ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Человеческий ум имеет естественную склонность познавать; он постоянно стремится, так сказать, выйти из тела и войти в соприкосновение с предметами познания, посредством органов и орудий чувств. Чувства эти устремляются на внешние предметы: глаз смотрит на них, слух слушает, осязание ощущает. Поэтому и самые ранние вопросы, на которые человек требовал ответа, касались внешнего мира. Он искал разрешения тайн неба, звезд, земли, рек, гор, океана; и во bqeu древних религиях мы находим следы того, как человеческий ум, сначала ощупью, составлял представления об окружающем его. У него были боги неба, облаков, дождя, рек; все внешнее, что мы называем теперь явлениями и силами природы, олицетворено им в богах или посланниках неба. По мере того, как вопросы углублялись, внешние явления перестали удовлетворять человеческий ум, его энергие направилась внутрь, и вопросы коснулись, наконец, души человека. От макрокосма она отразилась внутрь, к микрокосму: от внешнего мира – в мир внутренний. От анализа внешней природы человек перешел к анализу своего собственного я и внутренней сущности всего мира. Это могло произойти только с наступлением высшего состояния цивилизации, более глубокого понимания природы и более высокой степени умственного развития.
Предметом нашей сегодняшней беседы будет исследование вопроса о внутреннем человеке.
Сколько миллионов раз и в скольких странах возбуждался этот вопрос! Короли и ученые, богатые и бедные, святые и грешники, все от времени до времени спрашивали: Есть ли в мимолетной человеческой жизни что-нибудь постоянное, не уничтожающееся? Нет ли в человеке чего-нибудь продолжающего жить после того, как его внешняя форма, тело, превратится в горсть праха? Нет ли чего-нибудь, переживающего огонь, который сжигает тело? И, если есть что-нибудь, какая его судьба, откуда оно приходит и куда уходит? Эти вопросы постоянно возбуждались, и, пока человеческий ум будет мыслить, до тех пор будут снова и снова повторяться. И это не потому, что на них не получалось ответов; напротив, ответы получались во все времена и, чем дальше, тем становились все основательнее. В сущности, ответ был дан еще тысячи лет назад, а после только возобновлялся и выражался более понятно для нашего разума. Поэтому мне остается только повторить тот же ответ, и я не имею ни малейшей претензии пролить на этот всеобъемлющий вопрос какой-либо новый свет. Я пытаюсь только изложить вам на современном языке мысли древних об этой старой истине, передать в простой форме идеи философов, выразить мысли ангелов и Бога так, чтобы они могли быть поняты бедным человеческим умом. Дальше мы увидим, что эта задача выполнима, так как Божественное Существо, от Которого исходили эти идеи, присутствует в человеке, а Существо, создавшее мысли, конечно, поймет их и после своего проявления в человеке.
Вот, я смотрю на вас. Как много нужно, чтобы я мог вас видеть. Во-первых, глаза. Если во всех прочих отношениях моя организация совершенна, но у меня нет глаз, я не буду в состоянии видеть вас. Таким образом, первая необходимая вещь – обладание глазами. Но глаз не достаточно, если за ними нет действительного органа зрения, так как глаза не органы, – они только орудия зрения, орган же позади них, это нервный центр в мозгу. Если этот центр поврежден, человек может иметь пару самых превосходных глаз и все же ничего не будет видеть. Итак, вторая необходимая вещь нервный центр, действительный орган зрения. То же следует сказать и о всех прочих наших чувствах. Внешнее ухо только орудие, приносящее внутрь звуковые колебания; оно должно принести их к центру, или органу слуха. Но и этого недостаточно. Бывает иногда, что вы сидите, внимательно читая книгу, и в это время часы бьют двенадцать, а вы и не слышите боя. Здесь налицо: и звук, и ухо, и орган слуха: колебания воздуха достигли вашего уха, и ухо передало их нервному центру, но вы все-таки не слышите. Чего же не достает? Не достает третьего условия, – присутствия ума. Итак, первая необходимая вещь – внешний инструмент, вторая передача ощущения инструментом органу и затем – соединение органа с умом. Если ум не соединен с органом, внешнее орудие и орган могут получить ощущение, но мы не будем сознавать этого. Ум, в свою очередь, также только орудие: он должен принести ощущение еще дальше и передать его интеллекту, чтобы тот определил, что ему принесено. Но и этого еще недостаточно. Интеллект должен перенести ощущение дальше и представить со своим определением управляющему телом – человеческой душе, царю, сидящему на троне, от которого затем исходит приказание: "Делай это", или – "Не делай этого". Приказание идет в обратной последовательности, – к интеллекту, уму, органам и внешним орудиям. Это и составит полное восприятие.
