ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
В высшей стадии нашего сознания, в стадии словесно-мыслительной, проблемы взаимоотношения разума и чувства являются наиболее важными. Эти два могучих двигателя человеческих поступков постоянно обнаруживаются как в процессе мышления, так и в повседневном поведении личности.
И.М.Сеченов в работе "Кому и как разрабатывать психологию" дает правильное определение единства познания и чувства у человека: "Рядом с элементами всякого мышления сознание отличает душевные движения совершенно другого характера, которым придает родовое имя чувства (чувство удовольствия или отвращения, ожидание, страх, радость, тоска, печаль, восторг и пр.)... Кто не знает, в самом деле, что чувство отличается от представления или мысли стремительностью, субъективностью, неспособностью расчленяться, что на этом основании оно не поддается прямому описанию на словах, несмотря на резкость, с которой часто сознается... Этими основными формами (ум и чувство) резюмируется для самосознания вся чисто духовная сфера человека, если отбросить в сторону внешнее проявление ее, т.е. поступки".
Навряд ли можно даже представить наличие одной лишь "чистой" абстрактной мыслительной деятельности у конкретного человека. Это логическая мысль должна, прежде всего, иметь своего определенного живого носителя, который производит мысли для достижения соответствующей цели в своих последующих действиях. Наличие цели указывает на направленность, устремленность личности, которая обычно обнаруживается в форме желаний, чувств, аффектов, страстей.
Ценность наших чувств определяется тем, из чего они возникают, куда они направлены, каково содержание и значение их в социальной жизни. В личной жизни человека нередко бывает, когда его чувства вступают в острое противоречие конфликтного характера с содержанием его мыслей.
Чувства, противопоставленные логической необходимости в соответствующей ситуации и реализованные в действиях человека, обычно ведут к неудачам и бедствиям в жизни. "Человек, строящий дом на одном сердце, строит его на огнедышащей горе" (Герцен). И наоборот, чувства, мощно стимулирующие осуществление высоких социально-этического характера идей, двигают вперед, возвышают личность: "Поднимаясь в сферу всеобщего, страстность не утрачивается, но преображается, теряя свою дикую, судорожную сторону; предмет ее выше, святее; по мере расширения интересов уменьшается сосредоточенность около своей личности, а с нею и ядовитая жгучесть страсти".
Герцен во многих своих произведениях подвергал анализу взаимоотношение разума и чувства: он считал необходимым "примирить сердце и разум так, чтобы человек исполнение действительного долга не считал за тяжелую ношу, а находил в нем наслаждение, как в образе действия, наиболее естественном и признанном его разумом".
И.С.Тургенев в своей повести "Фауст" высказал следующую мысль: "Жизнь не шутка и не забава; жизнь даже не наслаждение... жизнь – тяжелый труд. Отречение постоянное – вот ее тайный смысл, ее разгадка – неисполнение любимых мыслей и мечтаний, как бы возвышены не были, – исполнение долга, вот о чем следует заботиться человеку; не наложив на себя цепей, железных цепей долга, не может он дойти, не падая, до конца своего поприща".
Эта философско-этическая проблема, сформулированная и вложенная автором в уста героя повести, вызвала возражение со стороны Добролюбова Н.А. Он отметил, что в этом взгляде есть сторона очень похвальная, именно, уважение к требованиям нравственного долга. Но, с другой стороны, взгляд этот, по мнению Добролюбова, крайне печален, потому, что потребности человеческой природы он прямо признает противным требованиям долга. "Кажется, не того можно назвать человеком истинно-нравственным, кто только терпит над собой веления долга, как какое-то тяжелое иго, как "нравственные вериги", а именно того, кто заботится слить требования долга с потребностями внутреннего существа своего, кто старается переработать их в свою плоть и кровь внутренним процессом самопознания и саморазвития, так, чтобы они не только сделались инстинктивно-необходимыми, но и доставляли внутреннее наслаждение".
Как видно, здесь критика Добролюбова Н.А. концепции "нравственных вериг", проповедуемых Тургеневым И.С., полностью совпадает со взглядами Герцена А.И., который требовал, чтобы человек исполнение своего долга не считал тяжелой ношей, а находил в нем наслаждение.
