ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Итак, мы заметили, что те родительские образы, которые ребенок интернализирует, то есть встраивает в собственное Эго, и которые действуют как Супер-Эго – внутренний контролер и часовой, наблюдающий, ведущий и иногда наказывающий Эго, – никоим образом не отражают реальных характеристик родителей. Обычно они принимают сильно искаженные, причудливые формы и в качестве Супер-Эго действуют значительно жестче, чем реальные родители. Изучение этих искажений является, пожалуй, наиболее важной задачей психоанализа, поскольку они лежат в основе не только множества расстройств психики отдельной личности, но и нерациональности, абсурдности некоторых культур: они становятся движущей силой агрессивного, параноидального и вообще патологического поведения целых сообществ. Такое исследование могло бы также подкорректировать общепринятое понятие о Супер-Эго как о внутреннем представителе социальных норм, выраженное в изречении Дюркгейма: "Как каждый отдельный индивид существует в обществе, так и общество существует в каждом индивиде". Дюркгейм подчеркивал, что индивид как член общества не полностью свободен в выборе своих решений, но вынужден принимать нормы и правила, принятые в данном обществе. Он был склонен отождествлять общество как таковое с системой моральных норм и утверждал со всей определенностью, что общество существует лишь в умах индивидов.
Старейшина американских социологов Талькотт Парсонс считал концепцию Дюркгейма центральной идеей в процессе согласования, совмещения социологического мышления с открытием Фрейда об интернализации моральных ценностей, поскольку она весьма эффектно связывает идеи социологии с глубинной психологией индивида. Однако же, процесс интернализации Парсонс, как и большинство социологов, видит как сравнительно прямой, а именно как интернализацию существующих общественных норм. Нормы и императивы общества, согласно этому взгляду, действуют внутри Эго, определяя поведение индивидов. Но даже Вильгельм Райх и Эрих Фромм еще в своих ранних работах по соотношению между психоанализом и обществом утверждали, что структура общества, его экономический базис и социальные взаимоотношения являются объективным фактором; они считали, что как раз конфликт между нормами общества, представленными Супер-Эго, и требованиями инстинктивных потребностей и есть собственно поле для психоанализа. Они постоянно подчеркивали, что психологические процессы у человека и общества, в особенности на уровне бессознательного, сами по себе есть продукт объективных исторических и социоэкономических процессов. Но до сих пор широко распространено заблуждение, согласно которому мы интроецируем социальные нормы, а функция Супер-Эго заключается в том, чтобы составить внутренний образ окружающей действительности. Такой взгляд, основанный на наивном убеждении, что наша психика есть нечто вроде фотографической пластины, отражающей реальность, следует откорректировать, ибо он во многом виноват в нашей беспомощной зависимости от искусственной среды, созданной руками человека. На самом деле в процессе формирования Супер- Эго в наше Эго встраивается отнюдь не реальная действительность, окружающая нас, но ее весьма искаженный образ, часто крайне фантастичный. Так что весьма важно осознать, что наше Супер-Эго представляет не истинный образ мира, но некий сплав из наших собственных сексуальных и агрессивных фантазий, наложенный на реальную действительность.
Но именно эти искаженные образы Супер-Эго и формируют наше представление об общественной реальности, мотивируют наше поведение. Общественная структура как таковая строится из наших фантазий, которые проецируются на общество, а общество в свою очередь воплощает эти фантазии. Мы как бы стремимся отразить в социальной структуре все наши страхи и тревоги, точно так же, как невротики проецируют собственные младенческие страхи и фантазии на окружающую действительность и в ней создают ситуации, отражающие и укрепляющие их тревоги. Итак, мы рассмотрели процессы интроекции, проекции, расщепления и реинтроекции, происходящие в раннем детстве, и теперь можем наблюдать их на уровне формирования мужского Супер-Эго.
С наступлением гетеросексуальной генитальной стадии предгенитальные фантазии уступают место более личному образу Супер-Эго. Правда, этот образ все же сохраняет кое-какие компоненты предгенитального свойства, ибо от пред-генитальных фиксаций полностью не освобождается никто. Так, агрессивные импульсы, рождаемые в период Эдипова соперничества, обязательно сохраняют многие аспекты орально-каннибалистского либидо. К примеру, процессы инкорпорации, играющие важнейшую роль в отождествлении с образом отца в генитальном периоде, весьма часто превращаются в агрессивные фантазии разрушительного, пожирательного характера. И как в оральной стадии поглощения может доминировать либо расширительное либидо сосания, либо агрессивно-кусательное, так и процессы идентификации с отцом могут иметь либо характер любви и защиты, либо характер агрессивно-разрушительный, то есть хороший или плохой процесс поглощения. Первый создает образ отца, который хочет быть любим сыновьями, отдает им себя, чтобы они смогли перенять его силу и умения, научиться у него всему и продолжить его род дальше, что же касается второго, то он вызывает импульс, побуждающий искалечить, уничтожить отца, приводя к фантазиям об устрашающем, пожирающем и кастрирующем образе отца. Если раньше оральная агрессия была направлена против матери, превращая ее в образ ведьмы, то теперь она направлена против отца, делая из него некоего страшного монстра. Но этот монстр все время как бы конфликтует с реальным любящим отцом. Эти два образа разделяются и борются за первенство, а сам характер этого расщепления и драма их борьбы отражают свойства Эдиповых конфликтов.
