ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Они оба были священниками, оба принадлежали к одному ордену – ордену Иисуса). Их соединяла богатая событиями многолетиям дружба. Оба они прошли через трудные семинарские годы. Когда один нуждался в чутком ухе, которому можно было поведать какую-то особую нужду, другой всегда оказывался рядом.Эта дружба оборвалась внезапно и трагически смертью одного из них. Один из друзей попал под автомобиль и погиб. Это произошло прямо перед подъездом дома, в котором они жили вместе со своей монашеской общиной.
Когда второму из друзей сказали, что его друг лежит мертвым на тротуаре перед домом, он бросился на улицу, протолкался через толпу любопытных и цепочку полицейских и упал на колени перед своим старым другом. Он осторожно обнял голову своего друга, приподнял ее и стал громко взывать к нему:
"Не умирай. Ты не можешь умереть сейчас! Ведь я так и не сказал тебе, что я любил тебя!"
ОТЛИЧИТЕЛЬНЫЕ ПРИЗНАКИ ДИАЛОГА
Согласно определению, которое мы дали диалогу, он строится вокруг коммуникации или совместного разделения эмоций. Цель такого диалога – помочь партнерам придти к более глубокому знанию, пониманию и более полному принятию друг друга в общении любви. Диалог – это всегда движение в направлении друг к другу, к более близкому познанию друг друга через взаимное разделение, раскрытие чувств. Диалог не предназначен для решения проблем, обмена идеями, выбора, ни для того, чтобы подать совет или принять его, он не предназначен для составления каких-либо планов или опровержения чего-либо. Все это относится к сфере дискуссии. Эффективный диалог является абсолютно необходимой прелюдией к дискуссии.
Основная предпосылка диалога состоит в том, что все наши чувства являются совершенно естественными реакциями – результатом бесчисленных влияний, которые мы испытали на протяжении жизни. Они могут быть стимулированы другими, но никогда этот другой не является их причиной. Они пребывают в нас и, вероятнее всего они накопились в нас с самого детства. Они не представляют никакой опасности и совершенно непричастны к тому, что мы называем нравственностью. Ни один из нас не имеет нужды в разумном обосновании, извинении или объяснении того, почему он чувствует что-либо так, а не иначе. Вполне о'кей чувствовать так, как мы чувствуем. Единственная реальная опасность состоит в игнорировании, запрещении или отказе говорить о своих чувствах. Подавленные или невыраженные эмоции ведут к общему искажению всей человеческой личности и разнообразным болезненным симптомам.
В диалоге совершенно нет места для спора или доказывания чего-либо, т.к. диалог представляет собою исключительно обмен чувствами, и не может быть никакого спора о том, почему человек чувствует что-либо так, а не иначе. Место для спора и доказательств – это дискуссия, и супружеские пары должны, конечно, переходить от диалога к дискуссии. Мы должны знать, как думает другой, что он предпочитает, с тем, чтобы мы могли совместно строить планы и принимать решения. Проблемы, нуждающиеся в дискуссии, постоянно возникают в нашей жизни, и мы должны решать их вместе. Однако прежде чем перейти к дискуссии, мы должны быть уверены в том, что диалог закончен.
Наконец, подлинный диалог пронизан чувством сотрудничества и никак не конкуренции. Если присутствует какое-то соревнование, спор – диалога нет. Диалог – это просто обмен чувствами без какой-либо попытки анализа, рационализации или обсуждения ответственности за возникшие чувства. Если один из партнеров считает, что другой не должен чувствовать то, что тот чувствует, он по существу не понимает, о чем идет речь. Он, вероятно, отвергает саму идею диалога и, по-видимому, отвергает своего партнера как человека положительного. Однако, если супруги открывают друг в друге новые прекрасные глубокие стороны, если у них возникает чувство, что они начинают лучше узнавать друг друга, то можно сказать, что они достигли успеха в сложном искусстве диалога.
МОТИВЫ ДИАЛОГА
Много лет назад я прочитал книгу об ораторском искусстве. Первая глава этой книги называлась так: "Никогда не старайтесь быть лучшим оратором, чем человеком – ваши слушатели непременно догадаются об этом". Это было как бы комментарием к определению хорошего оратора, данного Квинтиллианом: хороший человек, который хорошо говорит. Однако здесь подразумевается, что наши мотивы обычно выходят наружу, несмотря на наши попытки скрыть их. Мы, конечно, можем совершать ошибки, и иногда нас могут понять неправильно, но с течением времени интуиция других людей в отношении нас обычно оказывается достаточной, хотя, быть может, и не всегда полной. Люди, пытающиеся вступить в диалог, должны очень внимательно прислушиваться к тем мотивам, которые являются побудительными причинами диалога. Я считаю, что имеется три вида мотивов, заслуживающих специального рассмотрения.
Вентиляция. Когда мы проветриваем комнату, то мы впускаем в нее свежий воздух. При этом мы избавляемся от прежнего спертого воздуха или от каких-либо запахов. Эмоции также накапливаются внутри нас в таком количестве, что мы чувствуем необходимость проветрить их, провентилировать, "выпустить их из груди". В виде крайней необходимости такая вентиляция может носить и случайный характер, но чем меньше таких случайностей, тем больше благоприятных возможностей для диалога, и тем лучше будут ваши взаимоотношения с другими людьми.