Орудия находятся во внешнем, грубом теле: но ум и интеллект вне его. Они составляют то, что в Индусской философии называется тонким, а в Христианской теологии духовным телом человека. Они гораздо тоньше, чем грубое тело, но еще не душа, которая выше их. Внешнее тело по прошествии нескольких лет погибает: всякая ничтожная причина может повредить и разрушить его. Тонкое тело не так легко разрушимо; но и оно то ослабевает, то бывает сильнее. Мы видим, что, когда тело сильно, и ум становится сильным, что у стариков его сила иногда слабеет, что некоторые лекарства, медицинские средства и всякие внешние воздействия влияют на него, и что он вообще отвечает контрреакцией на внешний мир. Как тело то прогрессирует, то приходит в упадок, совершенно так же и у ума бывают периоды силы и слабости. Поэтому ум – не душа, так как душа – нечто простое и не может испытывать ни ослабления, ни разрушения. Но откуда мы знаем все это? Как можем мы знать, что есть что-то даже за нашим умом? Знание само светит, само познает себя и, представляя собой ядро и основание интеллекта, не может принадлежать тонкой и мертвой материи. Никогда еще не видана материя, которая в своей сущности заключала бы интеллект. Никакая темная или мертвая материя не может познавать себя. Всякую материю освещает разум. Этот зал существует только благодаря разуму, и остается неизвестным, пока его не сопровождает какой-нибудь разум. Тело не самосветяще; если бы оно было таким, то таким оставалось бы и в мертвом человеке. Ни ум, ни духовное тело не имеют собственного света, – в них нет сущности разума. То, что самосветяще, не может уничтожиться. Свет того, что светится заимствован светом, является и исчезает. Но может ли что-нибудь вызвать, уничтожить, или сколько-нибудь ослабить светимость того, что само свет? Мы видим, что луна темнеет и опять становится светлой, и знаем, что она светится только заимствованным светом солнца. Если кусок железа положить в огонь, то он накалится и начнет испускать свет; но этот свет слабеет и исчезает, потому что он заимствован. Уменьшение возможно только для того света, который заимствован, а не составляет своей собственной сущности. Мы видим, таким образом, что тело, внешний человек, не имеет света в своей сущности; оно не самосветяще, не может знать само себя. То же самое и ум. Из чего это видно? – Из того, что ум слабеет, дряхлеет, бывает силен в одно время и слаб в другое; из того, что все может влиять на него. Свет, которым светит ум, не принадлежит ему. Но кому же он принадлежит? – Тому, в ком он не заимствован и не отражен, но чью сущность он составляет. Будучи сущностью некоего существа, этот свет не может угасать, или изменяться в силе. Он принадлежит душе, которая сама свет. Душа не знает, но сама – знание, не существует, но сама существование, не счастлива, но сама – счастье. То, что счастливо, заимствовало это счастье; в нем это качество отраженное. То, что имеет знание, получало это знание; это свет заимствованный. То, что имеет относительное существование, не существует само по себе, но отражает существование чего-то другого. Везде, где есть различие между веществом и качеством, качество только отражено на веществе. Но душа не имеет ни знания, ни существования, ни блаженства, как своих свойств, – все это ее сущность.
