ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
"Он, Само-Существующий, направил чувства наружу, и потому человек обращается к внешнему, а не смотрит внутрь себя. И однако ж, мудрый, сосредоточивая чувства в поисках бессмертия, видит свое Я внутри.". Как я уже говорил вам, первое стремление к познанию вселенной, как видно из Самхиты и других книг, было направлено на исследование внешних явлений. Потом явилась мысль, что сущность всех вещей не может быть найдена во внешнем мире, что ее нельзя открыть, смотря, так сказать, наружу, но следует, как буквально говорится по-санскритски, обратить глаза внутрь. В этом отношении замечательны следующие слова о Душе: "Он, сидящий внутри, есть самая сокровенная Сущность нашего бытия, средоточие, сердцевина, из которой все как бы расходится по радиусам, то центральное солнце, которого ум, тело, органы чувств и все, чем мы обладаем, только выходящие наружу лучи". Или: "Люди с детским разумом, будучи невежественны, следуют суетным желаниям, и таким образом попадают в западню смерти; но мудрый, понимая бессмертие, не ищет его в жизни внешних или конечных вещей". Здесь мы имеем более ясно повторенную идею, что в этом внешнем мире, полном конечных впечатлений, невозможно видеть и найти Бесконечное. Бесконечное следует искать там, где только бесконечное, а бесконечное около нас только то, что внутри нас, наша собственная душа. Ни тело, ни мир, который мы видим вокруг нас, ни даже наша мысль не бесконечны. Все это начинается и кончается во времени. Но "Видящий, Тот, Кому все это принадлежит, Душа человека, Тот, Кто бодрствует во внутреннем человеке, Тот один бесконечен". И, чтобы найти бесконечную причину Вселенной, мы должны обратиться к Нему. Только в беспредельной душе человека мы найдем ее. "Что здесь, то и там, и что там, то и здесь. Тот, кто видит множество, переходит от смерти к смерти".
Нам известен факт, что сначала существовало желание идти на небо. Когда древние Арийцы оказались неудовлетворенными окружавшим их миром, они, подобно другим народам, представляли себе, что после смерти пойдут в какое-то место, где будет только счастье и не будет вовсе страдания. Эту идею они развили и назвали такие места Сваргой, – что можно перевести словом небеса – и думали, что там они будут вечно наслаждаться, что тела их и умы сделаются совершенными, и что в этом состоянии и месте они будут жить со своими предками. Но с возникновением философской науки люди нашли, что эта мечта невозможна и бессмысленна, что сама идея о бесконечном в пространстве заключает в себе противоречие, Так как всякое место должно начинаться и кончаться во времени. Поэтому они отбросили эту идею. Они пошли дальше и увидели, что боги, которые царствовали в этих небесах, были когда-то человеческими существами на земле и, благодаря своим добрым делам или по каким-то другим причинам, стали божествами; что их божественности, как они выражались, были различными состояниями, степенями, или рангами, и что даже боги, о которых говорится в Ведах, не могли быть постоянными индивидуальностями. Они решили, например, что Индра и Варуна были не имена лиц, но названия известных полосканий, как правителей и т.п. Согласно взгляду этих мыслителей, Индра, который был прежде, не то лицо, что Индра теперь. Тот ушел, а кто-то другой возвысился и занял его место. То же произошло и со всеми другими богами, так как их божественность была только известным положением, которое последовательно занималось разными человеческими душами, возвышавшимися до степени божеств. Но даже и они умирают. В древней Риг-Веде мы находим слово "бессмертие" в применении к этим богам, но позднее оно исчезает, так как было открыто, что нельзя говорить о бессмертии, – которое вне времени и пространства, – какой бы то ни было физической формы. Как бы она ни была разжижена или утончена, она все-таки должна иметь начало и конец во времени и пространстве, потому что все элементы, входящие в образование всякой формы, находятся в пространстве. Попробуйте думать о какой-нибудь форме отдельно от пространства. Это окажется невозможным. Пространство – это, так сказать, один из материалов, образующих форму, а последняя постоянно изменяется. Она, равно как и время, оба в Майе, как указывается в следующей фразе – "То, что здесь, то так же и там". Если поэтому эти боги и существуют, то они подчинены тем же законам, которые применяются здесь, а единственный конец, к которому ведут все законы, – разрушение и возобновление. Тот порядок, который называем законом, разделяет всю материю на части, составляет из нее различные формы, разрушает их и превращает опять в материю. Все, что рождается, должно умереть; откуда следует, что, если есть такие места, как небеса, то те же самые законы должны применяться и там.
