ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
In: Russel P. Global Brain.
Speculations on the
Evolutionary Leap to Planetary Consciousness, L.A., 1983
Выводить присущее нам ощущение себя из нашего опыта – все равно что описывать дырку от бублика в терминах качеств, свойственных бублику, а не дырке как таковой. Подобно воздуху, заполняющему дырку от бублика, наша истинная природа гораздо менее осязаема, чем я, производное от опыта, и тем не менее она – единственный элемент, общий для любых форм нашего опыта.
Поиск этого предполагаемого я, – которое может быть названо нашей подлинной сущностью, – привлекал к себе внимание людей на протяжении тысячелетий. Так, шотландский философ XVIII в. Дэвид Юм непрестанно вглядывался внутрь себя в попытках обнаружить нечто, что он мог бы назвать своим истинным я. Однако выяснилось, что
"когда я по-настоящему глубоко проникаю в то, что называю самим собой, я всегда сталкиваюсь с каким-то конкретным восприятием – тепла или холода, света или тени, любви или ненависти, боли или удовольствия. Мне никогда не удается уловить самого себя отдельно от восприятия и наблюдать что-либо кроме восприятий".
В затруднениях, с которыми столкнулся Юм, нет ничего удивительного. Я не может быть воспринято так, как воспринимаются другие веши. Ибо любое восприятие с необходимостью предполагает наличие двух компонентов. Во-первых, необходим объект восприятия, воспринимаемое, – будет ли это предмет внешнего мира, ощущение в теле, мысленный образ или чувство; во-вторых, необходим субъект восприятия, воспринимающий, – тот, кто воспринимает. Именно этого субъекта восприятия и искал Юм, пытаясь найти свое я.
Однако чтобы воспринять я так, как мы воспринимаем все остальное, необходимо сделать я объектом восприятия. Вот, в сущности, почему поиски в данном направлении безрезультатны. Это подобно тому, как если бы мы, зайдя в темную комнату с фонарем, закрепленным у нас на голове, принялись искать источник света. Все, что мы видим – это различные предметы, отражающие свет.
Из этого вовсе не следует, что субъект восприятия совершенно непознаваем; речь идет лишь о том, что Я (Я с большой буквы, в отличие от я, производного от опыта) нельзя воспринять так, как воспринимается все остальное, ибо Я и есть воспринимающий. Восприятие Я – это не восприятие типа "Я это или то", а скорее восприятие типа "Я тот, кто воспринимает это или то".
Таким образом, что бы мы ни мыслили и не чувствовали собой, – это не чистое Я, субъект опыта, но я, каким оно является внутри нашего сознания. Так что мы в данном случае отождествляем себя с содержанием нашего сознавания, нашим опытом, а не нашим истинным Я.
Отождествлять, идентифицировать буквально означает "делать таким же" (от латинского идем-фикаре). Отождествляя себя с чем-либо, я делаю его таким, как "я", однако сам факт того, что мне приходится делать его таким, как "я", предполагает, что первоначально оно таковым не является. Вы сможете убедиться в этом сами, если возьмете какую-то сторону своего существа, внутренне ощущаемую собой, и зададите самому себе вопрос: изменится ли мое чувство собственного "я", если эта сторона претерпит изменения? Для начала можете спросить, отличалось бы ваше чувство собственного "я", если бы вы были на десять сантиметров выше, если бы вы были представителем другой расы, противоположного пола, или если бы выше тело еще чем-то отличалось от нынешнего. Несомненно, вы выглядели бы иначе, но сам факт того, что вы можете обладать различными физическими характеристиками, свидетельствует о том, что "вы", обладатель этих характеристик, остаетесь неизменным. Вы обладаете телом, но вы не тело.
То же относится и к вашим эмоциям. Сегодня вы можете испытывать одни чувства, а завтра другие. Однако, внутреннее ощущение "я" при этом остается неизменным, изменяются только ваши эмоции. Это относится также к мыслям и желаниям. У вас есть мысли, но вы не мысли. У вас есть желания, но вы не желания.