Но нас опять могут спросить: "На каком основании мы берем на себя смелость утверждать все это? Почему считаем, что душа есть знание, блаженство, существование, или что она в своей сущности самосветяща? Почему нельзя сказать, что ее светимость результат заимствованного света, подобный светимости тела, заимствованной от ума?" – Мы видели, что, пока присутствует ум, тело светится; но, как только ум покидает его, светимость тела исчезает. Если ум уходит от моих глаз, я могу смотреть и ничего не увижу: если он уйдет от моих ушей, вы можете говорить сколько угодно, а я не услышу ни одного слова, и то же будет со всеми другими чувствами. Таким образом, мы видим, что светимость тела не его собственная, но заимствованная от ума. То же справедливо и относительно светимости ума. Все из внешнего мира влияет на него; малейшее воздействие, ничтожное повреждение мозга изменяет его. Светимость ума не может быть его собственной, так как мы видим во всей вселенной, что то, что составляет сущность, никогда не изменяется. Но почему не сказать, что светимость души, ее блаженство и знание также заимствованы? – Потому, что тогда не будет конца подобным вопросам. В самом деле, от кого может душа заимствовать свет? Если мы скажем, что от какой-нибудь другой души, то тот же вопрос может быть повторен опять, относительно этой второй души, и так далее до бесконечности. Мы должны будем остановиться, наконец, на ком-то, у кого свет незаимствованный, и логичнее всего остановиться на первом звене, где мы нашли светимость, и не идти дальше.
Таким образом, мы видим, что человеческое существо составлено, во-первых, из внешней оболочки, тела; во-вторых, из тонкого тела, состоящего из ума и интеллекта, ощущений и сознания, и, наконец, из находящегося позади них истинного Я человека. Видим также, что все качества и способности грубого тела заимствованы от ума, а качества и способности тонкого тела, или ума, – от души, стоящей позади него.
Относительно души естественно приходится сделать следующее заключение. – Даже материальный мир не произошел из ничего, а тем более не могла произойти из ничего душа. Следовательно, она существовала всегда; не могло быть времени, когда она не существовала. Если бы такое время было, если бы душа когда-нибудь не существовала, откуда бы тогда взялось время? Так как время, ведь, в душе и является только тогда, когда душа направляет свою силу на ум, и ум начинает думать. Когда не было души, не было, конечно, мысли, а без мысли нет времени. Как можно поэтому говорить, что душа существует во времени, когда само время существует только в душе? Для души нет ни рождения, ни смерти: она только открывает себя в этих фактах. Она медленно и постепенно проявляется в разных формах, начиная от более низких и до высших, и на разных ступенях выказывает свое величие. Приняв одно тело, она действует на него посредством ума, охватывает им внешний мир и научается понимать его, а использовав и истощив его, берет другое и т.д.
Теперь мы подошли к интересному вопросу, известному под названием перевоплощения души. Публика приходит иногда в ужас от этой идеи, и предрассудок людей в этом отношении настолько силен, что даже наиболее здраво мыслящие из них скорее поверят, что они произошли из ничего, и затем с чисто женской логикой постараются создать теорию, что происходя из нуля, они будут существовать вечно, чем допустят возможность перевоплощения. Те, кто произошли от нуля, конечно, и останутся нулями; но ни вы, ни я и никто из здесь присутствующих не произошел от нуля и в нуль не обратится. Мы существовали от вечности и будем вечно существовать, и ни под солнцем, ни над ним нет силы, которая могла бы лишить меня существования или сделать нулем. Идея о перевоплощении не только не заключает в себе ничего страшного, но безусловно необходима для нравственного благосостояния человеческой расы. Она представляет собой единственное логическое заключение, к какому люди могут прийти. Если вы должны существовать вечно, то должны были вечно существовать и в прошлом. Иначе быть не может.
Я попробую ответить на некоторые возражения, обыкновенно выставляемые против этой теории. Хотя многие из вас могут находить эти возражения очень глупыми, мы все-таки должны ответить на них, так как знаем, что иногда самые разумные люди бывают способны предлагать в высшей степени неразумные идеи. Ведь совершенно верно сказано, что еще не было такой бессмысленной идеи для защиты которой не нашлось бы философов.