Вентиляция по существу своему эгоцентрична. Я хочу чувствовать себя лучше, и для этого я использую вас как мусорный бак для эмоций, от которых я хочу освободиться. Желание вентилировать такого рода эмоции в любой удобный для нас момент вполне понятно, но никто не захочет постоянно выполнять для нас роль мусорного бака или подушки для слез. Выливать на вас мой эмоциональный дискомфорт, чтобы мне самому чувствовать себя лучше, было бы эгоистичным. Если это становится привычкой, то развивается эгоцентрическая личность, и такой человек располагает весьма малыми возможностями для диалога я любви.
Манипуляция. Второй возможный мотив диалога, который следует рассмотреть, может быть назван манипуляцией. Любовь, как мы уже говорили, по своему самому существу является освобождающей. Любовь говорит: "Что я могу для тебя сделать? Каким тебе нужно, чтобы я был?" В случае манипуляции вопросом, хотя и не высказываемым вслух, является прямо обратное: "Что ты можешь для меня сделать?" Манипуляция – это тот или иной способ давления на другого для исполнения моих потребностей. Конечно, очевидно, что бывают моменты, когда я нуждаюсь в помощи близкого человека, в том, чтобы он выслушал меня, побыл со мною. Необходимо, чтобы я мог свободно попросить его об этом, не боясь натолкнуться на отказ.
Однако манипуляция в качестве мотива для диалога подразумевает, что один человек говорит с другим, описывая ему свои чувства для того, чтобы этот другой сделал что-либо в отношении этих его чувств. Манипуляция заставляет другого человека чувствовать ответственность за эмоции, переживаемые, например, мною. Например, я могу сказать вам, что я одинок. Само по себе это просто некий факт, что я переживаю некоторый период одиночества, и я хочу, чтобы вы об этом знали, так как я хочу, чтобы вы знали меня. Но я могу сказать вам об этом таким образом, что будет ясно подразумеваться, что вы ответственны за то, чтобы мое одиночество было чем-то заполненным. Теми или иными интонациями голоса, теми или иными словами или выражениями я заставлю вас почувствовать необходимость удовлетворить мою нужду. Косвенным образом, используя те или иные эмоциональные рычаги, я понуждаю вас решать мою проблему.
Не существует прямых способов для обнаружения вентиляции или манипуляции как скрытых мотивов диалога. Следует помнить, однако, что если мы впадаем в это искушение, то мы, конечно, можем протестовать, доказывая свою невиновность, и даже убеждать в этом самих себя, но другие все равно знают об этом. Никогда не старайтесь быть лучшим оратором, чем человеком, ваши слушатели догадаются об этом. Когда в качестве наших привычных мотивов выступают желания вентиляции или манипуляции, мы превращаем людей в предметы. Мы ценим их и имеем с ними дело только в пределах их ценности деятельности и полезности для нас. Когда в диалоге партнеры действуют таким образом, они деградируют сами и разрушают отношения между собой. Они очень скоро сползут к монологу, а это путь, ведущий к отчуждению, одиночеству, путь, ведущий в никуда.
Коммуникация. Единственный мотив, который может привести к подлинному диалогу – это желание коммуникации, общения. Мы уже сказали, что общение означает соучастие, разделение, и что человек разделяет с другим свое подлинное "я", когда разделяет с ним свои чувства. Следовательно, единственно верным мотивом для диалога будет желание дать другому самое драгоценное, что только могу я дать – самого себя в самораскрытии, в наибольшей прозрачности, достигаемой именно в диалоге.
Замечание. Я уверен, что вы, так же, как и я, временами чувствовали, что другие не интересуются вами по-настоящему. Даже те, кто, как мы полагаем, любят нас, и которых мы сами любим, иногда не проявляют особого интереса, слушая нас. Я знаю немало жен, которые чувствуют такое отношение со стороны своих мужей, и наоборот. То же самое я нередко слышал от молодых людей, которым казалось, что их родители не интересуются ими. На самом деле я думаю, что многие или большинство этих случаев могут объясняться тем, что "отвергнутая" сторона использовала при самораскрытии один из первых двух мотивов – либо вентиляцию, либо манипуляцию. Я знаю по собственному опыту, что переживаю определенный дискомфорт, когда я чувствую, что меня используют, или мною манипулируют. Я в этом случае начинаю посматривать на часы, ища повода, чтобы уйти. Человек – существо общительное по самой своей природе. Закон общительности написан в наших сердцах. Однако это желание познавать и быть познанным не включает в себя желание стать мусорным баком или человеком, решающим проблемы других.
ДОВЕРИЕ – ЭТО ВЫБОР
Любой из нас, когда размышлял о том, стоит ли ему пойти на риск эмоциональной открытости, спрашивал себя: "Могу ли я довериться ему? Как далеко можно пойти в этом доверии? Поймет ли он меня или отвергнет мои чувства? Вдруг он посмеется надо мной или начнет меня жалеть?" Лучший способ убедиться в том, годится ли температура воды для купания, – войти в воду по щиколотку. К сожалению, большинство из нас предпочитают оставаться на бережке, желая удостовериться в этом как-то иначе, и в результате никогда не входят в исцеляющие воды диалога.
