<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Глава XXIX

РАЗБОЙНИК ЧЖИ


Конфуций дружил с Цзи по прозвищу Под Ивой, чей младший брат был известен всем под именем Разбойника Чжи. Этот Разбойник Чжи со своими девятью тысячами воинов скитался по всей Поднебесной, грабя знатных особ, врываясь в дома, отнимая у людей коней и буйволов, уводя в плен их дочерей и жен. В своей ненасытной жадности он забывал даже о родичах, не заботился ни об отце с матерью, ни о братьях и не приносил жертвы предкам. Поистине он был сущим бедствием для всех людей.
Конфуций сказал Цзи Под Ивой:
– Полагается, чтобы отец, какой бы он ни был, воспитывал сына, а старший брат учил младшего. Если отец неспособен воспитывать сына, а старший брат – обучать младшего, тогда родственные узы между ними теряют смысл. Вы – самый талантливый муж нашего времени, а ваш младший брат Разбойник Чжи наводит страх на весь мир, и вы не можете вразумить его. Я осмелюсь выразить вам свое недоумение по этому поводу, и позвольте мне поговорить с вашим братом.
– Вы говорите, уважаемый, что отец должен воспитывать своего сына, а старший брат должен поучать младшего. Но если сын не желает слушать наставлений отца или поучений брата, то что тут можно поделать даже с красноречием, подобным вашему? К тому же у Разбойника Чжи сердце – словно кипящий ключ, а мысли – как могучий вихрь. У него достаточно воли, чтобы не уступить вашим упрекам, и достаточно красноречия, чтобы всякое зло представить благом. Если вы будете соглашаться с ним, все будет хорошо, но если вы заденете его, он впадет в ярость и непременно оскорбит и унизит вас. Вам не следует идти к нему.
Но Конфуций не послушался этого совета. Посадив Янь Хоя на место кучера, а Цзы-Гуна – рядом с собой в экипаже, он отправился к Разбойнику Чжи.
В это время Разбойник Чжи, расположившись на отдых со своими людьми на солнечном склоне горы Великой, пожирал печень убитых им людей. Конфуций вышел из экипажа и доложил о себе слуге разбойника: "Явился человек из Лу Кун Цю, прослышавший о высокой честности военачальника". И он дважды вежливо поклонился слуге.
Тот сообщил о госте своему хозяину. Разбойник Чжи был вне себя от гнева: глаза его сверкали как молний, волосы вздыбились так, что шапка подскочила вверх.
– А, так это тот искусный лжец Конфуций из царства Лу? – заорал он. – Передай ему от меня: "Ты придумываешь умные слова и изречения, безрассудно восхваляешь царей Прекрасного и Воинственного. Нацепив на себя шапку, похожую на развесистое дерево, обмотавшись поясом из шкуры дохлого быка, ты зарабатываешь себе на жизнь красивыми речами и лживыми рассуждениями, а сам не пашешь землю и не ткешь пряжу. Шлепая губами и молотя языком, ты судишь об истине и лжи как тебе заблагорассудится. Ты обманываешь правителей Поднебесной и отвлекаешь ученых мужей от главного. Ты придумал "сыновнюю почтительность" и "братскую любовь", чтобы удобнее было домогаться богатства и почестей. Ты повинен в тягчайшем преступлении! Убирайся отсюда поживее, а не то твоя печень тоже пойдет к моим поварам!"
Конфуций передал другое сообщение: "Я имею честь прибыть сюда по рекомендации вашего брата Цзи и надеюсь издалека увидеть вашу ногу под занавесом".
Получив это послание. Разбойник Чжи сказал: "Пусть он войдет!"
Конфуций вошел нарочито торопливо, не стал садиться на сиденье, отступил назад и дважды поклонился. А Разбойник Чжи, разъяренный, широко расставив ноги, с горящими глазами, зарычал, словно кормящая тигрица:
– Подойди ко мне, приятель. Если твои слова мне понравятся, ты будешь жить, а если нет – умрешь.
