Гете рассказывает, что от одного находившегося при смерти старика-простолюдина совершенно неожиданно услышали прекраснейшие греческие изречения: в ранней молодости он должен был для привлечения к занятиям греческим языком одного высокопоставленного юноши заучивать наизусть отрывки из произведений греческих писателей. Он не понимал механически заученного им и в течение пятидесяти лет ни разу о нем не вспомнил.* Д-р Штейнбек сообщает также, что один призванный к постели умирающего крестьянина сельский священник слышал, как этот крестьянин молился по-еврейски и по-гречески; придя в себя, больной рассказал, что, будучи мальчиком, часто слышал богомоление на греческом и еврейском языках, хотя и ни разу не полюбопытствовал узнать смысл им слышанного.** Возврат памяти к ранней поре жизни представляет одну из многочисленнейших аналогий, обнаруживаемых состоянием умирающих, равно как и другими состояниями, отличающимися большим или меньшим ослаблением сознания находящихся в них людей, с состоянием сомнамбул. Перед одним курителем опиума рисовались во время опьянения сцены из детской поры его жизни, забытые им до такой степени, что в нормальном своем состоянии он не мог бы определить, имели ли они место в его прошлом или нет; в состоянии же опьянения они не только им воспроизводились, но и вспоминались.***
* Eckermann. Gesprache mit Goethe. III. 326.
** Steinbeck. Der Dichter ein Seher. 463.
*** A. D. M. (Allred de Musset): L'Anglais mangeur
d'opium 80-122.
С ослаблением у умирающих чувственного сознания у них совершается соответственное обнаружение их трансцендентального сознания, причем нередко трансцендентально-психологические функции человека достигают у них высокой степени совершенства. Лучшее средство убедить так называемых просвещенных людей в реальности имеющих при этом место явлений это доказать им, что такие явления разлагаются на всем известные в отдельности, обыкновенно наблюдаемые у человека и в прочих его анормальных состояниях и возбуждающие наше удивление только в своей совокупности составные части.
В одной из предыдущих глав мы познакомились уже с замечательным явлением скученности представлений во времени. Фехнер говорит: "Иногда во время сновидения душа наша обнаруживает способность образовывать в чрезвычайно короткий промежуток времени такое множество представлений, для развиты правильной цепи которых в нашем бодрственном состоянии ей потребовался бы продолжительный период его".* Это указывает на существование у нас такой формы познания, которая только и может принадлежать лежащему за пределами нашего бодрственного сознания нашему я. Но если бы к этой новой форме нашего познания присоединилось еще и новое его содержание, то допущение существования нашего трансцендентального субъекта имело бы под собой еще более твердую почву. Такое содержание и доставляется нашему познанию усиливающимся во время нашего нахождения в состояниях сновидения, сомнамбулизма и смертной кончины нашим вспоминанием? Вопрос состоит только в том, могут ли существовать такая форма и такое содержание одновременно, то есть могут ли имеющему место у нас во время нахождения в состоянии сновидения относительно наших представлений подлежать скоплению и вызываемые в нас усилением нашей памяти воспоминания прошедшей жизни?
* Fechner. Zend-Avesta. III. 30.
Действительно, это сложное явление очень часто наблюдается у людей не только во время их кончины, но, по-видимому, в исключительных случаях, даже во время нахождения их в состоянии сновидения. Икскюль три ночи сряду видел во сне всю свою жизнь, начиная с самого раннего ее периода, в ряде столь осязательно ясных картин, что мог бы их нарисовать. При этом все время его не покидало постоянно препятствовавшее ему отдаться обману сознание истинного положения дела, вследствие чего созерцание его имело даже этическое значение.* Еще известнее часто упоминаемое в литературе сновидение Секкендорфа, в котором драматически функционировала его скрытая память. Во сне ему явился человек обыкновенной наружности в обыкновенном костюме и сказал, что может ему показать, по его желанию, или его прошедшее, или его будущее. Секкендорф пожелал увидеть первое. И вот вслед за этим ему были показаны в зеркале такие события его прошлой жизни, о которых он чуть-чуть помнил, и с такой ясностью и живостью, как если бы они в первый раз имели место в его действительной жизни. С чрезвычайной ясностью он увидел себя трехлетним ребенком, причем в памяти его воскресли все мельчайшие подробности его воспитания. Каждая сцена из его школьной жизни, каждая неприятная с ним случайность прошли в показанном ему зеркале, как живые. Созерцая в нем свою жизнь в порядке ее действительного течения, он увидел, наконец, свое пребывание в Италии, где покинул одну даму, на которой женился бы, если бы судьба не заставила его быстро уехать из этой страны. Живость испытанного им во сне чувства разлуки с возлюбленной послужила причиной его пробуждения.** Дальнейшее продолжение этого сновидения, наступившее со вторичным погружением сновидца в сон, сюда не относится. В данном случае сновидение обнаруживает особенности, замечаемые и в сходных с ним состояниях, а именно: здесь мы имеем дело не с абстрактным мышлением, а с воспроизведением представлений, лежавших в скрытой памяти; воспроизведение этих представлений сопровождается прежней чувственной их оценкой (что возможно только в том случае, когда воспроизведение является вместе с тем и вспоминанием), а течение их совершается с трансцендентальной скоростью, то есть они скучиваются во времени, причем не теряют ничего в своей ясности.