Ожидание в целях получения абсолютной гарантии доверия напоминает мне один забавный случай. Мать одного мальчика отвечала друзьям своего сына, звавшим его купаться: "Я не позволю Майклу входить в воду до тех пор, пока он не научится плавать!" Очевидно, единственный способ научиться плавать – это войти в воду. Точно также единственный способ научиться доверию – доверять.
Диалог не может быть отложен. Суд не может вынести приговора до тех пор, пока судебное разбирательство не окончено. Также и диалог требует волевого акта – я решаюсь довериться вам. Я не могу быть уверен. Возможно, вы разочаруете меня. Но я должен пойти на риск, должен попробовать открыть вам свои самые трепетные чувства, потому что я хочу отдать вам мой самый ценный дар – потому что я люблю вас. Именно потому, что я вас люблю, я готов принести вам мой самый ценный дар – мое доверие.
МИФ ОБ УЕДИНЕНИИ
Одна из наших острейших потребностей, которая легко может превратиться в невротическую озабоченность, – это потребность в ощущении безопасности. Так, большинство из нас хочет иметь свою собственную комнату с надписью на двери: "Не беспокоить!" Мы хотим иметь безопасное место, забаррикадированное от вторжения других с их зондирующими вопросами и желанием расследовать про нас все. Нет более болезненной обнаженности, чем обнаженность психологическая. Из этой потребности в ощущении безопасности и защищенности от пытливых посторонних глаз вырастает миф о том, что каждый нуждается в собственном личном убежище, куда никто кроме него не войдет. И тем не менее, это всего лишь миф, в отношении которого мы желали бы, чтобы он был правдой, но от этого он не перестает быть мифом.
Гораздо больше, чем в каком-то уголке, предназначенном исключительно для нас, мы нуждаемся в том, чтобы у нас был кто-то (абсолютно доверенное лицо, конфидент), кто знал бы нас как свои пять пальцев, а также были кто-то еще, (близкие друзья), знающие нас очень хорошо. Убежище для уединения, которое мы создаем в качестве места, куда можно убежать и куда никто не сможет за нами последовать, означает смерть для человеческой близости, так необходимой для полноты человеческой жизни.
Во-первых, надо заметить, и это стало сейчас уже общим местом, что я могу знать о себе самом лишь в той мере, в какой у меня хватает смелости довериться вам. Если я себя чувствую с вами совершенно свободно в месте, над которым красуется надпись: "Не беспокоить!", это, несомненно, означает, что поддерживаемый вашим обществом, я смогу войти в такие места внутри меня, о существовании которых я никогда раньше даже не подозревал. Я войду в такие места, куда я ни за что не смог бы войти один. Я нуждаюсь в том, чтобы моя рука была в вашей руке, нуждаюсь в вере в вашу преданность и вашу безусловную любовь, даже для того, чтобы попытаться быть просто честным с самим собой.
Во-вторых, ваша любовь будет эффективна лишь в той мере, в какой я доверяю себя вам. Когда вы говорите мне, прибегая к любому из бесчисленных способов, что любите меня, я хочу верить в то, что вы действительно знаете меня. Если я в какой-то мере буду прятаться от вас, то в той же мере будет урезано значение вашей любви ко мне. Я всегда буду бояться, что вы любите только лишь часть меня, ту самую, которую я вам позволил узнать, и что если вы узнаете меня по-настоящему, всего меня, то вы не будете меня любить. Любовь идет вслед за познаванием другого, так что вы можете полюбить меня лишь в той мере, в какой я позволил вам меня узнать.
Совершенно верно, что при любом общении доброта без честности – этот сентиментальность, но так же верно и то, что честность без доброты становится жестокостью. Подлинное общение предполагает способность быть одновременно по-настоящему честным и по-настоящему добрым. Хотя это является одним из самых трудных правил диалога, об эмоциях следует говорить именно тогда, когда их испытываешь, и именно тому человеку, с которым эти эмоции связаны, доброта может нам весьма помочь в отношении того, как мы будем говорить о своих эмоциях.
Но что можно сказать о таких вещах, которые не являются в точном смысле слова эмоциями, но скорее старыми "запертыми комнатами", которые длительное время представляли часть нашего человеческого багажа и были узловыми пунктами многих наших эмоций? Нередко эти "секреты прошлого" оказывают определенное воздействие на наш собственный образ, каким мы его сами видим, и на наше поведение. Предположим, что это какая-то унизительная постыдная ошибка в прошлом или невротическая склонность, о которой никто не знает. Возможно, если я скажу об этом своему партнеру в одном из диалогов, то он начнет иначе думать обо мне. Он, может быть, даже усомнится в моей нормальности.
Некоторые говорят, что нельзя быть совершенно открытыми и честными с теми, кого любишь. Это может оказаться для нас непосильным. Эти люди говорят, что мы должны быть настоящими лишь в той части себя, которую мы открываем. По причинам, о которых я говорил выше, я не верю всему этому, Я лишь считаю, что сообщение о таких вещах, которые не являются в точном смысле эмоциями, но которые оказывают на наши чувства большое влияние, следует делать с определенной осторожностью и в подходящее время.
Каждый человек должен сам принимать решение в отношении стабильности его отношений с другим, о глубине понимания и принятия. По всей вероятности, такого рода сообщение должно быть сделано тогда же, когда человек об этой вещи вспомнил, или же, если это кажется слишком неосторожным шагом, то откровенность такого рода следует отложить до какого-то момента в будущем, когда будет достигнута необходимая глубина понимания и принятия. Постоянное утаивание будет постоянным ущербом во взаимоотношениях и препятствием к той любви, которая могла бы быть.