М.Горький в своей философской поэме "Человек", которую можно назвать гимном человеческому разуму, предупреждает человека об особой опасности низких эгоистических чувств обывательского характера: "И только Мысль – подруга Человека, и только с ней всегда он неразлучен, и только пламя мысли освещает перед ним препятствия его пути, загадка жизни, сумрак тайн природы и темный хаос в сердце у него..." "И по внушению близоруких чувств он терпеливо насыщает мозг и сердце приятным ядом той циничной лжи, которая открыто учит, что Человеку нет пути иного, как путь на скотный двор спокойного довольствия самим собой. Но мысль горда, и Человек ей дорог, – она вступает в злую битву с Ложью, и поле битвы – Сердце Человека. Но если Человек отравлен ядом лжи, неизлечимо и грустно верит, что на земле нет счастья выше сытости, покоя и мелких жизненных удобств, тогда в плену ликующего чувства печально опускает крылья Мысль и – дремлет, оставляя Человека во власти его сердца".
В конце своей поэмы Горький оптимистически провозглашает, подобно Герцену и Добролюбову, победу человеческого разума и слияние с ним адекватных ему высоких социальных чувств: "Настанет день – в груди моей сольются в одно великое и творческое пламя мир чувства моего с моей бессмертной Мыслью, и этим пламенем я выжгу из души все темное, жестокое и злое, и буду я подобен тем богам, что Мысль моя творила и творит Все в Человеке – все для Человека".
В этих замечательных высказываниях Добролюбова, Герцена и Горького мы видим философские основы нравственного сознания личности. Из этих возвышенных нравственных идей должны быть разработаны основные принципы коммунистической этики.
Двойственная противоречивая природа человеческого сознания была подмечена еще в глубокой древности истории общества.
Почти во всех этапах развития философских и психологических направлений эта проблема подвергалась глубокому обсуждению дискуссионного характера. Многовековая дискуссия велась главным образом между представителями сенсуализма, с одной стороны, и рационализма – с другой.
Еще Аристотель в своем трактате "О душе" писал что "стремление движет вопреки разуму, ведь желание есть некое стремление. В самом деле, ум всегда действует правильно, стремление же и воображение то правильно, то неправильно. Приводит всегда в движение предмет стремления, но это есть либо действительное благо, либо благо кажущееся... Стремления могут оказаться противоположными друг другу, а случается, когда ум противостоит желаниям, возникает же это у тех, кто обладает чувством времени. Ведь ум приказывает воздержаться ввиду будущего, желания же побуждают считаться с получаемым тотчас...". Здесь Аристотель высказывает глубоко правильную мысль о том, что в борьбе противоположных тенденций в сознании человека чувства своей импульсивностью и стремительностью уступают превосходству разума, обладающего способностью предвидения.
Представители стоической философии полагали, что аффекты абсолютно зависят от нашей воли и что мы можем безгранично управлять ими; однако опыт, вопиющий против этого, заставил их сознаться, вопреки своим принципам, что для ограничения и обуздания аффектов требуется немалый навык и старание.
Представители средневековой христианской церкви проповедовали полярность души и тела; они требовали умерщвления плоти и страстей, которые являются причинами зла.
Проблема взаимоотношения между разумом и чувством весьма интересовала последователей как сенсуалистического, так и рационалистического направлений.
Основоположник сенсуализма Джон Локк в своем "Опыте о человеческом разуме" в главе о восприятия указывает, что "самое глубокое и прочное впечатление производят с самого начала те идеи, которые сопровождаются удовольствием или страданием. Так как великое дело чувств заключается в предупреждении нас обо всем вредном или полезном для тела, то мудро устроено природой, что страдание сопровождает восприятие различных идей. Заступая у детей место вдумчивости и рассудительности, у взрослых вызывая действия, предшествующие рассмотрению, это условие заставляет малых и старых избегать опасные объекты с необходимой для самосохранения поспешностью и закреплять в память опасение на будущее время".
