<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


Глава XXI

ТЯНЬ ПОСТОЯННЫЙ


[108] Сидя рядом с вэйским царем Прекрасным, Тянь Постоянный усердно хвалил Работающего у Ручья.
– Работающий у Ручья – ваш наставник? – спросил царь Прекрасный.
– Нет, – ответил Постоянный. – Он мой земляк. Речи его часто очень мудры, и земляки его чтут.
– Стало быть, у вас нет наставника? – спросил царь Прекрасный.
– Нет, есть.
– Кто же он?
– Учитель Кроткий из Восточного Предместья.
– Почему же вы, учитель, никогда о нем не упоминали?
– Это настоящий человек! Облик у него человеческий, но сердце его – вместилище Небес. Следует превращениям, а в себе хранит подлинное; душою чист и все на свете приемлет. Людей же неправедных он вразумляет своим безупречным поведением, так что их низкие человеческие понятия сами собой рассеиваются. Разве достоин я хвалить такого?
Постоянный ушел, а государь так изумился его словам, что за целый день слова не вымолвил. Потом он созвал своих придворных и сказал: "Как далеко мне до мужа совершенных свойств! Прежде я считал пределом совершенства речи мудрых и знающих, поступки человечных и справедливых. Но с тех пор, как я услышал о наставнике Постоянного, тело мое стало как бы невесомым, и во мне исчезло желание двигаться, уста же мои сомкнулись, и во мне пропало желание говорить. Те, кто учили меня прежде, просто глиняные куклы! И даже мое царство поистине перестало обременять меня!"


Конфуций пришел к Лао-цзы. Тот только что вымылся и сушил свои распущенные волосы, сидя совсем неподвижно, словно бы и не человек. Конфуций почтительно встал рядом, подождал немного и сказал: "Не лишился ли я зрения? Верить ли мне своим глазам? Только что ваше тело, учитель, было недвижно, как высохшее дерево, словно вы оставили мир людей и утвердились в великом одиночестве".
– Я странствовал сердцем у начала вещей, – ответил Лао-цзы.
– Что это значит?
– Сердце замкнулось в себе и не может познавать, уста умолкли и не могут говорить. Но я попробую немного рассказать тебе об этом. Сила Инь, достигнув предела, навлекает великий холод. Сила Ян, достигнув предела, создает великий жар. Холод исходит от Неба, жар вырывается из Земли. Воздействуя друг на друга, они создают всеобщее согласие, и в нем рождаются все вещи. Нечто связывает все нити мироздания, но никто не видел его формы. Уменьшаясь и увеличиваясь, переполняясь и опустошаясь, то угасая, то разгораясь, обновляясь с каждым днем и преображаясь с каждым месяцем, оно трудится каждый день, но никто не видит плодов его труда. Все живое из чего-то рождается, все умершее куда-то уходит, начала и концы извечно сплетены в мировом круговороте, и никто не знает, где его предел. Если не это, то кто еще может быть вашим общим пращуром?
– Осмелюсь спросить, что означает ваше странствие?
– Осуществить его – это высшая красота и высшее счастье,
– ответил Лао-цзы. – Тот, кто дошел до высшей красоты и пребывает в высшем счастье, тот и есть высший человек.
– Нельзя ли услышать об этом?
– Животные, питающиеся травой, не страдают от перемены пастбища. Водяные твари не страдают от перемены воды. При небольших переменах и те и другие сохраняют великое постоянство своей природы. Да не войдут в тебя ни радость, ни гнев, ни печаль, ни веселье. "Поднебесный мир" – это то, в чем все вещи едины. Постигни это единство, и сам ему уподобишься. Тогда твое бренное тело станет для тебя как пыль и грязь, а жизнь и смерть, начало и конец, станут как день и ночь. Тогда ничто на свете не нарушит твой покой, и всего менее – мысли о приобретениях и потерях, о счастье и несчастье. Ты отбросишь свой чин, словно стряхнешь с себя грязь, ибо ты поймешь, что все ценное – в нас самих и оно не теряется от перемен нашей жизни. К тому же, если мы никогда не достигаем предела в бесчисленных превращениях мира, с какой стати какое-то одно из них должно волновать нас? Муж, претворяющий Путь, свободен от этого.
– Свойствами своими, учитель, вы равны Небу и Земле, – сказал Конфуций, – но вы прибегаете к возвышенным словам, дабы побудить других совершенствовать свое сердце. Кто из благородных мужей древности мог обойтись без этого?
– Это не так, – ответил Лао-цзы. – Когда вода течет вниз, она сама ничего не делает, ибо стекать вниз – ее природное свойство. Высший человек не совершенствует свои свойства, но люди не отворачиваются от него. Вот и небо само по себе высоко, земля сама по себе тверда, солнце и луна сами по себе светлы. Что же им надлежит совершенствовать?
Конфуций ушел от Лао-цзы и сказал Янь Хою: "В познании Пути я был подобен червяку в жбане с уксусом. Если бы учитель не снял крышку, никогда бы не догадался я о великой целостности Неба и Земли!"