– Я слышал, – сказал Конфуций, – что в мире есть три уровня достоинств. Вырасти стройным и красивым, как никто другой, чтобы все в мире, стар и млад, знатные и презренные, любовались тобой, – вот высшее достоинство. Иметь знание, охватывающее целый мир, уметь на все лады судить о вещах – вот среднее достоинство. Быть смелым и решительным, собирать вокруг себя людей преданных и удалых – вот низшее достоинство. Всякий, кто обладает хотя бы одним из этих достоинств, способен восседать на троне лицом к югу и носить титул Сына Неба. В вас, уважаемый военачальник, сошлись все три достоинства. У вас рост больше восьми локтей, лицо сияет, губы – чистая киноварь, зубы – перламутр, голос – настоящая музыка, но зовут вас "Разбойник Чжи". Пребывая в недоумении, уважаемый военачальник, я возьму на себя смелость не одобрить это прозвище. Если вы соблаговолите выслушать меня, я покорнейше прошу послать меня в царства У и Юэ на юге, Ци и Лу на севере, Сун и Вэй на востоке, Цзинь и Чу на западе, чтобы убедить их построить для вас большой город на несколько сот тысяч дворов и пожаловать вам знатный титул. Вы начнете новую жизнь, отложите оружие, дадите отдых вашим воинам, станете заботиться о своих братьях и приносить жертвы предкам. Вы бы вели себя как мудрец и достойный муж, вся Поднебесная только этого и ждет от вас.
– Подойди-ка ближе, приятель, – гневно крикнул Разбойник Чжи. – Только глупые, низкие и заурядные людишки могут соблазниться посулами выгоды. То, что я строен и красив и люди любуются мной, я получил от своих родителей. Неужели ты думаешь, что я сам не заметил бы в себе этих достоинств, если бы ты мне не сказал о них? А еще я слышал, что люди, которые льстят в лицо, любят клеветать за глаза. Когда ты ведешь тут речь о большом городе и толпах поклонников, ты хочешь обременить меня соблазном выгоды и приручить меня с помощью толпы заурядных людей. Надолго ли? Ни один город, как бы ни был он велик, не больше Поднебесного мира. Высочайший и Ограждающий владели целой Поднебесной, а их потомкам было некуда даже вонзить шило. Испытующий и Воинственный носили титул Сына Неба, но их роды пресеклись. Не оттого ли, что выгода, привалившая к ним, была слишком велика?
Еще я слышал, что в древние времена зверей и птиц было много, а людей мало. В ту пору люди, чтобы уберечься, жили в гнездах. Днем собирали желуди и каштаны, по ночам сидели на деревьях. Поэтому их называли "род гнездовий". Тогда люди не знали одежды. Летом они запасали хворост, а зимой грелись у костра. Поэтому их называли "люди, знающие жизнь". Во времена Священного Земледельца
Спали спокойно,
Просыпались без тревог.
Люди знали мать,
Но не знали отца
И были добрые соседи оленям.
Пахали – и кормились,
Ткали – в одевались,
И не старались навредить друг другу.
Таково было торжество высшей Силы.

Однако Желтый Владыка не сумел уберечь высшую Силу. Он вступил в битву с Красным Злодеем на равнине Чжолу, и кровь струилась вокруг на сотни ли. Потом пришли Высочайший и Ограждающий и созвали множество чиновников. Испытующий низложил своего господина, Воинственный убил Бесчеловечного. И с тех пор сильные всюду притесняют слабых, а большинство угнетает меньшинство. После Испытующего и Воинственного власть имели одни смутьяны.
А теперь ты упражняешься в пути царей Прекрасного и Воинственного и обучаешь ему наших детей и внуков, используя все тонкости словесного искусства. Надев просторный халат и подпоясавшись узким ремнем, ты рассуждаешь вкривь и вкось, мороча голову царственным особам в надежде получить от них знатные титулы и щедрые награды. В мире нет большего разбойника, чем ты. И почему только люди не зовут тебя Разбойником Конфуцием, вместо того чтобы называть разбойником меня?
