ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Суждения Диогена Лаэрция о происхождении греческой философии отличаются ясностью, а суждения о греческой философии в целом почти невозможно извлечь из его сочинения.
1. Начало философии
В начале своей книги Диоген Лаэрций довольно много говорит о философии у варваров и ссылается на тех, кто начинает историю философии именно с варваров. Сам Диоген не только философию считает изобретением греков, но в его понимании и весь человеческий род ведет происхождение от греков: "ведь не только философы, но и весь род людей берет начало от эллинов" (I 3)67. И то, что мы находим в изложении Диогена Лаэрция о варварской философии, почти целиком совпадает с тем, что он говорит о греческой философии. У персов были, как он пишет, маги. Однако, несмотря на большое расхождение греческих философов с персидскими магами, Диоген Лаэрций все-таки утверждает, что эти маги, проводя время в служении богам, "рассуждали о сущности и происхождении богов, считая богами огонь, землю и воду... составляли сочинения о справедливости" (I 6 и 7). Подобного рода учения Диоген Лаэрций находит и у многих греческих философов, так что у читателя возникает вопрос: почему же этих персидских "магов" не считать (хотя бы и отдаленными) предначинателями философии?
Далее Диоген Лаэрций сообщает, что у вавилонян и ассирийцев были халдеи, у индийцев – гимнософисты, у кельтов и галлов – друиды и семнофеи. Но халдеи, по Диогену Лаэрцию, занимались астрономией и предсказаниями, а индийские гимнософисты и галльские друиды учили чтить богов, презирать смерть, не делать зла и упражняться в мужестве.
Еще ближе к учениям греческих философов то, что Диоген Лаэрций говорит о египтянах. Он сообщает, что последние рассуждали "о богах и о справедливости", что "богами они считают солнце и луну", что, по их учению, "началом всего является вещество" (собственно говоря, "материя"), из которого "выделяются четыре стихии и в завершение являются всевозможные живые существа" (I 10). У египтян, по Диогену Лаэрцию, "мир шарообразен... он рожден и смертен" (I 11). Огню они приписывали космически-творческое начало, а также учили о переселении душ. Все подобного рода "варварские" учения в той или иной мере типичны и для многих греческих философов. И если судить по этим сообщениям Диогена Лаэрция, то получается, что греки вовсе не имели никакого приоритета в изобретении философии.
Может быть, только излагая философию Демокрита, Диоген Лаэрций сознательно связывает ее с варварами. Демокрит Абдерский, по Диогену Лаэрцию, – ученик магов и халдеев при царе Ксерксе. Он посетил Египет, Персию, страны, прилегающие к Красному морю, Индию и Эфиопию. Возможно, что с этим связано общеизвестное учение Демокрита о демонических действиях атомных истечений. Но об этом учении Диоген Лаэрций ничего не говорит. Кроме того, аналогичные материалы о странствиях греческих философов на Восток приводятся в биографических источниках о Платоне и ряде других философов.
Таким образом, о том, что заимствовали греки у "варваров" и чего они у них не заимствовали, судить по Диогену Лаэрцию невозможно. И тем не менее буквальные совпадения греческой философии со многими "варварскими" учениями на основании материалов самого же Диогена Лаэрция несомненны.
Однако ввиду частичного расхождения греков и варваров в философии окончательное суждение о начале философии у греков на основании сочинения нашего автора тоже невозможно. А так как Диоген Лаэрций не указывает, где греческая философия процветала и где она приходила в упадок, то, выходит, можно утверждать, что у самого Диогена Лаэрция целостного представления о греческой философии и путях ее развития не было и тем более не было суждения об ее специфике.
2. Разделение греческой философии
Было бы естественно ожидать от Диогена Лаэрция исторического изложения греческой философии. И кое-где, правда очень редко, оно у него появляется. В главном же его изложение вовсе не историческое, а скорее систематическое, т.е. он пытается делить греческую философию по школам. Однако и здесь у него очень много недоговоренностей.
В конце I книги он начинает говорить о своем намерении отличать греческих философов от просто мудрецов, которым была посвящена значительная часть всей этой книги. Тем не менее он причисляет к мудрецам Фалеса вопреки общему мнению и античных и после-античных обозревателей, считающих именно Фалеса первым философом. Сам же Диоген Лаэрций в другом месте пишет, что ионийская философия вела начало от Фалеса, а он сам был учителем Анаксимандра. Кроме того, "варварские" воззрения он тоже называет философскими. Поэтому разница между просто мудрецом и философом у Диогена не очень ясная. Что же касается тех, кого Диоген Лаэрций называет философами, то они получают у него слишком неравномерное и весьма сомнительное деление.