Нетрудно понять, что стремление сохранить образ хорошего, доброго отца вызывает необходимость отделить его агрессивные и предгенитальные аспекты и проецировать их на чужие образы и идолы. Следует защитить нашего собственного любящего отца от отца другого племени, который грозит нас уничтожить. Таким образом, битва между хорошим и плохим отцом, конфликт между любовью и ненавистью трансформируются в конфликт между собственным и чужим родом, между своими и чужими. Но как вытесненные сексуальные и агрессивные импульсы постоянно стремятся возвратиться на уровень сознания и стать угрозой Эго и источником тревоги, так и чужие племена и их божества, на которых мы проецировали собственные подавленные стремления, представляют постоянную угрозу для нашего собственного рода и нашего Бога. Супер-Эго должно в этом случае быть защищено от нападок "чужих", его следует утверждать и прославлять, стремиться сделать его все более мощным и защищенным от врага. На эту цель, на решение этой задачи должны быть брошены все силы, как духовные – сила воли, вера, – так и материальные, имеющиеся в распоряжении данной цивилизации, все технические достижения и все оружие, независимо от того, называется ли эта цивилизация технократической или теократической или как-либо еще. Ибо точно так же как подавленные импульсы Ид (Оно) пытаются проникнуть в Эго, угрожая прорвать его защитные силы, так и вражеское Супер-Эго, представляющее эти подавленные импульсы Ид, будет постоянно стремиться прорвать оборону племени или нации и завладеть его душой и его территорией. Поэтому племя будет постоянно ощущать угрозу и в конечном итоге неизбежно будет охвачено паранойей. Такая "племенная" паранойя есть всеобщее свойство патриархальной культуры.
Как сыновьям приходится защищать отца и его представителей на земле – правителя, короля или правящую партию – от внешних врагов, так же они должны защищать Бога Отца от внутреннего врага – греховных мыслей и зла, поселившегося в душе: "...беззакония мои я сознаю, и грех мой всегда предо мною" (Псалом 51,3). Мы взываем к Всемогущему с просьбой освободить нас от нашей вины и греховности, мы прославляем его и жертвуем собой во имя его, чтобы он уверился в нашем раскаянии и радовался ему: "Отврати лице Твое от грехов моих, и изгладь все беззакония мои" (Псалом 51,11); "А у Господа Бога нашего милосердие и прощение, хотя мы возмутились против Него" (Пророк Даниил, 9, 9); "Наказывай меня, Господи, но по правде, не во гневе Твоем, чтобы не умалить меня" (Пророк Иеремия, 10, 24); "Отче наш, сущий на небесах, да святится имя Твое: да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на каждый день и прости нам грехи наши, ибо и мы прощаем должнику нашему; и не введи нас во искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки веков. Аминь" (Молитва Господня); "Возлюбленные братья, Писание повелевает нам признать и исповедаться во многих своих грехах и пороках; не скрывать их перед лицом Всевышнего Господа нашего, небесного Отца, но исповедаться в них со смиренным, кающимся и покорным сердцем, чтобы получить прощение за свои грехи, что дарует Он в своем бесконечном добре и милосердии". (Все молитвы цитируются по "Молитвеннику", принятому Англиканской церковью.)
И все же нам, патриархальным грешникам, недостаточно просить у Господа в молитве отпущения грехов: мы должны еще и защитить Его от внешних врагов, подняв оружие на язычников, на неверных, вечно готовых уничтожить Его и Его представителей на земле. Единство креста и сабли, смирение перед Господом и несгибаемая сила перед лицом врага – вот основное двуединство патриархального общества, что человек считает своей высшей добродетелью и неоспоримым долгом. Разумеется, существует бесчисленное разнообразие божеств и идолов, племен и наций, религий и идеологий. Но всем им свойственно то же фундаментальное: патриот или революционер, пуританин или борец за свободу личности, мятежник или педант – у всех есть свои боги, которым они поклоняются, и враги, против которых следует бороться.
Вряд ли в наше время стоит приводить доказательства этого шизофренического стремления, этой мании, слишком уж явно оно проявляется в нашей общественной и политической жизни. И все- таки не могу удержаться и приведу несколько примеров из реальности гонки вооружений и готовности современного человека к беспримерному разрушению в погоне за своей параноидальной патриархальной целью. "Принято считать, что наибольшей разрушительной силой обладает в наше время водородная бомба. Однако из секретного сообщения военных Конгрессу в 1969 году явствует, что накопленного в США нервно-паралитического газа достаточно, чтобы многократно уничтожить до 3,4 миллиарда человек на земле. По свидетельству одного армейского чиновника, этого оружия достаточно, чтобы уничтожить не менее 100 миллиардов человек, то есть более чем тридцатикратное население планеты" ("Чикаго санди таймс", 5 марта 1969 г.). Агентство Ассошиэйтед Пресс сообщает: "В 1960 г. государство истратило 2,5 млрд. долларов на газовое и бактериологическое оружие, около 5 тысяч научных и технических работников были заняты разработкой и испытанием ядохимикатов, многие из которых не имеют ни запаха, ни вкуса, невидимы и способны убить человека в течение нескольких секунд".