Ты соблазнил своими слащавыми речами Цзы-Лу и заставил его слушаться тебя, так что он снял свою высокую шапку воина, отбросил свой длинный меч и пошел к тебе в ученики. Все говорили: "Конфуций может пресечь разбой и искоренить зло". А потом Цзы-Лу пытался убить правителя Вэй, да не смог этого сделать, и его засоленное тело валялось у Восточных ворот вэйской столицы. Вот к чему привело твое учительство! Ты называешь себя талантливым человеком и мудрецом? Но тебя дважды изгоняли из Лу, тебе пришлось бежать из Вэй, ты имел неприятности в Ци, попал в осаду на границе Чэнь и Цай – нигде в мире не находится тебе места. А Цзы-Лу по твоей милости просто засолили! От твоего учения нет проку ни тебе самому, ни другим. Как же я могу с почтением отнестись к твоему Пути?
В мире больше всего ценят Желтого Владыку, но даже Желтый Владыка не смог уберечь свое совершенство, он бился на равнине Чжолу, и вокруг на сотни ли струилась кровь. Высочайший не был добрым отцом, Ограждающий не был хорошим сыном, Молодого Дракона разбил паралич, Испытующий изгнал своего господина, Воинственный убил Бесчеловечного. Этих шестерых в мире чтут больше других, но если присмотреться к ним получше, то окажется, что все они ради выгоды отрекались от подлинного в себе и шли наперекор своей природе. Их поведение было просто постыдным.
Среди тех, кого в мире зовут достойными мужами, первые – Старший Ровный и Младший Равный. Старший Ровный и Младший Равный отказались быть правителями в своем уделе Одинокий Бамбук и уморили себя голодом на горе Первого Солнца, где их останки лежали непогребенными. Бао Цзяо из желания поразить мир умер, обнимая дерево и кляня свой век. Наставник Олень, когда его упреки не были услышаны государем, бросился в реку с камнем в руках, и его тело съели рыбы и черепахи. Цзе Цзытуй был таким преданным слугой, что кормил принца Прекрасного своим мясом, а когда принц Прекрасный отвернулся от него, разгневался и, обняв дерево, сгорел заживо. Вэй Шэн назначил девице свидание под мостом. Девица не пришла, но, когда вода стала прибывать, он по-прежнему ждал возлюбленную, да так и захлебнулся под мостом. Эти шестеро не лучше дохлого пса, соломенной свиньи или нищего, просящего милостыню. Ради славы они не убоялись даже смерти и потому пренебрегли вскармливанием жизни для того, чтобы сполна прожить свой жизненный срок.
Среди тех, кого в мире зовут преданными подданными, первые – царевич Щита и У Цзысюй. Цзысюй утопился в реке, у Щита вырвали сердце из груди. Хотя их зовут преданными подданными, они кончили тем, что стали посмешищем для всего света. Никто из этой породы, насколько я могу судить, недостоин уважения. Может быть, ты попробуешь меня переубедить. Если ты будешь рассказывать мне истории про духов, то тут я спорить не берусь. Но если ты будешь говорить о людях, то я назвал лучшие примеры – тут у меня сомнений нет.
А теперь я расскажу тебе, что такое человек. Его глаза любят смотреть на красивое, его уши любят слушать сладкозвучное, его рот любит приятный вкус, его воля и дух вечно ищут удовлетворения. Высшее долголетие для него – это сотня лет, среднее – восемьдесят, низшее – шестьдесят. За вычетом болезней и тягот, печалей и траура дней для веселья остается у него не более четырех-пяти на целый месяц.