Первое возражение такое: "Если перевоплощение существует, то почему мы не помним наших прошлых жизней?" На это мы ответим:
А помним ли мы все в этой нашей жизни? Многие ли помнят, что делали, когда были детьми? Ни один из вас не помнит своего раннего детства, и если бы ваше существование зависело от памяти, то на основании вашего возражения следовало бы заключить, что вы не существовали, когда были детьми, потому что не помните себя в это время. Говорить, что наше предыдущее существование было бы возможно лишь при условии, что мы помним о нем, – чистейшая бессмыслица. Почему мы должны помнить наше прошлое? Ведь того мозга уже нет, он разложился на составные части, и создан новый мозг. К этому мозгу перешел только общий результат, итог впечатлений, оставленных в нас нашими прежними жизнями, и с этим итогом наш ум вселился в новое тело. Я, стоящий здесь перед вами, представляю собой результат всего бесконечного прошлого, оставшегося позади меня. Какая мне необходимость помнить все это прошлое? И, тем не менее, такова сила предрассудка, что те же люди, которые выставляют этот аргумент против возможности перевоплощения, верят, что были когда-то обезьянами и лемурами и не осмеливаются спросить, почему же мы не помним, как жили в образе обезьян. Когда один из древних мудрецов, какой-нибудь древний пророк, который воочию видел истину, говорит что-нибудь, эти новые люди кричат: "О, это ведь сумасшедший". Но скажите: "Это сказал Гексли или Тиндаль, и они ответят: "А, тогда это должно быть верно", и все примут за несомненное. Вместо древнего суеверия, они создают суеверия новые; на место старых пап религии, они возвели на престол непогрешимости новых пап науки.
Итак, мы видим, что это возражение, основанное на памяти, несостоятельно, а оно почти единственное, серьезно выставляемое против этой теории. Но, хотя для подтверждения этой теории и не требуется воспоминания о прошедших жизнях, мы, тем не менее, в состоянии утверждать, что в некоторых случаях такие воспоминания всплывают и теперь. В той же жизни, в которой вы будете свободными, каждый из вас вспомнит все прошлое, и только тогда и станет свободным. Только тогда вы узнаете, что настоящий мир был только сон; только тогда непосредственно увидите, что вы здесь только актеры, а мир – ваша сцена: только тогда вас как громом поразит мысль о тщете привязанностей: только тогда вся эта жажда удовольствий и боязнь расстаться с жизнью и с этим миром исчезнут навеки. Тогда ваш ум увидит ясно, как при свете дня, сколько раз все это уже существовало для вас; сколько миллионов раз вы уже были отцами и матерями, сыновьями и дочерьми, мужьями и женами, родственниками и друзьями, богатыми и бедными, – сколько раз все это приходило к вам и сколько раз уходило: как часто вы были на cpeame волны и как часто погружались вниз, на дно отчаяния. Когда память восстановит перед вами все это, тогда и только тогда вы воспрянете, как герой, и улыбнетесь при виде хмурящегося мира. Только тогда вы вспомните и скажете: "Мне нет до тебя дела, хотя бы ты был сама смерть. Чем можешь ты устрашить меня? " Так как только тогда вы победите смерть, когда узнаете, что она не имеет над вами власти. И это время настанет для всех.