ОБВИНЕНИЯ – НЕДОПУСТИМЫ
Из всех вещей, угрожающих подлинному диалогу, особенно следует избегать вторжения в диалог обвинений либо партнера, либо самого себя. Мы уже говорили, что никто не может быть причиной наших эмоций, но может лишь стимулировать те эмоции, которые уже есть в нас. Самый обычный путь, через который обвинение проникает в диалог и разрушает его, лежит через дверь уверенности в том, что именно вы являетесь причиной, вызвавшей мои эмоции, или что имеется по крайней мере очевидная связь между вашими действиями и моими эмоциями, – "любой на моем месте отреагировал бы точно так же!" Обе реакции основаны на обвинении, и оба обвинения неправомочны.
Например, мы с вами договорились встретиться в определенном месте в определенное время. Вы опоздали на полчаса. Я ужасно рассердился. Мне в этом случае следует сказать вам об этом, как о простом факте, подразумевая только, что во мне живет нечто такое, что отвечает гневом, когда мне приходится кого-то ждать. Но представьте себе возможные осуждающие обвинения, которые могут излиться через мои слова, интонации, выражение лица.
"Ты мог бы придти вовремя!"
"Ты поступил невежливо!"
"Тебе наплевать на меня!"
"Какая же это любовь к ближнему!"
"Ты никогда не можешь придти вовремя!"
"Ты просто эгоист!"
"Ты сделал это мне назло!"
"Вот почему у тебя нет друзей!"
"Ты вообще не умеешь рассчитывать время!"
"Только ты можешь ухитриться опоздать в такое место!"
и т.д.
Заметьте, что все эти обвинения, очевидно, ставят меня в позицию превосходства в нашем диалоге. Это своего рода "презумпция превосходства", которая не должна иметь места в подлинном диалоге. Вы имеете полное право на собственные эмоции типа смущения или фрустрации. Но когда я решаю, что правота на моей стороне, и занимаю привилегированную и высокомерную позицию, то очевидно, что скорее следует заняться моими эмоциями, а не вашими. Обвинение – смерть для подлинного диалога. Более того, обвинения, которые мы выдвигаем в таких случаях, обычно включают в себя косвенную разрушительную критику, которая убивает самопринятие, само-уважение и само-празднование. И когда такие обвинения вторгаются в отношения, любовь, уходит.
КАК ГОВОРИТЬ В ДИАЛОГЕ
Расположение к диалогу кратко может быть сформулировано так: Я хочу, чтобы ты узнал меня. Я вступаю в диалог в поисках тесного взаимопонимания, а совсем не для того, чтобы достичь какой-то победы. Я хочу разделить с вами самое ценное, что у меня есть, – самого себя. Предупреждающие флажки эмоций развешены повсюду, предупреждая о рискованности задуманного. Но я иду на этот риск ради вас и хочу предпринять этот акт любви. Я знаю, что не может быть дара любви без принесения в дар самого себя.
Я знаю также, что являюсь просящим через это мое самораскрытие. Я прошу прежде всего вашего внимания и принятия меня. Я приглашаю вас к тому же, что делаю я, то есть разделить ваше "я" со мною. Вы также инстинктивно чувствуете, что здесь есть определенный риск. Возможно, сам факт того, что я иду на этот риск, ободрит вас также пойти на этот риск ради меня. Как только вы будете готовы пойти на этот риск, я всегда буду рад встретить вас. Вам нет необходимости чувствовать, что вы должны ответить мне в тех же словах, что и я, и в то же самое время, что и я. Любовь свободна, так что моя любовь к вам должна оставлять вас свободным для того, чтобы вы могли ответить мне своим собственным способом, и в то время, которое является для вас наилучшим.
Сущность риска состоит в следующем – у меня есть некоторая нужда, и когда я открываю вам мои чувства, вы узнаете об этом. Я говорю вам о моем одиночестве, моей обескураженности, саможалении, моих страхах перед лицом жизни. Тем самым взрывается миф о моей самодостаточности. У меня больше нет моих старых фасадов – бесстрастия или бравады, за которыми я прятался. Претензия на мою самодостаточность была одновременно и самоподдержкой и самозащитой. Но это удерживало вас от возможности по-настоящему узнать меня. И вот теперь я собираюсь этим пожертвовать, потому что я хочу, чтобы вы знали меня по-настоящему. Теперь, когда я оставил все мои старые игры, мою защиту с помощью притворства или тех или иных претензий, когда я остаюсь перед вами как бы совершенно обнаженным, останетесь ли вы рядом со мной, покроете ли вы меня мягкими одеждами вашего понимания?
Довольно легко увидеть, почему этот риск необходим в отношениях любви. Любовь, как мы уже сказали, ставит вопрос: "Каким вам нужно, чтобы я был?" Если я не желаю признать мои нужды честно и открыто, тогда в моей жизни не остается места для вашей любви. Вы никогда не сможете почувствовать, что вы действительно важны для меня. И вы в конце концов оставите меня. В этом случае вы никогда не захотите быть еще одной парой рук, аплодирующих в аудитории, перед которой я выступаю.
