В отношении развития личности решающее исследование трудно выполнимо. Мы с готовностью можем отказаться от подхода Фоудора как несоответствующего научному исследованию по многим пунктам: весьма сомнительна практика реконструкции пренатальных воздействий на основании словесных отчетов взрослых; не проверена предпосылка, что телепатия способна служить средством коммуникации.
Предположим, было бы возможно полностью зарегистрировать пренатальное окружение организма, например, интенсивным изучением матерей, ожидающих детей, и затем прослеживать становление личности в постнатальном периоде. Сложности, связанные с оценкой личности в постнатальный период, вполне сравнимы с явными трудностями наблюдения за плодом. Проблемам измерения сопутствует факт продолжающегося влияния матерей на их детей после рождения. Как, например, мы можем решить, являются ли тревоги четырехлетнего ребенка следствием беспокойного окружения, создаваемого несчастной матерью, до или после рождения?
Решению проблемы могло бы способствовать изучение случаев усыновления или любых ситуаций, в которых проводится сравнение двух групп детей, чьи контакты с родной матерью прекратились после рождения: у одной группы пренатальное существование должно протекать в условиях, способствующих, согласно Гринейкр, формированию тревоги, у другой группы должно быть относительно спокойное пренатальное существование. Исследование следует проводить в широком масштабе, так как необходимы все виды контрольных сопоставлений. Предполагая, что две группы в основном уравнены по постнатальному окружению и различаются только пренатальным опытом, их можно сравнивать посредством различных техник (игровой и других проективных методик, наблюдения, интервью и т.п.). Такой путь позволил бы установить относительные уровни тревоги в детстве.
Об исследовании менее амбициозного масштаба сообщают Уоллин и Райли. Основываясь на предположении, что многие психосоматические жалобы матери в течение беременности сказываются на ожидаемом ребенке, серия вопросов о физических жалобах в период беременности была предложена 100 молодым матерям, 63 из которых имели единственного ребенка и 37 – двоих детей. Показатель реакции на беременность сравнивался с показателем приспособления ребенка, определяемым по вопросам о питании, отправлении кишечника, сне, плаче и т.п. Положительная корреляция была обнаружена в группе двудетных матерей, т.е. матери с психосоматическими жалобами имели более беспокойных детей, в группе однодетных матерей корреляции не наблюдалось. Авторы проявляют правильную осторожность в интерпретации результатов и подчеркивают необходимость прямого наблюдения для валидизации опросника, так как надежность двух показателей не установлена. Они предлагают три альтернативные возможности в объяснении несоответствия результатов: матери на основе опыта вынашивания первого ребенка более негативно настроены ко второму; относительное отсутствие компенсаторного внимания и потворства со стороны мужа во время второй беременности; экономическая стесненность, вызванная ожиданием второго ребенка.
Очевидно, мы еще не в таком положении, чтобы оценить влияние пренатального окружения на последующее развитие личности. Откровенно крайнее заявление содержит следующий заключительный комментарий Монтагью: "...Имеются указания, что у ребенка, травмированного во внутриутробном периоде, рассмотренными нами факторами, здоровая личность, при прочих равных условиях, разовьется с большим трудом, чем у нетравмированного ребенка. Некоторые дети, как указывает Сантаг, уже рождаются "невротиками" в результате перенесенных внутриутробных испытаний".
Уиндл высказывается сравнительно более консервативно: "Нет сомнения, что многие различные факторы во внешнем окружении матери посредством ее физиологических механизмов влияют на физиологию плода. Но мы не должны считать все влияния бесспорно доказанными. Верно, что внешние звуки воспринимаются плодом: по крайней мере, он реагирует определенными движениями. Тем не менее в чем реальное доказательство значимого изменения постнатального существования такими восприятиями и движениями? Мы находимся в догадках. И снова мы предполагаем возможность влияния эмоционального состояния матери на плод. Я допускаю наличие оснований для такого предположения. Однако я уверен, что всем исследователям, и особенно доктору Сантагу, необходима большая серия наблюдений для окончательных выводов по этой проблеме".
КЕСАРЕВО СЕЧЕНИЕ. Теоретически ребенок, появившийся на свет посредством "кесарева сечения", должен испытывать меньше неприятностей. Кенуорди сообщает, что "такие дети менее чувствительны, т.е. меньше плачут, явно менее раздражительны при контактах и т.д., чем первенцы, рожденные обычным путем". Мауэр и Клакхон заявляют, что "кесарево сечение" заметно отражается на темпераменте у взрослых, и они отличаются от нормально рожденных. Но все три указанных автора не приводят обоснований своим утверждениям.
ЗАТЯЖНЫЕ РОДЫ. Пирсон сравнивает поведение детей, чье рождение было краткосрочным (менее шести часов), с теми, чье рождение продолжалось долго (более четырнадцати часов). Вопреки предшествующим предположениям, он обнаружил, что "краткосрочные" дети невротичнее остальных. В качестве ограничивающего вывод фактора сам Пирсон указывает на недостаточную статистическую надежность результатов наблюдения.
ДОСРОЧНЫЕ РОДЫ. Предполагая травматичность досрочных родов для организма, мы в таких случаях вправе ожидать личностных расстройств. При сравнении с нормальными детьми Шерли и Гиршл обнаружили у "досрочных" детей более высокую эмоциональность, робость, раздражительность и тревожность. С другой стороны, они обладают повышенной остротой чувствительности. Дрилиан наблюдал поведенческие расстройства, особенно в отношении кормления, чаще всего у "досрочных" младенцев. Любую причинную связь между ситуацией родов самой по себе и последующими чертами личности трудно установить, так как тревога матери сказывается на преждевременных родах и одновременно на формировании личности в постнатальный период.
ТРУДНЫЕ РОДЫ. Уайл и Дэвис сравнили 380 детей, спонтанно рожденных, со 120, рожденными с применением инструментальной техники. Они выявили больше случаев агрессивности, страхов и наличия тиков среди рожденных без особых трудностей. Трудно рожденные дети отличались неугомонностью, раздражительностью, отвлекаемостью. Кэттелл указывает на необходимость с осторожностью интерпретировать результаты из-за недостатка экспериментального контроля, т.е. учета размеров семьи, условий измерения, статистической значимости различий.
