ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Английские слова латинского происхождения имеют свойство нести на себе печать интеллектуального, нравственного и эстетического "класса" – печать, которой, как правило, не отмечены их англосаксонские эквиваленты. Например, maternal означает то же самое, что motherly (материнский), intoxicated – то же самое, что drunk (пьяный). Но какая тонкая разница существует между этими словами! И когда Шекспиру потребовалось имя для комического персонажа, он назвал его сэром Томасом Белчем (Отрыжкой), а не кавалером Тобиасом Эруктатионом.
Слово personality (личность) пришло в английский язык из латинского и звучит чрезвычайно солидно. По странной прихоти филологии, саксонский эквивалент слова personality почти никогда не используется. А жаль. Ибо, если бы он использовался (точно так же, как слово belch (отрыжка) используется вместо слова eructation), то вряд ли вокруг той вещи, которую это слово обозначает, возникла бы та почтительная шумиха, которую недавно подняли некоторые англоязычные философы, моралисты и теологи. Нас постоянно уверяют, что "личность" является высшей из всех, известных нам, форм реальности. Но люди, вне всякого сомнения, хорошо бы подумали, прежде чем делать такое заявление или соглашаться с ним, если бы вместо слова personality использовался его тевтонский синоним – selfness (эгоизм). Ибо, хотя selfness означает то же самое, что personality, в отличие от последнего это слово звучит совсем не так аристократично. Наоборот, изначальное значение этого слова режет нам слух, словно звук треснувшего колокола. Ибо, как постоянно утверждают все толкователи Вечной Философии, маниакальное увлечение человека сознанием, бытием, и отдельным "я" является последним, наиболее значительным препятствием на пути к единому познанию Бога. Для них быть собой является первородным грехом, а умертвить свое "я" в чувствах, воле и разуме является абсолютной и всеобъемлющей добродетелью. Именно из-за этой точки зрения слово selfness и вызывает неблагоприятные ассоциации. А слишком благоприятные ассоциации, которые вызывает слово personality, порождены отчасти его изначально благородным латинским происхождением, а также памятью о том, что было сказано о "лицах" Святой Троицы. Но лица Троицы не имеют ничего общего с нашими собратьями из плоти и крови, – ничего, кроме живущего внутри них Духа, с которым мы должны отождествить себя, но который большинство из нас игнорирует, сосредоточившись на своем индивидуальном "я". То, что такое неуважительное и бездуховное отношение к Богу обозначается тем же самым словом, что и Бог, который есть Дух – мягко говоря, неудачное совпадение. Эта ошибка, как и все ошибки такого рода, была совершена пусть на неясном уровне подсознания, но все же вполне целенаправленно. Мы любим свое "я", мы хотим найти оправдание своей любви. И потому мы обозначаем ее тем же самым словом, которым теологи обозначили Отца, Сына и Святого Духа.
Но сейчас ты спрашиваешь меня, каким образом можно уничтожить это голое знание и ощущение твоего собственного бытия. Ибо, может быть, ты думаешь, что если их уничтожишь, то тем самым ты уничтожишь вообще все препятствия. И если ты думаешь именно так, ты думаешь совершенно правильно. Но на это я отвечу тебе и скажу, что без особого дара, совершенно свободно данного тебе Богом, и без соответствующей способности с твоей стороны принять этот дар, – голое знание и ощущение твоего бытия никоим образом не могут быть уничтожены. А эта способность есть не что иное, как ужасно глубокая печаль... У любого человека есть повод для печали; но самым большим поводом является осознание и ощущение того, что человек существует. Никакая другая печаль не идет в сравнение с этой печалью. Ибо эта печаль может усилиться, если человек осознает и почувствует не только, кто он есть, и также и то, что он просто есть. И тот, кто никогда не ощущал этой печали, пусть ощутит ее; ибо он никогда еще не чувствовал абсолютной печали. Когда эта печаль посетит человека, она очистит его душу не только от греха, но и от боли, являющейся заслуженным наказанием за этот грех. И она также даст душе способность принять ту радость, которая освободит человека от осознания и ощущения его бытия. Если эта печаль истинна, то она полна божественного желания; в противном случае человек ни за что не смог бы ее вынести. Ибо, если бы его душа отчасти не утешалась его праведными делами, он не смог бы вынести той боли, какую причиняют ему осознание и ощущение его бытия. Ибо каждый раз, когда его посещают истинные осознание и ощущение его Бога в чистоте духа, а затем ощущение, что такого может и не произойти, ибо он обнаруживает, что его сознавание и ощущение вечно заполнены вонючим грязным комком его "я", которое нужно презирать, ненавидеть и проклинать, если он стремится стать примерным учеником Бога, получающим от Него совершенное знание, – каждый раз им овладевает безумная печаль... Каждая душа должна ощущать в себе тем или иным образом эту печаль и это желание, поскольку Бог снизошел до того. чтобы обучать своих нерадивых учеников в соответствии со своей доброй волей и в соответствии с возможностями их душ и тел до тех пор, пока не наступит время, когда они. полностью возлюбив друг друга, не смогут полностью соединиться в Боге, – а такое может произойти, если Бог снизойдет.