Какова в таком случае природа чистого Я? Какова сущность, этого чувства собственного "я"?
Чистое Я
Итак, чтобы Я могло воспринять Себя, объектом восприятия должен был бы стать также и воспринимающий. В этом случае между субъектом и объектом не было бы уже никакого различия, никакого пространства, на котором они могли бы взаимодействовать. Прекратилось бы восприятие, каким мы его знаем в обычном состоянии сознания. Это было бы состояние чистого сознания, лишенного какого бы то ни было содержания.
Как понять состояние, в котором ничего не осознается, и все же сохраняется сознание как таковое? Хорошей аналогией тут может послужить различие между слышанием и слушанием. Если вы в данный момент прислушаетесь, то услышите различные окружающие вас звуки. Но представьте, что вы в помещении, где стоит полная тишина. Вы могли бы слушать, но ничего бы не слышали. Подобным же образом в состоянии полной ментальной тишины вы, сознающий, сохраняете сознание, но ничего не сознаете. Вы есть, но ничто не есть вами. Такое состояние называется состоянием чистого бытия.
Поскольку в этом состоянии сознания отсутствует какое-либо содержание, человек не может провести различие между своим собственным глубочайшим проникновением в себя и чьим-либо еще. В результате он соприкасается с универсальным, всеобщим уровнем самого себя. Если в этом состоянии и есть какое-то отождествление, оно состоит в единении с человечеством и всем творением в целом.
Большинство людей лишь изредка испытывают такое состояние, если испытывают вообще. Как правило, наше внимание направлено вовне, в мир чувственного опыта. Даже в тех случаях, когда внимание обращено во внутрь, оно обычно поглощено какими-то мыслями. Полное отсутствие мыслей, – даже мысли о том, что "у меня нет никаких мыслей", – случается крайне редко.
Хотя большая часть людей и не обладает опытом подобного Само-осознания, имеются многочисленные свидетельства того, что оно возможно. Упоминания о таких состояниях вновь и вновь появляется в писаниях мистиков и религиозных учителей всех времен и народов. Однако поскольку в чистом Я нет ничего такого, что можно было бы воспринять, описывать его словами очень трудно. Действительно, ведь сам акт описания превращает его из субъекта в объект восприятия. Вот почему многие мистики называли его "несказанным", то есть таким, о котором нельзя ничего сказать. Чистое Я лежит по ту сторону описаний, за пределами всех возможных идей и представлений, попытки же описания неизбежно превращают его в какую-то идею.
В "Мундака Упанишаде", – древнеиндийском тексте, рассматривающем природу чистого Я, – все эти трудности суммируются следующим образом:
Оно не сознание внешнего,
Оно не сознание внутреннего
И не сознание того и другого.
Оно не познаваемо,
Оно не непознаваемо
И не познание как таковое.
Оно недоступно ни зрению, ни разумению,
Оно не имеет границ,
Оно несказанно и лежит за пределами мысли,
Оно неопределимо,
Оно открывается лишь тому,
Кто становится им.
В том же духе начинается и "Дао Дэ Цзин", – древнекитайский текст, толкующий об абсолютной природе вещей (Дао): "Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао".
Вместе с тем польза от полнейшего молчания по поводу чистого Я была бы невелика. Поэтому, приняв во внимание указанные выше трудности, давайте посмотрим, что говорили об этом состоянии некоторые мистики, – посмотрим, в частности, каким образом оно привело их к непосредственному осознанию своего единства со всем творением.
Чжуан-цзы, китайский мистик, живший в IV в. до н.э. просто писал, что в этом состоянии "я и все вещи поднебесной суть одно".
Плотин, египетский философ III в., говорил: "Человек в его нынешнем состоянии перестал быть Всем. Но когда он перестанет быть индивидом, то вновь вознесется и проникнет собою весь мир".
Мейстер Экхарт, христианский мистик XIII в. указывал, что "всё внешнее многообразие, данное человеку, по внутренней сути своей Едино. Все стебли травы, деревья и камни, все вещи по сути своей Едины. Такова глубочайшая глубина..."