Из краткого обзора, представленного выше, очевидно, что доказательств, на которых можно основывать какие-либо заключения относительно влияния родовой травмы на развитие личности, явно недостаточно. Со многими из тех же трудностей сталкивается исследователь в области изучения пренатального периода, особенно это касается проблемы контроля разнообразных воздействий на личность сразу после рождения ребенка. Все очерченные в качестве методов подходы к изучению родовой травмы имеют некоторые потенциальные преимущества. В случаях вспоможения родам следовало бы предпочитать детей, относительно нетравмированных, так как можно предположить, что наличие повреждения продолжает оказывать воздействие на личностное развитие. Вероятность достижения надежного измерения влияния процесса родов большая, чем наблюдения за плодом. Но опять-таки необходимо широкомасштабное исследование, чтобы возместить фактическую невозможность отграничения результатов оценок от влияний в последующем развитии личности.
Решающий теоретический вопрос, однако, относится к генезису так называемого "орального влечения". Ортодоксальная психоаналитическая теория, как мы видим, предлагает объяснение в понятиях физиологического удовольствия, происходящего от стимуляции слизистой рта. В поддержку этого утверждения о первичной "инстинктивной" реакции могут быть процитированы сведения об очень ранних фактах сосания, не связанных с кормлением. Пратт, Нелсон и Сан, Блантон и Халверсан сообщают об акте сосания вскоре после рождения. Сирзом и Уайзом предлагается альтернативное объяснение на основе теории научения. Они утверждают: "В обсуждении сосания большого пальца Фрейд выдвигает гипотезу, что губы и рот становятся эрогенными, т.е. способными давать приятные ощущения при стимуляции вследствие связи сосания с принятием пищи. Он признает затруднение в методичном объяснении, как сенсорный аппарат губ и слизистой приобретает в результате связи такую способность. Затруднение исчезает, если отбросить концепцию эрогенности и связь между сосанием и кормлением описывать в понятиях инструментальных (посредствующих) действий и целевых реакций. Любой инструментальный акт, последовательно приводящий к целевой реакции (совершенный поступок, удовлетворение, награда), утверждает цель в ее собственных правах. Цель становится конечным действием в последовательности мотивируемого поведения. Другими словами, делается вторичным или приобретенным влечением, осуществляющим реакцию. Тогда гипотеза Фрейда может быть переформулирована следующим образом: сосание почти универсальный инструментальный акт в кормлении младенца, тесно связанный с целевой реакцией кормления, поэтому сосание приобретает характер вторичной целевой реакции. Ребенок, можно сказать, обладает оральным влечением, которое побуждается сосанием и родственными проявлениями.
Остается, однако, вопрос, является ли оральное влечение врожденным или приобретенным. Ответить на него трудно. Сосание, не связанное с питанием, имеет место вскоре после рождения, но такое поведение само по себе не гарантирует наличия орального влечения. Оно может возникать вследствие случайного соприкосновения руки и рта. Наконец, реакция сосания, возможно, рефлекторно побуждается контактом губ или голодом. Кунст недавно показал, что даже в возрасте от девяти до двенадцати месяцев сосание случается чаще, когда ребенок голоден". В собственном исследовании Сирза и Уайза обнаружена тенденция орального влечения, измеряемого посредством сосания, к наращиванию при удлинении кормления грудью или из бутылочки. Вопрос о генезисе влечения остается в значительной мере без ответа. Если принять кажущееся более щепетильным объяснение сосания как не связанного с питанием вторичного приобретенного влечения, то теория либидо существенно утратит свою привлекательность.
Более развернутые эксперименты в русле "пищевых предпочтений" представляются весьма достойными затраты времени. Предположительно, дальнейшие исследования подтвердят .существование эмпатии у маленьких детей. Тогда возможно продолжить анализ способствующих и не способствующих эмпатическим реакциям условий, а также установить возрастной период (по Салливану, от шести до двадцати семи месяцев) активности процесса эмпатии. В любом случае объяснение эмпатии бессознательным влиянием удовлетворительнее, чем подчеркивание Салливаном биологической основы.
Другой эспериментальный подход направлен на выявление отношения между паранойей и гомосексуальностью, которая, согласно психоаналитической теории, содержит механизм проекции в качестве промежуточной переменной. Гардрер отмечает, что 47% из группы госпитализированных параноиков проявляют очевидную гомосексуальность. Однако Миллер, Клейн и Горвиц сообщают о незначительном проявлении гомосексуальности у наблюдаемых ими параноиков. Пейдж и Варкентин обследовали 50 параноиков на "мужественность-женственность" тестом Термена-Майлза. Результат оказался в большей степени схожим с показателями пассивных гомосексуалистов, чем с показателями нормальной мужской группы и активных гомосексуалистов. Эронсон предъявлял батарею психологических тестов параноидным шизофреникам, контрольной группе нормальных и непараноидным шизофреникам. Многие данные подтверждают широко распространенную точку зрения о связи между паранойей и гомосексуальностью.
Особенно показательными оказались результаты по методике "Картинки Черныша" и признакам гомосексуальности Уилера в тесте Роршаха.
Последняя группа исследований, конечно, открыта для критики ввиду отсутствия прямого доказательства действия проекции. Далее, Анна Фрейд подвергает нападкам способ изучения Сирза на основании, что проекция в ее оригинальном значении не имеет места в норме у взрослых. Будучи примитивным механизмом, она может быть обнаружена только у маленьких детей или психотиков, поэтому такие эксперименты совершенно не соответствуют концепции. Однако, по мнению автора, все не обязательно столь мрачно в исследовательском плане, в области проективного тестирования возможно предложить путь выхода из дилеммы. Описание проективного подхода к механизмам защиты (включая проекцию) сделано в главе 5 (прим. 13).