Итак, я выхожу к вам в диалоге, желая, чтобы вы узнали меня, желая пойти на этот существенный риск ясности в откровении о моих чувствах. Поступая так, я должен помнить, что то, что я говорю вам, является исключительно моим, которое я вам предлагаю. Сущность моего откровения – это не мои мысли. Любой человек может знать все мои мысли, которые я когда-либо высказывал, но по-настоящему он не будет знать меня. Я должен разделить с вами мои глубочайшие чувства. Если кто-либо знает мои чувства, он знает меня. Когда я делюсь с вами чем-либо из хранилища моих мыслей, мнений или предпочтений, я так или иначе знаю, что я даю вам нечто от моего излишка. Когда же я делюсь с вами моими глубочайшими чувствами, то я отдаю самую мою сущность. Я отдаю вам то, что по-настоящему значимо во мне.
Следует также помнить, что каждый человек чувствует и переживает эмоции, общие для всех людей, но каждый из нас их переживает своим особенным образом. Мои ощущения депрессии или душевной раны не похожи на ваши. Справедливо также и то, что каждый человек реагирует и в физическом отношении различным образом. У некоторых людей развивается очень сильная телесная чувствительность под влиянием определенных эмоций, в то время как другие реагируют на те же самые воздействия оцепенением или окоченением. Точно так же различны и социальные реакции людей. Одни люди, когда испытывают душевные раны, хотят лишь одного – побыть одни, в то время как другие инстинктивно ищут кого-то, кому они могли бы описать свои душевные травмы.
Итак, говорящий о своих внутренних переживаниях в диалоге, должен описывать свои чувства как исключительно свои собственные и с максимально возможной живостью и наглядностью. Я помню, когда Адлаи Стевенсон II потерпел поражение во время своего второго баллотирования в президенты, он сказал, что чувствует себя как маленький мальчик, который страшно переживает потерю своей любимой игрушки. "Это слишком больно для того, чтобы смеяться, и я слишком стар для того, чтобы плакать". Конечно, обладание тем же даром красноречия, что и у Стевенсона, является большой помощью, но каждый из нас должен работать с тем, что он имеет, даже если то, что он говорит, не становится немедленно заносимым на скрижали истории или цитируемым на страницах учебников. Я могу сказать, что чувствую себя как: "Если бы эти похороны все еще продолжались в моем сердце... Я чувствую себя как галька на берегу моря... Я чувствую себя как почтовый штемпель в огромном почтовом отделении жизни..." Для того, чтобы достичь качественного эмоционального описания, которое позволило бы моему слушателю пережить те же самые эмоции, что и я, мне необходимо прежде всего постараться вновь пережить те же эмоции настолько глубоко, насколько для меня это возможно. Большинство людей не уделяет достаточно времени тому, чтобы позволить своим эмоциям подняться на поверхность, и не прислушиваются к ним достаточно внимательным образом. Обычно мы поддаемся искушению уйти в какое-либо отвлечение или спешим уйти в интеллектуальный анализ наших чувств, но никогда по-настоящему сознательно не принимаем свои эмоции. Очевидно, что я могу сообщить вам только то, что я сам могу услышать в глубине моего сердца. Если я не буду слушать достаточно внимательно и полно поднимающиеся во мне эмоции, то и поднимающиеся во мне звуки будут весьма неясными, и мое описание будет также оставаться неясным. Неясные звуки и описания не приведут к глубокому разделению вами моих чувств, они не приведут к жизненному пику коммуникации, который изменяет и углубляет отношения любви. В диалоге я, как говорящий, должен выражаться столь живо и ярко, чтобы вы могли почувствовать и пережить мои мысли. Я не должен желать просто рассказать вам о моих эмоциях, я должен перенести их в вас. При этом я хочу, чтобы вы почувствовали вкус той горечи, которую я переживаю, того ощущения моей неудачи, которое я чувствую, или буквально почувствовали биение адреналина в моей крови в случае переживания мною успеха. В диалоге я не говорю вам обо мне некие "истины", но говорю лишь одну истину обо мне, истину, справедливую на данный момент моей жизни. Следует помнить, что именно мои чувства делают из меня индивидуальность, именно они делают меня отличным от всех остальных. И эти чувства, которые я испытываю сейчас, делают меня другим по сравнению с тем, каким я был раньше, или тем, каким я буду когда-нибудь позже. Я хочу разделить с вами этот неповторимый момент моей личной истории.
Наконец, необходимо помнить о том, что какая-то часть контекста, описывающая то, что происходило, является необходимой для передачи эмоционального содержания диалога. Полное сообщение может быть представлено как бы состоящим из трех частей. 1) Краткое описание себя в терминах физических или субъективных влияний, которые могли оказать свое воздействие на ваше эмоциональное состояние. Например, "Я был очень усталым... Я нахожусь на строгой диете... Неделю назад я бросил курить", 2) Затем следует сказать о специфических событиях дня, которые стимулировали эмоции, о которых вы говорите: "Мне было отказано в повышении, о котором я просил... Я видел этот фильм и... Я провалился на экзамене по химии... Вы сказали, что вы слишком заняты и не сможете помочь мне..." 3) И, наконец, сами эмоции. Первые два пункта могут быть сообщены очень кратко, поскольку их функция – только передать некоторый контекст, создать некоторую перспективу для эмоций, которые составляют сущность диалога.