Небо и Земля не имеют предела, а смерть человека имеет свой срок. В бесконечности вселенной жизнь человеческая мимолетна, как прыжок скакуна через расщелину. Тот, кто не способен наслаждаться своими помыслами и желаниями, прожить до конца отведенный ему срок, не познал Путь.
Все, что ты говоришь, я отвергаю. Уходи же прочь, да побыстрее, не говори мне больше ни слова. Твой Путь – больная мечта сумасшедшего, сплошной обман и ложь. Он не поможет сохранить в целости подлинное в нас. О чем тут еще говорить?
Конфуций дважды поклонился и поспешно вышел. Взбираясь в экипаж, он два раза выронил вожжи, глаза его ничего не видели, лицо побледнело, как угасшая зола. Он перегнулся через передок экипажа, свесив лицо и тяжело дыша.
На обратном пути он встретил у Восточных ворот столицы Лу Цзи Под Ивой.
– Я не видел тебя несколько дней, – сказал Цзи. – Глядя на твою лошадь и повозку, можно подумать, что ты путешествовал. Неужели ты ездил к Чжи?
Конфуций посмотрел в небо и сказал со вздохом:
– Да, я ездил к нему.
– И он, наверное, стал спорить с тобой, как я предсказывал?
– О да, – ответил Конфуций. – Я, как говорится, сделал себе прижигание, не будучи больным. Я хотел погладить тигра и чуть было сам не попал к нему в пасть.


Цзы-Чжан спросил человека по прозвищу Вечно Алчущий:
– Почему вы не печетесь о благонравном поведении? Если вы не будете вести себя так, к вам не будет доверия, а если к вам не будет доверия, вам не доверят должность, а если вам не доверят должность, у вас не будет и прибытка. Посему исполнение долга – верное средство приобрести богатство и славу. Но даже если вы отречетесь от славы и богатства в своем сердце, разве сможете вы хотя бы на один день пренебречь благонравным поведением? Вечно Алчущий ответил:
– Не имеющий стыда быстро богатеет, а внушающий доверие быстро добивается известности. Бесстыдство и доверие – первое средство приобретения славы и выгоды. А те мужи, которые отрекаются от славы и богатства в своем сердце, не следуют ли в своем поведении небесному началу?
– В старину Разрывающего на Части и Бесчеловечного чтили как сыновей Неба, они владели богатствами всей Поднебесной, а теперь, браня какого-нибудь стяжателя, говорят: "ты поступаешь, как Разрывающий на Части и Бесчеловечный", а он устыдится и вознегодует – ведь таких презирает даже мелкий люд, – сказал Цзы-Чжан. – Конфуций и Мо Ди были бедны, как простолюдины, а нынче попробуйте сказать царскому советнику: "вы поступаете, как Конфуций и Мо Ди", и он смутится и скажет, что недостоин такой похвалы, ибо перед этими мужами все преклоняются. Выходит, облеченный властью Сына Неба не обязательно почитаем в свете, а простолюдин, живущий в бедности, не обязательно презираем светом. Различие между почитанием и презрением проистекает из разницы между поведением благонравным или порочным. На это Вечно Алчущий сказал:
– Мелких воров сажают в темницу, большим ворам дают знатные титулы. А в домах знатных людей как раз и обретаются мужи, толкующие о справедливости. В старину Сяобо, носивший царский титул Хуань-гуна, убил старшего брата и вошел к его жене, а Гуань Чжун стал его советником. Тяньчэн Цзы-Чан убил своего государя и присвоил его царство, а Конфуций принял от него шелк, высланный ему в подарок.
В своих речах они осуждали тех людей, но в поступках своих унижались перед ними. Их слова и поступки, должно быть, вечно сталкивались друг с другом в их сердцах. А потому в книгах так записано: "Что есть зло? Что есть добро? Победил – стал главным. Проиграл – остался в хвосте".