По статистике, приведенной сенатором Уильямом Фулбрайтом, с 1946 по 1967 год "Федеральное правительство израсходовало 904 млрд. долларов, или 57% своего бюджета, на военные цели и лишь 96 млрд., или 6,08%, – на социальные нужды, такие, как образование, здравоохранение, социальное обеспечение, создание рабочих мест, жилищное строительство и коммунальное хозяйство. И Конгресс и общественность ничтоже сумняшеся утвердили целый арсенал ужасов, начавшийся с 20-килотонной атомной бомбы, сброшенной на Хиросиму, и доведенный до многомегатонных запасов водородных бомб, каждая из которых несла свои миллиарды тонн смерти; то, что началось со скромного бомбардировщика с ограниченным радиусом действия, постепенно выросло до межконтинентальных бомбардировщиков, затем до управляемых ракет и, наконец, до самонаводящихся ракет любого радиуса действия; человечество в течение жизни одного поколения пришло к запасам водородных бомб, ракет и химического и бактериологического оружия, способным уничтожить все живое на планете не один десяток раз".*
* Сидней Ленз. Военно-промышленный комплекс. Кан и Аверилл, 1979.
С тех пор запасы межконтинентальных ракет с самонаводящимися боеголовками, стратегических ракет и лазерного оружия, равно как и химического, многократно увеличились, соответственно увеличились и расходы на военные цели. Что касается Советского Союза, его военные технологии и производство вооружения выросли еще больше, а расходы на оборону занимают значительно большую долю валового национального продукта, нежели у американцев.
Так что же это за враг, побуждающий нации производить столько оружия, что им можно полностью уничтожить всю планету? А точнее – каков психический образ врага, настолько устрашающий нации, что они готовы жертвовать своими гражданами, бросая их в горнило войны? Какова природа тех фантазий, которые заставляют нации бояться друг друга и наполняют жизнь человека страхом перед новыми кровопролитиями? Одна из наиболее глубоко укоренившихся черт параноидального представления о враге – это мысль о том, что он угрожает захватить территорию данной нации, уничтожить лидера и поработить ее народ. Он разрушит Супер-Эго нации и заменит его чужим Супер-Эго. Враг захватит твой дом, убьет отца и завладеет матерью, заставит детей подчиниться ему. Он отберет у матери мужа, а у детей отца, лишит их всего того, что они любят, приведет в дом собственных детей и будет обращаться с ними как с любимцами.
Этот рудиментарный сценарий патриархальной паранойи отражает неосознанное желание ребенка убить своего отца, выгнать его и унизить, взять в жены мать, стать хозяином дома, любимцем матери и подчинить себе сестер и братьев. Примитивные Эдиповы влечения проецируются вовне на мощного чужака, который собственно и реализует детское желание, создав образ вечного грабителя, чужого лидера, врывающегося в дом и захватывающего его. Он как бы представляет ребенка, мечтающего ворваться в родительскую спальню, забраться в их постель и завладеть матерью.
Мы не будем здесь говорить о различиях между постелью, домом, городом или нацией, но в подсознании эти символы переплетаются. Ребенок залезает под одеяло, чтобы осуществить свое младенческое стремление к единству с матерью, но в то же время и для того, чтобы спрятаться от враждебных сил, таящихся в темноте комнаты. Итак, спальня может быть территорией, где таится враг, грозящий захватить постель, дом наполнен врагами, желающими завладеть спальней, община – это опасность для дома, город – для общины, страна враждебна городу, весь мир враждебен стране, земля наполнена чужестранцами и опасными инопланетянами, а космос – постоянная угроза существованию Земли, оазису жизни в безжизненной Вселенной. Вовне есть смерть – Танатос, внутри есть жизнь – Эрос, который следует защищать. Когда француз оказывается в Америке, он начинает ощущать себя европейцем, если он едет в Россию, он чувствует себя представителем Запада, а в Африке он ощущает себя представителем современной цивилизации, включающей в себя и Америку, и Европу, и Россию.