КАК СЛУШАТЬ В ДИАЛОГЕ
Бог дал нам два уха и только один рот. Ирландцы интерпретируют это как Божественное указание на то, что мы должны слушать в два раза больше, чем говорить. Правда это или нет, но 50% нашего успеха в диалоге определяется тем, насколько хорошо мы слушаем. Поль Торнье называет "диалогом глухих тот диалог, в котором ни один по-настоящему не слушает". Если человек не слушает, то это происходит либо потому, что он не интересуется тем, что говорят, либо потому, что он чувствует угрозу в том, что он может услышать. Следовательно, настоящий диалог и настоящее слышание относится к области понимания и любви. Настоящий диалог может происходить только здесь. Любое предчувствие конкуренции или обвинений является знаком того, что диалог не может быть достигнут. Риуэл Хоу в своей книге "Чудо диалога" говорит, что "каждый человек является потенциально враждебным, даже тот, кого мы любим. Только через диалог мы спасаемся от этого враждебного отношения друг к другу. Диалог для любви то же самое, что кровь для тела".
Специальной добродетелью слушателя в диалоге является эмпатия (вчувствование, проникновение). Настоящий слушатель хочет только понять, достичь в данный момент того, чтобы он мог честно сказать: "Я слушаю вас, я разделяю все это вместе с вами". Чтобы сделать это, он должен быть в состоянии выйти за пределы самого себя в этом акте слушания. Он не боится того, что он услышит, потому что все, что он ищет, – это понимание, но ни в коем случае не победа. У него нет ни готовых предположений, ни скорых решений, у него нет розовых цветочков жалости, которыми он спешит вас утешить. Он не перебивает вас, за исключением того, когда это необходимо ему, чтобы лучше понять вас. Он не думает, что ответить в то время, пока вы говорите, и когда эмоции говорящего принимают ясную, отчетливую форму, он принимает их в себя. Он не просто терпит их, снисходительно говоря про себя: "Ну что ж, я позволю тебе излить твои эмоции".
Основная черта подлинного слушателя – признание и уважение инаковости своего собеседника. Многие люди как будто несут внутри самих себя маленький проверочный листок, с которым они выходят навстречу другим, используя его в качестве теста на сходство... Такие люди хотели бы, чтобы весь мир был копией их самих. Классической фигурой такого неслушающего человека является Арчи Банкер в наших телевизионных программах. Арчи говорит к людям, но не им, не с ними. Он имеет готовые ответы на все темы и все вопросы. Он представляет собой живой портрет закрытого человека. Он едва ли знает об этом, да это для него и не важно. Такой человек не может слушать.
Мы все, конечно, смеемся над Арчи – он напоминает нам кого-то из наших знакомых. Но если мы будем достаточно честными с самими собой, то мы не сможем не признать, что внутри каждого из нас существует такой же маленький Арчи Банкер, который не умеет слушать по-настоящему. Он чувствует себя вполне безопасно и вполне удовлетворен тем, что он есть. Другие люди являются для него просто пешками, которые можно переставлять так, чтобы они наилучшим образом служили ему.
Слушание в диалоге является в большей мере слушанием значения слов, чем самих слов. Это слушание больше сердцем, чем головой. Можно сказать, что и сам диалог является больше сферой сердца, чем сферой ума. Само слушание является скорее погружением, чем размышлением над значением слов. В настоящем слушании мы улавливаем то, что стоит за словами, смотрим сквозь слова, ищем личность, которая открывается за ними. Слушание является поиском, цель которого – найти сокровище истинной личности, открывающееся нам как через слова, так и без слов. Конечно, это семантическая проблема. Те же самые слова звучат для меня не так, как они звучат для вас. Следовательно, я никогда не смогу сказать вам, что вы сказали, а только то, что я услышал. Я должен перефразировать то, что вы сказали, и проверить это вместе с вами для того, чтобы быть уверенным в том, что то, что вышло из вашего сознания и сердца, достигло моего сознания и моего сердца в неизменном виде.
Габриэль Марсель говорит, что "близость и доступность" являются сутью любви. Я должен быть свободен (доступность) в том, чтобы оставить мое собственное "я", оставить мой собственный эгоизм и выйти навстречу вам в полной готовности слушать и в уверенности в том, что ко мне отнесутся со вниманием (близость). Пока я слушаю вас, вы становитесь центром моего мира, фокусом моего внимания. Моя доступность предполагает, что я не настолько заполнен своими эмоциями, что не могу оставить их, что я могу слушать вас с глубоким чувством эмпатии к вам и вашим эмоциям. Освобождение от нарциссизма, от занятости самим собой, особенно, когда мои эмоции являются болезненными, довольно трудно, но это существенно необходимо для истинного слушания в подлинном диалоге. Я не могу просто "казаться" заинтересованным в вас и в том, что вы говорите мне, пока я на самом деле отвлекаюсь на множество других вещей. Я должен по-настоящему ощущать и передать вам реальность этого ощущения, что мое время и мое сердце принадлежат вам, и что в целом мире для меня нет ничего более важного, чем вы.
Если я успешен в слушании, то я, поддерживая своего собеседника, сообщаю ему об этом: "Я слушаю вас!" Его реакция будет что-нибудь вроде: "Слава Богу! Кто-то, наконец, знает, что происходит со мной!"