Что касается хронологии, то, несмотря на весьма частое приведение дат, никакой хронологии у него, собственно говоря, нет. Излагая какую-нибудь школу, он иной раз доходит до очень позднего времени, а излагая другие школы, он их кончает очень рано, не обращая никакого внимания на то, что многие философы разных школ действовали одновременно. Поэтому вся книга Диогена Лаэрция в хронологическом, а уж тем более в историческом смысле очень трудна для понимания, хотя при очень тщательном исследовании и можно было бы на основании сочинения Диогена Лаэрция говорить о хронологии в абсолютном смысле. Эта работа еще никем не проделана, и выполнить ее нелегко.
Коснемся, однако, общего деления философии Диогеном Лаэрцием на школы.
Уже в I книге он делит все греческие школы на ионийские и италийские, т.е. на восточногреческие и западно-греческие; при этом в ионийской школе он выделяет три направления, из которых одно завершается академиком Клитомахом, другое – стоиком Хрисиппом, третье – аристотеликом Феофрастом. Но между тем если под ионийцами понимать натурфилософов, то эта натурфилософия, согласно самому же Диогену Лаэрцию, продолжалась весьма долго и после Клитомаха, Хрисиппа и Феофраста. По крайней мере, по изложению Диогена Лаэрция, такими натурфилософами были Пифагор и уж во всяком случае Эпикур, которого он к тому же вопреки всеобщему мнению считает пифагорейцем. Впрочем, ничего пифагорейского в мировоззрении Эпикура, которому посвящена вся X книга, найти невозможно. Отдадим, однако, себе отчет в том, как Диоген Лаэрций представляет себе каждую такую школу.
Первую школу, ионийскую, Диоген Лаэрций представляет так, что, кроме Фалеса, Анаксимандра, Анаксагора, Архелая, он относит сюда также и Сократа, сократиков, и среди них Платона с его учениками Спевсиппом, Ксенократом, Крантором и Кратетом, Аркесилаем, Лакидом, Карнеадом и Клитомахом. Ко второму направлению в ионийской школе относятся у него киники Антисфен, Диоген Синопский и Кратет Фиванский; стоики Зенон Китионский, Клеанф и Хрисипп; к третьему – Аристотель и Феофраст. Выходит, таким образом, что древних ионийских натурфилософов он путает с такими их антагонистами, как Сократ и сократики, Платон, Аристотель, вся Древняя, равно как и Средняя и Новая, Академия (где и вовсе расцветал скептицизм, имеющий мало общего с Платоном и уж совсем противоположный древней ионийской натурфилософии), а также киники и стоики. С нашей современной точки зрения, это совсем плохо.
Что касается второй основной школы греческой философии, которую Диоген Лаэрций называет италийской, то основателем ее он считает, с одной стороны, Пифагора, а с другой – сам Пифагор объявлен у него учеником Ферекида Сиросского. Тут же у нашего автора и другая путаница: резко разделяя "мудрецов" и "философов" и относя первых из них к более раннему времени, он называет Пифагора то учеником мудреца Ферекида (но, по Пифагору же, "мудрецом может быть только бог" – I 12), а то прямо философом и даже тем человеком, который первым стал называть себя философом. Так или иначе, но, по Диогену Лаэрцию, основателем италийской школы приходится считать именно Пифагора. Любопытно, однако, то, каких философов, кроме Пифагора, он относит к италийской школе.
Прежде всего, удивительным образом здесь названы Ксенофан, Парменид и Зенон Элейский. Другими словами, все главнейшие элеаты оказываются у Диогена Лаэрция последователями пифагорейцев. Тут же, к полному удивлению всякого историка философии, названы Левкипп и Демокрит, т.е. италийскую школу, по Диогену, продолжают почему-то вдруг атомисты, притом самые главные. Наконец, италийское направление завершается Эпикуром.
Правда, в Эпикуре наш автор видит мошенника, который; будучи учеником Демокрита, выдавал учение последнего об атомах, как и учение Аристиппа об удовольствиях, за свое, так что в конце концов сам Диоген Лаэрций путается в том, был ли Эпикур завершителем италийского направления, или он был "разрозненным", т.е. самостоятельным и оригинальным, философом и даже основателем своей собственной школы.
