ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
1. Сущность архитектуры
По вопросу о сущности архитектуры читаем у Витрувия определение, которое, как всегда у древних, меньше всего дает существенное раскрытие понятия искусства (I 1, I):
"Наука архитектора основана на многих отраслях знания и на разнообразных сведениях, при помощи которых можно судить обо всем, выполняемом посредством других искусств".
Витрувий хочет сказать, что архитектор должен быть настолько всеобъемлющим человеком, чтобы быть в состоянии оценивать и все прочие искусства. Архитектуру Витрувий толкует не просто как искусство, но как науку (подобно тому как это делает с риторикой, например, Cic. De orat. 14, 16). Архитектура не только fabrica, техническое умение ремесленника, продолжает Витрувий, но и ratiocinatio, "рассуждение", которое "в состоянии показать и объяснить сделанное (res fabricatas) при помощи ловкости и осмысленности пропорции". Архитектор должен действовать не только "руками", но и "письменной наукой" (litteris). В I 1, 15 говорится, что каждое искусство состоит из "практики", "работы" (opus) и "теории", "размышления" (ratiocinatio), каковое различение мы можем найти вообще в эллинистической традиции (например, в отношении к музыке у Dion. Hai. De сотр. verb. II, р. 56 R.). Деление на fabrica и ratiocinatio приобретает, далее, в той же I 1, 3 еще и такой вид: "Как во всем прочем, так главным образом в архитектуре заключаются две вещи: выражаемое (quod significatur) и то, что его выражает (quod significat). Выражается предмет, о котором идет речь, выражает же его пояснение, сделанное на основании научных рассуждений. Поэтому ясно, что тот, кто считает себя архитектором, должен быть силен и в том и в другом". Это же разделение в применении к риторике – у Quint. Inst. orat. III 5, 1 Raderm.; Dion. Hai. De comp. verb. I, p. 3 и др. Все эти антитезы fabrica – ratiocinatio, quod significatur – quod significat, res – verba, практика – теория и пр. обычны для греко-римской риторики; и Витрувий здесь, по-видимому, их только воспроизводит.
К этому Витрувий присоединяет требование от архитектора полного энциклопедизма. Все в той же первой главе он требует от архитектора знания письма, рисования, математики (оптики, арифметики, геометрии), истории, философии (физики и этики), музыки, медицины, юриспруденции, астрономии. Письмо ему нужно для ведения записок, рисование для изготовления проектов; геометрия научает пользоваться линейкой, циркулем, ватерпасом и пр.; пользуясь оптикой, можно хорошо рассчитывать окна и освещение. Арифметика помогает пользоваться мерами, пропорциями и дает возможность вести финансовую часть. История научает осмыслить те или другие обычаи и приемы в архитектуре. Так, например, только историк может объяснить, почему под карнизом вместо столбов ставят женщин, так называемых кариатид (тут Витрувий рассказывает целую историю с этими кариатидами, I 1, 5). В философии Витрувий выдвигает на первый план этическую сторону. Философия учит архитектора быть честным, справедливым и скромным, учит не жадничать в гонорарах. Но и то, что греки называют "физиологией" (натурфилософия), – тоже важная часть философии. Так, при проведении воды важно знать действие стихий, например воздуха. Трактаты Ктесибия и Архимеда тоже может понять только образованный человек. Трудно обойтись и без музыки. Натягивание орудий в военном деле и приготовление звучных инструментов для театрального здания требует очень хорошего знания музыкальной теории. При помощи медицины архитектор выбирает здоровую местность для постройки. При помощи юриспруденции он устраивает все гражданские дела с населением, необходимые для того, чтобы начать строить. При помощи астрономии, наконец, он строит например, солнечные часы. Все эти знания, конечно, нельзя приобрести сразу и потому нельзя и архитектором сделаться сразу. Однако постепенное обучение с молодых лет вполне может удовлетворить всем этим энциклопедическим требованиям (I 1, 7-12). Архитектор не обязан быть столь же сведущ в грамматике, как Аристарх, или в музыке, как Аристоксен, или в живописи, как Апеллес, и пр. Но он не может быть невеждой в этих науках и искусствах. Он не обязан быть практиком во всех этих науках, но он обязан быть теоретиком. Движение крови в жилах должны знать и врачи и музыканты. Но когда нужно лечить жилу, позовут врача, а не музыканта (I 1, 13-16).