Перед переходом к работам, проведенным на людях, автор склонен выразить отношение к ценности экспериментов на животных в построении личностной теории. Все такие исследования несут опасность искусственности и сверхупрощенности, так как невозможно воспроизвести сложность межличностных отношений в лаборатории на животных. Типичным аргументом в защиту исследований на животных является их рассмотрение в качестве отличного источника гипотез, догадок и т.п., которые в последующем возможно проверить на человеке. Контраргумент заключается в том, что, затратив равное количество времени и энергии на непосредственное изучение людей, легче собрать более богатый урожай. Без сомнения, эксперименты на животных необходимы для прогресса теории научения, а так как теория научения и теория личности должны в конце концов объединиться, любой, кто болезненно реагирует на высказанную точку зрения, может использовать непрямой путь получения фактов.
Барбер, Дембо и Левин провели эксперимент на детях, привлекший широкое внимание. Авторы наблюдали, что в процессе переживания фрустрации, вызванной недоступностью наиболее привлекательных игрушек из-за сеточного барьера, снижается творческий уровень игры. Анна Фрейд приводит здесь те же критические замечания, что в опытах с проекцией. Именно, она говорит о несоответствии используемых определений психоаналитической концепции и огромных различиях между препятствиями в игре и нарушениями в результате значимого эмоционального события, такого, как утрата матери. Различия, по ее мнению, не могут рассматриваться в форме только количественных. Крис высказывает возражение на основании отсутствия ответа в результате эксперимента, при каких условиях индивид будет реагировать на фрустрацию регрессией. Реакция ребенка на слова матери: "Нет, нет, не бери этого", – продолжает Крис, зависит от сложного отношения ребенка к матери, его толерантности к депривации и собственных чувств матери в ситуации. В любом случае концепция "упрощения", выдвинутая Баркером, Дембо и Левиным, как представляется, ближе к фрейдовскому понятию "эго-регрессии" и не относится к психосексуальной или "либидо-регрессии", при которой позднейшие затруднения являются причиной возвращения к поведенческим характеристикам раннего уровня развития.
Совершенно другой подход состоит в попытке экспериментально воспроизвести регрессию с помощью гипноза. Исследования в этой области обычно проводятся с применением интеллектуальных тестов для точности измерения возраста гипнотической регрессии. Платонов гипнотизировал троих взрослых, внушая им, что они дети трехлетнего возраста. Он обнаружил выполнение испытуемыми теста приблизительно на уровне трехлетних детей. Впоследствии Янг выразил сомнение в полученных результатах на основании своих собственных экспериментов. Те же инструкции снижали интеллектуальный возраст до шести, а не до трех лет. Дополнительно членов контрольной группы просили сознательно симулировать поведение трехлетних детей. Они демонстрировали психическое развитие на уровне около пяти с половиной лет. Сарбин подверг критике замысел Янга за отсутствие объективных данных, позволяющих установить достоверность ответов по тесту Станфорда-Бине, не проводилось также систематического контроля за влиянием различий в глубине гипноза. В своих собственных исследованиях Сарбин тоже не наблюдал подлинную регрессию к ролям более раннего возраста, но гипнотизируемая группа выполняла роли точнее, чем контрольная. Глубина гипноза сильно повышала степень регрессии.
Многообещающую область исследования регрессии представляет изучение детей и взрослых в психотическом состоянии. По крайней мере, о двух второстепенных попытках сообщается в литературе. Камерон показывает, что процессы мышления у шизофреников не аналогичны мышлению детей. Дюбуа и Форбз обнаружили относительно редкое использование кататониками во время сна позы плода. По всей вероятности, однако, замысел исследования следует строить в прямой связи с заряженными аффектом составляющими, которые, согласно теории, вызывают регрессию.
[в оригинале пропуск – В.Д.]
...ребенка учат контролировать сфинктер после обучения речи, тогда как матери народа антанала начинают обучать ребенка в двух-трехмесячном возрасте. Жесткий тренинг кишечных отправлений в Японии усиливается физическими наказаниями и высмеиванием. Команчи не наказывают ребенка, а используют комбинацию нерезких угроз, поощрений и искусных похвал. Гартман, Крис и Левенштайн предполагают, что легкость, с которой происходит обучение, зависит от четырех факторов: 1) стадии созревания функциональных систем, позволяющих удерживать удобную позу, понимать обоснованность регуляции и передавать сигналы (Орланский задается вопросом о необходимости завершения миелинизации пирамидного тракта для удовлетворительного тренинга кишечных отправлений, но он признает указанные физические предпосылки); 2) сочувственного отношения родителей и их надежды на успех; 3) терпимости ребенка к лишениям; 4) удовлетворения от процесса обучения.
Исследования влияний обучения совершению туалета на детское развитие (см. гл. 8, прим. 4 об изучении отношения ранних анальных привычек на взрослую личность) очень ограничены. Гашка исследовала влияние тренинга кишечника на 213 трудных детях в Нью-Йоркском госпитале. Группа была разделена на две категории: "принуждаемую" (тренинг начинался до восьми месяцев или завершался до восемнадцати месяцев) и "адекватную" (начало после восьми месяцев и завершение после восемнадцати месяцев). Она обнаружила у первой категории больше случаев запоров, проявлений тревоги, гнева и т.п. Нормальные дети не изучались и не предпринималось попыток сравнивать условия окружения у двух категорий. Надежность данных о тренинге кишечника тоже остается под вопросом, так как сообщения матерей были получены в период, когда две трети детей находились в возрасте от шести до тринадцати лет. Гашка признает ограниченность своих изысканий и указывает, что они просто спровоцируют дальнейшие, более определенные исследования. Кох наблюдала за частотой нервных жестов у 46 детей в детском садике и обнаружила положительную корреляцию с частотой запоров у родителей мальчиков, но не девочек. Из этих данных не может быть сделано выводов о причинно-следственных отношениях, так как страх и гнев могут уменьшать желудочно-кишечную подвижность и проявляться в нервозной манерности.