"Облако Незнания"
Какова же природа этого "вонючего колосса" эгоизма или личности, который следует так страстно заклеймить и полностью истребить, чтобы смогло произойти хоть какое-то "истинное осознание Бога в чистоте духа?" Наиболее лаконичную и неконкретную гипотезу выдвинул Юм. Он говорит: "Человек есть не что иное, как "куча" различных ощущений, сменяющих друг друга с непостижимой быстротой, и все это пребывает в постоянном изменчивом движении". Почти идентичную теорию выдвинули и буддисты, создав доктрину анатты, которая отрицает существование какой бы то ни было постоянной души, существующей вне пределов потока ощущений и различных психофизических "скандх" (очень напоминающих "кучи" Юма), которые составляют наиболее прочные элементы личности. Юм и буддисты дали достаточно реалистичное описание эгоизма в действии; но они не смогли объяснить, каким образом и почему "кучи" вообще стали "кучами". Может быть, составляющее их атомы ощущений соединились по своей собственной воле? И если это так, то почему или каким образом, и в пределах какого рода непространственной вселенной? Убедительно ответить на эти вопросы, пользуясь категориями анатты настолько трудно, что мы вынуждены отбросить эту доктрину и принять точку зрения, что за пределами потока ощущений и внутри "куч" существует некий вид постоянной души, посредством которой ощущения организуются, и которая, в свою очередь, использует эти организованные ощущения для того, чтобы стать конкретной и уникальной личностью. Такова точка зрения ортодоксальных индуистов, с которой не согласны буддисты и почти все европейские мыслители, начиная с доаристотелевых времен и до наших дней. Но если большинство современных мыслителей пытается описать человеческую природу в категориях взаимодействия души и тела или же в категориях неделимого единства этих двух элементов в пределах конкретных воплощенных "я", – то все толкователи Вечной Философии в той или иной форме утверждают, что человек является своего рода троицей, состоящей из тела, души и духа. Третий элемент (quidquid increatum el increabile, как назвал его Экхарт) родственен или даже идентичен божественному Духу, который является основой всего бытия. Главная цель человека, смысл его существования состоит в том, чтобы познать и возлюбить трансцендентное и имманентное Божество, а также соединиться с ним. И это отождествление "я" с духовным "не-я", может быть достигнуто только посредством "умерщвления" эгоизма и жизни духом.
Разве можно было бы начать отрицать "я", если бы в человеке не было бы чего-то, отличного от этого "я"?
Вильям Ло
Что есть человек? Ангел, зверь, пустота, мир, ничто, окруженное Богом, наполненное Богом, нуждающееся в Боге. способное стать Богом, если оно того пожелает.
Берулли
Отдельная сотворенная жизнь, будучи противоположной жизни в единении с Богом, является всего лишь жизнью различных желаний, страстей и потребностей и никак не может быть чем-либо еще. Сам Бог не может сотворить создание, которое существовало бы в самом себе или в своей собственной природе, да и вообще в чем-либо, за исключением состояния пустоты. Естественная и сотворенная жизнь не может подняться выше этого уровня – она является лишь голой способностью творить добро, но сама стать добром и счастливой жизнью она может только посредством живущей в ней жизни Бога и единения с этой жизнью. Эти две жизни обязательно должны соединиться в одну в каждом праведном, совершенном и счастливом создании.
Вильям Ло
В Священном Писании сказано, что человеческое существо состоит из внешнего человека и внутреннего человека.
Внешнему человеку принадлежит то, что зависит от души, но связано с плотью и слито с нею, а также взаимодействующие функции нескольких органов, таких, как глаза, уши, язык, руки и так далее.
Священное Писание говорит обо все этом, как о старом человеке, земном человеке, внешней личности, враге, рабе.
Внутри каждого из нас находится другая личность, внутренний человек, которого Священное Писание называет новым человеком, небесным человеком, молодой личностью, другом, аристократом.
Экхарт
Божье семя присутствует в нас. Если им займется разумный и трудолюбивый пахарь, то оно прорастет и поднимется к бросившему его в почву Богу; и потому природа его плодов будет божественной природой. Из семян груши произрастают грушевые деревья, из семян ореха произрастает орешник, из божьего семени произрастает Бог.