Относительно этого энциклопедизма, который проповедуется у Витрувия, надо сказать, что это старая традиция, примеры которой – опять-таки для риторики – очень часты у Цицерона (De orat. 32-34) и Квинтилиана (XII 2, 1) и которую Л.Радермахер возводит к стоическому источнику466.
2. Архитектурные категории
Учение об архитектурных категориях, которое мы находим в I 2, единственное вообще во всей античной эстетике, и потому оно требует особенно отчетливого понимания. Витрувий пишет в самом начале этой главы (12, I):
"Архитектура состоит из строя [порядка] (ordinatione), который по-гречески называется taxis, расположения (dispositione), – это греки называют diathesis, эвритмии (eurythmia), соразмерности, [симметрии] (symmetria), благообразия [украшения] (decore) и расчета (distributione), который по-гречески называется oiconomia".
Из этих же категорий диспозиция делится на ideai "аспекты": "ихнографии", "орфографии" и "скенографии"; украшение же делится на украшение в установлении (thematismöi), обычае (consuetudine) и природе (natura). В этом разделении далеко не все ясно. Уже Шнейдер отметил в своем комментарии, что первые две категории с успехом могли бы быть выпущены, потому что ординация ничем не отличается от симметрии, а диспозиция – от дистрибуции. Пухштейн, Иоллес и Ватцингер стараются, наоборот, сохранить эти категории как самостоятельные и только дают ту или иную их интерпретацию.
а) Обратим, прежде всего, внимание, говорит Ватцингер467, на ординацию и симметрию. Витрувий в рассматриваемой I 2, 2 и 4 определяет их так:
| Ординация | Симметрия |
| "Правильное соотношение [складность] (modica commoditas) членов сооружения в отдельности и в целом для достижения соразмерности [симметрии] (ad symmetriam)". | "Стройная гармония отдельных членов самого сооружения и соответствие отдельных частей и всего целого одной определенной части, принятой за исходную". |
Оба эти определения двухсоставны. Ординация сначала определяется как некая целесообразная взаимная приспособленность частей произведения; а затем имеется в виду, очевидно, деятельность, работа, осуществляющая это приспособление. Цель такого приспособления – симметрия. Таким образом, ординация есть деятельность, создающая симметрию. Витрувий тут же, в параграфе об ординации, говорит еще о количестве, поясняя этот термин так: "Количество же состоит в выборе (sumptio) модулей (modulorum) из членов самого сооружения и соответственном исполнении (effectus) всего сооружения по этим отдельным частям его членов". "Количество" берется тут, очевидно, как деятельность (sumptio, effectus) и противопоставляется симметрии как достигнутому состоянию (consensus, responsus). В III 1, 1 мы читаем, что композиция здания заключается в "симметрии", а "симметрия" происходит от "пропорции", которая называется по-гречески analogia; "пропорция же есть соответствие между членами всего произведения и его целым по отношению к части, принятой за исходную, на чем и основана всякая симметрия (ratio symmetriarum)". "Пропорцию" здесь надо понимать, очевидно, как смысл всех симметрических отношений, царящих между частями художественного произведения. "Пропорция" тут так же относится к "симметрии", как раньше "количество" и ординация. В том же месте III 1,9 еще раз говорится о симметрии так, что это понятие отличается от "количества" только моментом взаимного отнесения членов (responsus). Поэтому можно вполне твердо сказать, что диспозиция вместе с "количеством" и симметрия вместе с пропорцией хотя и покрывают одно другое по содержанию, но первая пара относится к деятельности архитектора, вторая же изображает полученное в результате этой деятельности состояние и свойство произведения.
б) Возьмем теперь другую пару понятий (1 и 2, 2 и 3).
| Диспозиция | Эвритмия |
| "Подходящее размещение вещей и изящное исполнение сооружения путем их сочетаний в соответствии с его качеством". | "Красивая внешность (venustas) и подобающий вид (commodus aspectus) сочетаемых воедино членов". |
Общее отличие этой пары понятий от предыдущей заключается, по-видимому, в том, что там шла речь о взаимной приспособленности отдельных членов, здесь же идет речь о подходящем их расположении. Там рассматриваются отдельные части произведения, и исследуется, как они подходят одна к другой. Здесь же рассматривается общий порядок, диспозиция всех частей произведения, независимо от самих частей, а только с привлечением общего качества этой диспозиции. Первая часть определения диспозиции (apta collocatio), как и в предыдущем случае, относится к практике архитектора, вторая же (effectus cum qualitate) – к достигнутому результату. По содержанию это второе определение совпадает с определением эвритмии как прекрасного и соразмерного вида частей, объединенных в целое. Витрувий, к сожалению, не поясняет, как нужно понимать это "качество", фигурирующее у него в определении диспозиции. Но понимать его надо, очевидно, в более интенсивном смысле. Это – то качество, которым обладает целое, рассматриваемое само по себе. Если ординация говорит о количественной соразмерности частей, входящих в симметрическое целое, то диспозиция фиксирует это самое целое, которое мы теперь назвали бы, пожалуй, попросту фигурой. Эвритмия, следовательно, есть результат фигурной диспозиции частей.