Как объединить вместе, хотя бы даже в порядке исторического развития, натурфилософа Пифагора, элеатов – отрицателей натурфилософии как науки, принципиальных атомистов и отшельнически-гедонистический эпикуреизм в одно целое, трудно себе представить. Возможно, что Диоген Лаэрций руководствовался здесь не столько развитием философских идей, сколько местожительством философов, допуская возможность объединять их по тем городам, где они жили. Может быть, этим объясняется и разделение всей греческой философии Диогеном на ионийскую и италийскую. Ведь хотя основателем италийского направления, по Диогену, был Пифагор, а элеаты жили и учили в южноиталийском городе Элее, но элеат Ксенофан, например, родился в Колофоне, т.е. в Ионии, да и сам Пифагор считался уроженцем острова Самос, т.е. тоже Ионии.
К италийскому направлению Диоген причисляет также Левкиппа и Демокрита, но если о происхождении Левкиппа ничего определенного не известно, то "пифагореец" Демокрит уже во всяком случае из Абдер, т.е. опять-таки из Ионии. Правда, эти Левкипп и Демокрит вместе с Гераклитом Эфесским, Парменидом, Мелиссом, Зеноном Элейским, Протагором Абдерским, Диогеном Аполлонийским, Анаксархом Абдерским, Пирроном Элидским и самим Эпикуром Самосским (родившимся на Самосе) объявлены вдруг философами "разрозненными". Тут же, однако, надо заметить, что, по Диогену, Гераклит – самоучка и ни к какой школе не принадлежал ("сам себя исследовал и сам от себя научился" – IХ 5), а многие из только что перечисленных философов объявлены у Диогена тоже пифагорейцами.
Некоторую попытку разделения древнейшей греческой философии можно найти у Диогена в тех местах, где он намечает три направления этой философии, которую он все же не перестает именовать ионийской.
Первое направление, как мы уже видели, – это философия от Фалеса или Анаксимандра до Клитомаха. Но, по Диогену, имеется и второе направление – от Сократа (который, впрочем, причислен также и к натурфилософам) до Хрисиппа. Путаница тут заключается в том, что учениками Сократа были вовсе не только Антисфен и киники, но и ряд основателей не так плохо известных нам школ. Но почему упоминаются здесь именно киники да еще и стоики (имеющие с Сократом очень мало общего, отчасти даже прямые его антагонисты), опять неизвестно.
Третью ионийскую линию Диоген представляет так: Платон, Аристотель, Феофраст. Другими словами, Диоген отрывает Платона от Сократа, а обзор перипатетиков заканчивает одним из первых по хронологии учеников Аристотеля – Феофрастом, хотя перипатетики существовали еще несколько столетий.
Итак, всю историю греческой философии Диоген Лаэрций представляет весьма нечетко. И если следовать его разделениям, то очень трудно разобраться в том, кто был чьим учеником, какие имелись философские школы, когда они начинались и кончались и кто из философов был действительно представителем данной школы, а кто был самостоятельным мыслителем и основывал свою собственную школу. Это относится по крайней мере к главнейшим философам. Каковы были школы, основанные Сократом, кто был учеником Платона и Аристотеля, разобраться в этом очень трудно, не говоря уже о более ранних философах, которые хотя и разделены на ионийцев и италийцев, тем не менее их особенности никак не сформулированы, не обрисована их специфика, и остается неясным, какие к этим школам принадлежат мыслители.
3. Начало греческой философии
Если теперь обратиться к отдельным эпохам и школам греческой философии по Диогену, то, несмотря на частое отождествление "мудрецов", "софистов" и "поэтов", полумифических и полуисторических Мусея и Лина он все же считает основателями греческой философии, решавшими те же проблемы, что решали первые философы. Так, Мусей учил о Едином как о начале и конце всего, а Лин – "сын Гермеса и музы Урании" (I 4) – занимался астрономией вполне в духе досократовской философии. Следовательно, в отличии философии от мифологии, а уж тем более в проблеме происхождения философии из мифологии Диоген не только не разбирается, но даже не задумывается над этой проблематикой. Что касается знаменитого певца Орфея, которого многие тоже считают первым греческим философом, то Диоген Лаэрций опровергает это не чем иным, как низкими моральными качествами Орфея, изображавшего богов со всеми низкими человеческими страстями (как будто бы этого же самого не было у Гомера) и растерзанного вакханками либо погибшего от молнии.