Есть ли какие-нибудь доказательства, какие-нибудь разумные основания в подтверждение учения о перевоплощениях души? До сих пор мы приводили только отрицательные положения, показав, что опровергающие его доводы несостоятельны. Но есть ли положительные доказательства в его пользу? – Есть, и очень веские. Без перевоплощения было бы невозможно знание. В моем уме есть группы всего мной раньше испытанного, расположенные как бы в разных отделениях для бумаг. Как только явилось новое впечатление, я отношу его в соответствующее отделение и, если нахожу уже там впечатления того же рода, помещаю его в это отделение и чувствую себя удовлетворенным. Если я не нахожу внутри себя впечатлений родственных вновь полученному, я неудовлетворен. Это состояние неудовлетворенности сознания, вследствие того, что я не нашел в себе родственных впечатлений, есть то, что называется "незнанием"; когда же мы удовлетворены, найдя родственные впечатления, наше состояние называется "знанием". Ум, видевший в первый раз падение яблока, был неудовлетворен; затем постепенно он составил себе группу падений яблок, получил группу знания. В чем же заключалась эта группа знания? – В том, что все яблоки падали, и это назвали "притяжением". Мы видим теперь, что без запаса уже существующих опытов невозможен никакой новый опыт, так как тогда нет ничего, к чему можно отнести новое впечатление. Так, если, – как думают некоторые Европейские философы, – дитя является в этот мир с тем, что они называют tabula rasa, то такое дитя должно и уйти из этого мира чистой доской, так как у него не к чему будет относить испытываемое им. Знание невозможно без заранее существующего запаса знания. А если так, то все мы, как имеющие знание, пришли в этот мир с запасами знания уже существовавшего. Но знание получается только одним путем – путем опыта; другого способа приобретать знание нет. Если мы чего-нибудь не испытывали здесь, мы должны были его испытать где-нибудь в другом месте. Как произошло, что каждый испытывает страх смерти? Маленький цыпленок только что вылупился из яйца; прилетает орел, и цыпленок бежит в страхе под охрану своей матери. Где он узнал, что орел ест цыплят? Есть старое объяснение, – хотя оно едва ли заслуживает это название, – что знанием этим он обязан инстинкту. Что заставляет этого маленького, только что вышедшего из яйца цыпленка бояться умереть? Отчего, когда высиженный курицей утенок подойдет к воде, он бросается в нее и плывет? Люди называют это инстинктом. Это очень красивое слово, но оно оставляет нас там же, где мы и были. Рассмотрим это явление инстинкта. Инстинктов разного рода у нас много. Женщина начинает учиться игре на рояле. Сначала она должна внимательно смотреть на каждый клавиш, по которому ударяет пальцами, но по мере того, как подвигается вперед, в течение месяцев или лет, у нее является инстинкт, ее игра становится автоматической. То, что вначале требовало побуждения со стороны воли, теперь совсем не требует помощи даже сознания, но может быть производимо без всякого его участия, и такое состояние называется инстинктом. Действие сначала зависело от воли, а затем опустилось ниже ее области. Кроме того, почти все действия, которые теперь инстинктивны, могут быть приведены опять под управление воли. Опытами установлено, что каждым мускулом нашего тела мы можем научиться управлять. Итак, двойным способом, сходства и различия, вполне доказано, что то, что мы называем теперь инстинктом, есть вырождение произвольных действий. И это не только у человека, но и у низших животных, так как природа однообразна.
Примените теперь к инстинкту тот закон, который мы открыли в макрокосме, – что всякая инволюция предполагает эволюцию и всякая эволюция – инволюцию, – и вы увидите, что инстинкт не что иное, как инволюционировавший рассудок. Таким образом, то, что мы называем инстинктом у людей и животных, состоит из свернувшихся или выродившихся произвольных действий; произвольные же действия невозможны без опыта. Боязнь смерти у цыпленка, стремление утенка бросаться в воду и все непроизвольные действия человека – суть результаты прежних опытов, ставших теперь инстинктом, До сих пор все у нас очень ясно, и мы не расходимся с современной наукой. Позднейшие ученые пришли к выводам древних мудрецов, и пока между ними полное согласие. Как те, так и другие, признают, что каждый человек и каждое животное родится с запасом опыта и что все действия ума результаты прежнего опыта. Но дальше является разногласие. Какое основание, спрашивают новейшие ученые, – говорить, что этот опыт принадлежит душе? Почему не сказать, что он принадлежит телу, и только телу? Почему не допустить, что он передан по наследству? И, наконец, последний вопрос, почему не сказать, что весь опыт, с которым я родился, есть конечное следствие всего прошлого опыта моих предков? Во мне есть сумма всех моих опытов, от атома протоплазмы до самого высшего человеческого существа, но она перешла от тела к телу в ряде наследственных передач. В чем будет затруднение, если мы так скажем? Вопрос очень тонкий, и отчасти эту наследственную передачу мы тоже признаем. Но насколько? Настолько, насколько она касается выработки материала для тела. Мы нашими прежними действиями делаем себя способными к рождению в известном теле, и соответствующий этому телу материал может перейти только от тех родителей, которые сделали себя подходящими, чтобы иметь нас своими потомками.