А Генрих Сузо, немецкий доминиканец, писал: "Все создания... суть та же жизнь, та же сущность, та же сила, то же единое и ничто иное".
По-видимому, все эти мистики говорят о том, что "на глубочайшем уровне моего существа сущность у меня такая же, как и у вас, такая же, как и у остальной вселенной. У всех нас одна и та же сущность, и я переживаю ее как свое Я. Это то, в чем мы "такие же", это глубочайший уровень нашей самотождественности".
Для большинства из нас, привыкших считать себя совершенно обособленными индивидами, понять эту концепцию действительно довольно сложно. Возможно, идея ее станет яснее благодаря аналогии, которую не раз приводили различные духовные учителя. Наши индивидуальные сознания подобны брызгам океанского прибоя: каждая капля единственна в своем роде, непохожа на любую другую; и вместе с тем сущность каждой капли та же, что у океана.
Вечная философия
Можно сказать, что это переживание единства образует ядро, внутренний стержень всех мистических и религиозных традиций. При поверхностном взгляде возникает впечатление, что учения о природе реальности и средствах достижения спасения или освобождения, исповедуемые разными религиями, весьма различны. Но едва мы станем очищать их от культурно-обусловленных элементов, а также от добавлений и поправок, внесенных позднейшими комментаторами и переводчиками, как начнет обнажаться лежащее в их основе общее учение: в сущности своей мы объединены, едины.
Писатель Олдос Хаксли, глубоко изучавший важнейшие религиозные и мистические традиции, называл это основополагающее учение "вечной философией". По словам Хаксли, таковой может быть названа
"метафизика, которая признает божественную Реальность субстанцией мира вещей и идей; психология, которая находит в душе нечто подобное или даже тождественное божественной Реальности; этика, которая полагает конечной целью человека познание имманентной и трансцендентной Основы всего сущего".
Упанишады, например, говорят, что "то, что внутри нас также вовне нас; то, что вовне нас также внутри нас".
Это изречение замечательно перекликается с недавно обнаруженным "Евангелием от Фомы": "Царствие внутри вас и вне вас". В одном из ранних буддийских трактатов, "Пробуждении веры" Авагхоши, говорится, что "Бытие – изначальная природа всех вещей".
Важно отметить, что вечная философия не является идеологией или системой верований, то есть философией в западном смысле. Она опирается прежде всего на личный опыт тех, кто испытал подобные состояния. Это не столько набор идей, подлежащих осмыслению или обсуждению, сколько приглашение обратиться во внутрь и самостоятельно открыть для себя возвещенные истины. Глубокие изменения в сознании, образе жизни и моральном поведении, которые могут вслед за этим последовать, являются результатом испытанного состояния чистого бытия, а не следствием принятия какой-то концептуальной системы или доктрины.
Более того, вечная философия особо подчеркивает, что постижение нашего сущностного единства – удел отнюдь не узкого круга лиц, избранного меньшинства. Поскольку Я у всех нас общее, каждый из нас имеет возможность осознать свою подлинную внутреннюю природу. Так, описания, подобные приведенным выше, можно найти и у светских авторов, например, у поэта Теннисона, который писал в письме к другу следующее:
"Индивидуальность как таковая как бы растворилась и исчезла в безграничном бытии, и это было не помраченное состояние, но самое что ни на есть ясное, очевидней очевидного, совершенно непередаваемое словами, – и смерть была здесь едва ли не смехотворной нелепостью, а утрата личности воспринималась не как угасание, но как единственно истинная жизнь".
Эдвард Карпентер, социолог и поэт XIX в. писал:
"Если вы останавливаете мысль (и удерживаете ее), вы вступаете наконец в область сознания, лежащую над или по ту сторону мысли,... и постигаете в целом более широкое я, чем то, к которому мы привыкли. И поскольку обычное сознание, с которым мы имеем дело в повседневной жизни, основывается прежде всего на маленьком ограниченном я,... из этого следует, что вступить сюда значит умереть для обычного я и обычного мира.