Мы видим, что в этом мире за всяким счастьем следует какое-нибудь несчастье. Смерть – это тень жизни, и обе они должны идти вместе, потому что они не противоположности, не два отдельные существования, но различные, проявления того же самого единичного фактора; также как горе и радость, добро и зло. Дуалистическое понятие, что добро и зло две особые, вечно различные сущности, при ближайшем его рассмотрении, оказывается нелепостью. Это разные проявления одного и того же факта, являющегося сегодня как зло, а завтра – как добро. Различие здесь не в роде, а только в степени, в напряжении. Та же нервная система приносит одинаково как болезненные, так и приятные ощущения, и, если нервы повреждены, никакое из этих ощущений к нам не доходит. Если какой-нибудь нерв парализован, мы не получаем приятных ощущений, которые обыкновенно идут по этому пути, но не чувствуем также и боли. Удовольствие и боль не два, но одно. В разное время жизни одна и та же вещь производит или страдание, или удовольствие. То же явление создает удовольствие для одного и страдание для другого. Еда мяса доставляет удовольствие для человека, но страдание для животного, которое едят. Еще никогда не существовало ничего, что бы было одинаково приятно для всех. Что одному нравится, другому не нравится. И так будет всегда. Из этого видно, что дуалистическое понятие о добре и зле, как о различных сущностях, совершенно несостоятельно.
Что же из этого следует? – Я говорил вам в последней лекции, что в конце концов состояние, в котором все хорошо или все дурно, невозможно. Некоторых из вас это может разочаровать и смутить, но я тут ничего не могу поделать. Я охотно согласился бы с противоположным утверждением, если бы оно было доказано: но пока этого нет, должен держаться своего мнения.
Обыкновенный и, по-видимому, очень убедительный довод против этого положения состоит в том, что, попутно с эволюцией, зло постепенно уменьшается, и есть основание полагать, что при дальнейшем его уменьшении, через миллионы лет наступит время, когда все зло будет истреблено и останется только добро. Это был бы очень хороший аргумент, если бы только Богу угодно было, чтоб он был верен. Но в нем есть ложная посылка. Он принимает за доказанное, что общая сумма добра и зла – величина постоянная, так что, если одно увеличивается, то другое соответственно уменьшается. Но верно ли это? История мира, скорее, показывает, что количество зла возрастает попутно с возрастанием добра. Возьмем, например, самого первобытного человека, дикаря, живущего в лесу. Его чувство наслаждения очень слабо, но также слабо и понятие о несчастье. То и другое у него почти целиком заключается в области чувственности. Если он не добыл достаточно пищи, он несчастен; но дайте ему в волю есть, предоставьте свободно охотиться и пировать, и он совершенно счастлив. Его счастье, равно и огорчения, зависят только от чувств. Теперь посмотрите на человека, когда знание его увеличилось. Его счастье растет по мере того, как развивается его разум. Прежнее чувственное довольство теперь развилось в довольство умственное: он испытывает огромное наслаждение в чтении поэмы, или, посвятив всю жизнь какому-нибудь математическому вопросу, находить в этом чрезвычайное удовольствие. Но в то же время его утонченные нервы становятся более и более чувствительны к страданиям, которых, будучи дикарем, он никогда не знал; он уже испытывает умственные страдания. Разлука с любимым человеком или отсутствие с его стороны любви, бесконечные домашние ссоры и дюжина других вещей усиливают его несчастье и налегают на него с такой силой, о какой дикарь и не подозревал. Возьмем простой пример. В Тибете нет брака, и потому нет ревности; а между тем мы знаем, что общество, в котором существует брак, гораздо выше, чем то, в котором его нет. Тибетцы не знали удивительного наслаждения благами целомудрия, счастья, которое дает брак с чистой и добродетельной женой или с нравственным и добродетельным мужем; они не могут этого чувствовать. Но в то же время они не чувствуют и той чрезмерной боли и жгучего страдания, которые испытывают муж или жена в случае неверности другого супруга. Высший уровень потребностей, с одной стороны, – усиление счастья, а с другой, – прибавление горя.