Возможность проведения систематических исследований в этой области определенно существует. Наблюдение за влияниями способов и периода обучения правилам туалета следует проводить на различных группах детей, тренируемых при разнообразных условиях, но уравненных по домашнему окружению, и т.п. Развитие личности в группах нужно сравнивать на протяжении ряда лет. Одна особенность достойна проверки. Важно отделить случаи, в которых родители вознаграждают акт дефекации, от случаев, в которых особое внимание уделяется самому продукту, фекалиям. Возможно, теоретическое заявление о высокой ценности, приписываемой фекалиям детьми, относится главным образом к последней группе.
Помимо исследований, изложенных Сирзом, Гашкой представлены данные по 320 трудным детям, которым педиатры рекомендовали психиатрическую консультацию. В качестве составляющей рутинного анамнеза у родителей спрашивали, наблюдалась ли у их ребенка мастурбация; если наблюдалась, в каком возрасте началась, и, наконец, применялись ли какие-нибудь меры. Сообщалось о мастурбации в период от одного года до четырнадцати лет у 45% детей, у 54% из них мастурбация впервые имела место до пятилетнего возраста. Из 142 трудных детей у 73% в поведении проявлялись деструктивные тенденции. Прямые угрозы детям, преимущественно физического характера, использовались наиболее часто; особенно была распространена специфическая форма угроз в виде повреждения гениталий. Гашка уместно отмечает, что такие исследования представляют преуменьшение, так как затрагивают только случаи, в которых родители на забыли о мастурбации детей, своем отношении к ней и чувствуют вполне безопасным рассказывать о происшедшем. Она заканчивает статью постановкой ряда стимулирующих вопросов: о случаях угроз нормальным детям, связанных с мастурбацией; о существенности причины угроз: об отношении между характеристиками родителей и их реакцией на мастурбацию; о корреляции между резкостью обращения и проявлениями тревоги, невротических симптомов у детей. Прежде всего она подчеркивает положительное значение результатов для психоаналитического определения кастрационной тревоги.
Систематическое изучение идентификации должно быть начато с четкого определения самой концепции. Сюда вовлечены, по крайней мере, два вопроса: уровень осознанности процесса и в какой степени идентификация служит преимущественно адаптивным, а не защитным функциям. Отвечая на первый вопрос, авторы-психоаналитики обычно рассматривают идентификацию как бессознательный процесс, отличный от сознательной имитации. Шилдер и Найт тем не менее предпочитают включать сознательные компоненты в большей мере наряду с глубинными. Что касается второго вопроса, Александер говорит, что "идентификация содействует здоровому становлению это и процессу научения, посредством которого эго приобретает функциональную эффективность". Дополнительно, в травматических условиях он приписывает идентификации защитную функцию. Балинт подчеркивает защитное действие идентификации в ранний период жизни, когда окружение воспринимается как чуждое. Организм пытается интернализовать чуждое, чтобы сделать его безвредным. Концепция Анны Фрейд интерпретирует идентификацию в защитном аспекте. По ее мнению, происходит "идентификация с агрессором", т.е. ребенок в страхе трансформируется в могущественного индивида, интроецируя агрессивные характеристики угрожающей личности. По Фенихелю, идентификация имеет двойственное значение: она представляет регрессивный защитный механизм и отчасти является позитивным разрешением эдипова комплекса.
Моурер и его коллеги используют понятия "развивающей" и "защитной" идентификаций. Первая относится к попыткам детей подражать родителям. Вторая заключается в "идентификации с агрессором". Что касается отношения между идентификацией и выбором объекта, Моурер оспаривает ортодоксальную точку зрения, придерживаясь мнения, что идентификация "составляет предпосылку и впоследствии диктует выбор объекта".
Недавно Гоулдстайн попытался изучить второй и третий вопросы из указанных выше. Он модифицировал методику "Картинки Черныша", дополнив ее опросником о предпочитаемой защите. Обследовалось 104 учащихся колледжа мужского и женского пола. Выяснялось, как они ранжируют защитные механизмы: вытеснение, проекцию, реактивное образование и регрессию – в каждой из восьми психоаналитически определяемых областей конфликта. Анализ согласованности предпочитаемых механизмов защиты выявил значительно меньшее количество студентов ("защитники общего типа"), склонных использовать одинаковую иерархию защитных механизмов безотносительно к области конфликта. В то же время большинство студентов ("защитники специфического типа") осуществляли особый выбор для каждой области конфликта. При повторном тестировании, месяцем позже, обе группы отвечали в прежней манере, что указывает на стабильность выбора во времени. Некоторые убедительные доказательства базируются на спонтанных рассказах, которые студенты также писали по каждой картине. Рассказы позволяют считать "защитников общего типа" более невротичной группой.
Что касается отношений среди четырех механизмов, Гоулдстайн обнаружил, с одной стороны, связь между предпочтениями вытеснения и реактивного образования, а с другой стороны, связь между проекцией и регрессией. Реактивное образование выбиралось первым, вытеснение – вторым и т.д. Эта дихотомия была интерпретирована как конгруэнтная теоретическому описанию первой пары в качестве прогрессивной по сравнению с относительно примитивными механизмами, составляющими вторую пару. В другой исследовательской программе Мичиганского университета Миллер и Суонсон занимаются исследованием влияния социального класса на предпочитаемые способы защиты.
Собственно вытеснение относится к выталкиванию в бессознательное болезненного содержания, которое некогда осознавалось. "Болезненный материал" состоит из эмоционально заряженных идей, связанных с базисными бессознательными побуждениями (например, сексуальными, агрессивными). Сознательное выражение этих отягощенных конфликтом идей представляет угрозу для эго в форме сильной тревоги или вины. Поэтому сами идеи удерживаются в бессознательном за счет постоянного контрдавления. Несмотря на удерживание от проникновения в сознание, они стремятся к выражению прямыми и непрямыми путями. Когда болезненный аспект устраняется, как бывает в процессе психотерапии, идеи могут получить доступ в сознание. Таким образом, операциональное определение должно учитывать следующее: 1) тревожащие идеи относятся к провоцирующим конфликт побуждениям: 2) бессознательные процессы, представленные идеями, устраняются от осознания; 3) продолжающееся стремление к выражению идей постоянно сдерживается: 4) при благоприятных условиях сознательное выражение может быть восстановлено.
