ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Выше, обсуждая личные стремления, мы столкнулись с вопросом, настолько существенным для нашей аргументации, что осмеливаемся вновь высказать его. Мы видели, что большинство теорий мотивации, которым сегодня оказывается предпочтение, основываются на одном общем предположении: все поведение направлено на устранение состояний возбуждения, на достижение равновесия, или, если использовать специальные термины, на редукцию влечений. Используя разнообразную терминологию, эти теории полагают, что вся возбудимость, все стремление, все напряжения проистекают из нарушения органического равновесия. Чем тяжелее нарушение, тем более необходимо снижение напряжения. Для снятия напряжения мы выбираем способы, требующие наименьших затрат энергии. Успешно снизив напряжение тем или иным способом, мы склоняемся к тому, чтобы использовать его повторно для снижения напряжения в сходных обстоятельствах. Некоторые теории придают особое значение полюсу негативных аффектов (стремлению избежать боли и дискомфорта), другие – полюсу позитивных аффектов (достижению результатов, приносящих удовольствие). Все инстинкты, сказал Фрейд, устремлены к удовольствию. Фрейдистская и бихевиористская модели сходны в своей основе, всевозможные иные теории тоже считают целями действий покой, удовлетворенность или удовольствие.
Во многих отношениях эта модель человеческой мотивации неоспорима. Ничто не может быть более очевидным, чем тот факт, что наши влечения (нужда в кислороде, пище, сексе) представляют собой настоятельную потребность в снижении напряжения. Но чем больше мы размышляем о сути дела, тем сильнее начинаем подозревать, что занимаемся только одной половиной проблемы. Нам определенно известны привычные способы снятия напряжения, но мы также обращаем внимание на то, что многие из наших прошлых удовольствий столь же бесполезны, как вчерашний лимонад. Мы хотим стабильности, но нам также хочется и разнообразия. Нам известны надежные способы снятия напряжения, но мы также отбрасываем старые привычки и идем на риск в поисках новых линий поведения. Развитие осуществляется только через риск и изменение. Но риск и изменение чреваты новыми и часто неизбежными напряжениями, избегать которых мы считаем ниже своего достоинства. Следовательно, формула, которая выглядит достаточно подходящей для редукции влечений, дает сбой, когда мотивация уже не рассматривается в терминах изолированных влечений или ситуативного приспособления, а связывается с личными стремлениями.
Вернемся к примеру Амундсена. С пятнадцати лет он начал неуклонно двигаться к далекой цели, но это не означает, что всю свою жизнь он пытался снять напряжение, вызванное в этом возрасте чтением книг исследователя сэра Джона Франклина. Подобная казуистика пренебрегает тем фактом, что в течение десятилетий он боролся со всеми соблазнами расслабления, получения немедленного удовлетворения, которые препятствовали бы его главной программе исследований, он боролся с побуждениями, вызванными усталостью, унынием, насмешками людей. Как человек, поистине подобный Фаусту, он обнаружил, что спасение придет к нему только в том случае, если он будет непрестанно побуждать себя к действию, преследуя цели, которые в конечном итоге не будут полностью достигнуты.
Похоже, это самая важная характеристика личных стремлений: их цели, строго говоря, недостижимы. Личные стремления обеспечивают цельность личности, но это никогда не бывает цельность завершенности, покоя или снятия напряжения. Преданные родители никогда не прекращают заботиться о своем ребенке, поборники демократии принимают свое предназначение в отношении людей как пожизненное. Ученый по самой природе своих занятий задает все больше и больше (а не меньше) вопросов. Как отметил один философ, в действительности мерилом интеллектуальной зрелости является способность ощущать все меньшее и меньшее удовлетворение от наших ответов на все более и более сложные вопросы43.
Нигде в этой бесконечно развивающейся структуре мы не обнаруживаем того, что равновесие, вознаграждение, удовлетворенность дают нам единственный ключ к мотивации. Не помогает нам и гедонистическая концепция стремления к "счастью". Счастье – это сияние, сопровождающее интеграцию личности, намеренной достичь цели или стремящейся к этому. Состояние счастья само по себе выступает не мотивирующей силой, а побочным продуктом деятельности, мотивированной чем-то иным. Счастье слишком случайно и непредсказуемо для того, чтобы рассматривать его в качестве цели.
Таким образом, мы приходим к заключению, что есть два типа мотивов, хотя в некоторых случаях эти типы могут совпадать. Если заимствовать терминологию Маслоу, бывают дефицитарные мотивы, т.е. мотивы нехватки, и мотивы роста44. Мотивы, обусловленные нехваткой, действительно требуют редукции напряжения и восстановления равновесия. С другой стороны, мотивы, обусловленные ростом, поддерживают напряжение в интересах отдаленных и часто недостижимых целей. В этом качестве они служат отличием человека от животного и взрослого от ребенка. Говоря о мотивах роста, мы видим то влияние, которое идеалы оказывают на процесс развития. Долгосрочные цели, субъективные ценности, всеобъемлющие системы интересов – все они относятся к этому типу мотивов. В качестве одного из примеров мотивов роста рассмотрим динамику совести.