Когда подростки выходят из материнского дома во внешний мир, мир приключений, надежд и опасностей, они сбиваются в компании и шайки, которые заменяют им семейную группу, руководимую отцом. Эти новые общины очень быстро восстанавливают чувство "мы и они"" они инициируют и поддерживают борьбу между вражескими группами, как бы угрожающими друг другу, ведут ожесточенные драки между шайками или компаниями, чтобы защитить собственное групповое Супер-Эго от вечного врага. По мере взросления юноши становятся членами множества различных групп, связанных определенной иерархией, от подростковых компаний, футбольных команд, расовых групп, университетских и профессиональных союзов, коммерческих компаний и концернов до политических партий, религиозных конфессий и нации в целом. Все эти группы воспринимаются как родовая принадлежность, подчиненная по отношению к более крупному целому – западной цивилизации – и в конечном итоге ко всему человечеству. Но общечеловеческие идеалы, мечты о прогрессе или религиозном единении постоянно терпят крушение из-за древних сил родовых пристрастий, которые никак не желают ослабить свое влияние на душу и разум человека. Подростковые компании уступают место более крупным объединениям церкви, политических партий, государства – верховным претендентам на лояльность и преданность. Последние присваивают общечеловеческие идеалы и считают себя их единственными представителями. Так, например, коммунистические партии считают, что представляют всеобщее человеческое братство и обладают ключом к достижению этой цели, в то время как капиталистические страны претендуют на роль защитников свободы и гуманности. Таким образом, идея о совершенном обществе становится инструментом пропаганды, служащим интересам собственной страны или собственной партии, расы или даже Бога в противовес постоянной угрозе со стороны "других". Разрушительная, извращенная сторона "человеческой природы", которую мы подавляем в самих себе, сохраняет свое влияние в жизни "других", делая их тем самым не только низшими по отношению к "нам", но и опасными для нас, для нашей культуры, расы, религии и т.д. Эти "другие" олицетворяют возврат тех самых подавленных импульсов, которые постоянно угрожают сломать изнутри наш защитный механизм.
Именно этот грозный вызов со стороны бессознательного, представленный чужой группой, племенем, делает нетерпимыми людей, проповедующих терпимость, тех, кто ратует за гуманизм, делает бесчеловечно жестокими по отношению к аутсайдеру, а тех, кто выступает за чистоту расы, побуждает порочить или вообще стереть с лица земли всех, кто к этой расе не принадлежит. Право, можно сказать, что во всех коллективных стремлениях к совершенству собственные несовершенства прячутся, в то время как в других они явно выискиваются, вызывая неприязнь и ужас.
Гитлер утверждал, что евреи отравляют душу и кровь арийской расы. По его теории, арийцы олицетворяли все высшее и чистое и их, конечно, следовало защищать от врага, воплощавшего все гнусное и заразное. Он считал себя избранником, призванным спасти его народ от тлетворного влияния евреев и возродить истинный дух Германии. Евреи были лишь одной из чуждых рас, угрожавших германскому народу, хотя и наиболее опасной. Итак, необходимо было разрушить капиталистическо-большевистско-еврейский заговор, угрожавший лишить германскую нацию плодов ее труда и отравить ее экономику.
Однако же, евреи представляли собой некую специфическую категорию врага, сформировавшуюся в течение веков благодаря христианской доктрине. Это они были первоначальными отцеубийцами, нацией грешников, навечно заклейменной за свое богоубийство. Но эта греховная нация тем не менее существует повсюду, протягивает свои щупальца по всему миру, манипулирует многими странами, угрожая уничтожить их. На этот народ – евреев – западный индивид проецировал собственные вытесненные предгенитальные фантазии, ненасытную агрессивность и жадность орально-садистского либидо, нарциссический образ всеобщего человечества, заполняющего Землю от края до края, анальные проекции мерзости и отравы, образ насильника женщин и, более всего, Эдипов грех отцеубийства. Удивительно ли, что евреи стали идеальным объектом ненависти, побудив не только Германию, но и большую часть Европы забыть обо всех разумных соображениях и нравственном сострадании.
Но вместо того, чтобы вымолить у евреев прощение за те преследования, которым они подвергались два тысячелетия, когда практически ни одно поколение не избежало страданий от массовых погромов, когда целые сообщества уничтожались или подвергались оскорблениям и унижению, став жертвой ложного мифа, проповедовавшегося со всех христианских амвонов, – вместо этого христиане в лучшем случае снисходили до готовности самим простить евреев.
Образ еврея с христианской точки зрения несет в себе те самые фантазии зла и разрушения, что характерны для образа противника, воплощение параноидного мышления патриархального общества. Здесь, пожалуй, интересно было бы привести несколько исторических примеров, свидетельствующих, что все это не просто невротические выверты человеческого духа, не только лишь миф, но вполне реальный аспект общественного бытия, безумие, ставшее реальностью.
Представление о евреях как об исчадии зла впервые родилось где-то между II и IV веками, а спустя семь-восемь веков эта идея превратилась в последовательную, хотя и ужасающую демонологию. Начиная с двенадцатого века на евреев стали смотреть как на посланцев сатаны, плетущих заговор против христианства, чтобы духовно и физически уничтожить христианский мир. Именно в этот период евреев стали уничтожать, обвиняя в убийстве христианских детей, отравлении колодцев, поругании церковных святынь.*
* См.: Норман Кон. Право на геноцид. Харпер и Роу.