Хороший слушатель относится с неизменным уважением к неисчерпаемой тайне человеческой личности и к ее бесконечному разнообразию. Каждый опыт диалога является новым откровением, новым открытием, новым приключением в сфере ранее неизвестного. У хорошего слушателя нет заранее готовых и проверенных ожиданий или предвидений относительного того, что скажет или что откроет ему его собеседник. Наличие таких ожиданий в отношении того, что собеседник может или не может сказать, представляет собой ловушку под названием "должен был бы", а эта категория "должен был бы" совершенно неприменима к богатству человеческих эмоций.
Наконец, несколько слов в порядке предупреждения относительно "техники супрессии". Как каждый знает, сообщение, коммуникация могут быть либо словесными, либо обходиться без слов. Мы можем предотвратить, супрессировать предполагаемый разговор, избежать его различными способами, и мы, вероятно, так и поступим, если мы почувствуем, что в диалоге что-то нам угрожает. Мы можем сказать что-либо циничное или грубое, или каким-либо косвенным образом затронуть чувства собеседника, не произнося ни слова. Я, например, могу начать зевать, посматривать на часы, что-то жевать, поднимать брови, неожиданно наклоняться вперед, изменять тон голоса. В любом случае это будет сигналом окончания разговора, и вы поймете, что что-то не так. Психоаналитики, применяющие традиционную кушетку, обычно сидят вне поля зрения лежащего не кушетке пациента, так, чтобы ни одна из их реакций не была бы неправильно понята и не вызвала бы у пациента неожиданную остановку его рассказа.
Оценивая вашу способность слушать в диалоге, мы должны обратить внимание на возможное вмешательство всей этой техники супрессии. Однако более существенной, чем наша собственная оценка, и, конечно, гораздо более важной для успеха наших попыток к диалогу будет реакция нашего партнера по диалогу. Нам следует искренне спрашивать своих партнеров, насколько часто и какие именно особенности нашего поведения они принимали как "сигналы закончить", чувствовали "пора кончать". Помните, что люди воспринимают не то, что вы им сказали, а то, что они от вас услышали.
СЛУЧАИ ОТСУТСТВИЯ СОТРУДHИЧЕСТВА У ПАРТНЕРОВ
Наиболее частыми возражениями и вопросами, возникающими в отношении диалога, являются примерно такие: "Что, если я стараюсь, а мой партнер просто не хочет сотрудничать со мной? Он просто не открывает своих чувств". Многие люди предъявляют претензии в связи с неудавшимся опытом диалога, так сказать, неоплаченным самораскрытием. Причины этих случаев часто очень трудны для анализа.
Тем не менее, имеется несколько предпосылок или предположений, которые человек, находящийся в таком положении, может исследовать и оценить со всей честностью, на которую он способен. Прежде всего я предполагаю, что все люди хотят открыться, хотят, чтобы их узнали и полюбили. Одиночество и покинутость являются весьма болезненными состояниями и могут продолжаться только тогда, когда человеку угрожает что-то худшее. Если мой партнер остается закрытым, то он либо чего-то боится, либо считает, что ему есть чего бояться. Имеется несколько способов ободрить его, и не следует от них отказываться.
Большинство психологов придерживаются того мнения, что если один из партнеров в отношениях любви по-настоящему открывается другому в акте самораскрытия, то этот другой скоро ответит тем же. В основе такого реципрокного ответа лежит следующее: вы доверяете мне, Я доверяю Вам. Следовательно, люди, которые сталкиваются с партнером и которым не удается кооперироваться, могут поставить перед собой следующие вопросы:
ОТРИЦАТЕЛЬНЫЕ ЭМОЦИИ
Очевидно, что самым трудным вопросом в отношении другого является вопрос о отрицательных эмоциях. Что делать, если я чувствую враждебность или даже агрессивность по отношению к вам? Это случается, конечно, даже в самых лучших семьях. Но здесь заключены, несомненно, определенный риск и опасность, если я буду говорить вам о моем отвержении вас, о гневе, горечи или враждебности. В то время как не будет почти никакого риска, если я буду говорить вам о благоприятных чувствах, о моей любви к вам. Прежде всего я чувствую полную уверенность в том, что возрастание в настоящей любви требует полной честности между обоими партнерами. С самого начала они должны быть согласны в том, что отрицательные эмоции должны встречать такой же благожелательный прием в диалоге, как и позитивные. Для того, чтобы вполне ясно увидеть, что этот путь полной честности совершенно правилен, мы должны напомнить себе тот факт, что единственной альтернативой к такому разделению чувств в диалоге является "отстранение" этих отрицательных чувств. Результатом будет либо – в отношении себя – головная боль, язва и т.д., либо – по отношению к другим – периоды обиженного молчания, игра в удерживание внутри себя знаков внимания и т.д., или – по отношению к невинным ближним – раздражительность на детей, раздражительность на работе, в школе и т.д.