Теория наследственности принимает, без всяких доказательств, за несомненное в высшей степени удивительное положение, что умственный опыт может запечатлеться и сохраниться в материи. Когда я смотрю на вас, в озере моего ума вздымается волна. Эта волна затем успокаивается, но остается в тонкой форме, как впечатление. Это понятно. Мы понимаем, что физическое впечатление остается в теле; но какое основание полагать, что в теле может остаться умственное впечатление, раз тело разрушается? Что же передает его? Допустим даже, что для каждого умственного впечатления было возможно оставаться в теле и что одно из этих впечатлений, начиная с первого человека, переходило к другим и дошло до моего мозга, так что оказалось в моем теле. Как же оно перенесено ко мне? Вы скажете – через клетку биоплазмы. Но как это могло быть, раз тело отца не все переходит к ребенку. Ведь один и тот же отец может иметь несколько детей, и тогда по этой теории наследственности (по которой впечатление и то, на что оно производится, одно и то же, т.е., материя) – неизбежно следует, что с каждым рождением ребенка, родители должны терять часть своих впечатлений, или, если родители передают все свои впечатления, тогда после рождения первого ребенка, их собственные умы должны остаться пустыми.
Если же в клетку биоплазмы входит бесконечная сумма всех впечатлений, полученных во все время, тогда где же и как они там помещаются? Получается совершенно невозможное положение, и пока физики не в состоянии показать, как и где эти впечатления живут в этой клетке, и не объяснят, что они понимают под умственным впечатлением, спящим в физическом атоме, до тех пор их положение не может считаться обоснованным. Для нас ясно, что эти впечатления находятся в уме, что ум, собираясь воплотиться и перевоплотиться, берет материал вполне для себя подходящий и что известный ум, сделавший себя подходящим только для определенного рода тела, будет ожидать, пока не найдет требуемого материала. Это понятно. Наша теория приходит к тому, что такая вещь, как наследственная передача, существует, но только поскольку дело касается приготовления физического материала для души. Душа же переселяется, вырабатывая для себя одно тело за другим, и все наши мысли и поступки накопляются внутри нас в тонкой форме, готовые снова воспрянуть и принять образ. Когда я смотрю на вас, в моем уме поднимается волна. Затем она опускается и становится, так сказать, все тоньше и тоньше, но не исчезает. Она остается в уме, готовая подняться опять в какой-нибудь момент в виде волны, которую мы называем "воспоминанием".
Таким образом, в моем уме остается вся эта масса впечатлений, и, когда я умру, равнодействующая сила всех их уйдет со мной. Представьте себе, что у нас есть мяч; каждый из нас берет деревянный молоток, и мы бьем его со всех сторон. Что при этом произойдет? Мяч будет перелетать по комнате с одной стороны на другую, пока не попадет в открытую дверь и не покатится. Что же он унесет с собой? Остаточное впечатление от всех полученных им ударов, которое и определит его направление вне комнаты. Что же определяет путь души, когда она оставляет тело? Равнодействующая суммы наших поступков и мыслей. Душа выйдет, унося в себе их реестр.
Если равнодействующая будет такова, что душа найдет необходимым выработать себе новое тело для дальнейших опытов, она найдет путь к тем именно родителям, которые наиболее способны снабдить ее подходящим материалом для тела, и принимает новое тело. Так она будет странствовать из одного тела в другое, то поднимаясь к небесам, то падая опять на землю, то становясь человеком, то принимая форму какого-нибудь высшего или низшего существа. Она будет продолжать это до тех пор, пока не окончит своих испытаний и не завершит круг. Тогда она воочию увидит свою собственную природу и узнает, что она такое. Все незнание исчезнет и проявятся ее силы, она станет совершенной. Для такой души нет более надобности работать при посредстве физических тел, ей не надо работать даже в тонких или умственных телах. Она сияет в своем собственном свете и становится свободной: никогда больше не будет ни рождаться, ни умирать.