Возьмите вашу собственную страну, самую богатую и роскошную, какую когда-либо знал мир, и посмотрите, как чрезмерны здесь страдания. Как много у вас сумасшедших, сравнительно с другими народами, только потому, что слишком сильна ваша жадность. Человек здесь должен располагать большими средствами. Количество денег, которое вы тратите в один год, для человека в Индии, составило бы богатство на всю жизнь. И вы не можете говорить кому-нибудь, что б он довольствовался меньшим, потому что окружающие его условия таковы, что если он не имеет известной суммы денег, он будет уничтожен. Общественное колесо здесь катится вперед, не останавливаемое ни слезами вдов, ни воплями сирот. Вы также должны двигаться, или будете раздавлены. Таково положение вещей здесь повсюду. Ваше чувство наслаждения чрезвычайно развито, ваше общество привлекательнее, чем у других; у вас масса способов наслаждаться. Но те, у кого их меньше, имеют гораздо меньше и страданий, чем вы. И это вы найдете везде. Чем выше запросы мозга, тем больше наслаждений, но также больше бедствий и нищеты, так: как ndmn как бы тень другого. Поэтому, если и допустить, что зло со временем уменьшится, то вместе с тем должно уничтожиться и добро. Не в праве ли я утверждать, что зло увеличивается быстрее, чем добро? Иногда кажется, что если добро возрастает в арифметической прогрессии, то зло – в геометрической. И это – Майя. Это значит, что, в конце концов, не прав, как оптимизм, так и пессимизм. Веданта не говорит, что этот мир дурен. Это была бы ложь. Но сказать, что мир полон счастья и блаженства будет также неправда. Это было бы только обманом себя и других. Большая ошибка учить детей, что все в мире хорошо и он полон цветов, молока и меда. Но не меньшее заблуждение также думать, что все в нем дурно, только потому, что один человек страдает больше, чем другой. Эта двойственность, эта игра добра и зла и называется майей. Веданта говорит: Не думайте, что добро и зло отдельные вещи, или что это две разные отвлеченные сущности; на самом деле, они одно и то же, обнаруживающееся в разной степени и под различными видами и производящее на один и тот же ум разные впечатления, в зависимости от времени и обстоятельств. Самая первая идея в Веданте это открытие единства во внешних вещах, обнаружение того, что все, проявляющееся, как многое, – как бы ни были велики различия в разных его проявлениях, – представляет в сущности одно. Вспомните старую грубую теорию Персов о двух богах, создавших этот мир, – добром боге, который делает все приятное, и злом, творящем все остальное. Нелепость ее видна сразу, так как, если бы она была верна, то для каждого закона природы было бы два противоположных вида, в зависимости от того, как его создавал сначала один бог, а потом другой. Мы наоборот, видим, что одна и та же сила кормит воробья и нас и убивает тысячи людей. Другим возражением против такого объяснения может быть вопрос, как эти два бога, работающие одновременно и творящие в одном месте добро, а в другом зло, могут поддерживать согласие друг с другом? Поистине, это был самый грубый способ выражения двойственности вселенной.
