ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
В заключение мы приведём слова Аристотеля, которыми Гегель заканчивает свою "Энциклопедию": "Ум человеческий через сопричастность к предмету своей мысли мыслит сам себя. Так что ум и тот предмет, который он мыслит, есть одно и то же. Ибо только то, что имеет своим предметом мысли, есть мышление. А деятельно мышление только тогда, когда оно осознаёт свои мысли и владеет ими. Следовательно, высшее назначение нашего мышления состоит не в том, чтобы просто иметь мысли, а в том, чтобы проявить свою способность к овладению ими, к умозрению".
Из этих слов следует, что необходимость создания той науки, которую мы здесь изучали, была впервые сформулирована ещё два с половиной тысячелетия назад. Но свою развитую форму она обрела лишь в начале XIX века благодаря трудам Вильгельма Гегеля. Та логическая последовательность определений разума, которую он выстроил в своей "Энциклопедии философских наук" и которую мы здесь проследили, – это и есть реализация способности нашего мышления к умозрению, в которой Аристотель видел высшее назначение ума человеческого. До появления данной науки люди знали себя лишь в качестве просто мыслящих. Теперь же благодаря грамматике разума мы приходим к осознанию самих себя уже не только в качестве просто мыслящих, но и в качестве знающих, почему мы мыслим и как мы мыслим.
На фоне традиционной трудности проникновения в суть произведений Гегеля в философских кругах неведомо когда появилась такая фраза: "В Гегеля трудно войти, но ещё труднее из него выйти". Фраза весьма примечательна, поскольку за её иронией чувствуется присутствие здравого инстинкта человеческого ума, интуитивное ощущение им того, что ему рано или поздно всё равно придётся войти в философию Гегеля и уже остаться там навеки. Разработанная им наука – это стихия самого разума; войдя в неё, назад бежать уже не имеет смысла. Это для рассудка она представляет собой недоступные хоромы, а для разума она – дом родной. В грамматику языка так же трудно войти. Школьники изучают её на протяжении нескольких лет. Но никому и в голову не приходит потом уходить из неё. То же самое относится и к грамматике разума, и дело стоит лишь за тем, чтобы облегчить людям труд освоения её содержания.
Грамматика разума не имеет срока давности и не подвержена устареванию, как не подвержены ему алфавит, падежи, таблица умножения и т.п. Пора бы, наконец, снять и накопившуюся за многие годы бездну предубеждений в отношении её автора, тем более что другого выхода у человечества просто не существует. Тот свой возраст, интеллектуальная атмосфера которого могла породить творческий гений Гегеля с его абсолютным слухом на понятия, оно (человечество) уже давно минуло. И главным для нас сегодня является то, что он тогда это сделал. Плохо ли, хорошо ли, но он выполнил эту работу полностью, насколько позволяло его время. И не важно, что за последующие полтора столетия его учение не единожды было обругано и осмеяно. С подлинно великими творениями духа такое случалось не раз: прежде чем получить всеобщее признание, истина должна пройти через испытания. Но теперь пришла пора возвращаться к нему. Человечество входит в тот возраст, когда ему уже необходимо уметь осознавать себя не только внешне, но и внутренне, со стороны содержания своего разума. А это и помогает сделать созданная Вильгельмом Гегелем наука.
Задачей нашей книги было представить эту науку в доступной для широкого круга читателей форме. Только так она может быть переведена со ступени своего бытия, на которой она находилась все эти годы, на ступень своего существования. Надо полагать, что нам здесь не удалось избежать некоторых ошибок, пробелов и натяжек. Не все понятия были раскрыты надлежащим образом. Но эти недостатки поправимы. Главным в грамматике разума является то, что она создаёт единую основу, способную вбирать в себя богатейшее содержание конкретных наук. Тем самым она отменяет былую вольницу нашего рассудка, но взамен предлагает ему свободу.