– Если не поступать согласно приличиям, – сказал Цзы-Чан, – то не будет разницы между родичами и чужаками, не будет желания исполнить долг и у знатных, и у презренных, не будет порядка в отношениях между старшими и младшими. Как же тогда поддерживать Пять Устоев и Шесть Отношений?
– Когда Высочайший убил своего старшего сына, а Ограждающий обрек на изгнание своего младшего брата, соблюдалось ли различие в отношениях между родичами и чужаками? – возразил Вечно Алчущий, – Когда Испытующий отправил в ссылку Разрывающего на Части, а Воинственный пошел походом на Бесчеловечного, исполняли ли свой долг знатные и презренные? Когда Ван Цзи захватил власть, а Чжоу-гун убил своего старшего брата, соблюдался ли порядок в отношениях между старшими и младшими? Кто сможет разобраться в Пяти Устоях и Шести Отношениях после притворных речей конфуцианцев и рассуждений Мо Ди о всеобщей любви? И потом: вы действуете ради славы, а я действую ради выгоды, но ни слава, ни выгода не сообразуются с истиной, не обретаются в Пути. Так попросим рассудить нас Свободного от Условностей.
Свободный от Условностей сказал:
– Низкий человек жертвует собой ради богатства, благородный муж жертвует собой ради славы. То, что движет их чувствами, влияет на их нравы, неодинаково, но если бы они оставили свое занятие и посвятили себя тому, чем они не занимаются, то в этом они были бы совершенно одинаковы. Поэтому говорят: "Не будь низким человеком, вернись к Небесному, не старайся быть благородным мужем, следуй Небесной истине". И в кривом, и в прямом есть нечто от Небесного предела.
Смотри же на все четыре стороны,
Плыви вместе со временем,
В утверждении и в отрицании держись
В одиночестве достигай совершенства,
Кружись согласно Великому Пути.
Не посвящай себя одному делу,
Не старайся жить в соответствии с долгом
И тогда потеряешь все тобой совершенное.
Так не гонись за богатством,
Не жертвуй собой ради совершенства,
Все оставь – и вернешься к Небесному.


У царевича Щита вырезали сердце, у Цзысюя вырвали глаза – их довела до этого преданность государю. Чжицзюй доносил на отца, Прямой Человек утонул – виной тому была их преданность. Баоцзы стоял, пока не высох, Шэнь-цзы не сумел защитить себя – так навредила им их честность. Конфуций не виделся с матерью, Куан Чжан не встречался с отцом – таков вред любви к долгу. И так происходило из века в век, так что муж, желающий говорить и вести себя благопристойно, непременно попадет в беду!


< Недовольный сказал Довольному:
– Каждый человек в конце концов жаждет если не славы, так выгоды. Стоит человеку разбогатеть, и все к нему бегут, а придя, становятся ниже его и снизу его чествуют. Поэтому лесть низших и принимают за путь к долголетию, покою и наслаждениям. Ныне только вы один свободны от страстей. Разве у вас не хватает знаний? Или есть знания, но не хватает сил? Оттого и предаетесь поискам истины?
Довольный ответил:
– Ныне здесь есть человек, который считает, что мужи, родившиеся с ним в одно время и живущие с ним в одном селении, отрешились от пошлости и превзошли своих современников. Но сам он нисколько не думает постичь правильное учение, чтобы обозревать древнее и современное, отделять истинное от ложного. Он изменяется вместе с дюжинными современниками, отказывается от самого важного, отбрасывает самое ценное, чтобы предаваться своим занятиям. Не далеко ли это от того, что сам он называет путем к долголетию, покою и наслаждениям? Разве жестокие страдания и безмятежный покой не отражаются на теле? Разве ужас испуга и радость веселья не отражаются на сердце? Он знает, что действует, но не знает, почему действует. Поэтому будь он даже таким почитаемым, как Сын Неба, владей он таким богатством, как Поднебесная, не сумел бы избежать беды.