Без всякого сомнения, эта коллективная фантазия по поводу евреев есть не что иное, как самое яркое и недвусмысленное выражение Эдипова конфликта, поскольку в христианской мифологии именно евреи стали олицетворять образ мстительной отцовской фигуры, грозящей кастрировать или отравить сына. Эти фантазии особенно интересны оттого, что по отношению к христианству иудеи как бы представляют старшее, родительское поколение. И как таковые они отражают плохой родительский образ, воплощение безжалостной, жестокой силы, лишенной всякого чувства любви и заботы. В народном искусстве средневековья и позднее евреи изображались как старцы с дьявольской натурой, а точнее – как старики, безуспешно старающиеся скрыть свою дьявольскую сущность, длиннобородые существа с жестоким выражением лица, часто с проглядывающими рогами и хвостом. Стоит только посмотреть на любой средневековый рисунок, изображающий историю ритуального жертвоприношения, чтобы узнать в нем бессознательное содержание фантазии: маленький мальчик – знаменательно, что это всегда мальчик, – окружен группой старцев, мучающих и кастрирующих его, собирая его кровь. То же бессознательное содержание ясно просматривается в другом извечном обвинении евреев – в мучении тела Христова. Здесь, как и в первом случае, рисуются образы старых бородатых евреев, ногтями или щипцами рвущих облатку, и, как бы для того, чтобы приоткрыть завесу над истинным смыслом этих историй, нам рассказывают, что Всевышний не только пролил свою кровь, но и предстал в образе этой облатки маленьким ребенком, окровавленным и плачущим.
И если с одной стороны самое древнее и тяжкое обвинение против евреев – это обвинение в богоубийстве, то, с другой стороны, христиане идентифицируют себя с образом младшего сына, испытывающего самое жестокое обращение со стороны злого и мстительного отца. Для христиан распятый Христос отождествляется больше с сыном, нежели с отцом. И если, как постоянно утверждает христианское учение, евреи несут коллективную вину за смерть Христа, они таким образом становятся одновременно и отцеубийцами, и убийцами сына, а кроме того, набираются новых сил, кастрируя его и выпивая его кровь. И тот, кто хоть раз видел мистерию о страстях Господних, не усомнится в том, что именно так представляли себе люди средневековья роль евреев в распятии Христа. Еврею приписывали образ отцеубийцы, но в то же время он представлял собой образ плохого отца, который в ярости готов уничтожить, убить своих сыновей. Христиане отождествили себя с поколением сыновей – молодой жизни, избавляющейся от тирании жизни старой, – а затем повторили первородное преступление – отцеубийство, мучая и убивая евреев. Трудно усомниться, что корни громадной популярности христианства лежат в том, что оно оправдывает и узаконивает Эдиповы фантазии, представляя евреев в образе жестокой отцовской фигуры, отринувшей Отца Небесного и убившей Его сына, Его воплощение на Земле, став таким образом виновной в богоубийстве. Эта фигура – изгой, олицетворение злобного и продажного отца, испытывающего зависть к сыновьям, преданным Отцу Всевышнему и получившим Его благословение.
Таким образом, евреи заслужили быть униженными, а их уничтожение всего лишь добродетельный и оправданный акт возмездия.
По мнению Э.Г. Эриксона, Гитлер не более чем подросток, не могущий представить себя в роли отца ни в каком смысле, как, впрочем, и в роли императора или президента. Он лишь фюрер, лидер группы братьев, замысливших убить и заменить отца. Он – лидер шайки, который держит вокруг себя группу ребят, требуя от них восхищения и вовлекая их в такие преступления, откуда уже нет дороги назад. В центре этих преступлений те, что направлены против фигуры отца, воплощенной в евреях. Но еврей здесь видится не просто как старый и грозный отец с ножом, желающий отомстить сыну, но и как отравитель, даже скорее как сам яд.
Эта выдумка сформировалась примерно в одно время с фантазией о ритуальном убийстве. Впервые исчезновение мальчика было приписано еврейской кровожадности в 1144 году; обвинение евреев в заговоре с целью отравить христианское население впервые прозвучало в 1161 году и привело к сожжению жертв. К XIV веку подобные обвинения стали рядовым явлением. В 1321 году во Франции евреев обвинили в том, что они используют прокаженных для отравления всех колодцев в христианском мире. Во время эпидемии чумы ("черной смерти") в 1349 году общепринятым мнением было, будто евреи вызвали эту эпидемию, отравив колодцы, сбрасывая туда христианскую плоть, сердца и кровь, добытые во время ритуальных убийств, а также лягушек, пауков и ящериц. По этому случаю на территории Германии, Франции и Испании было уничтожено около 300 еврейских поселений. В конце жизни Мартин Лютер выразил всеобщую мысль, написав: "Если бы евреи могли убить нас всех, они бы непременно это сделали, да и делают зачастую, особенно те, кто занимается медицинской практикой. Они знают все, что известно в области медицины в Германии; они способны дать человеку яд, от которого он может умереть через час, а может и через десять или двадцать лет; они отлично владеют этим искусством".