Экхарт
Воля – свободна, и мы вольны отождествлять наше бытие либо исключительно с нашим эгоизмом и его интересами, считая их независимыми от живущего внутри нас Духа и трансцендентного божества – в этом случае мы будем либо проклятыми, если будем пассивны, либо дьяволами, если проявим активность. Либо мы будем его отождествлять исключительно с божеством внутри и вне нас (в этом случае мы будем святыми), либо, наконец, в один момент и в одном контексте – со своим "я", а в другой момент и в другом контексте – с духовным "не-я" (в этом случае мы будем обычными гражданами, слишком теоцентричными, чтобы быть полностью потерянными, и слишком эгоцентричными, чтобы достичь просветления и полного освобождения). Поскольку это человеческое стремление можно осуществить только посредством обретения познания, объединяющего человека с Богом, и поскольку ум-тело способно на огромное разнообразие ощущений – мы вольны отождествлять себя с почти бесконечным количеством возможных объектов: с удовольствиями, доставляемыми чревоугодием, невоздержанностью и чувственностью; с деньгами, властью или славой; с нашей семьей – продолжением или проекцией нашего эгоизма; с нашим имуществом; с нашими увлечениями; с нашими коллекциями; с нашими художественными или научными талантами; с нашей любимой областью знания, каким-то волнующим нас "особым предметом"; с нашей профессией, нашей политической партией, нашим вероисповеданием; с нашими недомоганиями и болезнями; с нашими воспоминаниями об успехах и неудачах, с нашими страхами и надеждами на будущее; и, наконец, – с вечной Реальностью, внутри которой и благодаря которой существует все остальное. И мы вольны, конечно, отождествлять себя с несколькими вещами как одновременно, так и последовательно. Отсюда и проистекает невероятно запутанная комбинация черт, составляющих сложную личность. Вот поэтому человек может быть хитрейшим политиком и в то же время отличаться косноязычием, любовью к деньгам и выпивке, может любить свою мать и поэзию Джорджа Мередита и вместе с тем гоняться за несовершеннолетними девочками, любить как свою страну, так и игру на скачках и детективные романы. – и все это вкупе с тайной боязнью адского пламени, ненавистью к Спинозе и неукоснительным посещением церкви по воскресеньям. Личность, рожденная с определенной психофизической конституцией, будет склонна .отождествлять себя с соответствующим набором интересов и страстей, а личность, обладающая иным темпераментом, будет склонна отождествлять себя с совершенно иными вещами. Но не следует поддаваться этим искушениям (несмотря на то, что они могут быть очень сильными, если характер обозначен чрезвычайно четко). Люди могут сопротивляться им и делают это; могут отказаться отождествить себя с тем, что кажется им очень легким и естественным, и делают это; могут стать значительно лучше своего собственного "я" и делают это. В этом контексте нижеследующая заметка под названием "Как люди ведут себя в момент кризиса" (опубликованная в журнале "Харперс Мэгэзин") является чрезвычайно важной.
Молодой психиатр, проводивший медицинские наблюдения в ходе пяти боевых операций Восьмой Воздушной Армии, действующей на территории Англии, говорит, что на большой стресс и опасность люди, как правило, реагируют практически одинаково, хотя в нормальных условиях они являются совершенно непохожими друг на друга. Он принял участие в одной операции, в ходе которой самолет Б-17 был сильно поврежден, а члены экипажа получили настолько серьезные ранения, что спасение казалось невозможным. До начала операции, "на земле", он изучил характеры членов экипажа и обнаружил, что они очень разнятся между собой. Вот что он рассказал об их поведении в момент кризиса:
"Они реагировали на удивление одинаково. Во время ожесточенной схватки и возникших в ее результате отчаянных обстоятельств, они совершенно спокойно разговаривали по внутренней связи и действовали очень четко. Хвостовой стрелок, стрелок правого борта и штурман еще в самом начале боя получили тяжелые ранения, но ни на мгновение не прекратили четко выполнять свои обязанности. Тяжелее всех пришлось пилоту, бортинженеру и башенному стрелку, и все эти люди действовали мастерски, быстро и без какой-либо суеты. Во время боя и, в особенности, после него, принятие решений зависело от пилота, а в некоторых незначительных случаях – от второго пилота и бомбардира. Решения не подлежали обсуждению, принимались быстро, но обдуманно, и оказались абсолютно верными. В самый опасный момент был принят альтернативный план действий, единственной целью которого было обеспечение безопасности всего экипажа. В этот момент экипаж был готов ко всему, вел себя спокойно, непринужденно и весело. Ни у одного члена экипажа ни на мгновение не проявились паралич воли, паника, неясность мыслей, неспособность принять верное решение, или забота только о самом себе".
Поведение членов экипажа никак не свидетельствовало о том, что один из них склонен к резким перепадам настроения, а другой является тихим, застенчивым и погруженным в себя человеком. Все они четко мыслили, четко действовали, и внешне все были спокойны.
Такие действия типичны для экипажа, который хорошо знает, что такое страх, и потому может не обращать внимания на его физиологические проявления; который хорошо обучен, и потому способен на четкие действия; все члены которого полностью доверяют друг другу, что присуще единой команде.