Одно из недавних исследований Кита вызывает наибольший интерес. Хотя эксперимент был направлен на сопоставление эффективности объяснительной и эмоциональной методик психотерапии, его суть сосредоточивалась вокруг концепции вытеснения. Кит использовал тест "Словесных ассоциаций" Юнга, чтобы у каждого испытуемого выявить слово, относящееся к сфере нарушений. Затем проводился эксперимент по обучению, в процессе которого у испытуемого, естественно, возникали трудности во вспоминании этого слова. В последующем испытуемые (всего 30 человек) подвергались 25-минутному индивидуальному психотерапевтическому воздействию. К одной половине группы применялась только эмоциональная методика, при работе с остальными испытуемыми эмоциональная методика комбинировалась с объяснительной. После психотерапии каждый испытуемый снова ставился в ситуацию обучающего эксперимента, подобную изначальной, за исключением того, что он должен был на "потерпевшее неудачу" слово-стимул реагировать другим словом. Вспоминание забытого слова считалось критерием успешности психотерапии. Выяснилось устойчивое преимущество комбинирования психотерапевтических методик.
Оценка подхода Кита к вытеснению с позиций указанных выше четырех критериев операционального определения приводит к наибольшему впечатлению от реализации четвертого критерия. Определенно экспериментальные условия восстановления утраченной ассоциации тесно приближаются к теоретической модели. Воплощение второго критерия также выглядит удовлетворительно. Некоторое доказательство относительно третьего критерия может быть выведено из характерных отчетов испытуемых о напряжении и раздраженности при неспособности вспомнить ключевые слова. Что касается первого критерия, то содержание стимула является в большей мере соответствующим определению, чем в ранних исследованиях, но оставляет желать лучшего. Согласно замыслу, чрезмерная нагрузка ложится на эмоциональное значение единственного слова, что отражается в необходимости исключить ряд испытуемых из эксперимента. Мнение об уклончивом определении сущности задачи возникает из личной беседы с Китом, когда он утверждает, что должен попрактиковаться на многих испытуемых в целях достижения достаточного вытеснения. В силу этого, по крайней мере, две другие попытки – аспирантов-психологов Мичиганского и Станфордского университетов – повторить предпосылки эксперимента потерпели неудачу.
Целлер провел два родственных эксперимента по собственно вытеснению. В экспериментах от испытуемых требовалось запоминать и воспроизводить отстукиванием полубессмысленные звуки. Экспериментальные группы отличались от контрольных условиями в промежутках обучения. Между запоминанием первой и второй серий члены экспериментальных групп претерпевали неудачу; между запоминанием второй и третьей серий испытывали успех. Контрольные группы оба раза выполняли задачи в нейтральных условиях. Эксперименты 1 и 2 различались главным образом разработкой способов контроля. Результаты показывают, что неудача уменьшает способность к вспоминанию заученного предварительно материала, тогда как успех увеличивает эту способность. С точки зрения наших критериев исследования менее удовлетворительны, чем работы Кита. Принимались в расчет второй и четвертый, но не учитывались первый и третий критерии операционального определения. Наиболее серьезной критики заслуживает изначальная бессмысленность содержания, которой придает значение разве что связь с безотносительной ситуацией неудачи.
Еще одно исследование недавно провел Корнер, использовавший новый подход к концепции вытеснения. Он предоставил нескольким группам испытуемых 18 предложений и попросил дописать каждое из них тремя-четырьмя фразами, потом озаглавить рассказ тремя словами. На индивидуальных собеседованиях испытуемым внушалось, что шесть из 18 заглавий свидетельствуют о недостатке сбалансированности их личностей, шесть указывают на благоприятную сбалансированность и оставшиеся шесть ни о чем не говорят. Затем они должны были в совершенстве заучить заглавия. Четырьмя днями позднее выяснялось, сколько заглавий они способны вспомнить. Заглавия, приобретшие негативную эмоциональную окраску, забывались значительно чаще по сравнению с позитивно окрашенными и нейтральными заглавиями (соотношение 117:81:90). В контрольных группах с отсутствием предполагаемой угрозы безопасности личности различий в забывании не наблюдалось. Работа Корнера, однако, не отвечает первому, третьему и четвертому критериям нашего определения. Содержание стимула снова носит характер искусственной угрозы; не имеется возможности проследить непрерывное стремление бессознательных побуждений к выражению; не предпринимается попыток восстановить в сознании вытесненный материал.
Белмонт и Берч делают очень убедительное замечание о тенденции в изучении проблемы вытеснения игнорировать факт возможного присутствия нескольких защитных механизмов, которые человек использует в защите эго от угроз (см. прим. 13, эксперимент Гоулдстайна). Если, например, изоляция более характерный для индивида механизм защиты, он, вероятно, окажется в пустопорожней корзине негативных случаев. Авторы предполагают, что небольшие абсолютные различия, хотя и статистически значимые, как в исследовании Корнера, может быть, отражают неудачу "реиндивидуализировать гипотезу вытеснения". В их собственном исследовании 55 испытуемых обучались перечню 15 бессмысленных звуков. Пять из 15 звуков в период обучения ассоциировались с болезненным ударом. Затем, 24 часами позднее, проверялось удержание материала с помощью контроля оставшихся воспоминаний, повторного обучения, узнавания. Результаты показали более быстрое обучение группы в целом под воздействием болевого раздражителя, чем в нейтральных условиях, но приблизительно одна треть группы обучалась под воздействием болевого раздражителя медленнее. Изучение выделенных подгрупп раскрыло значимые различия между ними и по распределению других данных. Белмонт и Берч приходят к заключению, что результаты подтверждают их изначальное утверждение. С точки зрения операциональных критериев эксперимент, подобно исследованию Корнера, имеет недостатки по первому, третьему и четвертому критериям.