"Протоколы сионских мудрецов" обвиняют евреев в том, что они дают неевреям ядовитые напитки, не только чтобы подорвать их здоровье, но и напрямую заразить их различными болезнями. В нацистской пропаганде эта идея была настолько популярна, что евреев привычно именовали "всемирными отравителями", иногда вообще приравнивая их к микробам. Норман Кон писал: "Представить себе, что евреи отравляли все запасы воды или портили людям кровь, значит приписывать им поистине сверхъестественные возможности. И вполне вероятно, что, когда антисемиты убивают не только еврейских мужчин, но и женщин и детей, когда они считают устранение всех евреев неизбежной и необходимой чисткой или дезинфекцией земли, ими движут тревоги и страхи, прорастающие из самых ранних стадий младенчества".*
* Норман Кон. Указ. соч.
Стоит отметить еще одну особенность, характерную для ведущих выразителей антисемитизма и их последователей и роднящую их с параноидными шизофрениками: чрезмерно раздутое ощущение собственной миссии, близкое к мании величия. Как средневековые погромщики, так и нацистские лидеры представляли свою роль в апокалиптических мысле-образах, напрямую заимствованных из библейских "Откровений Иоанна Богослова". Они представляли себя некими ангелами во плоти, разящими силы тьмы, даже, пожалуй, коллективным Христом, побеждающим антихриста. Ни одна реальная армия в войне против реального противника не возбуждалась и не ликовала столь откровенно, как погромщики евреев в своей односторонней борьбе против воображаемого заговора. Послушать их, так можно подумать, что убийство безоружных и беззащитных людей, включая детей, женщин и стариков, есть акт мужества и весьма рискованное предприятие. Это явление становится более понятным, если вспомнить, что убийца-параноик тоже может испытывать страх перед своими беззащитными жертвами. Ибо то, что эти люди ощущают как врага, на самом деле есть жестокие и разрушительные импульсы их собственной психики, проецируемые вовне. И чем сильнее в них бессознательное ощущение вины, тем более грозным кажется воображаемый враг. Чувство вины, первоначально возникшее из-за кровожадных импульсов младенца, обращенных к родителям, непомерно усиливается в мире взрослых с его реальным насилием. Однако воспринимается оно не как чувство вины, но как ощущение опасности, угрозы или неясного страха, что вдруг жертвы – родители ли, в мечтах уничтоженные, или авторитеты, замещающие родительскую власть и убитые в реальности, – возникнут вновь и потребуют возмездия. Уже одно это может объяснить тот удивительный парадокс, связанный с нацистской резней, когда чем беззащитнее становились евреи, чем большее число их уничтожалось, тем более опасными, злодейскими и сильными они казались нацистам. Это же объясняет и тот факт, что такой человек, как Геббельс, для которого антисемитизм первоначально служил лишь приемом для привлечения голосов на выборах, в конце жизни неистово бесновался по поводу всемогущества евреев во всем мире. Его собственное бессознательное чувство вины превратило выдуманных сионских мудрецов в некую силу, более жестокую, нежели собственный нацистский режим.
Несмотря на то что образ еврея как отцеубийцы и одновременно всемогущего и мстительного отца в наибольшей степени отвечает характеристике патриархального Эдипова конфликта, это отнюдь не единственная его характеристика. Фантазия об извечном противнике представала во множестве личин, оказывая роковое влияние на политическую жизнь различных стран и наций, в частности именно в ней причина трансформации идеи социализма в сталинизм и его политику массового одурачивания. Сталинисты извращали мышление своих сограждан при помощи организованной фальсификации истории и оправдывали этими лживыми постулатами уничтожение не только тысяч первых большевиков, но и миллионов обыкновенных граждан. Они нанесли непоправимый вред идее социализма, превратив ее из мечты об освобождении человечества в образ тирании, носящей это же имя.
Когда миру стало известно о сталинских жестокостях и о его собственной паранойе, российские правители не только не покаялись в своих злодеяниях, но, напротив, продолжали пропагандировать образ врага и разжигать международные заговоры. Они продолжали оправдывать необходимость диктатуры при помощи тех же сталинских выдумок об упорных попытках капиталистов уничтожить родину социализма и свести на нет все его славные достижения. Правители Советского Союза продолжали мучить в своих лагерях и психиатрических больницах так называемых вражеских агентов, то есть агентов капитализма. Такая манера пытки и заключения тем более ужасна, что осуществляется под личиной помощи обитателям этих "исправительных" учреждений, под видом спасения их от интеллектуального отравления, вызванного опасным вирусом капиталистической пропаганды. Так что эта система считается не системой пыток или уничтожения, но системой очищения заблудших душ с помощью современных научных средств и для их же пользы. И хотя это весьма напоминает аргументацию испанской инквизиции (она ведь тоже старалась спасти души, не принявшие Царства Христова, убивая их), тем не менее это сильно дезориентирует массы и ставит их в тупик. Но, разумеется, это и есть главная цель – чтобы народ не имел возможности понять, где правда, где ложь, не мог отличить здравого смысла от безумия, свободы от угнетения. Этот тип политической тирании соединяет в себе садизм и всевластие, используя для своих целей параноидные фантазии и являясь одновременно результатом паранойи самых высоких кругов.