Итак, мы видим, что в момент кризиса каждый из этих молодых людей забыл о своей конкретной личности, которую он создал из элементов, доставшихся ему по наследству от окружения, в котором он вырос. Каждый из них устоял перед непреодолимым в нормальных условиях искушением отождествить себя с настроением момента, а также искушением отождествить себя со своими личными мечтами и всем остальным. Все эти люди вели себя на удивление одинаково, и все были достойны восхищения. Кризис и предшествовавшая кризису подготовка "извлекли" их из отличных друг от друга личностей и подняли всех на один и тот же высокий уровень.
Иногда одного только кризиса, даже без предварительной подготовки, достаточно, чтобы человек забыл свое привычное "я", и стал на какое-то время совершенно иной личностью. Именно поэтому в каких-нибудь катастрофических условиях героями, мучениками и бескорыстными тружениками становятся люди, от которых этого никто не ожидал. Очень часто такие же результаты дает близость смерти. Например, Сэмюэл Джонсон в течение всей своей жизни был одним человеком и стал совершенно другим на короткий срок своей последней болезни. Потрясающе сложная личность, приводившая в восторг шесть поколений босуэлльцев – известный грубиян и обжора, добродушный хулиган, суеверный интеллектуал, убежденный христианин и фетишист, храбрец, отчаянно боявшийся смерти, – именно во время смертельной болезни стал простым, спокойным, цельным и сосредоточенным на Боге человеком.
Как это ни парадоксально, но многим людям легче вести себя бескорыстно именно во время кризиса, чем тогда, когда жизнь идет своим нормальным спокойным чередом. Когда все в порядке,то ничто не заставляет нас забыть о нашем драгоценном эгоизме, ничего (за исключением нашей собственной воли к укрощению страстей и познанию Бога) не отвлекает наш ум от тех отстраненных вещей и занятий, с которыми мы решили себя отождествлять; мы вольны "бултыхаться" в нашей личности сколько нашей душе будет угодно. И как же мы "бултыхаемся"! Именно поэтому все духовные учителя так сильно настаивают на важности малых вещей.
Богу более угодно неукоснительное выполнение даже самых незначительных из порученных нам дел, чем самое отчаянное рвение в решении задач, которые нас не касаются.
Св. Франциск Сальский
Нет в мире такого человека, которому без труда дается идеальное и любовное выполнение скучной и обычной работы.
Ж.-П. де Коссад
Некоторые люди измеряют ценность добры деяний только их естественными качествами или их сложностью, отдавая предпочтение деяниям заметным или необычным. Такие люди забывают, что христианские добродетели, которые являются божественным вдохновением, должны рассматриваться с точки зрения благодати, а не природы. Величие и сложность доброго дела действительно обладают тем, что технически называется сопутствующей ценностью, но истинная ценность деяния проистекает из одной только любви.
Жан Пьер Камю (цитируя святого Франциска Сальского)
Святой – это тот, кто знает, что каждое мгновение человеческой жизни является мгновением кризиса; ибо ежесекундно перед нами встает необходимость принять важнейшее решение – определиться, по какой дороге мы пойдем: по дороге, ведущей к смерти и духовной тьме, или по дороге, ведущей к свету и жизни; определиться, что нас интересует: вещи исключительно временного порядка или вещи порядка вечного; определиться, чьей воле мы будем подчиняться: нашей или воле какой-либо проекции нашей личности, или же Божьей воле. Для того, чтобы подготовить себя к кризисным житейским ситуациям, святой соответствующим образом тренирует свои ум и тело точно так же, как это делают солдаты. Но если задачи военной подготовки очень узки, просты, заключаются в том, чтобы сделать людей отважными, хладнокровными и способными на четкое взаимодействие в деле убийства других людей, к которым они не испытывают никакой личной неприязни, – то духовная тренировка направлена на достижение более значительных целей. Основная задача духовной подготовки заключается в том, чтобы привести человеческие существа в состояние, в котором ничто не будет стоять между ними и Реальностью и они будут способны постоянно сознавать божественную Основу их самих и всех других существ. Духовная подготовка направлена также и на то, чтобы дать человеку средства для достижения этой цели, а именно научить его принимать все, даже самые тривиальные, обстоятельства повседневной жизни без злобы, жадности, самонадеянности и добровольного невежества, но с постоянной любовью и пониманием. Ввиду того, что задачи духовной тренировки чрезвычайно обширны и для человека, искренне любящего Бога, каждое мгновение является мгновением кризиса – духовная подготовка несравненно сложнее и труднее подготовки военной. Вот поэтому на земле очень много хороших солдат и очень мало святых.