В дальнейшие подробности мы теперь входить не можем. Но позвольте изложить вам еще одно положение, имеющее отношение к теории перевоплощения. Это положение, служащее развитием идеи о свободе человеческой души. Оно заключается в том, что не следует впадать в обыкновенное человеческое заблуждение, – взваливать вину за наши слабости на других. Мы никогда не обращаем внимания на свои ошибки; наши глаза не видят самих себя, но видят глаза других. Мы очень плохо распознаем наши собственные слабости и ошибки, пока приписываем их вину кому-нибудь другому. Люди обыкновенно объясняют свои заблуждения, как происходящие в зависимости от их ближних, или от Бога, или ссылаются на судьбу и бранят ее. Но что такое судьба и где она? Мы жнем то, что посеяла. Мы сами создаем нашу судьбу. Никто другой не заслуживает ни порицания, ни похвалы. Ветер дует все время и гонит вперед те суда, чьи паруса распущены; те же суда, у которых паруса сложены, остаются на месте, или бросаются волнами из стороны в сторону. Но вина ли это ветра? Вина ли Милосердного Отца, по милости Которого ветер дует безостановочно день и ночь и бесконечное сострадание Которого не знает утомления. Его ли вина, что кто-то из нас счастлив, а кто-то несчастен? Нет! Мы сами создатели нашей судьбы. Его солнце светит для слабого и для сильного. Его ветры дуют одинаково для святого и для грешника. Он Господь всех и Отец всех, Милосердный и Беспристрастный. Не скажете ли вы, что Он, Господь Вселенной, видит ничтожные наши поступки в этой здешней нашей жизни в том же свете, в каком мы их видим? Как унизительна была бы такая идея о Боге. Мы похожи на щенков, играющих на ковре перед камином: играем в борьбу на жизнь и смерть и безумно думаем, что Сам Бог принимает эту игру также всерьез, как делаем это мы. Но Он понимает значение такой игры. Все попытки взвалить вину на Него и считать Его наказывающим или награждающим чистое безумие. Он не наказывает и не награждает. Его бесконечное милосердие открыто для всех нас, при всяких условиях, неизменное и неуклонное всегда и везде. От нас зависит, как воспользоваться им. Не обвиняйте ни человека, ни Бога, и никого во всей вселенной. Когда вы страдаете, вините в этом себя и старайтесь всеми силами поступать лучше.
Это единственное разрешение вопроса. Те, кто обвиняет других, – а число таких, увы, с каждым днем увеличивается, – вообще существа несчастные, которые своей собственной беспомощностью привели себя в это состояние и затем жалуются на других. Но это не изменяет их положения. Оно ни к чему им не служит. Стремление свалить вину на других только еще больше ослабляет нас. Поэтому, не обвиняйте в наших собственных ошибках никого. Стойте на своих ногах и принимайте всю ответственность на себя. Говорите: "Несчастье, которое я испытываю, моя собственная работа, и из этого следует, что оно может быть устранено только мной". То, что я сделал, я могу и уничтожить; то же, что сделано другим, я разрушить не в состоянии. Будьте смелы, будьте сильны! Берите ответственность за свою жизнь на собственные плечи. Знайте, что вы сами создаете вашу судьбу. Вся сила и вся помощь, в которой вы нуждаетесь, внутри вас. Поэтому устраивайте сами свою будущность. Перед вами целая вечность. Помните всегда, что каждое ваше дело, каждый поступок, каждая мысль не пропадают бесследно и что, как дурные дела и дурные мысли при первом удобном случае набросятся на вас, подобно тиграм, так точно добрые дела и хорошие мысли готовы, с силой сотен тысяч ангелов, защищать вас всегда и во веки.