– Богатство не бесполезно, – сказал Недовольный. – Предела красоты и власти не достичь ни настоящему человеку, ни добродетельному. Он берет отвагу и силу других, но не ради устрашения и насилия; принимает знания и советы других для изучения и понимания; прибегая к достоинствам других, становится добродетельным и добрым. Даже не владея царством, он величествен, как государь, как отец. Ведь, чтобы сердце наслаждалось музыкой, красотой, яствами, властью, человеку не нужно учиться: чтобы тело наслаждалось покоем, не нужно подражать образцам: чтобы любить и ненавидеть, от чего-то отказываться и чего-то домогаться, естественно, не требуется наставника, – такова человеческая природа. Кто же способен от этого отказаться, хотя бы вся Поднебесная его порицала?
– Поступки мудрого, – сказал Довольный, – вдохновляются народом, но не нарушают его мерила. Поэтому, имея достаток, не заводят тяжб, не действуют и большего не домогаются. Когда же нет достатка, то домогаются большего, повсюду заводят тяжбы, но не считают себя жадными. Те же, кто обладает избытком и от него отказывается, бросает управление Поднебесной, но не считают себя бескорыстными. К бескорыстию или жадности не принуждают извне, напротив, их рассматривают как мерило. Облеченный властью Сына Неба не гордится перед другими своим благородством. Его имущество – вся Поднебесная, но он не пользуется своим богатством, чтобы посмеяться над другими. Те же, кто не принимает поста или от него отказывается, не ищут славы и похвал. Обдумав бедствия и неудачи, которыми он грозит, находят в нем вред для своей природы. Высочайший и Ограждающий стали владыками, и воцарился мир. Они не облагодетельствовали Поднебесную, но и не загубили свою жизнь ради красоты. Умеющий Свернуться и Никого не Стесняющий могли стать владыками, но не приняли поста. Отказывались не лицемерно, ибо не хотели повредить себе делами. Оба они стремились к полезному для себя, отказываясь от среднего, а в Поднебесной их превознесли как добродетельных. Так могут обрести это название те, кто отнюдь не домогался славы и похвал.
– Те, кто во имя славы изнуряет свое тело, отказывается от наслаждений, ограничивает себя в пище, лишь бы поддержать жизнь, обрекает себя на длительные болезни и постоянную нужду вплоть до самой смерти, – сказал Недовольный.
– Счастье в умеренности, вред в излишествах, – сказал Довольный. – И так во всем, а особенно – в богатстве. А ныне богачи услаждают свой слух колоколами, барабанами, свирелями и флейтами; они объедаются мясом травоядных и хлебоядных животных, хмелеют от густого вина. Удовлетворяя свои прихоти, забывают о деле, – это ли не смута? Отягощенные изобилием, они будто взбираются на высоту с тяжкой ношей, – это ли не страдание? Жаждут богатства, а получают болезни; жаждут власти, а истощают свое тело. Пребывая в покое, как бы тонут в пучине; когда тело наливается соками, приходят в гнев, – это ли не болезнь? В погоне за богатством и наживой набивают все до отказа, ни о чем не желают слышать, ни от чего не хотят отступиться; мчатся все быстрее, не в силах остановиться, – это ли не позор? Богатство скапливается, его некуда девать; но его прижимают к груди и не могут с ним расстаться; сердце исполнено огорчений, но желания растут, их невозможно остановить, – это ли не горе? В собственном доме подозревают кражи, в каждом видят вора; выйдя из дома страшатся разбойников; дома у них, окружены башнями и бойницами, за стенами они не осмеливаются ходить поодиночке, – это ли не страх?
Что может быть вреднее всех этих пороков в Поднебесной? А об этом все забывают, не пытаются разобраться и спохватываются, лишь когда придет беда. И тогда, истощив все свое естество, все богатства, не вернут ни дня покоя. Этого не видят, ослепленные славой; не понимают – в погоне за выгодой. Так не заблуждение ли вся эта борьба, которая опутывает и тело, и мысли?! >


<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)