработавшего теорию т.н. языковых стереотипов. Впрочем, среди источников его подхода также работы по теории стереотипа амер. философа языка X. Патнэма, амер. когнитивная лингвистика, этнолингв. семантика А. Вежбицкой, а также труды Ю.Д. Апресяна, И.А. Мельчука, А.К. Жолтовского и др. Бартминским выработан особый вид словарной дефиниции – т.н. когнитивная дефиниция. Это дефиниция некоего явления с т.зр. рядового, простого носителя языка, моделирующая устойчивый смысл, ассоциирующийся с данным явлением в низших культурных сферах, массовом народном сознании и закрепленный в т.н. языковом стереотипе этого явления. Такая дефиниция предполагает по возможности полное описание не только денотативного компонента значения, но и его дополнительного компонента (коннотации), обусловленного зачастую экстралингв., культурными факторами. Она была успешно применена в работе над "Словарем стереотипов и символов народной культуры" (1996), создаваемым на материале текстов польского фольклора. Ведется также работа над "Польским аксиологич. словарем" на материале письменных текстов элитарной культуры. Работы по славянской, прежде всего польской Э. публикуются в выходящем в Люблине под ред. Бартминского ежегоднике "Etnolingwistyka".

Лит.: Хаймз Д.Х. Общение как этнолингвистич. проблема (Осн. направления в амер. этнолингвистике) // Вопр. языкознания. 1965. №2; Брутян Г.А. Гипотеза Сепира-Уорфа. Ер., 1968; Ареальные исследования в языкознании и этнографии. (Язык и этнос). Л., 1983; Этнолингвистический словарь славянских древностей. М., 1984; Новое в лингвистике. Вып. 23: Когнитивные аспекты языка. М., 1988; Кабакова Г.И. Французская этнолингвистика: проблематика и методология // Вопр. языкознания. 1993; №6; Сепир Э. Избр. труды по языкознанию и культурологии. М., 1993; Герд А.С. Введение в этнолингвистику: Учеб. пособие. СПб, 1995; Толстой Н.И. Язык и народная культура. Очерки по славянской мифологии и этнолингвистике. М., 1995; Kroeber A. L. Anthropology. Race, Language, Culture, Prehistory. N.Y., 1948; Language in Culture and Society. N.Y., 1964; Hoenigswald H. A Proposal for the Study of Folk Linguistics // Sociolinguistics. P., 1964; Hymes D.H. Directions in (Ethno-)linguistic Theory // Transcultural Studies in Cognition. Menascha, 1964; Idem. Sociolinguistics and the Ethnography of Speaking // Social Anthropology and Language, 1973; Transcultural Studies in Cognition. Menasha, 1964; Portraits of Linguists. A Biographical Source Book for the History of Western Linguistics, 1746-1963. Vol. 2. Bloomington, 1966; Miller R.L. The Linguistics Relativity Principle and Humboldtian Ethnolinguistics. The Hague; P., 1968; Explorations in the Ethnography of Speaking. Camb. 1974; Ethnolinguistique: Boas, Sapir and Whorf revised // The Hague, 1979; Ethnolinguistique. Contributions theoriques et methodologiques. P., 1981; Bonvini E. L'ethnolinguistique entre la pluridisciplinarite et l'interdisciplinarite // La linguistique. 1981. Nr 17; Saville-Troike М. The ethnography of communication. Oxf., 1982; Bartminski J. Czym zajmuje sie etnolingwistyka? // Akcent. Nr 4 (26). Lublin, 1986; Bursza W. Jezyk a kultura w mysli etnologicznej. Wroclaw, 1986; Les sciences du language en France au XX-eme siecle. P., 1992; Anusiewicz J. Lingwistyka kulturowa: Zarys problematyki. Wroclaw, 1995.

А. В. Юдин



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)