Мы увидели, что в критических обстоятельствах солдаты, специально тренированные, чтобы справляться с такого рода вещами, забывают о своих врожденных и приобретенных привычках, с которыми в нормальных условиях они отождествляют свое бытие, и, преодолев эгоизм, ведут себя совершенно одинаково – целенаправленно и благородно. То же самое можно сказать и о святых, но с одной существенной разницей: цель духовной подготовки состоит в том, чтобы сделать людей бескорыстными в любых обстоятельствах, в то время, как цель военной подготовки состоит в том, чтобы сделать людей бескорыстными только в определенных, очень специфических обстоятельствах и только по отношению к определенному классу человеческих существ. По иному и быть не может; ибо все, чем мы являемся, все, чего мы хотим, все, что мы делаем, – зависит, в сущности, от нашего представления о Природе Вещей. Философия, оправдывающая политику силы, войны и военную подготовку, всегда (какой бы ни была официальная религия политиков и поджигателей войны) представляет собой абсолютно расходящуюся с реальностью доктрину национального, расового или идеологического идолопоклонства, следствием которой являются идеи о Herrenvolk* и "низших существах, не ведающих Закона.
* Herrenvolk (нем.) – в значении "господствующая раса". – Прим. пер.
Биографии, святых недвусмысленно свидетельствуют о том, что духовная тренировка поднимает человека над личным не только в специфических обстоятельствах боя, но в любых условиях и по отношению ко всем созданиям. Так что святой "любит своих врагов" или, если он является буддистом, отрицает само существование врагов, относясь ко всем разумным существам, как к тем, кто так и не достиг человеческого уровня, – с одинаковым состраданием и бескорыстной доброй волей. Те, кто достигают знания, объединяющего их с Богом, отправляются в этот путь из разных мест. Кто-то является мужчиной, а кто-то – женщиной; кто-то рожден для действия, а кто-то – для созерцания. Все они отличаются друг от друга темпераментом и физической конституцией, и все проводят в жизнь в совершенно разной материальной, нравственной и интеллектуальной окружающей среде. Тем не менее, в силу того, что они являются святыми, в силу того, что они обладают объединяющим знанием, которое делает их "совершенными, подобно их Отцу, совершенному на совершенных небесах", – все они на удивление похожи друг на друга. Все их действия бескорыстны, и все они постоянно собраны, так что они ни на мгновение не перестают понимать, кто они есть и каково их истинное отношение к вселенной и их духовной основе. Даже о ничем не примечательных посредственных людях можно сказать, что имя им – Легион. Что уж говорить об исключительно сложных личностях, отождествляющих себя с разнообразными настроениями, желаниями и точками зрения. Святые же, напротив, не ведают смешения мыслей и чувств, и, несмотря на значительную интеллектуальную одаренность, отличаются цельностью и абсолютной простотой мышления. Многообразие Легиона уступило место целенаправленности, – но не той злой целенаправленности, которой отличается жажда денег, власти или славы, и даже не той, более благородной, но все же слишком земной, целенаправленности на успех в искусстве, образовании или науке, который является самоцелью, – а той высшей, поднимающейся над человеческим уровнем, целенаправленности, которая является истинным бытием душ, осознанно и неуклонно идущих к главной цели человека, – обретению знания вечной Реальности. Одна из священных книг Пали содержит замечательный рассказ о брахмане Дрона, который
"увидев сидящего под деревом Блаженного, спросил его: Ты – дэва?
И Блаженный ответил:
– Нет.
– Ты – гандхарва?
– Нет.
– Ты – якша?
– Нет.
– Ты – человек?
– Нет.
На вопрос брахмана, кто же он в таком случае, Блаженный ответил:
– Я полностью уничтожил то злое воздействие, те желания, которые, пока они не были уничтожены, делали меня "дэвой", "гандхарвой", "якшей" (три типа сверхъестественных существ) или человеком. Так знай же, что теперь я – Будда.
Здесь мы попутно можем заметить, что только целенаправленный человек способен по-настоящему поклоняться единому Богу. Монотеизм, как теорию, может с радостью воспринимать человек, имя которому – Легион. Но при переходе от теории к практике, от обрывков знаний к непосредственному знакомству с единым Богом, истинным монотеистом может считаться только тот, кто отличается цельностью души. Человек знает только то, что он хочет знать. Если человек обладает полипсихикой, то вселенная, которую он познает благодаря непосредственным ощущениям, представляется ему политеистической. Будда отказывался что-либо говорить об абсолютной божественной реальности. Он говорил только о "нирване" – ощущении, которое доступно только совершенно бескорыстным и целенаправленным людям. То же самое ощущение другие назвали "единением с Брахманом", "единением с ал-Хакком", "единением с имманентным и трансцендентным Божеством". Будда, заняв по этому вопросу позицию строгого операционализма, говорил только о духовном ощущении, а не о метафизическом бытии, которое по мнению теологов других религий и поклонников позднего буддизма, является объектом и (поскольку в процессе созерцания – знающий и знание едины), в то же самое время, – субъектом и субстанцией этого ощущения.