Обратимся теперь к более совершенным философиям, которые учат в чрезвычайно отвлеченных выражениях, что мир частью хорош, а частью дурен. Даже и эта теория, если смотреть на нее с той же точки зрения, представляет собой нелепость. В конце концов оказывается, что ни оптимизм, ни пессимизм не объясняют мира и не дают о нем верного представления. Некоторые факты приводят нас к одному, другие – к другому. Но, подвигаясь в нашем исследовании вперед, мы находим, что Веданта снимает всю ответственность с природы и возлагает ее на нас самих. Она не отрицает существования зла; наоборот, смело анализирует факты, как они есть, никогда не стараясь закрывать глаза на что бы то ни было, но и не вызывая безнадежность. Веданта и не агностик. Она находит утешение и устанавливает его на несокрушимом основании, а не отделывается рассказами о заведомо ложных вещах, обман которых открывается через несколько дней. Когда я был ребенком, у одного молодого человека умер отец, оставив его с огромной семьей совершенно нищим; и те, кто выдавал себя за друзей отца, отнеслись к нему теперь, как если б были его злейшими врагами. Встретив однажды священника, он рассказал ему о своем горе и в утешение услышал: "Все это для вашего блага". – Все нам посылается для нашего блага! Эта старая манера прикрывать рану фольгой. Она не имеет смысла и выражает только признание нашей слабости и невежества. Молодой человек ушел, а шесть месяцев спустя был приглашен тем же священником принять участие в торжестве, которое он устраивал по случаю рождения сына. Когда хозяин начал говорить: "Возблагодарим Господа за Его милости", гость перебил его словами: "Но ведь здесь вовсе нет милости. Это скорее несчастье!" "Почему?" – спросил священник. "Потому, – отвечал молодой человек, – что когда умер мой отец, мне это казалось несчастьем, но вы сказали, что на самом деле это было благом. Если так, то кажущееся хорошим, на самом деле, должно быть дурным". Разве он не был прав? Могут ли человеческие слова исцелить какое-либо человеческое горе? Нет, и нет! Будем делать что можем, будем сочувствовать всем страждущим, но никогда не позволим себе отделываться пустыми фразами. Ничто в этом мире не излечит его зла. Поэтому мы должны научиться подняться выше его.
Эта вселенная всегда будет представлять собой сочетание добра и зла. Где есть добро, зло следует за ним: но позади и выше этого противоречащего самому себе явления, Веданта видит единство обоих. "Откажись, – говорит она, – от зла, но откажись также и от добра". Что же тогда останется? Добро и зло, – заявляет Веданта, – не все, что мы имеем. За обоими стоит нечто, именно вы сами, истинное вы, высшее всякого зла, но высшее также и всякого добра. Это то, что проявляет себя, как добро и зло. Узнайте это сначала, и тогда, но не раньше, вы можете быть оптимистом, так как тогда будете повелевать обоими. Управляйте сами этими проявлениями, и тогда впервые вы будете в состоянии обнаруживать свое истинное Я совершенно по своей воле. Только тогда вы будете способны проявлять только одно добро или зло, как захотите. Только тогда, если пожелаете, вы будете иметь право называться оптимистом.
Прежде всего, сделайтесь хозяином самого себя; прежде всего воспряньте и будьте свободны. Поднимитесь выше сферы закона, так как законы не распространяются на всю природу: им подчинена только часть вашего существа. Узнайте прежде всего, что вы не раб природы, никогда им не были и никогда не будете. Убедитесь воочию, что природа, бесконечная, как вы могли думать, – на самом деле, конечна; она только капля в обширном океане, океан же – это вы сами. "Смотри, ты превосходишь солнце, луну и звезды. Сравнительно с твоим бесконечным существом, все они не более как мыльные пузыри". Познайте это, и вы будете управлять и добром и злом. Только тогда ваше зрение изменится и вы встанете и скажете: "Как прекрасно добро и как удивительно зло!"
Вот что Веданта приглашает вас делать. Она не предлагает усыпляющего лекарства, не рекомендует покрывать раны золотой бумагой и, когда рана загноится больше, выкладывать новые листы. Она говорит: "Жизнь жестокая вещь. Если можете, смело выходите из нее. Хотя бы оковы ее были алмазные, что вам за дело; Душа ведь крепче алмаза". Веданта не возлагает никакой ответственности на маленькие божества. Вы сами делатели своей судьбы. Вы сами позволяете себе испытывать хорошее и дурное. Вы собственными руками закрываете себе глаза и говорите, что темно. Уберите руки и увидите свет! Вы лучезарны, вы от вечности совершенны. Поймите, что "Тот, кто видит вокруг себя множество, идет от смерти к смерти". Так узрите же Одно и будьте свободны!