Однако можно сказать о диспозиции на основании материалов из Витрувия и несколько подробнее. Витрувий, как мы уже знаем, различает три "идеи" диспозиции. Первую он называет "ихнографией". Это получение чертежа путем нанесения "следов" как бы на земле, то есть мы бы сказали теперь, плоскостной чертеж. Вторая "идея" – "орфография" – изготовление проекта с теми же пропорциями, какими должно обладать и реальное здание. Это, по-видимому, есть модель здания. И, наконец, под "скенографией" Витрувий понимает оттенение переднего фона с уходящими сторонами и отнесение всех линий к центру циркуля (frontis et laterum abscedentium adumbratio ad circinique centrum omnium linearurn responsus). По-видимому, здесь имеется в виду то, что мы называем перспективой, перспективным чертежом или рисунком. В предисловии к VII книге (§11) тоже говорится об единой точке, в которой сходятся лучи зрения, и о разных размерах предметов в зависимости от расстояния их от плоскости картины. Иоллес (25 слл., 86 слл.) и Ватцингер (213 слл.) доказывают, что эта "скенография", или перспективное письмо (употреблявшееся для театральных декораций, для "сцены", – откуда и само название), Витрувий объединяет в этом I 2, 2 с диспозицией ошибочно. Как некоторые греческие тексты, так и другие места у самого Витрувия показывают, что не диспозиция, а, скорее, эвритмия есть тут перспективный прием, а именно, перспективное усложнение симметрии. Эвритмия находится в таком же соотношении с симметрией, как диспозиция с ординацией.
Очень полезно иметь в виду следующее рассуждение Витрувия о пропорциях (VI 2, 1-5).
- Ни на что архитектор не должен обращать большего внимания, чем на то, чтобы пропорции здания находились в полном соответствии с определенной частью, принятой за основную. Когда же будет установлено основание соразмерности и путем вычислений рассчитаны все размеры, то уже дело проницательности принять во внимание условия местности, или назначение здания, или его внешний вид и, путем сокращений или добавлений, достичь такой уравновешенности, чтобы после этих сокращений или добавлений в соразмерности все казалось правильным и ничего не оставалось желать в смысле внешности.
- Ведь предметы имеют иной вид, находясь в непосредственной близости, иной – если они на высоком месте, не такой же в закрытом и отличный на открытом; и в этих случаях надо с большим умом решать, что, в конце концов, следует сделать. Дело в том, что глаз не всегда дает верное впечатление, но очень часто обманывает душу в ее суждениях. Так, например, на декорациях кажутся выпуклыми выступы колонны, выносы мутулов и фигуры статуй, хотя самая картина, без сомнения, совершенно плоская. Подобным же образом хотя корабельные весла под водою и прямы, однако глазу они кажутся надломленными, и до того места, где их части соприкасаются с поверхностью воды, они представляются, как они и есть, прямыми, но там, где они погружены в воду, они отбрасывают от своих тел текучие образы, всплывающие через прозрачную и редкую от природы среду к самой поверхности воды; и эти движущиеся там образы действуют на глаз так, что весла кажутся надломленными.
- И видим мы это благодаря воздействию образов или благодаря истечению из глаз лучей, как думают физики; и в том и другом случае очевидно, что зрение глаз ведет к ложным заключениям.
- Итак, если истинное может казаться ложным и некоторые вещи глазам представляются иными, чем на самом деле, я полагаю, не может быть сомнения, что по природным условиям местности или по необходимости следует делать известные сокращения или добавления, но так, чтобы не оставалось ничего желать в этих зданиях. А это достигается врожденной проницательностью, а не только знаниями.
- Таким образом, первым делом устанавливается основание соразмерности, от которого можно отступать без колебаний; затем определяют длину и ширину помещений на площади будущей постройки, а раз будут установлены ее размеры, следует применить пропорциональность к благообразию, чтобы внешность здания не вызывала у смотрящих сомнений в его эвритмии.