Когда человек неразборчив, его воля блуждает во всех направлениях, гоняясь за бесчисленными целями. Те, кому не хватает разборчивости, могут цитировать священные книги, но на самом деле они не согласны с содержащимися в них истинами. Они полны земных желаний и жаждут вознаграждения небес. Они красиво говорят; они разрабатывают сложные ритуалы, которые, по идее, должны дать наслаждение и силу тем. кто их соблюдает. Но на самом деле они знают только закон кармы, по которому человек обречен рождаться вновь и вновь. Те, кто увлекшись этими речами, утратили разборчивость, глубоко привязаны к удовольствиям и власти.
И потому они неспособны на концентрацию воли, которая ведет человека к полному единению с Богом.
Бхагавад Гита
Описание житий святых у интеллектуальных, культурных людей в настоящее время совершенно не пользуется популярностью. Что, впрочем, и не удивительно. Культурные люди с пытливым умом отличаются ненасытной потребностью в новизне, разнообразии и развлечениях. А святые, чем бы они не занимались и какими бы впечатляющими не были бы их таланты, все время озабочены только одним – духовной Реальностью и средствами, благодаря которым они и их собратья смогут обрести знание, объединяющее их с этой Реальностью. А что касается их деяний, то они так же уныло однообразны, как и их мысли; ибо во всех обстоятельствах они ведут себя бескорыстно, терпеливо и неизменно добродетельно. Что ж удивляться тому, что никто не читает биографии таких мужчин и женщин! На одного хорошо образованного человека, который хоть что-нибудь знает о Вильяме Ло, найдутся две или три сотни тех, что прочитали повесть Босуэлла о жизни его более молодого современника. Почему? Потому что, до тех пор, пока его не подкосила смертельная болезнь, Джонсон с удовольствием вел увлекательно разнообразную жизнь; а Ло, несмотря на все превосходства его талантов, был почти до абсурда простым и ограниченным человеком. Легион предпочитает читать о Легионе. И потому, если говорить о литературе, в пьесах и романах вряд ли можно найти образы истинных святых-теоцентристов.
О, друг, надейся на Него, пока ты жив, знай Его, пока ты жив,
понимай Его, пока ты жив: ибо только живой может спастись.Если ты не разорвешь оковы, пока жив,
можно ли надеяться на то, что ты разорвешь их после смерти?Соединение души с Богом после того, как она покинула тело, – пустая мечта.
Если мы найдем Его сейчас, то найдем и потом;
а если сейчас не найдем, нам останется только жизнь в Городе Мертвых.Кабир
Эта фигура в форме солнца (гравюра на фронтисписе первого издания "Идеального правления") представляет волю Бога. Помещенные на солнце лица представляют души, живущие в божьей воле. Эти лица расположены тремя концентрическими кругами, представляющими три степени божьей воли. Первый, наиболее удаленный от центра круг представляет души деятельной жизни; второй – души жизни созерцательной; третий – души выдающейся жизни. По ободу первого круга расположены различные орудия типа щипцов и молотков, представляющие деятельную жизнь. Но по ободу второго круга не расположено вообще ничего, – это символизирует тот факт, что в жизни созерцательной человек, не предаваясь больше никаким размышлениям и занятиям, должен следовать Божьей воле. Орудия лежат на земле и в тени, ибо всякий внешний труд полон тьмы.
Однако этих орудий касается солнечный луч, указывающий, что труд может быть озарен Божьей волей.
Свет Божьей воли лишь слегка касается лиц первого круга; гораздо больше его на лицах второго круга; а вот лица третьего, самого близкого к центру круга – сияют. Нам хорошо видны черты лиц первого круга; в значительно меньшей степени – черты лиц второго круга; и мы почти не можем различить черты лиц третьего круга. Это символ того, что души первого круга по большей части погружены в себя; души второго круга меньше заняты собой и больше – Богом; души третьего круга почти забыли о себе и полностью заняты Богом, поглощенные его волей. Их глаза неотрывно следят за Божьей волей.
Бенет Кэнфильдский
Именно в силу его растворения в Боге и именно потому, что он не отождествляет свое бытие с врожденными и приобретенными элементами его отдельной личности, – святой способен оказывать абсолютно ненасильственное и потому абсолютно благотворное воздействие на индивидуумов и целью общества. Или, если выражаться более точно, именно потому, что он очистил себя от эгоизма, – божественная Реальность может использовать его в качестве "проводника" благодати и энергии. "Я живу, но это не я живу, это Христос – вечный Логос – живет во мне". То, что истинно в отношении святого, истинно и в отношении аватары, воплощения Бога. Если, в силу того, что он был святым, святой Павел не был "личностью", то и Христос, конечно же, не мог быть "личностью". И потому речи многих современных либеральных церковников о поклонении "личности Бога" – абсурдны. Ибо нет никакого сомнения в том, что если бы Христос, как и все мы удовлетворился только тем, что он – "личность", то он никогда не оказал бы такого воздействия, и никому бы не пришло в голову рассматривать его, как воплощение Бога, и отождествлять его с Логосом. О нем стали думать, как о Христе, именно потому, что он преодолел эгоизм и стал плотским и умственным "проводником", по которому надличностная, сверхъестественная жизнь текла в наш мир.