Но как убедиться в этом? – Даже наш ум, как он есть теперь, слабый, заблуждающийся и впечатлительный, даже он может быть сделан настолько сильным, чтобы, схватывать проблески знания, проблески Единства, и избавить нас от повторения рождений и смерти. "Как дождь, падая на вершину горы, разделяется на множество потоков, бегущих вниз по ее склонам, так все виды энергии, которые мы видим вокруг себя, имеют начало в том Едином". Он, подобно дождю, падая на Майю, кажется многим. Итак, не гонитесь за многим, но стремитесь все вперед, к тому Единому, Он во всем движущемся, во всем чистом, Он наполняет вселенную. Он жертва и Он гость в доме. Он в человеке, в воде, в животных, в самой истине. Он – все. Как огонь в этом мире проявляется в разных формах, так и Душа Вселенной проявляет Себя во всем. Как воздух, окружающий Вселенную, проявляется многими способами, так и Единая Душа душ проявляет себя во всех существах". Но это вы скажете после того, как увидите воочию это Единство, но не раньше. Умение видеть Его везде и есть истинный оптимизм.
Но возникает вопрос: Если все это верно, если Чистый, Единый, Сущий, Бесконечный находится во всем, то как же может быть, что Он страдает, испытывает бедствия и становится нечистым? Ничего подобного нет, говорит Упанишад, – все это только иллюзия. "Как солнце – причина того, что все существа видят, не делается несовершенным вследствие недостатков какого-нибудь глаза, совершенно также и Я нечувствительно к страданиям тела, в котором Оно проявляется". Я могу иметь болезнь, вследствие которой все мне будет казаться желтым, но солнце ведь не испытывает влияния этого. Совершенно так же и "Он – Единый, Создатель всего, Вседержитель, Единая Душа внутри всех существ и Тот, кто делает свое Единство множественным. Мудрым, которые познали Его, как Душу их собственных душ, принадлежит вечный мир; но только им, и никому другому". "Те. кто в этом мимолетном мире находит Его, никогда не изменяющегося, кто в этой тленной вселенной находит эту Одну Жизнь, кто в этой множественности находит Единство, и все, кто познает Его, как Душу их собственных душ, – тем принадлежит вечный мир, и никому, никому больше". "Где найти Его во внешнем мире? Где искать Его? В солнцах, лунах или звездах? – То место не может освещать ни солнце, ни луна, ни звезды. Блеск молнии не виден там. Как можем мы говорить об этом гаснущем огне? Его светом все создано, Его озарением все сияет". А вот другое прекрасное уподобление. Те из вас, кто были в Индии, поймут, что разумеется в нем под баньяновым деревом, зная, как оно берет начало из одного корня и распространяется далеко кругом. "Он Великий Баньян, корень которого в Невидимом мире, недоступном нашим чувствам, и который распространил ветви, чтобы создать вселенную. Все эти стволы и ветви – одно с Ним. Он – корень. Он – корень".
В части Вед Брахмана говорится о многих небесах, и главная идея Упанишад требует, чтобы мы отбросили всякую мысль о том, чтоб идти на какое-либо из них. Труд освобождения совершается не на этом или том небе, а здесь, в душе. Место ничего не значит. Позвольте мне процитировать одно место, в котором показано взаимное отношение некоторых из этих мест: "В небе предков человек видит истину как во сне". То есть как во сне вещи кажутся неясными и туманными, так представляется здесь уму и идея о Я. "В небе Гандхарва видение еще не вполне отчетливо. Как человек видит свое отражение в воде, совершенно так же он видит здесь действительность". Самое высшее небо, по понятию Индусов, называется Брама-Лока, и здесь истина видится более ясно, но все еще не вполне. Она здесь похожа на свет и тень. "Как человек, смотрящий в зеркало, видит свое собственное лицо вполне отчетливо и ясно, совершенно так же истина видна в душе человека. Поэтому самое высшее небо внутри нас и самый благородный из всех храмов – это душа человека. Веданта говорит: "Эта земля больше, чем какое-либо небо, потому что нигде, ни в каком небе мы не можем научиться так отчетливо и ясно понимать действительность, как здесь, в этой жизни, внутри души". Все остальное только перемена мест. В Индии я думал, что некоторые пещеры дадут мне более ясное видение, но убедился, что нет. Тогда я надеялся, что лес окажется полезнее, потом мечтал о