Современная нам история греческой философии, отнюдь не считая Мусея, Лина и Орфея в подлинном смысле слова историческими личностями, тем не менее связывает начатки греческой поэзии и философии с их именами, понятыми обобщенно-символически, за которыми некогда, возможно, скрывались неведомые нам реально-исторические прототипы.
Очень хорошо, что Диоген Лаэрций (по крайней мере принципиально или, может быть, даже случайно) стремится отличить греческих философов от предшествовавших им греческих мудрецов, утверждая, что под философией он понимает не мудрость как таковую, а только влечение к мудрости. Тем не менее мудрецов, которые, по его же собственному мнению, не являются философами, Диоген Лаэрций излагает довольно подробно, и хотя он их и насчитывает по традиции семь, на самом деле число их возрастает у него до огромной величины, причем остается неизвестным, как же быть с этой традиционной цифрой семь.
Сначала он действительно говорит о семи мудрецах: Фалес, Солон, Периандр, Клеобул, Хилон, Биант, Питтак. Однако затем добавляет, что к этим мудрецам причисляли также и Анахарсиса Скифского, Мисона Хенейского, Ферекида Сиросского, Эпименида Критского и даже афинского тирана Писистрата. Однако мало и этого. Так, по Диогену, Дикеарх сообщает, что нет разногласий только о четырех мудрецах – Фалесе, Бианте, Питтаке, Солоне. Относительно же трех остальных существуют самые разнообразные мнения. Дикеарх называет мудрецами Аристодема, Памфила, Хилона Лакедемонского, Клеобула, Анахарсиса, Периандра. Кое-кто, по Диогену, добавляет еще Акусилая Аргосского. Что же касается Гермиппа, то он перечисляет даже 17 имен, из которых "разные по-разному выбирают семерых". Гиппобот перечисляет 12 мудрецов, в том числе и Пифагора.
Таким образом, поскольку своего окончательного мнения о семи исконных мудрецах Диоген Лаэрций не высказывает, надо думать, что сам он так и не имеет твердого представления о том, кого же, собственно говоря, нужно считать семью древнейшими мудрецами.
Если перейти к тем сведениям, которые Диоген Лаэрций сообщает о семи мудрецах, названных им вначале, то мы найдем здесь либо массу астрономических и метеорологических данных, либо весьма краткие, совершенно случайные и никак не мотивированные философские учения, и даже не учения, а только отрывочные тезисы или изречения. Ни с того ни с сего среди естественнонаучных сведений о Фалесе вдруг передается мнение, что он первым объявил душу бессмертной. Однако чрезвычайно сомнительно, чтобы уже у Фалеса было развитое учение о душе, да еще о бессмертной, т.е. учение, нечуждое спиритуализму.
Так же странно звучит утверждение Диогена Лаэрция, и притом опять-таки случайное, обнаруживающееся среди множества естественнонаучных материалов о Фалесе, что этот философ "началом всего полагал воду, а мир считал одушевленным и полным божеств" (I 27). Что мир оказывался у Фалеса одушевленным и полным божеств, в этом нет ничего философского, это – типичное и исконное мифологическое представление. Но при чем тут вода, почему она является "началом" и как понимать эту воду, и притом как понимать ее "начальность", об этом в изложении учения Фалеса у Диогена Лаэрция ни слова. Эта неожиданная фалесовская вода бьет каждого историка философии как обухом по голове. Вероятно, если Фалес и говорил о воде, то все-таки у него была какая-нибудь, хотя бы и наивная, аргументация для этого. Но ни о какой подобной аргументации у Диогена опять-таки ни слова.
Больше интереса представляют приводимые Диогеном Лаэрцием отдельные изречения Фалеса. Одно такое изречение гласит: "Древнее всего сущего – бог, ибо он не рожден" (I 35).
Хорошо известно, что несотворенность бога есть идея вовсе не языческая, а христианская. Об этом Диоген Лаэрций, писавший в III в., когда христианство широко распространялось, конечно, не мог не знать. В таком случае противоположность творца и твари формулируется у Диогена Лаэрция совсем некритически. Далее приводится изречение: "Прекраснее всего – мир, ибо он творение бога" (там же). Если это творение из ничего, то здесь еще более некритическая христианизация древнего язычества, так как даже творение платоновским демиургом мира происходит из материи. Остальные изречения Фалеса, приводимые Диогеном Лаэрцием, имеют либо моральный смысл, а не специально-философский, либо основаны на логической ошибке idem per idem (определение через определяемое), либо бьют на остроумие. Заставляет задуматься то, что Фалес у Диогена говорит о необходимости самопознания. Такая концепция стирает разницу между досократовской философией и Сократом. Это не только сомнительно само по себе, но противоречит и словам Диогена, разделяющего древнейшую философию на физику, этику и диалектику, причем во главе этики поставлен опять-таки тот же Сократ.