Еще в двух исследованиях использовался главным образом подход к вытеснению, основанный на изучении восприятия (перцепции). Розеншток высвечивал на экране с разной интенсивностью восемь предложений, и испытуемых просили записать, что они увидели. Четыре предложения были связаны с вытесненным материалом: сексуальными и агрессивными побуждениями, направленными на родителей, содержание остальных четырех предложений являлось нейтральным, они предназначались в эксперименте для контроля. Розеншток обнаружил большие трудности в зрительном восприятии аффективно насыщенных предложений, чем нейтральных; кроме того, первые чаще искажались. У женщин имелась тенденция вытеснять материал, относящийся к агрессии, тогда как у мужчин наблюдалась склонность к вытеснению материала, связанного с сексуальными побуждениями. Приведенный эксперимент удовлетворяет нашему определению по первому критерию (значимости содержания), учитывается также второй критерий, третий остается вне наблюдения и четвертый оказывается пропущенным.
Исследование на основе механизма восприятия проведено Клаппом, первоначально поставившим задачу проверки гипотезы, насколько сдвигается реакция в зависимости от удаленности восприятия от сознательного уровня. Однако вытеснение было одним из ключевых построений в определении проблемы. Клапп попытался в своем замысле использовать результаты экспериментов по восприятию, проведенных с позиций психоаналитической теории. Это работы Брунера и Постмана, Макгиннеса, Хауза и Соломона, Макклири и Лазаруса и др. От первой группы исследователей он позаимствовал концепции "избирательной бдительности" и "перцептивной защиты", от второй – понятия "вытесненных побуждений" и "защиты эго". Соответственно Клапп предсказал, что, когда более или менее эмоционально насыщенные стимулы представляются парами перед двумя уровнями бессознательного восприятия, происходит относительный сдвиг в ясности суждений о воспринятом. Так как продемонстрирована способность человеческого организма к перцептивному различению на уровнях значительно ниже сознательного, предполагалось, что травмирующий материал, который продолжает стремиться к выражению, будет с большей активностью проявлять себя на отдаленном от сознательного уровне. С другой стороны, при близости к сознательному восприятию угрожающие стимулы могут восприниматься эго и, следовательно, оттесняться от выражения.
В проведенном эксперименте Клапп отобрал три пары картин из теста "Картинки Черныша". Две пары содержали более или менее травмирующие ситуации: в первой паре мастурбационная вина противопоставлялась оральному садизму; в третьей паре интенсивность эдиповых влечений противопоставлялась детской ревности. Вторая – контрольная пара – не содержала явных различий между картинами в аффективной напряженности: идентификация противопоставлялась идеалу эго. Три пары показывались группам испытуемых с помощью тахистоскопа на трех очень быстрых скоростях и трех более медленных скоростях, на которых, однако, стимулы не узнавались вполне сознательно. Испытуемых просили просто отчитываться, какая из картин (показываемых друг за другом) в каждой паре кажется "понятнее" или "ближе к обозначению чего-то". У испытуемых экспериментальной группы был выявлен значительный "сдвиг" в выборе картин первой пары. "Мастурбационная вина" яснее различалась на уровнях, отдаленных от сознания (время экспозиции около 1/20 сек) по сравнению с "оральным садизмом", видимому значительно лучше на уровнях, близких к осознанному узнаванию (время экспозиции около 1/6 сек). У контрольной группы при экспозиции первой пары "сдвига" не выявлялось. При предъявлении второй – контрольной пары – экспериментальной группе "сдвига", как и предсказывалось, не наблюдалось, но он имел место у контрольной группы. Результаты предъявления третьей пары оказались двойственными и выявили сходные "сдвиги" у экспериментальной и контрольных групп. В работе Клаппа, вероятно, наилучшим образом выполнены первые три требования операционального определения, но четвертое требование игнорируется.
Научная литература по концепции "реактивного образования", кроме исследования Гоулдстайна (см. прим. 13), содержит только ссылку на эксперимент Маурера с крысами. При проведении обычного исследования регрессии он случайно заметил, что животные находятся в состоянии конфликта или амбивалентности между побуждением подойти и нажать педаль, чтобы избежать болевого раздражения, и противоположным побуждением к бегству в целях не допустить дополнительного болевого раздражения от самой педали. В результате крысы "убегают от педали, потому что им хочется подойти и дотронуться до нее".
Недавно проведены два исследования латентного периода посредством проективных методик. Хилдеман, используя методику "Картинки Черныша" в изучении шестилетних и девятилетних детей обоих полов, обнаружила проявления нарушений, связанных с оральным садизмом, анальностью, детской ревностью. У шестилетних мальчиков оральная зависимость выражена сильнее, чем у девятилетних, а у младшей группы девочек выше показатели оральных и анальных нарушений. Кастрационная тревога отмечалась у мальчиков обоих возрастов, так же как зависть к пенису у девочек. Гурин провела обследование Мичиганским картинным тестом двух групп: от восьми до девяти с половиной лет и от двенадцати до пятнадцати с половиной лет. Рассказы юношеской группы обладали гораздо более выраженной психосексуальной насыщенностью. В итоге относительное уменьшение значимости сексуальности, на которое указывают Стерба и Дойч, точнее описывать не как явное снижение сексуальных интересов, а в качестве увеличения важности несексуального поведения.
Форма выражения сексуальности, конечно, культурно обусловлена. Малиновский и Мид описывают примитивные культуры, в которых юноши сексуально намного более свободны, чем в нашей. Мид подчеркивает непоследовательность американских обычаев по отношению к гетеросексуальной активности. Активность начинается с препубертатного периода и следует правилам игры, особенно в средних классах общества, соответствуя скорее социальным, чем сексуальным мотивам. Позднее, когда сексуальные влечения доминируют, их выражение в юности допускается в искаженной форме, что создает потенциальное препятствие приспособлению в браке. Кэттелл противопоставляет западную культуру, которая не дает ориентиров в новой роли и вызывает замешательство у юноши, примитивным культурам аранта, адаманцев, квуома с утешительными, ясными ожиданиями и ритуалами посвящения.