Из этого рассуждения мы должны сделать твердый вывод, что Витрувий признает не просто пропорциональность и симметрию, но еще и видоизменение этого факта, в зависимости от расположения в пространстве. Естественно поэтому считать, что эвритмия отличается от симметрии как раз этим перспективным принципом, подобно тому как диспозиция отличается от ординации тоже тем новым планированием первоначального проекта, которое зависит уже от реального местоположения данного объекта и которое впервые создает этот объект как живое целое.
в) Таким образом, четыре упомянутые категории получают у Витрувия довольно складное взаимоотношение. Они все имеют в виду не что иное, как фигуру вещи. Фигура вещи рассматривается или как совокупность частей, от которой мы переходим к целому, или как целое, от которого мы переходим к частям. В первом случае она есть результат "ординации" и объективно выражается в "симметрии"; во втором же случае она есть результат "диспозиции" и объективно выражается в "эвритмии". Таким образом, ординация и диспозиция есть акт деятельности архитектора, симметрия же и эвритмия есть результат, достигнутый этой деятельностью архитектора в объекте. Кроме того, поскольку целое как дополнительный объект зависит от реального его расположения в пространстве, постольку эвритмия – по своей структуре – отличается от симметрии еще и принципом перспективы.
г) В качестве пятой категории в архитектуре Витрувий выставляет decor, "украшение", определяя его как "безукоризненный вид (emendatus aspectus) произведения, созданного на основании оценки вещей (probatis rebus) с присоединением [их] значительности (cum auctoritate (I 2, 5)". Следовательно, в понятие decor входит 1) emendatus aspectus, 2) probatae res и 3) auctoritas. Если первые два момента более или менее понятны, то третий момент совсем неясен. Что значит в этом смысле auctoritas? Разрешить этот вопрос можно с привлечением других текстов. В VI 8, 9 читаем: "Когда она [работа] будет производить auctoritatem своими прекрасными пропорциями и соразмерностью, то будет слава архитектору". В VII 5, 7: "Той auctoritatem, какую приобретали произведения благодаря тонкому искусству художника, теперь не требуется из-за расточительности хозяев". Ср. также III 5, 10 и VII 5, 4. Везде тут говорится о том, что художественному произведению тогда принадлежит auctoritas, когда оно правильно достигает своего назначения. Термин этот, следовательно, нужно понимать как указание на полновесное значение произведения или как на его значительность (Ansehnlichkeit, пер. Ватцингера, Vitruvstudien., S. 216). В VII 5,4 – характерное соединение: "cum auctoritate et ratione decoris – с значением и смыслом украшения".
д) По Витрувию, "украшение" проявляется, далее, в трех видах, в "установлении" (statio), в "обыкновении" (consuetudo) и "природе" (natura). Термины эти, как они ни просты сами по себе, имеют, однако, здесь совершенно специальное значение, как это явствует из приведенных у Витрувия примеров. Если архитектор вникает в суть дела, то он не будет, например, делать крышу над храмом Юпитера Громовержца или над храмом Гелиоса, Юноны или Урана, но сделает их открытыми, имея в виду, что боги эти царствуют над открытым пространством. Также храмы Минервы, Марса, Геркулеса должны иметь дорический стиль ввиду несвойственности этим божествам мягкости прочих стилей. В то же время храмы Венеры, Прозерпины, нимф должны быть в коринфском стиле – по противоположной причине, а храмы Юноны, Дианы, Вакха – в ионическим стиле. Все это определяется "statione", каковое слово поэтому лучше всего переводить "установление" (а не "покой" или "остановка"). Тут имеются в виду те свойства "украшения", которые зависят от назначения постройки, от ее цели, в частности, от свойств ее будущих обитателей, это и дает определенную предустановку архитектору (I 2, 5).
Что касается второго момента, consuetudo, то, судя по примерам Витрувия, здесь имеются в виду особенности здания, зависящие от его собственного стиля. Например, если внутренность дома украшается богато, то и вестибюль должен быть украшен богато; если принять дорический стиль, то нельзя и вносить в здание отдельные детали в ионическом роде. Consuetudo, "обыкновение", "обычай", тут лучше всего понимать, очевидно, как стиль, как выдержанность стиля; даже и перевести это consuetudo лучше всего как "выдержанность" (I 8, 6).