Дядя из рода Мягких по прозванию Белоснежный, направляясь в Ци, остановился на ночлег в Лу. Люди Лу хотели повидаться с ним, но Белоснежный сказал: "Это невозможно. Я слышал, что благородные мужи Срединных царств сведущи в исполнении ритуала и долга, но невежественны в познании человеческого сердца".
Побывав в Ци, Белоснежный на обратном пути вновь остановился в Лу, и люди Лу снова попросили его о встрече. Белоснежный сказал: "Лусцы просили меня о встрече прежде и просят сейчас. Не иначе как они хотят поколебать мою твердость". Он вышел, принял гостей и вернулся в свои покои печальный. На другой день он снова принял гостей и снова вернулся к себе печальный.
– Почему вы возвращаетесь после встреч с гостями такой печальный? – спросил его слуга.
– Я скажу тебе, – ответил Белоснежный. – Люди Срединных царств сведущи в исполнении ритуала и долга, но невежественны в познании человеческого сердца. Те, кто навещали меня, входили, словно по циркулю, выходили, словно по наугольнику, вид имели торжественный – точно я видел перед собой дракона или тигра. Они увещевали меня, как сына, наставляли меня, как родной отец. Вот отчего я так печален.
Конфуций повидался с Белоснежным и вышел от него молча. Цзы-лу спросил:
– Почему вы, учитель, ничего не говорите об этой встрече? Ведь вы так давно хотели встретиться с Сюэ-цзы!
– Я-то с одного взгляда понял, что этот человек осуществляет в себе Путь. Словами это не высказать! – ответил Конфуций.


Чжуан-цзы встретился с луским царем Ай-гуном, и тот сказал ему:
– В Лу много конфуцианцев, а ваших последователей мало.
– В Лу немного и конфуцианцев, – ответил Чжуан-цзы.
– Как можно говорить, что их мало? Повсюду можно встретить мужа в одежде конфуцианского ученого!
– Я, Чжоу, слышал, что конфуцианцы носят круглые шапки в знак того, что они познали время Небес; ходят в квадратных сандалиях в знак того, что познали форму земли; подвешивают к поясу нефритовое наперстке в знак того, что быстро разрешают дела. Благородные мужи, постигшие этот Путь, едва ли носят такую одежду, а те, кто носят, едва ли постигли этот Путь.
Вы, государь, верно, полагаете, что это не так. Отчего бы вам не объявить по всему царству: "Те, кто носят такую одежду, не постигнув Путь, будут преданы казни!"
И тогда Ай-гун велел пять дней подряд оглашать такой указ, и в Лу никто больше не смел носить одежду конфуцианцев. Лишь один муж в одежде конфуцианского ученого остановился перед царскими воротами. Царь приказал пустить его во дворец, стал спрашивать его о государственных делах, и тот оказался неистощим в ответах государю.
– В целом царстве нашелся один конфуцианец. Вот это можно назвать много!


В местечке Скрывающихся царь Прекрасный повстречал необычного рыбака, который удил рыбу, не имея крючка. Иметь крючок, не имея крючка, – значит обладать "вечным крючком". Царь Прекрасный хотел взять его к себе и вручить ему бразды правления, но, опасаясь неудовольствия своих главных советников и старших родичей, в конце концов отказался от этого намерения. Все же, страшась, что народ лишится покровительства Неба, он наутро собрал своих сановников и объявил им:
– Ночью я, единственный, увидел доброго человека, с черным лицом и бородой, верхом на пегом коне с жемчужным копытом. Человек этот крикнул мне: "Поручите управление мужу из Скрывающихся. Народ возрадуется этому!"
– Государь, то был ваш предок! – воскликнули воодушевленно сановники.
– В таком случае совершим гадание, – сказал царь.
– Для чего гадать? – отвечали сановники. – Ведь сам царственный предок приказал государю!
Засим сановники отправились к мужу из Скрывающихся и вручили ему бразды правления.
Этот муж, управляя Поднебесной, не менял уложений и обычаев, не оглашал несправедливых приказов. По прошествии же трех лет царь Прекрасный увидел, что лихие молодцы покончили со своим ремеслом и распустили свои шайки; что старшие чиновники перестали заботиться лишь о своих добродетелях; что соседи во всех краях света не смели больше вторгаться в царство, чтобы грабить его. Поскольку лихие молодцы покончили со своим ремеслом и распустили свои шайки, они стали чтить порядок. Поскольку старшие чиновники перестали блюсти лишь собственную добродетель, они занялись общим делом. Поскольку соседи во всех краях света перестали вторгаться через границы с намерением пограбить, то среди владетельных князей не стало измены.
Тут царь Прекрасный призвал к себе мужа из Скрывающихся и, став перед ним лицом к северу, спросил:
– Можете ли вы управлять всем Поднебесным миром? Муж из Цзан смутился и ничего не сказал, а спустя некоторое время с безразличием отказался. Еще утром он отдавал приказания, а вечером уже исчез бесследно. Больше о нем ничего не было слышно. Янь Юань спросил Конфуция:
– Разве царь Прекрасный не был само совершенство? Зачем он сослался на сон?
– Молчи! – ответил ему Конфуций. – царь Прекрасный имел всего в достатке. Но к чему обсуждать его? Он просто следовал обстоятельствам времени.