* Splittgerber. Schlaf und Tod. I. 103.
** Moritz. Magazin etc. V, l. 55.
Такое же усиление памяти в связи с трансцендентальной скоростью течения вспоминаемых представлений наблюдается и у утопающих. Обстоятельнейший рассказ о случае такого рода вылился из-под пера адмирала Бофора, чуть не утонувшего и описавшего это происшествие д-ру Волластону. Этот, уже прежде приведенный нами рассказ Бофора приобретает еще большее значение вследствие того, что рассказчик, благодаря свой службе, был знаком с возникающими у утопающих психическими явлениями и потому не должен был быть очень удивлен своим собственным приключением. К своему рассказу он присовокупляет, что рассказы и других моряков о таких же с ними случаях настолько согласуются с его собственным, насколько это допускает различие в общественном положении и в духовном развитии.*
* Fichte. Anthropologie. 421 Haddock. Somnolismus etc. 254.
Итак, усиленное вспоминание в соединении со скучением представлений дает возможность умирающим обозревать за раз с полной панорамной ясностью всю прошлую их жизнь. Но чтобы человек мог в этом случае относиться к своим представлениям вполне объективно, это невероятно; правдоподобнее допустить, что здесь воспроизведение представлений должно сопровождаться в большей или меньшей степени первоначальной чувственной их оценкой; но лицо, их воспроизводящее, должно относиться к ним с некоторым критицизмом, пропорциональным разности между соответствующими времени воспроизведения их и времени первоначального образования их его воззрениями. Так надо понимать и "Книгу грехов": в смертный час перед нами раскроется с трансцендентальной скоростью все содержание нашей скрытой памяти.
Наблюдаемое у умирающих сложное явление, состоящее из усиления памяти и из скучения воспоминаний, может усложниться еще более, а именно присоединением хорошо известного нам из изучения жизни человека во сне драматического раздвоения я. Так было с Иоанном Профетером из Фрешвейлера, впавшим в столь сильную, соединявшуюся с потерей сознания болезнь, что его сочли умершим. Когда он находился в таком состоянии, его посетило следующее видение. Два ангела взяли его и пронесли сперва сквозь облака, а потом сквозь небесный свод, после чего он увидел храм Творца, а в нем ковчег завета. Бог вынул книгу всеведения и прочел в ней Профетеру все содеянные им в его жизни грехи.* Современный образованный человек отнесется с негодованием к старанию склонить его к вере в такие басни; но его негодование основывается только на неспособности негодующего к синтезу. Разложите это сложное явление на его составные части и преподнесите их ему в таком виде, он не отвергнет ни одной из них; синтезировать же их он не в состоянии, а потому и не признает их в синтезированном виде.
* Splittgerber. Schlaft und Tod. II. 45.
Как на одну из черт близкого родства между состоянием сомнамбул и состоянием умирающих, необходимо указать еще на то, что показания сомнамбул насчет процесса умирания согласны с только что нами приведенными. Так, Магдалина Венгер говорит, что вся жизнь, хотя бы она продолжалась восемьдесят лет, сжимается перед умирающим до такой степени, что кажется ему совсем короткой, причем все прожитое им воскресает в его памяти с поразительной ясностью.* Пассавант рассказывает, что одна наблюдавшаяся им сомнамбула, находясь в таком состоянии, обозрела всю свою прошлую жизнь и рассказала (как оказалось, вполне верно) происшествия самой ранней поры своего детства, причем увидела нравственное состояние свое до сокровеннейших своих мыслей. Все это, по ее словам, должен когда-нибудь испытать каждый человек.** Сказанное находится в согласии с тем наблюдаемым и в других анормальных психических состояниях явлением, что наше трансцендентальное сознание оказывается не пассивно отражающим в себе безразлично все зеркалом, что в нашей памяти вместе с представлениями воскресает и их чувственная оценка и что потому вспоминание нами наших поступков сопровождается прежними движениями нашей совести.
* Perty. Myst. Erscheinungen. I. 325.
** Passavant. Untersuchungen etc. 99.
Способность такого фантасмагорического представления умирающих, сопровождающегося сжатием целых годов их жизни в несколько секунд и созерцанием ими отдельных фаз их жизни в виде степеней развития их духовного существа, была известна уже в древнейшие времена и считалась отличительной особенностью человеческой души. Плотин говорит: "Но со временем, к концу жизни, являются другие воспоминания, из более ранних периодов существования... ибо, освобождаясь от тела, она (душа наша) вспоминает то, чего здесь не помнила".*
* Plotin. Enneaden. IV. 3. 27.
Таким образом, мы оказываемся все в большей необходимости признания истины, что слово забвение должно быть понимаемо относительно, что все, что было воспринято, может быть и воспроизведено, так как забывание оказывается только переходом забываемого из чувственного сознания забывающего в его трансцендентальное сознание, вместе со своим обнаружением обнаруживающее и свое содержание.