Наконец, под natura в "украшении" надо понимать, по Витрувию, те архитектурные особенности, которые зависят от выбора места, от окружающей земли, воды, воздуха. Тут Витрувий рекомендует, например, ставить спальни и библиотеки к востоку, бани – к западу, наружные галереи – к северу (чтобы постоянно появляющиеся и исчезающие лучи солнца на востоке и на юге не причинили вреда художественным памятникам). В связи с этим вышеупомянутый момент оценки (probatae res) нужно, по-видимому, принимать как аналогию с rerum apta collocatio, входящую в диспозицию. Но только там речь шла о качественно-смысловых отношениях, здесь же об естественных свойствах здания в связи с его физическим существованием. Материал, соответственно с этим выбираемый, и состоит из этих "опробованных, оцененных вещей" (I 2, 7). Необходимо заметить, что при таком понимании трех типов "украшения" устанавливается тоже довольно отчетливая аналогия с риторическими правилами468.
е) Наконец, Витрувий469 указывает еще и шестую архитектурную категорию под именем дистрибуции, "распределения", которое он сам же переводит по-гречески как oiconomia и определяет как "выгодное использование материала и места и разумная, бережливая умеренность в расходах на постройки". Эта формула, по-видимому, слишком узкая, и она не вполне выражает то, что хотел сказать Витрувий. Дело в том, что дистрибуция бывает двоякая: одна предусматривает потребности населения дома (но только не эстетические, как это мы находим в диспозиции, а чисто хозяйственные), то есть тут имеются в виду храмы, – другая же относится к жилищу и имеет в виду потребности владельца (о разных типах этих потребностей – в VI 5, 1-3). На основании этого уже можно догадываться, что дистрибуция есть некое параллельное понятие к "украшению" (как и в предыдущих двух парах понятий). В этом убеждают и другие обстоятельства. Витрувий в VI 8, 9 вообще не считает делом архитектора входить в экономические расчеты относительно материалов; его интересует только auctoritas, полноценная значимость произведения. Но тогда что же значит для него эта дистрибуция и "экономия"? Она его интересует только в смысловом отношении (cum sensu, V 6, 7). "И точно так же, если при постройке не хватит какого-нибудь материала, вроде мрамора, дерева и чего-нибудь еще из заготовок, то вполне допустимо делать небольшие сокращения или добавления, лишь бы это было сделано не слишком нелепо, но со смыслом". Таким образом, "экономию" надо понимать здесь не грубо экономически, но в значительной мере эстетически, как закон такого употребления материала, которое максимально содействует внутренним художественным заданиям, не превосходя их и не отставая от них. Но в таком случае дистрибуция окажется категорией, параллельной к "украшению". Она будет находиться с нею в таком же отношении, в каком ординация с симметрией и диспозиция с эвритмией. "Экономия" тоже имеет свои риторические аналогии.
ж) Таким образом, можно считать доказанным, что Витрувий использовал какой-то греческий источник (вероятно, стоический, – в частности Посидония), в котором шесть категорий были распределены попарно и первые члены всех пар относились к творческому процессу художника, вторые же к свойствам созданного произведения. Риторические писатели тоже делили свой предмет на officium (то, что оратор должен делать) и finis (объективную цель), о чем яснее всего можно читать у Cic. de inv. I 5,6 и Quint, inst. or. III 3,11. В риторической же литературе (Rhet. Gr. V 217 Walz) приводится деление на 1) знание, понимание (noesis), 2) нахождение (heyresis) и 3) распределение (diathesis) материала, – намек на что мы имеем и у самого Витрувия (I 2,2) в его словах о том, что "идеи" и "диспозиции" рождаются из "мышления" и "нахождения". Но Витрувий подчинил "знание" и "нахождение" "распределению" (диспозиции), а ординацию и "экономию" (которые в риторике были подчинены диспозиции) стал считать самостоятельными категориями.
Так можно было бы осмысленно интерпретировать архитектурные категории у Витрувия, изложенные у него достаточно смутно и нечетко.
3. Разделение архитектурной науки
Относительно разделения архитектурной науки Витрувий высказывается так (13,1). Архитектура делится на зодчество (aedificatio), гномонику (gnomonica) и машиностроение (machinatio). Зодчество – двух видов, – наука о городских и публичных зданиях и наука о частных жилищах. Публичные здания – трех видов, – военного характера (стены, башни, ворота и пр.), религиозного (храмы) и бытового (пристани, площади, портики, бани, театры, гулянья). Зодчеству посвящены, как мы знаем из обзора плана "Об архитектуре", первые восемь книг. Гномоника трактует о движении неба и об изготовлении часов солнечных и водяных. Этому посвящена 9-я книга. Наконец, о машиносторении, для целей самой архитектуры и для войны, говорится в 10-й книге.