Рационалисты придерживаются противоположной точки зрения: они превозносят ведущую могущественную роль интеллекта, разума, а чувствам и страстям хотя и придают большое значение, но в анализе противоречий между разумом и страстями они обнаруживают явную тенденцию приписывать последним отрицательную роль.
Однако взгляды рационалистов нельзя отождествлять с религиозной христианской концепцией умерщвления плоти и страстей. Христианское учение рассматривает страсти человеческие как слепую фатальную разрушительную силу, реализующую господство низшей телесной природы человека над высшими проявлениями духа неземной природы. В противоположность этому религиозному принципу, для которого страсть – это всегда зло чувственного происхождения, рационалисты придают ей положительное значение как источнику активной деятельности человека. Таковы были взгляды Декарта и Спинозы.
Спиноза в своей "Этике" еще более заостряет интеллектуалистическую концепцию Декарта, считая, что могущество души определяется одной только ее познавательной способностью, и только с ее помощью человек может найти средства против аффекта.
"Люди, управляющие разумом, т.е. люди, ищущие собственной пользы по руководству разума, не чувствуют влечения ни к чему, чего не желали бы другим людям и потому они справедливы, верны и честны". В другом месте своего трактата Спиноза указывает, что познание добра и зла возбуждает душевные волнения и нередко уступает место вожделениям всякого рода. "Отсюда родилось известное изречение поэта: "... вижу и одобряю лучшее, а следую худшему" (Овидий) То же самое разумел, кажется, и Экклезиаст, сказав: "Увеличивающий свое знание увеличивает свое страдание". Я говорю это не с той целью, чтобы заключить отсюда, что лучше не знать, или что в обуздании аффектов нет никакого различия между разумным и глупым, но потому, что не обходимо знать как способность, так и неспособности нашей природы, дабы иметь возможность определить, на что способен разум в обуздании аффектов и на что нет".
Гегель в своих "Лекциях об эстетике" дает характеристику раздвоенности аффективных и познавательных сторон сознания в следующих словах:
"... С одной стороны, мы видим, что человек находится в плену у пошлой действительности и земного существования, страдает под гнетом потребности и нужды, преследуем природой, опутан материей, чувственными целями и удовольствиями, порабощен и охвачен потоком естественных влечений и страстей. С другой же стороны мы видим, что он возвышается до вечных идей, до царства мысли и определения, снимает с вселенной покров ее оживотворенной, цветущей действительности и разлагает ее на абстракции... Но вместе с этой расколотостью жизни и сознания возникает для современной культуры и ее рассудочного мышления требование найти разрешение этого противоречия".
Разрешение этих противоречий сознания Гегель пытается найти в их абстрактном примирении. Гегель, а также все другие рационалисты рассматривают отдельные стороны сознания как абстрактные, изолированные друг от друга явления, а источники этих противоречий они ищут в самом мыслительном процессе. И поэтому другого выхода, кроме их примирения в сфере отвлеченной мысли, он не находит.
Где же в таком случае находится основание этой внутренней раздвоенности сознания личности? Правильное решение данной проблемы мы находим у основоположников марксизма. Какова же природа человеческого сознания? Можно ли раскрыть закономерность развития сознания только в сфере отвлеченной психики и вне органической связи с конкретной социальной исторический средой?
Только гиганты мысли, Маркс и Энгельс, дают единственно правильные ответы на данные вопросы. Маркс в классическом анализе сознания личности в одной из ранних работ "Подготовительные работы к Святому семейству" показывает, что "деятельность труда и дух как по своему содержанию, так и по способу возникновения общественны: это – общественная деятельность и общественный дух", и далее: "... деятельность моего всеобщего сознания, как таковая, есть мое теоретическое бытие как общественного существа".
В книге "Немецкая идеология" Маркс и Энгельс рассматривают сознание как отношение личности к окружающей его среде. "Сознание является, разумеется, прежде всего, сознанием ближайшей чувственной обстановки и сознанием ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего сознавать себя индивида".
На заре развития первобытного человека, когда люди стояли на грани между биологической и социальной формами существования, основной их биологической потребностью была потребность в существовании. Тогда еще господствовало животное сознание природы, которая представлялась чуждой, всемогущей и властвующей над ними силой.