Независимо от антропологических источников Стоун и Баркер провели статистически достоверное сравнение интересов и отношений девушек в предшествующий и последующий за началом менструаций периоды. Половозрелая группа независимо от возраста отличалась более выраженными гетеросексуальными интересами и активностью, чаще предавалась мечтаниям, избегала физических усилий, проявляла больший интерес к своей наружности. Подобное исследование на юношах провел Золленбергер. Он отбирал более или менее зрелых юношей на основании содержания мужских половых гормонов в моче. Половозрелая группа оказалась активнее в гетеросексуальном отношении, проявляла более выраженные интересы к силовому соперничеству в спорте и своей наружности.
По данной проблеме было проведено несколько отдельных исследований, но даже поверхностно их трудно охватить. Данные Кайти, полученные с помощью опросника, свидетельствуют о чувстве понимания родителями у детей от одиннадцати до четырнадцати лет, тогда как после пятнадцатилетнего возраста возникает сильное чувство непонимания родителями. Стотт, усредняя оценки по нескольким личностным тестам, отметил худшую приспособляемость у юношей, сильно критикующих своих родителей. Кэттелл сообщил об исследовании Уотсона, подтверждающем предположение о наличии связи между нарушением приспособления и бунтарством. Индивиды с радикальным настроением против авторитетов чаще и суровее остальных наказывались своими родителями.
Трайон, Целиге, Джонс, Джеймс и Мур и др. рисуют картину ранней юности, показывая страсть к развлекательным заведениям, наподобие секс-клубов, стремление собираться в компании, склонные к правонарушениям. Эти клики, несколько раньше формирующиеся у девочек, во взаимоотношениях акцентируют внутригрупповые секреты, используют сленг, ценят верность и в общем подавляют индивидуальность. Двенадцатилетние мальчики ведут себя в активной, агрессивной, конкурентной, шумной манере. Девочки обычно проявляют аккуратность, послушание, чопорность, хотя некоторым доставляет удовольствие демонстрация мальчишеской манеры поведения. Интересы мальчиков сосредоточиваются на политике, социальных вопросах, личном развитии, приобретении имущества и получении удовольствий. Девочек волнует семейное благополучие. В суждении о функционировании супер-эго Бак отмечает, что двенадцатилетние и тринадцатилетние в сравнении с двадцатилетними признают почти на 50% больше поступков ошибочными в моральном отношении.
Трайон придерживается мнения о средних годах юности как времени стремления к социальному конформизму. Пятнадцатилетние парни становятся менее шумными, они проявляют большую социальную уравновешенность. Раньше созревающие девушки в этом возрасте акцентируются на искушенности в житейских делах, утонченности манер, для некоторых из них важнее человеческие качества, способность к дружеским отношениям. Особую привлекательность приобретают вечеринки. Тейлор на основании исследования с помощью опросника на "Устойчивость профессиональных интересов" отмечает большую стабильность интересов в последние годы середины юности, чем в первые годы. Трайон говорит, что ближе к возрасту семнадцати-восемнадцати лет юноши придают значение социальной зрелости, занятиям спортом, лидерству, тогда как девушки поглощены женскими идеалами и сосредоточены на социальных гарантиях. Джеймс и Мур, анализируя записи в дневниках, указывают на увеличение в этом возрасте гетеросексуальных и социальных интересов. Саймондз характеризует старших юношей как прежде всего заинтересованных в социальном успехе, девушки представляются более пассивными, восприимчивыми, проявляющими интерес к людям.
Фенихель: "Это описание характера является почти идентичным предшествующему описанию, данному для эго".
Абрахам: "Совокупность реакций человека на его социальное окружение".
Гартман: "Еще ряд функций, которые мы приписываем эго, является тем, что мы называем характером человека".
Бинглхоул: "Структура характера может быть осмыслена как организация потребностей и эмоций внутри каждого человека, приспособленная для адекватного реагирования на основные социальыне ценности группы".
Из сказанного мы только делаем вывод, что характер является отчасти функцией эго, относящейся каким-то образом к социальному окружению. Даже столь существенный вопрос, ассоциировать ли характер со всеми функциями эго (Фенихель) или просто с одной из длинного перечня функций (Гартман), остается спорным. Имея в виду такое неясное положение дел, представляется бесполезным обсуждать проблему различия между характером и в равной степени неопределенным понятием личности. Академическая психология вносит еще большую неясность посредством двух альтернативных определений характера, сформулированных Маккиноном: 1) как этического и морального аспекта личности; 2) в качестве мотивационного аспекта личности вне любых этических и моральных оценок.
В двух недавних работах предпринимается попытка изучения психоаналитических определений оральной структуры характера. Гоулдман, работающая в Англии, разделила свое исследование на две части. Первая часть посвящена установлению достоверности описанных оральных черт, во второй части эти черты сопоставляются с возрастом отнятия от груди. На первом этапе она получила самооценки 115 мужчин и женщин по 19 шкалам личностных черт. Затем оценки были подвергнуты факторному анализу, в процессе которого обнаружилась биполярность фактора, содержащего негативные черты (например, пессимизм, пассивность, оральная агрессия) и позитивные черты (например, оптимизм, привязанность, общительность). Показатели по фактору Гоулдман интерпретировала как поразительно схожие с теоретическим описанием и во второй фазе исследования сопоставила их со сведениями об отнятии от груди, полученными от матерей испытуемых. Выяснилась значимая связь (r = 0,27) орального пессимизма с ранним отнятием от груди (не позднее четырехмесячного возраста) и орального оптимизма (r=0,31)с поздним отнятием от груди (в пятимесячном возрасте или позднее). При обсуждении результатов Гоулдман проявляет мудрую осторожность. Она подчеркивает, что данные не говорят о причинном отношении, а низкое значение корреляций предполагает действие важных неизвестных факторов.
