ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Говоря о различиях между религиозной и йогической направленностью сознания, я отметил, что последняя доступна гораздо меньшему числу людей: преобладающей части человечества естественно присуща ориентация сознания на объект восприятия, а не на его субъект. Йога элитарна в том смысле, что доступна сравнительно небольшому числу лиц. Она не для всех желающих.
Дело в том, что обучить Йоге (именно Йоге, расширению самосознания) нет никакой возможности. Все "техники" и "практики" служат лишь уловками, в Йогу же нас выносит наше эволюционное стремление. А стремлению невозможно обучить, стремление можно только иметь.
Йога столь же элитарна, как и любая другая форма человеческой деятельности, поскольку любая деятельность, если она осуществляется не халтурно, представляет собой творческий процесс, а всякое конкретное творчество требует наличия конкретного таланта. Каждый человек обладает каким-то особым врожденным талантом, но не каждый обладает талантом Йоги.
Однако йогическое стремление в человеке столь глубоко, что объективно выявить, кто йогин, а кто не йогин, – то есть кому Йога нужна, а кому бесполезна и даже вредна, – очень трудно. Множество не йогинов считают себя йогинами, а множество йогинов не подозревают, что они йогины. Основной критерий различия между ними состоит в том, что не йогины выбирают Йогу, а йогинов выбирает Йога.
Важно указать на ошибочность широко распространенного представления о том, что можно достичь какого-то успеха в Йоге, "занявшись" ею в виде хобби, довеска к своим основным занятиям [19].
"Успеха в Йоге" достигает лишь тот, кто не просто хочет жить по-новому, но не может жить по-старому. Поэтому невозможно "заняться" Йогой, к ней можно только придти, уйдя оттуда, где был, уйдя из мира "общепринятых" человеческих интересов и стремлений.
Йога представляет собой процесс изменения сознания, "Путь", и на этот Путь нельзя выйти произвольно, посредством личного усилия. Чтобы выйти на Путь, человек должен прежде попасть в своеобразную "эволюционно-пограничную ситуацию" и пройти через нее.
Пограничная ситуация характеризуется настроением тревоги, неуютности, состоянием всеохватывающего беспокойства в результате утраты всех имевшихся ориентиров и точек опоры. Человек более не находит экзистенциальной поддержки в окружающем мире, других людях, и остается один на один с самим собой. Это решающий момент в Йоге и дальнейшей судьбе человека. Он выбирает либо уход от возникшей проблемы, либо честное к ней обращение.
Проблема же состоит в том, что человек вдруг со всей ясностью сознает, как он живет, – как мелко и ненужно он живет. Осознание своего существования повергает человека в состояние шока.
Те редкие моменты, когда человек живет ясно сознавая свое существование, Кьеркегор называл экзистенцией. Большей же частью человек живет автоматически, безрефлексивно растворяясь в своей непосредственной деятельности и не сознавая своего существования в целом; такая неразвитость экзистенции хорошо защищает его от экзистенциальных проблем и позволяет ему бездумно коротать жизнь.
Пытаясь "добровольно" анализировать свое существование, такой человек может констатировать наличие в нем некоторых "предельных" экзистенциальных проблем, но эти проблемы будут мало его затрагивать. Это будут не его проблемы.
Однако иногда подобные проблемы как бы выходят из подполья и вопреки нашей воле и желанию обращают на себя внимание, более того, поглощают его целиком. Так человек оказывается в "пограничной ситуации": один на границе отвернувшегося от него столь знакомого и уютного до сих пор мира, перед лицом мира нового – чужого и вызывающе непонятного. Факт такой самопроизвольной актуализации экзистенциальных проблем имеет сигнальный характер: он свидетельствует о том, что наша экзистенция созрела и появляется реальная возможность выхода на путь.
Если человек не разрубит гордиев узел пограничной ситуации самоубийством, то его дальнейшая жизнедеятельность с необходимостью направится по одному из двух каналов: борьбы с пробудившейся экзистенцией или ее углубления. В первом случае он пытается поскорее избавиться от травмирующего осознания, переключая внимание на что-то другое, "бросаясь в мир", в ПНД и т.д.; во втором случае он начинает поиски "новой жизни". С этого момента и начинается (может начаться) подлинная Йога, эволюция сознания.
Выход на Путь Йоги означает постоянное осознание "предельных проблем" своего существования и постоянное стремление к их разрешению. Такое продолжительное сознательное напряжение (которое у далекого от Йоги человека наблюдается лишь в форме отдельных вспышек) необходимо для перехода на более высокий "бессознательный" уровень жизнедеятельности.