Во-вторых, мы должны быть уверенными в том, что "трения", возникающие в результате отрицательных эмоций, вовсе не являются плохим признаком, но скорее признаком здоровья и жизненности взаимоотношений. Напротив, отсутствие напряжений или трений всегда является плохим признаком: в этом случае взаимоотношения либо умирают, либо уже умерли. Там, где есть жизнь, там всегда есть некое жизненное напряжение. Гибран говорит, что мы легко можем забыть тех, с кем мы смеялись, но мы никогда не забудем тех, с кем мы плакали. Справедливо также и то, что во всяких отношениях должны быть свои кризисы. Они в действительности являются приглашением подняться над тем уютным плато, где бы мы хотели засидеться подольше. Кризисы, несомненно, являются приглашением к росту, и те, кто мужественно принимают эти приглашения, найдут новые и свежие аспекты в своих взаимоотношениях с людьми.
Все больше и больше людей, получивших свое образование в нашем мире рекламы, согласно которому успех и удовольствие являются законами жизни, бегут от своих отношений любви, разделываются с ними даже без настоящей попытки постараться что-то восстановить, испытать свои способности в этом. Почти столь же печальное впечатление производят и те, кто отказывается пережить состояние кризиса, потому что они не желают терпеть болезненных напряжений, которые, однако, являются частью растущих взаимоотношений любви. Они предпочитают грустно находиться в сумерках, которые называют "перемирие".
Однако, если вы действительно покупаете то, что я продаю, то совершенно ясно, что едва ли существует слишком большая опасность переусердствовать в деле сообщения отрицательных эмоций. Я продолжаю решительно настаивать на том, что никто не может быть причиной наших эмоций, и что осуждение, обвинение, возложение ответственности за что-либо на другого являются чуждыми диалогу. "Итак, я крайне рассержен", – говорит мастер искусного диалога. – "Я рассержен, потому что ты опоздал. Я очень хорошо знаю, что этот гнев просто есть моя реакция на эту ситуацию, потому что есть что-то такое во мне. Я также знаю, что есть другие люди, психологически менее ранимые, чем я, которые будут реагировать иначе, возможно, более приятным образом, но вот это есть я в данный момент моей жизни. Я чувствую гнев и даже стремление покарать обидчика. Я даже чувствую сильное мстительное желание, чтобы ты также прошел через такого рода фрустрацию или испытал такое же неудобство, как я, ожидая тебя. Конечно, я так не сделаю. Мои эмоции не таковы, чтобы я принял такое решение. Я просто хочу, чтобы ты знал о том, что я чувствую. Я чувствую, как во мне поднимаются гнев и мстительность, так во всяком случае мне кажется, и мне хочется, чтобы ты знал об этом, потому что я хочу, чтобы ты знал меня".
ИСЦЕЛЯЮЩИЙ ВОПРОС
То, о чем мы будем говорить, не является в прямом смысле частью диалога, так как это включает в себя определенное суждение и решение, но в то же время это является почти волшебным помощником диалога. Речь идет о простом вопросе: "Ты простишь меня?" Начало большинства человеческих трудностей, которые разрушают любовь и диалог, лежит в том, что я бы назвал "раненым духом". Например, я говорю вам что-то такое, что ранит вас, или тоном, ранящим вас. Я сам могу понимать или не понимать того действия, которое производит мой тон или мои слова на вас, но вы, тем не менее, в той или иной степени огорчены этим. Может также случиться, что вы не говорите мне о вашей боли и находите ее выход как-то помимо меня. В этом случае мы легко можем попасть в ловушку бесконечной игры в виде постоянного спора. Когда это начинается, уровень общения падает, отношения обескровливаются, и возникает реальная нужда в исцелении.
То, что я предлагаю здесь, может восстановить самые отчужденные взаимоотношения, почти чудесным образом исцелить их посредством простого, но искреннего вопроса: "Ты прощаешь меня?" Спрашивая так, мы не имеем в виду никакого порицания. Я не решаю, кто из нас был прав, а кто виноват. Я просто прошу вас вернуть меня обратно в сферу вашей любви, по отношению к которой я оказался отделенным. Признание необходимости в прощении является наиболее эффективным средством восстановления раненых душ. Никакие взаимоотношения не могут продолжаться достаточно долго без этого.
ЭМОЦИОНАЛЬНАЯ НАГРАДА ЗА НАСТОЙЧИВОСТЬ
Мы уже говорили о том, что любое предполагаемое соревнование подрывает взаимоотношения любви и практику диалога. Дух сотрудничества принимает как само собой разумеющееся, что мы посвятили себя друг другу в отношениях любви, что мы хотим нести тяготы друг друга, разделять все наши радости. Мы утратили оба наших "Я", чтобы стать одним "МЫ". Мы будем работать, принимая вызовы жизни совместно. По временам нам будет сопутствовать успех, иногда мы будем терпеть неудачу, но мы будем вместе. Это чувство "совместности" может стать самым восхитительным и наиболее поддерживающим чувством из всех, которые мы можем иметь. Это радость достижения совместности в совместной работе, в единстве.
Если самопризнание, празднование является действительно началом любви и полноты жизни, то мы достигнем их вместе. Вы будете смотреть в мои глаза и видеть там главную причину для вашего само-празднования, и я буду видеть то, что я прекрасен, буду видеть мою значимость в ваших глазах. Я хочу быть первым из приглашенных гостей на вашем само-праздновании. И я хочу, чтобы вы пришли и на мой праздник, потому что без вас этот праздник никогда не состоится. Там, где есть единство, подобное этому, бабочки счастья никогда не смогут отлететь слишком далеко.