Возникающая новая форма социального бытия в недрах биологического природного существования на основе еще примитивных инстинктивных форм труда пришла к новой форме познания мира – к логическому познанию. В силу низкого уровня развития социальных отношений тогда господствовала скудная, примитивная предметность чувственного сознания и действия.
Биологические потребности подвергаются в течение длительного периода изменению и приобретают характер социально-этический. Чувственная потребность в определенных окружающих предметах выражается в форме желаний, эмоций, страстей. Маркс по этому поводу пишет: "Власть предметной сущности во мне, бурное чувственное проявление моей существенной деятельности, это – страсть, которая, таким образом, становится здесь деятельностью моего существа". Далее, он считает, что "страсть – это есть энергично стремящаяся к своему предмету существенная сила человека".
Эти потребности, стремления стимулируют дальнейшее развитие познавательного процесса сознания, возникшего на основе общественного производства материальных благ. По этому поводу Маркс отмечает, что "уже удовлетворенная первая потребность, действие удовлетворения и приобретенное уже орудие удовлетворения ведут к новым потребностям, и это порождение новых потребностей является первым историческим делом". Потребности, желания в удовлетворении своих потребностей у человека в широком психологическом понимании являются не чем иным, как проявлением эмоциональной, аффективной деятельности его сознания.
Нужно полагать, что в процессе активного общественного отношения личности к окружающей среде развивающееся сознание выступает во внутреннем единстве познавательного содержания и эмоциональной формы проявления.
Внутреннее единство и противоречивый характер разлития сознания есть результат субъективного отображения объективного сложного и противоречивого процесса взаимоотношения между человеком и его социальной средой, и прежде всего между личными потребностями человека и его собственными материально-производственными, морально-этическими возможностями их реализации.
Отличительной особенностью логической сферы сознания является познание связей и отношений в окружающих явлениях и самой личности в движении, в развитии. Индивидуальное мышление не есть сухой, аморфный логический процесс, тождественный у всех людей, – оно всегда выступает в единстве с эмоциональной деятельностью, которая является чувственной формой познаваемого содержания мышления. Эмоциональная деятельность стимулирует познание, создавая чувственную потребность в новом познании, т.е. вызывая [неразб.] внутренний, побуждающий мотив познания, который является его предпосылкой.
Познавательная деятельность (как ведущая) доставляет эмоциональному переживанию объективное социальное содержание, придает ему характер определенности и законченности: отображаемая действительность – в мышлении не есть отображение вообще, а определенное, конкретное отображение, которое должно быть эмоционально переживаемо определенным способом.
Способ выражения чувственного переживания также определяется логическим познанием. В самом деле, проявление эмоций, аффектов у детей в значительной степени отличается от аффективности взрослых культурных людей. Это различие, несомненно, зависит в огромной степени от уровня развития и содержания интеллекта.
Далее возникает вопрос, – какова же динамика содержания идей в сознании развивающейся личности. Является ли человек пассивным, механическим и трафаретным аккумулятором общественных взглядов, идей и теорий? Оказывается, дело обстоит не так просто.
Прежде всего, есть общественные идеи и теории, отжившие свой век и служащие интересам отживающих сил общества. Их значение состоит в том, что они тормозят развитие общества, его продвижение вперед. Бывают новые, передовые идеи и теории, служащие интересам передовых сил общества. Их значение состоит в том, что они облегчают развитие общества, его продвижение вперед, причем они приобретают тем большее значение, чем точнее они отражают потребности развития материальной жизни общества.
Все то "новое", которое начинает зарождаться в общественном развитии, подхватывается сознанием тех личностей, которые в силу своего общественного положения, уже имеют потребность в этом "новом", однако чаще у этих личностей "новое" не сразу прививается, потому что "старое" еще гнездится в сознании, еще сопротивляется проникновению "нового". Спрашивается, в какой же форме существуют старые консервативные идеи в сознании личности?
Старые взгляды цепко держатся в форме длительно зафиксировавшихся определенных потребностей, навыков, привычек, традиций, выступающих в сознании в виде эмоционально-аффективной направленности. Происходит борьба между "новым" и "старым", между новым содержанием в познавательном процессе и старой формой в аффективной деятельности сознания.