Однако, как уже говорилось, совершенно недостаточно хотеть жить по-новому: возможность подлинно новой жизни появляется лишь в случае невозможности жить по-старому. А невозможность жить по-старому приходит от внутренней полноты и ощущения пустоты предлагаемых этим старым возможностей существования, ИСЧЕРПАННОСТИ старого.
Именно такое "эволюционное недовольство", перерастающее в эволюционное страдание, служит двигателем реальной Йоги. Частичным проявлением его служит "недовольство достигнутым", которое служит двигателем прогресса во всех сферах "мирской" человеческой деятельности.
Поэтому Йога закрыта не только для праздношатающихся, но и для неудачников. Стремление найти в ней "избавление от тягот земного существования" может привести к погружению в фантазии (в лучшем случае – к развитию оккультных сил), но не выведет на Путь. На Путь выводит лишь эволюционное страдание, а страдание, причиняемое невзгодами этого мира, таковым не является.
Эволюционным является то страдание, которое порождается осознанием бесперспективности изобилия этого мира. Подлинное эволюционное страдание обусловлено не невзгодами этого мира, но его НЕДОСТАТОЧНОСТЬЮ: недостаточностью для нас всех его благ. Только такой мотив обращения способен открыть перед человеком единственно возможный Путь – Честный Путь, свободный от самообмана.
Не йогины обращаются к Йоге по двум основным причинам: в поисках развлечений и в поисках компенсации. Причем мотивы эти, как правило, не сознаются.
В первом случае человек обращается к Йоге с тем, чтобы как-то разнообразить монотонность навязанного ему жизнью бега, чтобы окрасить унылые позывные своего существования йогическими модуляциями. Фактически, он рассматривает Йогу как диван, на котором можно отдохнуть от проблем мира.
Во втором случае мы сталкиваемся с печально известной "йогической манией величия". Я имею в виду столь характерные для местных адептов пренебрежительное отношение к окружающим (прежде всего – другим адептам) как к существам второго, если не третьего сорта.
Такое отношение характерно для "компенсаторных йогинов", то есть не йогинов, использующих Йогу как средство социального самоутверждения, повышения своего мирского престижа. "Йогическая мания величия" представляет собой обратную сторону гложущего их комплекса неполноценности (хоть здесь-то я да состоялся!). Подлинный йогин, который ясно видит свое положение, не находит в нем особых оснований для гордости. Ведь йогин – это несовершенный человек, подобно тому как человек – это несовершенное животное.
Говоря о животном несовершенстве человека, я имею в виду не такие очевидные показатели как сила, ловкость, выносливость, ориентация в среде, адаптация к ней и т.д.: целенаправленно развивая в себе эти качества человек в принципе способен даже превзойти животное. Я имею в виду утрату человеком той гармоничной погруженности в мир, которая изначально присуща животным. Животные находят здесь все готовое, они пользуются своим миром; человек ничего готового здесь не находит, он беспомощен, – это не его мир. Свой мир он должен делать сам.
Парадоксальным образом вся грандиозная цивилизаторская деятельность человечества представляет собой попытку возвратить себе то, чем животное обладает естественно. Однако, пытаясь возвратить утраченный рай гармонии со средой, создавая свою искусственную среду цивилизации, человек активно создает и самого себя, оставляя в ходе этого процесса пассивное (воссоздаваемое средой) животное далеко позади.
Не задерживаясь на банальностях, скажу только об основном отличии, явно идущем не в пользу животного: человек, сам будучи в каком-то смысле животным, видит животное, видит движущие им силы, побуждения и мотивы, видит чем оно живет и что собой представляет, – короче говоря, видит, что оно животное. Животное, не будучи человеком, человека не видит, принимая его за животное другой породы. Поскольку человек более сознателен, он может использовать животное в своих целях.
Хотя йогин на некоторой ступени уже не может рассматривать себя как человека, отождествлять себя с человеком, он все же продолжает оставаться человеком (и не только человеком, но и животным), подобно тому, как человек, не отождествляя себя с животным, в определенном смысле остается им.
И подобно тому как человек – это несовершенное животное, неспособное к полноценному животному существованию, йогин – это несовершенный человек: он не может жить жизнью людей, не может жить "так, как все".
Несовершенство человека и йогина объясняется эволюцией сознания, вырывающей их из материнской, давшей им жизнь среды, – природной и социальной соответственно.
