Заключение

1. Приведенный пример до некоторой степени отвечает на вопрос о том, возможен ли переход с одного типа мышления на другой. Очевидно, что и наш логический разум работает не иначе, как концентрируя внимание на тех или иных объектах (образах), подвергая затем обработке вырастающие здесь "созерцания" (этот термин мы встречаем уже у Канта). Разные типы мышления складываются в силу того, что одно из них (научное) занято "разведением понятий" для сбора и утилизации продуктов творческого внимания, тогда как другое (символическое) предпочитает пребывать в самом акте, оставляя логическому разуму "сбор плодов", да и то лишь тех, которые помогают сознанию вернуться в себя. Разумеется, существо творческого акта остается неописуемым (ибо в нем снимаются все необходимые для описания дихотомии); однако оно доступно, во-первых, алгоритмически, а во-вторых, может быть описано косвенно, по его результатам. Ритуальный разум покоится в логическом, словно цветок в застывшем воске. Заметим, что оба типа мышления, в их обособленности, вряд ли могут избежать упрека в неполноте: педантичный ученый, например, полагает, что имеющихся у него ресурсов внимания вполне достаточно для оперирования любыми фактами; с другой стороны, чересчур рьяный ритуалист будет производить впечатление некоторой "серости".

2. Согласно предположению Р.Киттеля, издателя критического текста "Бытия", стих 2.9 ("и древо жизни посреди рая, и древо познания добра и зла") следует, вероятно, читать: übetok haggän 'es hadda 'at, т.е. "и посреди сада (= рая) древо познания". Создается впечатление – если принять эту конъектуру, – что "древо познания", первоначально единое, оказалось в силу каких-то соображений символического порядка разделенным на две (противоположные по свойствам) модификации. Это соответствует разделению человека (первоначально совмещавшего в себе мужское и женское начала) на мужчину и женщину (см. 1, 27 и 2, 18-24), а также упоминанию о двух источниках человеческого существа ("из праха земного"; "и вдунул в лицо его дыхание жизни" – 2,7) вместо первоначально единого (1, 26-27). Все эти учения разрешают в символических образах проблему возможности десакрализации человеческой жизни, вообще человека, вначале единого и всецело сакрального. Если бы Адам был сотворен только небесным, то переход к земному, несакральному человеческому состоянию был бы для него невозможен; при отсутствий деления на мужчину и женщину смерть (возникшая вместе с грехопадением) была бы для него окончательной гибелью; наконец, вне самой возможности несакрального, различающего знания (символом которого является второе древо) грехопадение было бы абсолютно немыслимо. Значит, и при обратном переходе, от земного к небесному, сакральному существованию эти три дихотомии снимаются, возвращаясь в свое изначальное единство, так что на месте "древа жизни – древа познания добра и зла" оказывается единое "древо познания".