Это значит умереть в обычном смысле, но в другом смысле – пробудиться и обнаружить, что я, подлинное, глубочайшее я человека распространяется на Вселенную и на всех других существ; что и горы, и море, и звезды являются частью его тела, и что душа его соприкасается с душами всех созданий".
Тому, кто не переживал подобных состояний, такое чувство всеобщей взаимосвязанности может показаться несколько надуманным. Но идея объединяющего элемента, наличного во всех формах проявления, это не только философское построение. В течение последних пятидесяти лет указанная концепция получает все возрастающую поддержку со стороны, казалось бы, никак с нею не связанной дисциплины – современной физики.
Физики-мистики
В одном фундаментальном отношении сущность у всех нас одинакова. Мы с вами состоим из атомов, число которых немногим больше ста, и которые состоят, в свою очередь, из нескольких элементарных частиц (электронов, нейтронов, протонов и т.д.). Эти частицы, как теперь выясняется, состоят из трех еще более элементарных частиц, называемых кварками. В данном отношении можно вполне определенно утверждать, что физическая сущность у нас одна и та же.
Разумеется, это очень простая форма единения. Мистики, однако, говорят о единении гораздо более глубоком, – о единстве сознания и материи, переживаемом единстве.
Альберт Эйнштейн был первым современным ученым, который поставил под сомнение возможность полной изоляции экспериментатора от физического мира как предмета экспериментального исследования. В его "Специальной теории относительности", опубликованной в 1905 году, содержалась революционная идея изменчивости пространства и времени. Например, если двое людей, двигаясь с разной скоростью, наблюдают одни и те же события, результаты измерения пространства и времени между этими событиями, полученные одним наблюдателем, будут несколько отличаться от результатов измерений, полученных другим наблюдателем. Это произойдет даже в том случае, если они примут во внимание различие своих скоростей. Эйнштейн доказал, что хотя пространство и время представляются нам обособленными, независимыми друг от друга измерениями, по существу они представляют собой две стороны единого пространственно-временного континуума. Однако едва мы обращаемся к наблюдению вселенной, единство пространства и времени нарушается, так что разные наблюдатели могут видеть континуум в разных пропорциях. Короче говоря, Эйнштейн показал, что восприятие реальности зависит в какой-то мере от движения наблюдателя.
Двадцать лет спустя немецкий физик Вернер Гейзенберг, работавший в области ядерной физики, выдвинул свой принцип неопределенности. Согласно этому принципу, невозможно одновременно определить положение частицы и ее скорость. Чем точнее вы измеряете одно, тем менее точно можете измерить другое. Сам акт определения местонахождения частицы лишает вас возможности определить ее скорость и наоборот – точное определение скорости частицы делает невозможным определение ее точного местонахождения. Таким образом, Гейзенберг показал, что на наблюдаемом отражается сам акт наблюдения.
Для физиков того времени, полагавших наблюдателя и наблюдаемое обособленными и никак не связанными между собой сущностями, эти два вывода были равнозначны сокрушению основ. Получалось, что психический и физический миры каким-то образом связаны, взаимозависимы.
С тех пор физики-теоретики приложили значительные усилия к тому, чтобы выяснить, каким образом многообразные феномены вселенной оказываются внешними проявлениями лежащего в их основе единого целого. Эйнштейн показал, что едины не только пространство и время, но также электрические и магнитные силы, равно как и энергия и вещество (его знаменитое уравнение E=mc2). В последние годы жизни он работал над созданием единой теории поля, которая должна была объединить четыре фундаментальные физические силы (гравитацию, электромагнетизм и так называемые "сильное" и "слабое" взаимодействие), представив их как внешне различные проявления одного единого принципа. Но построить единую теорию поля Эйнштейну так и не удалось.
Вместе с тем дальнейшее развитие теоретической физики показывает, что его догадки были, по всей вероятности, верны. Успехи так называемой калибровочной теории свидетельствуют, что четыре основные силы физической вселенной действительно можно считать проявлениями единого процесса. Гравитация и электричество представляются нам очень непохожими, очень различаются по своим физическим характеристикам, но по мнению физиков они представляют собой внешне различные стороны одной силы.