Бенаресе, и все с тем же результатом. Везде мы находим одно и то же, потому что мы сами создаем себе наш собственный мир. "Если я зол, говорит Упанишад, – мне весь мир будет казаться злым. И то же применимо везде. Если бы я умер теперь и пошел на небо, я нашел бы там то же положение вещей, что и здесь. Пока человек не стал чистым, для него совершенно бесполезно бежать в пещеры, или леса, в Бенарес или на небо. А раз вы отполировали свое собственное зеркало, для вас безразлично, где ни жить, так как вы увидите действительность, как она есть. Поэтому совершенно напрасный труд бежать выше и выше, тратя энергию, которая должна быть употреблена на полировку зеркала". Ту же идею вы находите иначе выраженной. "Никто не может видеть Его. Никто этими глазами не может видеть Его форм. Только чистым умом Он может быть видим. Так достигается бессмертие". Те из вас, кто слушали мои лекции по Раджа-Йоге, видят, что здесь, в философии, мы рассматриваем то же, что рассматривали тогда в другом и отличном роде Йоги, и что каким бы путем человек ни достиг управления своими чувствами настолько, что они стали рабами его души и не могут больше тревожить его ум, тогда он, Йог, достиг состояния, в котором может применять Йогу. "Когда все желания сердца отброшены, тогда этот самый смертный становится бессмертным, становится одним с Богом. Когда все узы сердца разрублены, тогда человек достиг бессмертия, и даже в этом мире наслаждается Брахманом".
Здесь необходимо маленькое объяснение. Вы часто слышите, что Веданта и другие восточные философские системы открывают людям перспективы чего-то высшего и побуждают отказаться от стремлений и удовольствий этой жизни. Я мог бы привести вам много мест, в которых высказывается это. Но такое утверждение ложно. Только те, кто совершенно не знаком с восточной мыслью, могут воображать, что она указывает куда-то вдаль, на какой-то другой мир. Вы видели, наоборот, что она прямо учит о тщетности таких надежд, торжественно отвергая всякие небеса, как места, где люди могут в течение некоторого времени смеяться и плакать, но где, в конце концов, они должны умереть, как и здесь. То, что наши недостатки заставляют нас испытывать здесь, те же недостатки заставляют нас испытывать и там. Единственно, что постоянно – это человеческая душа, и она здесь. Философия Веданта настаивает также, что мы не можем избежать неизбежного путем самоубийства, не можем уклониться от наших испытаний. Ее книги говорят, что верный путь находится с трудом.
Как видите, индусский ум так же практичен, как и западный, только мы расходимся во взглядах на то, в чем состоит жизнь. Один говорит: стройте хороший дом, имейте хорошую одежду и пищу, развивайте свой ум, изучайте науки и т.д., в этом вся жизнь. И он считает себя очень практичным. Индус же говорит, что знание мира состоит в познании души и понимании идей, и хочет наслаждаться такой жизнью. В Америке есть замечательный оратор-агностик. Этот благородный и уважаемый человек, говоря о религии, сказал, что она совсем не нужна и что нам незачем утруждать свои головы мыслью о других мирах. Выразился он так: "У нас здесь есть апельсин. Будем же выжимать из него весь сок, какой только можем выжать". На это я ответил ему: – Я с вами совершенно согласен. Подобно вам, я хочу выжать сок из моего плода. Только вы любите апельсин, а я предпочитаю манго. Вы можете думать, что все, что нужно в жизни – это есть, пить и иметь немножко научных знаний. Но какое право вы имеете говорить, что такой идеал заключает в себе все? Для меня он ровно ничего не стоит. Если бы я мог в этой жизни надеяться узнать только, как падают на землю яблоки, или как электрический ток потрясает мои нервы, я способен был бы на самоубийство. Я хочу проникнуть в самое сердце вещей. Вы изучаете проявление жизни; я саму жизнь. И я хочу тоже выжать из нее весь сок, и даже во время этой жизни. Моя философия говорит мне, что я должен понять самую суть и покончить с небесами, адами и всеми подобными суевериями, даже если они существуют в том смысле, как существует этот мир. Я хочу знать сердце жизни, ее суть, а не только то, как она существует, действует и проявляется. Мне надо почему вещей, а как я оставляю для детей. Один важный человек на Западе сказал: "Если бы я мог