Души, которые обрели знание, единящее их с Богом, по словам Бенета Кэнфильдского "почти забыли о себе и полностью заняты Богом". Но исчезающий эгоизм сопротивляется, поскольку, хотя и в очень незначительной степени, они по-прежнему отождествляют свое бытие с какими-то врожденными психофизическими привычками, каким-то приобретенным образом мышления или чувств, какими-то условностями, принятыми в их социальной среде. Иисус был почти полностью растворен в истинной Божьей воле; но несмотря на это, он мог сохранить некоторые элементы эгоизма. Основываясь на существующих данных, трудно судить, до какой степени любая "личность" связана с надличностной, божественной "не-личностью". Например, толковал ли Иисус свое восприятие божественной Реальности и свои, сделанные в ходе этого восприятия, спонтанные умозаключения в категориях тех восхитительно апокалипсических представлений, распространенных среди современных ему иудеев? Некоторые выдающиеся ученые утверждали, что доктрина о неминуемой гибели мира была стержнем его учения. Другие, не менее сведущие, уверяли, что эта доктрина была приписана ему авторами Евангелия, и что Иисус сам не отождествлял свои ощущения и свое теологическое мышление с распространенными в данной местности представлениями. Кто же прав? Бог его знает. В этом случае, как и во многих других, имеющиеся данные не позволяют дать определенный недвусмысленный ответ.
Мораль всего вышесказанного ясна. Количество и качество сохранившихся биографических документов таковы, что мы не можем понять, какой именно была "остаточная личность" Иисуса. Но если Евангелие мало что говорит о "личности" Иисуса, оно восполняет этот недостаток логическими заключениями, иносказаниями и беседами, посвященными духовной "не-личности", которая проявилась в смертном человеке, и поэтому его ученики стали называть его Христом и отождествили его с вечным Логосом.
Биография святого или аватары ценна только потому, что проливает свет на те средства, с помощью которых в обстоятельствах конкретной человеческой жизни "личность" изгоняется, чтобы освободить место божественной "не-личности". Авторы Евангелия решили не писать такой биографии и никакое количество критических статей и догадок не сможет ее заменить. На протяжении последних сотен лет было потрачено огромное количество энергии на попытки извлечь из сохранившихся документов больше сведений, чем в них на самом деле содержится. Однако, какие бы сожаления не вызывало отсутствие у авторов евангелия интереса к биографическому жанру, какие бы возражения не возникали в связи с поучениями Павла и Иоанна, все равно нет никаких сомнений в том, что инстинкт их не подвел. Каждый по-своему писал о вечной "не-личности" Христа, а не о его исторической "личности"; каждый из них по-своему повествовал о том элементе в жизни Иисуса, в котором, в силу его сверхличности, могли принимать участие все личности. (Природа эгоизма такова, что одна личность не может стать частью другой личности. "Я" может содержать что-то или содержаться в чем-то, что либо меньше, либо больше его. Но "я" никогда не может содержать "я", или содержаться в "я".)
Доктрина о возможности воплощения Бога в человеке присутствует в большинстве основных исторических толкований Вечной Философии – в индуизме, буддизме махаяны, христианстве и магометанстве суфиев, которые уравнивали Пророка с вечным Логосом.
Когда добро слабеет,
Когда зло растет.
Я сооружаю себе тело.
В каждом веке я возвращаюсь,
Чтобы спасти праведных,
Чтобы уничтожить грех грешников,
Чтобы установить справедливость.
Тот, кто знает природу
Моих задач и святого рождения,
Не рождается вновь,
Когда он покидает это тело;
Он приходит ко Мне.
Убегая от страха,
От похоти и гнева,
Он скрывается во Мне.
Его надежном убежище.
Сгорая дотла в пламени моего бытия,
Во Мне многие находят свой дом.Бхагавад Гита
Тогда Блаженный промолвил: "Знай, Вашеша, что время от времени в этом мире рождается Татхагата – полностью Просветленный, блаженный и драгоценный, преисполненный мудрости и доброты, счастливый обладатель знания о мирах, непревзойденный поводырь заблуждающихся смертных, учитель богов и людей, Благословенный Будда. Он полностью понимает вселенную, словно видел ее от края до края... Он несет с собой букву и дух Истины, прекрасную в ее рождении, прекрасную в ее развитии, прекрасную в ее завершенной форме. Он рассказывает о высшей жизни во всей ее чистоте и всем ее совершенстве".