Прочие мудрецы из тех семи, которых вначале называет Диоген, изображены либо при помощи разного рода бытовых картин, либо они упражняются в остроумии, либо даны вообще весьма путано. Мудрец Мисон изображен то действительно мудрецом, а то самым обыкновенным человеконенавистником. Ферекид вдруг объявлен слушателем Питтака вопреки известной всем хронологии, но в то же самое время он объявлен учителем Пифагора, что тоже является хронологической путаницей. Может быть, это объясняется тем, что Диоген некритически приводит мнение о существовании разных Ферекидов.
Совершенно невозможно разобраться в тех десяти "этических" школах, которые Диоген перечисляет вместе со своим основным делением философии, и без того достаточно путаным. Он начинает с указания на академическую школу, основателем которой совершенно правильно называет Платона. Но разве Платон и Древняя Академия занимались только одной этикой? Ведь они занимались решительно всеми философскими дисциплинами, как и Аристотель со своими преемниками-перипатетиками.. Диоген Лаэрций в жизнеописании преемника Платона Спевсиппа рассказывает всякие пустяки, но ни слова не говорит об его философии. Что же касается его поведения, то, судя по изложению Диогена, Спевсипп был человеком довольно безнравственным, а Ксенократа, преемника Спевсиппа, обладавшего, по Диогену, большой независимостью и неподкупностью, Платон при жизни своей якобы называл ослом.
Таким образом, среди "академических" этиков иной раз оказывались люди без твердых этических или вообще философских убеждений. Спрашивается, что же это такое – академическая этика? В Средней Академии (Аркесилай), а также и в Новой Академии (Лакид, Карнеад), поскольку тогда был расцвет скептицизма, совершенно нельзя найти никакого этического учения, кроме жалкого подчинения традиционным нормам. Об этике Клитомаха Карфагенского, преемника Карнеада, у Диогена Лаэрция тоже ни слова, хотя он почему-то назван основателем диалектической школы этики.
Называемую далее Диогеном киренскую школу Аристиппа, поскольку этот последний учил об удовольствии как об основном моральном принципе, а также и киническую школу (Антисфен), пожалуй, еще можно назвать школами этическими. Но ничего этического, если под этим понимать основной принцип школы, нельзя найти ни в элидской, ни в мегарской, ни в эретрийской школах. У стоиков и эпикурейцев морализм действительно представлен очень ярко. Но сколько же у них всяких других учений, кроме морали! Почему же стоицизм и эпикуреизм вдруг именуются у Диогена только этическими школами?
Таким образом, перечисление этических школ у Диогена основано на полной путанице историко-философских понятий. А кроме того, еще неизвестно, как это деление десяти этических школ соединить с рядом других названных в главе школ вроде элеатской, которые стоят у Диогена или совершенно отдельно, или вовсе не именуются этическими. Ни в специальном изложении философии Ксенофана Колофонского, ни в таком же изложении Парменида, Зенона Элейского, Мелисса ровно ни одной этической идеи не содержится. Что же после этого Диоген понимает под этикой школы элеатов, представителей которой он перечисляет? Ко всему этому нужно прибавить, что насчет Пиррона Диоген вообще колеблется, была ли у него какая-нибудь школа или нет. А Потамона Александрийского он и сам называет эклектиком, приводя из него действительно разного рода противоречивые мнения и отказываясь признать, представителем какого направления этот Потамон был.
Есть у Диогена еще разделение философов на "догматиков" и "скептиков". Диоген утверждает, что догматики рассуждают о тех предметах, которые они считают познаваемыми, а скептики – это те, которые воздерживаются от суждений, считая предметы непознаваемыми. Однако, если, по Диогену Лаэрцию, у Пиррона не было школы, тогда прядется сделать вывод, что весь греческий скептицизм нужно связывать только с Академией.
Таким образом, начало греческой философии, как и ее разделение на отдельные школы, по Диогену Лаэрцию представляется настолько туманным, что мы можем воспользоваться из него разве только отдельными мелкими сообщениями, но никакого цельного представления об этом получить никак невозможно.