Так, человек отличается от животного уровнем сознательности в отношении к факту и процессу существования мира. Человек, выделив из целостного процесса жизнедеятельности мир вне себя, уже не может отрешиться от вопроса: "Что это, откуда оно взялось? И как оно устроено?" Внимание йогина приковано ко второму члену процесса жизнедеятельности – самому себе. Можно сказать, что йогин – это человек, который стремится вернуть утраченное им в свое время совершенство обезьяны, – животную целостность бытия.
Йогин отличается от человека уровнем сознательности в отношении к факту и процессу своего существования: "Кто я и как могло случиться, что Я ЕСМЬ? Где я? Что я здесь делаю и зачем?" Подобные йогические вопросы звучат для человека столь же нелепо, как его собственные человеческие вопросы звучали бы для животного.
Однако именно эти вопросы, у людей (скажем, – у обычных, нормальных людей) не возникающие или возникающие чисто риторически, приобретают для йогина жизненно важное значение, ТРЕБУЮТ своего разрешения. А разрешаясь они неминуемо лишают его способности продолжать бездумное осуществление социально принятых стереотипных форм индивидуальной жизнедеятельности.
Иными словами, йогин утрачивает "социальные инстинкты", которые до сих пор безошибочно вели его "путем людей". Расширяясь, его сознание делает его в каком-то отношении беспомощным в мире людей, чуждым их миру. Подобным же образом и человек в свое время, сделав объектом сознательного рассмотрения некоторые вещи, "очевидные" для своих животных собратьев, утратил способность двигаться по жизни столь же легко и безошибочно как они, – и был вынужден для восполнения утраты создавать свой мир.
Йогин вынужден "создавать" себя, актуализировать свою потенциальность непосредственно, а не опосредованно, как человек, создающий себя в процессе создания своего мира.
На этом пути йогин постепенно отрывается от человека, растождествляется с ним, бывшим "собой", и начинает видеть "себя" со стороны. Продолжая оставаться человеком, он видит человека, видит движущие им силы, побуждения и мотивы, видит все его ходы, все скрытые механизмы его действий. Человек, не будучи йогином, йогина не видит, принимая его за такого же человека, как и он. Он способен рассматривать его лишь с человеческой точки зрения – как несовершенного, ненормального, "не умеющего жить" человека.
Действительно, йогин видит то, чего человек не видит, и именно это новое видение делает его несовершенным, ненормальным с человеческой точки зрения, неспособным жить так, как все; он оказывается изгоем, выродком, деятельность которого направлена на обретение того, чем люди (не говоря уже о животных) обладают естественно – гармонии в отношениях с собой, способности относиться к экзистенциальным проблемам так, как лошадь относится к дождю.
Но поскольку человек живет в своем мире, – среди других людей, в искусственно созданной среде, – он может питать какие-то иллюзии превосходства по отношению к животному миру, с которым сталкивается лишь в виде приживалок вроде кошек, собак, голубей и т.д., а также колбасы, котлет и пельменей. Напротив, йогин живет не в своем мире, а в мире людей, и не может питать особых иллюзий на предмет превосходства [20]. Он подобен человеку, заброшенному в дикий лес, и сознающему явное во многих жизненно важных отношениях преимущество его обитателей.
При этом йогин сознает свое человеческое несовершенство значительно острее, чем человек сознает свое животное несовершенство, ведь йогин – эволюционно очень молодое существо и поэтому гораздо более человек, чем человек животное. Он ясно видит свою именно неспособность жить "человеческой" жизнью, он чувствует это в минуты слабости, когда ему представляется заманчивым послать Садхану к чертовой матери и, забыв обо всем, окунуться с головой в мир людей... Но он не может, он просто не может этого сделать, понимая, что возвращаться поздно, что такое существование уже никогда не сможет стать для него полноценным, и что он никогда уже не сможет полноценно его осуществлять.
Краски, конечно, несколько сгущены, а контрасты усилены в связи с попыткой выявить некоторые трудноразличимые моменты в положении йогина, моменты взаимонейтрализующие, но не оставляющие места также и для чувства превосходства над другими людьми.
"Йогин – не человек"... Что за бред! Ну конечно же он человек, даже слишком человек. Но он в то же время и не только человек. Так кто же он?
Это зависит от уровня его реализации и, кроме того, это всегда остается сугубо его личным делом; для нас он всегда остается человеком и только человеком, – возможно, несколько странным с нашей точки зрения человеком, – способным поделиться личным опытом решения экзистенциальных проблем. Все остальное – либо искусство психотехники, либо работа нашего собственного воображения.