Другое открытие современной физики ставит под сомнение наши представления об элементарных частицах как об отдельных, ясно очерченных сущностях. Оказывается, что на самом элементарном уровне существуют лишь энергетические структуры, вызывающие появление отдельных частиц. Из этого следует тот революционный вывод, что в действительности все мы вплетены в ткань универсума и в каком-то отношении взаимосвязаны, хотя и кажемся физически разделенными, обособленными.
Один из возможных подходов к пониманию существа этой взаимозависимости был предложен английским физиком Дэвидом Бомом, который ввел понятие импликативного* порядка. В то время как экспликативный порядок представлен окружающей нас вселенной (миром причин и следствий, описываемых различными физическими законами), импликативный порядок – это уровень порядка, не воспринимаемого органами чувств и не регистрируемого научной аппаратурой. На уровне импликативного порядка каждая часть вселенной содержит в себе целое, то есть всю вселенную в свернутом виде. Если вы найдете эту идею странной и трудной для понимания, вам поможет аналогия с новым фотографическим методом – голографией.
* импликативный (лат.) – свернутый; экспликативный – развернутый. – В.Д.
В обычной фотографии каждая ее точка представляет какую-то часть окончательного изображения, и чтобы последнее стало видимым, все эти точки должны располагаться в определенной порядке. Напротив, в голограмме каждая точка фотографической пластинки содержит в себе данные об изображении в целом. Каждая часть изображения закодирована в каждой части пластинки. Правда, смотря на пластинку невооруженным глазом вы не увидите ничего, кроме тонкого узора, напоминающего рябь или волны. Но когда на пластинку попадает свет лазерного луча, изображение становится видимым и выделяется из пластинки в качестве трехмерного образа. Поскольку любая часть пластинки содержит и себе информацию об изображении в целом, постольку любая ее часть может служить источником целого образа (хотя чем меньше используемая часть, тем более смутным будет образ). В этом смысле изображение присутствует в "свернутом" виде в пластинке повсюду.
Выдвинутая Бомом теория импликативного порядка предполагает, что вселенная подобна голограмме, в каждой части которой неким образом закодирована целостность пространства и времени. Этот импликативный порядок непосредственно не воспринимается. То, что мы видим, – это экспликативный порядок: определенные формы, порождаемые лежащим в их основе импликативным порядком. В конечном счете, заключает Бом, вселенную можно понимать как единое неделимое целое, в рамках которого обособленные и независимые части не обладают фундаментальным статусом.
Физическое объяснение того, как происходит такое "сворачивание", предложил другой английский физик, Ричард Проссер. В сущности его идея сводится к следующему: то, что мы считаем единичной изолированной элементарной частицей, можно рассматривать как бесконечную волновую структуру, которая распространяется по вселенной во всех направлениях. По природе своей волны гасят друг друга везде за исключением одной крошечной пространственной области, где происходит их взаимоусиление, что и приводит к появлению частиц. Это означает, что все в каком-то смысле находится везде, и только появляется или проявляется в одной определенной точке.
Несмотря на то, что теории эти создавались физиками, они все более перекликаются с учениями мистиков. Действительно, если вселенная в конечном счете едина, подобного сближения идей следовало ожидать. Физик исследует глубочайшие уровни объективной реальности посредством физического эксперимента, разума и математики, в то время как мистик исследует глубочайшие уровни субъективной реальности с помощью собственной интроспекции. И если они независимо друг от друга приближаются к конечному единству, в котором соединяются физический и психический миры, то нас не должно удивлять, что их открытия и постижения начинают звучать все более сходно. Иными словами, создается впечатление, что наука открывает для себя вечную философию, вновь подтверждая, что на глубочайших уровнях все мы суть одно.*
* "Физики-мистики" существуют не только на Западе. См., напр.: Концепция целостности. Харьков, 1987. – В.Д.
Перевод В.Данченко, 1990