Эрих Фромм попытался выделить садистские компоненты внутри чувства всемогущества. Он предположил, что в основе садизма, независимо от форм его проявления, лежит "страстное стремление добиться абсолютной, неограниченной власти над живым существом, будь то животное, ребенок, мужчина или женщина. Садизм по существу не имеет практической цели: это понятие скорее не бытовое, но культовое. Это трансформация бессилия во всемогущество, это религия эмоциональных инвалидов".* Фромм мог бы добавить, что садизм включает в себя страстное стремление к власти не только над отдельным индивидом, но и над большими массами людей, скажем членами партии, а то и целыми нациями.
* Эрих Фромм. Анатомия разрушительства. Джонатан Кейп, 1974.
Целью и сутью садистского импульса является стремление захватить контроль над чужим Эго, индивидуальным или массовым, заставить его подчиниться своей воле или прихоти и – превыше всего – проникнуть сквозь защитный механизм индивида или масс, прорвать их оборону, вторгнуться в самое нутро и заставить их подчиниться своей воле. Корни этого синдрома мы наблюдали в период орально-садистско- каннибалистской фазы в младенчестве, однако трагедия человечества в том, что эти импульсы продолжают оказывать очень сильное влияние на психику взрослых людей, а в особенности – на структуру и поведение общества. Кстати, сам Сталин собственной персоной может служить ярким примером садиста, охваченного страстью контролировать все и вся и манипулировать людьми.
Одним из аспектов сталинского садизма была его привычка арестовывать жен и даже детей высших государственных и партийных чинов и держать их в лагерях в то время, как мужьям приходилось исполнять свои обязанности и кланяться и раболепствовать перед Сталиным, не смея даже заикнуться об освобождении семьи. Так, например, жена Калинина, Председателя Верховного Совета, была арестована в 1937 году. Так же в лагерях томились жена Молотова и жена и сын Отто Куусинена, Председателя Коминтерна. Сталин как-то спросил Куусинена, почему он не попытался освободить сына. Куусинен ответил, что для его ареста, по-видимому, имелись серьезные основания. По свидетельству очевидца, Сталин ухмыльнулся и распорядился освободить сына Куусинена. Жене Куусинен посылал в лагерь посылки, однако никогда не надписывал их сам, поручая это домработнице. Есть свидетельства, что в лагере ее пытали и заставили подписать донос на собственного мужа. Но Сталин до поры до времени не стал обращать на него внимания, оставив его как основу для ареста Куусинена и других в любой момент, когда он того пожелает.*
* Свидетельства Медведева.
Не требуется большого воображения, чтобы представить себе величайшее унижение, которое испытывали эти люди высокого ранга, не имевшие возможности ни покинуть свой пост, ни обратиться с просьбой об освобождении жен или сыновей и вынужденные поддакивать Сталину, делая вид, что аресты справедливы. Как замечает Эрих Фромм: "Либо у этих людей вообще отсутствовали какие-либо чувства, либо они были морально раздавлены и потеряли всякое самоуважение и чувство собственного достоинства".
Особенно яркий пример – реакция одной из виднейших властных фигур в Советском Союзе, Лазаря Кагановича, на арест родного брата Михаила, бывшего перед войной министром авиационной промышленности. Михаила, который и сам был виновен во многих репрессиях, обвинили в участии в подпольном фашистском заговоре, в частности в том, что он согласился занять пост вице-президента в фашистском правительстве, если гитлеровцы захватят Москву. Когда Сталин узнал об этих показаниях, которых он, по-видимому, ждал (поскольку, по всей вероятности, сам же и инспирировал), он позвонил Лазарю Кагановичу и сказал, что его брата придется арестовать, так как он имеет связи с фашистами. "Ну что же, – ответил Каганович. – Если необходимо, значит, арестуйте". При обсуждении этого вопроса на Политбюро Сталин похвалил Лазаря Кагановича за "принципиальность" и согласие на арест брата. Вскоре после этого Михаил Каганович застрелился. Весь этот эпизод выглядит особенно вопиюще, поскольку Михаил Каганович был евреем.
Но, пожалуй, наиболее существенной характеристикой сталинского пути к власти являлось создание образа безжалостного врага, намеренного раздавить революцию и Советский Союз. Это должно было совершиться с помощью якобы мощной оппозиции внутри страны, представленной агентами мирового капитализма, проникающими в ряды партии, подрывающими социалистическую солидарность и угрожающими самому существованию государства трудящихся. Лучшей иллюстрацией к тому, каким способом Сталин и его приспешники строили параноидальные фантазии в оправдание постоянных репрессий и периодического истребления "внутреннего врага", будет цитата из "Истории Коммунистической партии Советского Союза" – коммунистической библии, написанной по большей части самим Сталиным.
Описывая XV съезд партии (декабрь 1927), он заявляет, что "оппозиция идейно разорвала с ленинизмом, переродившись в меньшевистскую группу, и стала на путь капитуляции перед силами международной и внутренней буржуазии, объективно превратилась в орудие контрреволюции против диктатуры пролетариата... Разумеется, в то время партия еще не знала, что Троцкий, Ваковский, Радек, Крестинский, Сокольников и другие уже давно стали врагами народа, шпионами, завербованными зарубежными спецслужбами, И что Каменев, Зиновьев, Пятаков и другие уже завязывали связи с врагами СССР в капиталистических странах с целью предательства советского народа".