Решающую роль в ходе этой борьбы противоречивых тенденций в сознании играет практика дальнейшего изменения социальных форм существования общества. С дальнейшим изменением экономической основы общества изменяется и теологическая надстройка, общественное сознание, и старые взгляды постепенно вытесняются из сознания людей.
Окончательно переделывается сознание личности только тогда, когда новое содержание разрушает в практике жизни старые навыки, привычки и традиции и окончательно вытесняет старое содержание из эмоционально-аффективных переживаний и затем создает новые потребности, новые навыки и привычки и новые эмоционально-аффективные переживания.
В обычной повседневной жизни человека в сознании его познавательное содержание, т.е. знание окружающей действительности, идет впереди; формы же проявления этого содержания, т.е. эмоциональные переживания, аффекты, страсти, влечения, навыки и привычки, их целеустремленная направленность нередко отстает от нового познавательного содержания; они еще в различной степени питаются данными из старого психического содержания.
Нужно думать, что знание новых идей, вытекающих из новых социальных условий жизни, вначале далеко не полностью изменяет и приводит поведение человека в соответствие с новой социальной необходимостью. Лишь после того, как новая действительность способствует вы работке новой эмоциональной направленности, новых интересов, навыков и привычек, и все это приобретает жизненно важный смысл для личности, лишь тогда мы можем сказать о переделке сознания человека и возникновении нового (адекватного действительности) побуждающего стимула, руководящего поведением в виде нового содержания морально-этической направленности.
Если новое содержание познания соответствует и благоприятствует основным жизненным интересам личности, то старая форма (чувства, навыки и др.) относительно легче перестраивается и сменяется новой формой, порожденной новым познанием. Если же новое познавательное содержание не соответствует и идет в разрез основным личным жизненным интересам, направленности личности, то возникает острое противоречие, конфликт, который разрешается в весьма тяжелой форме перестройкой основных жизненных установок личности либо конфликт разрешается трагически (болезнь, смерть и т.д.).
Новые формы чувственно-эмоционального характера новые навыки и привычки (по Ленину, привычки обладают страшной силой), возникшие на основе нового познавательного содержания, становятся могучим стимулом, источником активности, стойкости и энергии в личной и общественной деятельности, способствующей дальнейшему развитию нового творчески познавательного содержания сознания личности.
Итак, новые идеи легко проникают и прививаются в том случае, если социально-экономическое положение создает социальную потребность в этом "новом", потому что в сознании накоплялась аффективная направленность против старых взглядов. Страсть, которая овладевает сознанием передовых людей той или иной эпохи, относительно легко впитывает в себя логическое содержание новых идей и постепенно вытесняет остатки старого из своего сознания.
Таким образом, резюмируя данные об идейном и психологическом развитии индивидуального сознания личности, нужно еще раз подчеркнуть, что это не есть простое и плавное движение мысли, а наоборот развитие, которое осуществляется благодаря противоречивой, двойственной природе сознания, благодаря внутренней борьбе познавательного содержания и чувственно-аффективной формы его проявления. Эта внутренняя противоречивость содержания сознания отображает борьбу между "старым" и "новым" в объективной практике жизни людей. Ленин в своих "Философских тетрадях" указывает, что "отражение природы в мысли человека надо понимать не "мертво", не "абстрактно", не без движения, не без противоречий, а в вечном процессе движения, возникновения противоречий и разрешения их".
Не только идеологическое, но и обычное развитие характериологических особенностей личности, его самосознания, его "я" в огромной степени зависит от динамики этой внутренней противоречивой структуры сознания, По всей вероятности, здесь нужно искать основную психологическую закономерность развития и переделки сознания личности.
Правильное психологическое развитие сознания человека благодаря неразрывной связи и постоянной проверке со стороны объективной практики жизни показывает, что могучий разум является ведущим моментом в социальном становлении личности. Неувядаемо в веках прекрасное и мудрое изречение Данте из четвертой песни Рая, что "удовлетворение духа состоит в познании истины".