Сунский царь Юань захотел иметь у себя картину. К нему пришли все придворные писцы и встали у трона, держа в руках ритуальные таблички, облизывая кисти и растирая тушь. Еще столько же стояли за дверьми зала. Один писец пришел с опозданием, неспешно вошел в зал, взял табличку, но не встал в ряд с другими, а тут же прошел в свои покои. Царь послал человека посмотреть за ним, и тот увидел, что писец снял одежды и голый сидел, раскинув ноги, на полу [109].
– Вот настоящий художник! – воскликнул царь. – Ему можно поручить дело.


Ле, Защита Разбойников, показывал Темнеющему Оку свое искусство стрельбы из лука: натянул тетиву, поставил на локоть кубок с водой, пустил стрелу, а потом, не дожидаясь, когда она долетит до цели, пустил и вторую, и третью. И все это время стоял не шелохнувшись, точно истукан.
– Это мастерство стрельбы при стрельбе, а не стрельба без стрельбы, – сказал Темнеющее Око. – А смог бы ты стрелять, если бы взошел со мной на скалу и встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей?
Тут Темнеющее Око взошел на высокую скалу, встал на камень, нависший над пропастью в тысячу саженей, повернулся и отступил назад так, что ступни его до половины оказались над пропастью, а потом подозвал к себе Ле, Защиту Разбойников. Тот же, обливаясь холодным потом, упал на землю и закрыл лицо руками.
– У высшего человека, – сказал Темнеющее Око, – дух не ведает смущения, даже если он воспаряет в голубое небо, опускается в мировую бездну или улетает к дальним пределам земли. А тебе сейчас хочется зажмуриться от страха. Искусство твое немногого стоит!


Янь Хой сказал Конфуцию:
– Когда вы, учитель, идете не торопясь, я тоже иду неторопливо. Когда вы спешите, я тоже поспешаю. Когда вы бежите, я тоже бегу вслед. Но когда вы мчитесь так быстро, что исчезаете, прежде чем пыль взлетит из-под ваших ног, мне остается только смотреть вам вдогонку.
– О чем говоришь ты, Хой? – спросил Конфуций.
– "Когда вы идете не торопясь, и я тоже иду неторопливо" означает: то, что вы, учитель, говорите, я говорю тоже. "Когда вы спешите, и я тоже поспешаю" означает: когда доказываете, я доказываю тоже. "Когда вы бежите, я бегу вслед" означает: то, что вы говорите о Пути, я тоже говорю. "Когда вы мчитесь так, что исчезаете, прежде чем пыль взлетит из-под ваших ног, а я только смотрю вдогонку" означает: вам верят на слово, хотя вы не даете обещаний, с вами все дружат, хотя вы никому не угождаете, все ищут встречи с вами, хотя у вас нет титулов, а вы и не знаете, почему это происходит!
– О, с этим все ясно! – воскликнул Конфуций. – В мире нет ничего более прискорбного, чем смерть сердца, даже смерть человека в конце концов не так удручает. Солнце восходит на востоке и заходит на западе, и все земные существа устраивают свою жизнь сообразно его движению. Все, кто имеют глаза и ноги, без него не могут ничего сделать: они действуют, когда солнце сияет в небе, и прячутся, когда оно исчезает. Не то ли происходит и со всем сущим в мире? Итак, есть нечто, благодаря чему кто-то рождается или умирает. Получив однажды свой телесный облик, я не меняю его до самой смерти. День и ночь, не прерываясь ни на мгновение, я действую и не ведаю, каковы будут последствия содеянного мной. И о том, что в конце концов получится из меня, не догадается даже лучший знаток судеб.
Вот так день за днем я становился таким, каков я есть сейчас. Мы с тобой всю жизнь прожили бок о бок – как печально, что ты до сих пор ничего не понял! Боюсь, ты замечаешь только, чем я привлекаю внимание других людей. Но это внешнее в моей жизни уже ушло в прошлое, ты же думаешь, что оно еще существует. Думать так – все равно что искать сбежавшую лошадь на опустевшем рынке. Я, внимая тебе, обо всем забываю, и ты, внимая мне, должен обо всем забывать. Для чего обременять себя житейскими тяготами? Ведь даже если я забуду, каким я был прежде, во мне все равно останется нечто вовек незабываемое.


Раб из Сотни Ли не позволял мыслям о титулах и наградах проникнуть в его сердце, а просто исправно пас буйволов, и буйволы жирели. Поэтому циньский царь Му-Гун, невзирая на его низкое происхождение, доверил ему управление государством. А царь Ограждающий из рода Владеющих Тигром не позволял думам о жизни и смерти проникнуть в его сердце, поэтому он мог растрогать людей.



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)