По Марксу и Энгельсу, установление диктатуры пролетариата было оправдано лишь как необходимый, но переходный шаг по пути к социализму: после создания социалистического общества государство как инструмент принуждения со стороны правящего класса должно было постепенно отмереть. Однако, когда Сталин добился безраздельной власти, не было и речи о том, что государство должно отмирать, а уж если что и отмирало, так это его оппоненты, и народ оказался во власти жестокой и абсолютной диктатуры. Вся политическая и социальная структура сталинской власти была рассчитана на укрепление диктатуры, на ее сохранение навечно, что оправдывалось с помощью постоянно маячившего перед взором народа образа внешнего и внутреннего врага, от которого государство и партия вынуждены были защищаться. Для того чтобы "защищать революцию", государственный и партийный аппарат должен был постоянно быть начеку перед вражескими заговорами и измышлениями, и каждого члена общества следовало рассматривать как потенциального врага.
В циркулярном письме, направленном 13 мая 1935 года всем партийным организациям, по вопросу выдачи, регистрации и сохранности партийных билетов Центральный Комитет указывал, что все парторганизации должны "тщательно проверить все партийные списки и установить большевистский порядок в нашем собственном партийном доме".
В связи с проверкой партийных рядов на пленарном заседании ЦК партии 25 декабря 1935 года была принята резолюция, утверждавшая, что эта проверка явилась важнейшим организационным и политическим мероприятием, имеющим целью укрепление партийных рядов ВКП(б). Начиная новый прием в члены партии, ЦК предупреждал парторганизации о необходимости учитывать, что вражеские элементы будут продолжать свои попытки втираться в ряды ВКП(б). Таким образом, "задача каждой партийной организации – усилить большевистскую бдительность, высоко держать ленинское знамя партии и защищать партийные ряды от проникновения чуждых, враждебных и случайных элементов".
Очищая и сплачивая свои ряды, уничтожая врагов партии и неустанно борясь против отклонений от линии партии, большевистская партия еще более сплотилась вокруг Центрального Комитета. "В 1937 году открылись новые факты о зверских преступлениях троцкистско-бухаринской банды". Суд над Пятаковым, Радеком и другими, затем суд над Тухачевским, Якиром и другими и, наконец, суд над Бухариным, Рыковым, Крестинским, Розенгольцем и другими – все они показали, что бухаринцы и троцкисты уже давно примкнули к общей "банде врагов народа", действовавшей как "право- троцкистский блок". Судебные заседания показали, что это "человеческое отребье" в сотрудничестве с врагами народа, Троцким, Зиновьевым, Каменевым, плели заговор против Ленина, партии и Советского государства еще с первых дней Великой Октябрьской революции.
"Суд высветил тот факт, что троцкистско-бухаринские изверги, подчиняясь велениям своих хозяев – иностранных спецслужб, – намеревались уничтожить нашу партию и Советское государство, ослабить оборонную мощь нашей страны, способствовать иностранной интервенции, подготовить пути к ослаблению нашей Красной Армии, расчленению СССР, отдать морские районы Японии, Белоруссию – полякам, Советскую Украину – Германии, уничтожить все завоевания рабочих и крестьян, восстановить в СССР капиталистическое рабство".
"Эти презренные фашистские лакеи забыли, что советский народ может лишь пошевелить пальцем, чтобы от них не осталось и следа. Советский суд приговорил троцкистско-бухаринских извергов к расстрелу. Народный комиссариат внутренних дел привел приговор в исполнение. Советский народ одобрил уничтожение троцкистско-бухаринской банды и перешел к исполнению своих задач. А следующей задачей являлась подготовка к выборам Верховного Совета СССР, которые следовало провести организованно".
Весь советский народ читал Сталина, а он упивался тем, что стоило ему пошевелить пальцем, и от оппозиции не останется и следа. После уничтожения оппозиции следующим важным шагом были выборы в Верховный Совет СССР, и требовалось провести их так организованно, чтобы власть Сталина осталась безраздельной. Он присвоил себе образ единственного и неоспоримого Супер-Эго, властвующего над всем и вся, и его прославление не знало границ, в то время как миллионы советских граждан исчезали в концлагерях.
Можно сказать, что после ужасов двух войн и опыта правления Гитлера и Сталина общественное сознание современного мира очистилось от этих параноидных, садистских фантазий, что его защитные механизмы против них стали крепче, чем раньше, и похоже, что коллективное Эго цивилизации, пережив кошмар безумия, охватившего целые нации и их правителей, уже не позволит себе вновь стать жертвой подобного безумия.
Любой, кто подвергся террору нацизма или сталинского коммунизма или по крайней мере знает о них, неизбежно задает себе вопрос, что же заставляло миллионы цивилизованных людей, способных рационально мыслить, все-таки подчиняться невротическим фантазиям своих правителей, что именно давало этим правителям возможность извратить мышление их народов, превратить свои страны в тюремные камеры, а целые континенты – в поля битвы.