записать все, что происходит, пока я курю папиросу, это была бы наука о папиросе". Это очень хорошо. Конечно, великая вещь быть ученым. Бог благословляет все души на искание истины. Но когда человек говорит, что это все, и что он не интересуется знать смысл жизни, не желаете изучать собственное существование, тогда, по моему мнению, он рассуждает очень глупо. Я могу настаивать в ответ, что все его знание – невежество, не имеющее никакого основания. Он изучает проявления жизни, но когда я спрошу его: а что такое сама жизнь? – он говорит, что этого он не знает. Продолжайте, пожалуйста, ваше изучение, но оставьте мне мое. И все-таки я претендую на то, что с моей точки зрения я в высшей степени практичен. В сущности, все эти разговоры о практичности чистая нелепость. Вы можете быть практичными в одном отношении, другой – в другом; но есть люди иного склада ума, которые говорят мало, но если узнают, что истину можно открыть, только стоя постоянно на одной ноге, то немедленно проводят свое знание в практику. Другой тип людей слышит, что в известном месте есть золотые россыпи, охраняемые вооруженными дикарями. Они тотчас отправляются туда, хотя бы с тем, чтобы погибнуть и чтобы только третьи их последователи достигли успеха. Но тот же человек слышал, что есть душа, и довольствуется тем, что священник проповедует о ней. Человек первого типа не пойдет за золотом и будет, пожалуй, говорить об опасностях от дикарей. Но если вы ему скажете, что на вершине Эвереста, в двадцати пяти тысячах футов над уровнем моря живет мудрец, который может дать ему знание о душе, он бросится туда тотчас, в одежде или без нее, сытый или голодный. И он не поколеблется, если вы ему скажете, что масса погибла в этой погоне и только немногие достигли цели. Сорок тысяч могут быть убиты, но один находит истину. Этот класс людей, как видите, тоже практичен. Ваша ошибка заключается в том, что вы воображаете, будто то, что вы называете миром, и есть вся жизнь. Предмет ваших стремлений чувственное наслаждение – преходящ. Он никогда не бывает неизменным и ведет только к нагромождению бедствий на бедствия, приносит только вечное горе. Мой – путь к вечному миру.
Заметьте, я не называю ваше определение практичности неверным. Я вполне признаю его, и знаю, что оно принесет много добра миру. Но не порицайте же мой взгляд. Я тоже практичен, хотя и в другом отношении. Предоставьте каждому работать по-своему. Если Богу угодно, то мы все окажемся одинаково практичны в обоих направлениях. Я видел несколько ученых, которые были, в одно и тоже время, и практичны и религиозны, и сильно надеюсь, что со временем человечество будет поступать как они. Обратите внимание на котел с водой, когда он начинает закипать. Сначала поднимается пузырек в одном месте, потом – в противоположном, затем число пузырьков увеличивается, по четыре или по пяти их сливаются вместе, пока, наконец, все не соединится и не настанет общее движение. Совершенно то же происходит и в окружающем нас мире. Каждый индивидуум – отдельный пузырек, а народ – это их масса. Мало-помалу они соединяются, и я верю, что настанет день, когда такие вещи, как нации, исчезнут, когда все разъединяющие нас преграды уничтожатся и проявится то Единство, к которому волей или неволей мы все стремимся. Все мы по природе братья и только росли врозь. Но должно наступить время, когда все наши идеи будут общими, когда все люди станут одинаково практичными как на поле знания, так и в религии, и когда Единство и гармония Абсолюта обнимет весь мир. Все человечество тогда будет дживанмуктами – свободно, даже живя. К этой одной цели, с любовью и ненавистью, завистью и доброжелательством, с сотрудничеством и противодействием, все мы пробиваем свой путь. Бесконечный поток стремится к океану. В нем плывут куски травы и поблекшие листья. Пусть они силятся, как могут, плыть по течению или против него, все равно в конце концов все попадут в море. Все мы и вся природа, подобно сухим листьям, уносимся бешеным потоком существования к одному и тому же океану жизни, к совершенству, к Богу: и, как бы ни старались освободиться от потока и исполнять свою собственную волю, все должны, наконец, сдаться и предоставить себя течению, пока не достигнем бесконечного Океана Жизни и Блаженства.