Блюмом и Миллером осуществлен еще один замысел, направленный на изучение оральности. На первом этапе выведенные на основании утверждений психоаналитической литературы гипотезы проверялись общепринятыми психологическими методами. На втором этапе изучалась степень оральности, которая, согласно операциональному определению, выражалась в непроизвольных движениях рта, отмечаемых экспериментаторами. Обследовались 18 детей, учащихся третьего класса начальной университетской школы. Наблюдения включали: оценки учителей, временные замеры, социометрию, экспериментальные ситуации. Корреляции между выраженностью оральности и рядом гипотетических переменных оказались самыми различными. Убедительное подтверждение получили гипотезы о связях оральности с (1) сильным влечением к пище и (2) социальной изоляцией; умеренный характер носили связи с (3) потребностью в симпатии и одобрении, (4) заинтересованностью в дарении и получении, (5) предрасположенностью к скуке; не подтвердились гипотезы о связях оральности с (6) депрессивными тенденциями, (7) потребностью в заискивании, (8) неспособностью к распределению привязанностей; вызывали сомнение связи с (9) зависимостью и (10) внушаемостью.
В последующем проводилось контрольное обследование 26 детей в четвертом классе публичной школы, в которой царила менее снисходительная атмосфера. Гипотезы о связи оральности с переменными 2, 3 и 4 снова подтвердились; гипотезы о корреляции с переменными 1, 5, 7, 8, 10 не нашли подтверждения. В дополнение проверялось еще три гипотезы: о неспособности человека с оральным характером отказывать (говорить – "нет"), его желании иметь магического помощника и низкой толерантности. Однако непредвиденное нарушение процедуры, случившееся из-за различий в социальной атмосфере, заставило авторов усомниться в проверочной ценности эксперимента. Следующей задачей является усовершенствование методики широкомасштабного выбора "оральных" и "неоральных" детей с конечной целью исследования предшествующих условий в раннем детстве.
Антанала проявляют необычайную личную чистоплотность, обязательность, стремление к соблюдению ритуалов. Высокую ценность они придают собственности и вообще накоплениям. Японцы тоже подчеркивают аккуратность, стремление к совершенству (перфекционизм) и обрядность. Народность юрок, с другой стороны, обладает анальными чертами: обязательностью, сдержанностью, подозрительностью и т.д., но наблюдение не обнаруживает у юрок акцентирования анального тренинга в период детства.
Клинические источники в этой области тоже не могут быть проигнорированы, хотя не предоставляют нам ничего, кроме положений, которые необходимо принять на веру. Фенихель, например, утверждает, что "психоанализ упрямых людей дает множество доказательств связи упрямства с анальными ощущениями и получением анально-эротического наслаждения". Неофрейдистские аналитики, наподобие Фромма, с не меньшей настойчивостью приписывают такие черты общей домашней атмосфере и взаимоотношению ребенка и родителя.
Гамилтон и Сирз провели экспериментальные исследования. Гамилтон обнаружил несколько больше случаев стяжательства, садизма, мазохизма и т.п. в группе из 59 мужчин и женщин, припоминавших некоторую форму анального детского эротизма в сравнении с контрольной группой, не имевшей таких воспоминаний. Сирз в своем обзоре высказывается о сомнительной обоснованности задания на припоминание в сочетании с неадекватной оценкой черт, что, по его мнению, минимизирует значимость результатов. В собственном исследовании Сирза 37 членов студенческого сообщества оценивали друг друга; при анализе данных эффект ореола оставался постоянным. В предсказываемом направлении были получены низкие положительные корреляции между чертами стяжательства, упрямства и аккуратностью. В этом исследовании, однако, не предпринималось попытки связывать черты с тренингом в детстве.
Малахи обращает внимание на логическую непоследовательность в определении Хорни базисной тревоги или конфликта в связи с тремя установками. Базисная тревога приписывается несовместимости между тремя установками, и в то же время эта несовместимость рассматривается в качестве попытки разрешения основного конфликта. Иллюстрируя путаницу в причинно-следственных связях, Малахи приходит к выводу, что Хорни "не внесла достаточной ясности в свои фундаментальные концепции".
Какой можно сделать вывод из столь очевидного взаимоналожения типологий? Наиболее оптимистичным выглядело бы заключение о значительной достоверности типологий, так как ряд независимых исследователей приходят к сходным классификациям. Другой крайностью было бы приписать согласованность просто всепроникающему заимствованию. Истина, как обычно, лежит посередине. Однако кажется справедливым высказать неудовлетворение большим количеством повторений, переименований и малым числом взаимных ссылок и благодарностей.
К 1945 г. Кардинер и его сотрудники проанализировали с помощью своего метода 10 культур. Наиболее широко цитируются данные, собранные Дюбуа при обследовании коренных жителей острова Алор. Независимые интерпретации материала по тесту Роршаха, сделанные Оберголцером, выявили существенное совпадение с выведенной структурой базисной личности. Затем Кардинер, основываясь на биографиях, показал, что индивидуальные отклонения алорцев от нормативной личности могут быть объяснены атипичностью раннего жизненного опыта. Научные изыскания такого рода в большей степени наводят на размышления, чем выглядят завершенными, так как им недостает точности строго спроектированного эксперимента. В последующем Кардинер и Оувизи представили 25 случаев психоаналитического изучения афроамериканцев наряду с результатами их обследования проективными тестами. Смит в обзоре этой работы высказывает мнение, что понятие "базисной личностной структуры" отчасти дезориентирует ввиду различной трактовки ядерных личностных конфликтов от случая к случаю. Кроме того, у него вызывает возражение несистематичность в анализе и концептуализации материала, а также относительная неэффективность использования данных по тестам Роршаха и "Тематической апперцепции".
"Недавнее акцентирование факторов культуры в развитии личности вообще и в происхождении психоневрозов в особенности исходит от группы критиков Фрейда, представленных Хорни, Кардинером, Фроммом и другими, на которых ссылаются как на "неофрейдистов". Иногда меня тоже, кажется, включают в эту группу на основании признания мною необходимости переоценки значимости факторов культуры в развитии личности и согласия со взглядами группы относительно определенных пробелов в традиционных психоаналитических определениях...
Это ведет нас назад к ошибке, в которую впадают так называемые "неофрейдисты", когда они недооценивают специфическое влияние личности родителей и переоценивают фактор культуры. Я рассматриваю их ошибку как этнологический уклон".