Тевигга Сутта
Кришна есть воплощение Брахмана, Гаутама Будда – того, что поклонники махаяны назвали Дхармакайей, Этим, Умом, духовной Основой всего бытия. Христианская доктрина воплощения Божества в человеке отличается от доктрин Индии и Дальнего Востока тем, что утверждает возможность существования только одного единственного аватары.
То, что мы делаем, в значительной степени зависит от того, что мы думаем. И если то, что мы делаем, есть зло, то имеются все эмпирические основания предположить, что наш образ мышления неадекватен материальной, умственной или духовной реальности. Из-за веры христиан в существование одного единственного аватары, история христианства была в значительно большей степени омрачена кровавыми крестовыми походами, религиозными войнами, преследованиями инакомыслящих и пропагандой империализма, чем история индуизма и буддизма. Да, на Востоке, точно так же, как и на Западе, абсурдные доктрины идолопоклонства, провозглашавшие полубожественность природы государства и его правителя, вынуждали народы вести бесчисленные политические войны. Но по причине того, что восточные народы не верили в одно единственное откровение, прозвучавшее в определенный момент времени, а также не верили в полубожественность церкви, как организации, – им и в голову не пришло совершать массовые убийства во имя религиозных убеждений, которыми с таким ужасным постоянством занимались христиане. И если в этом важном вопросе уровень коллективной нравственности Запада был ниже уровня коллективной нравственности Востока, то то же самое, если судить по имеющимся данным, можно сказать и об уровне индивидуальной святости и индивидуальной нравственности. Если яблоко действительно падает недалеко от яблони, то уход христианства от норм Вечной Философии с философской точки зрения кажется совершенно не имеющим оправдания.
Логос выбирается из вечности во время с одной единственной целью – помочь существам, плотскую форму которых он приобретает, выбраться из времени в вечность. Если появление Аватары на сцене истории и имеет огромное значение, то только потому, что он указывает на средства, с помощью которых человеческие существа могут вырваться из оков истории. А будучи "проводником" благодати и божественной энергии, он сам, в сущности, и является этими средствами. Автор Четвертого Евангелия утверждает, что Слово стало плотью, но в другом месте он добавляет, что плоть не приносит никакой пользы – то есть, никакой пользы сама по себе, но, конечно, – большую пользу как средство единения с трансцендентным и имманентным Духом. В этом контексте очень интересно проследить за развитием буддизма. В своей книге "Буддистский Китай" Р.И.Джонстон пишет: "Пользуясь различными формами религиозного или мистического воображения, махаяна выражает универсальные истины,в то время, как хинаяна не может освободиться от господства исторических фактов". По словам выдающегося востоковеда Ананды Кумарасвами "махаянист знает, что исторические факты не имеют никакого религиозного значения" (точно также, как прочитавший вишнуитские священные книги поклонник Кришны знает, что Кришна Лила – это не история, а процесс, вечно разворачивающийся в человеческом сердце). За исключением тех случаев, добавим мы, когда они указывают на средства – близкие ли, далекие, политические, нравственные, духовные (или сами являются этими средствами), с помощью которых человек может освободиться от эгоизма и временного порядка.
Мистики Запада приложили определенные усилия к тому, чтобы освободить христианство от достойной сожаления рабской зависимости от исторического факта. (Или, если быть более точными, от той смеси сохранившихся исторических данных с последующими предположениями и домыслами, которая в разные эпохи воспринималась как исторический факт.) Из текстов Экхарта, Таулера, Рейсбрука, Бёме, Вильяма Ло и квакеров можно было бы извлечь более духовное и более универсальное христианство. ибо они повествуют не об истории, какой она была. или какой она должна была быть с точки зрения последующих поколений, а о "процессе, вечно разворачивающемся в сердце человека". Но, к сожалению, влияние мистиков никогда не было настолько сильным, чтобы оказаться способным вызывать на Западе "махаянистскую" революцию. Невзирая на мистиков, христианство продолжало оставаться религией, в которой чистая Вечная Философия была погребена под более или менее толстым слоем фанатичного преклонения перед событиями и вещами во времени, воспринимавшимися не как средство, а как цель, изначально священная и поистине божественная. Более того, сделанные на протяжении веков дописки к истории стали самым бесстыдным образом толковаться, как часть истории, и это обстоятельство дало мощное оружие протестантам и рационалистам. Насколько же мудрее было бы признать тот неоспоримый факт, что когда суровость Христа Судии была без необходимости преувеличена, мужчины и женщины почувствовали потребность персонифицировать божественное сострадание в новой форме, в результате чего особое значение получил образ Девы – "посредницы" между людьми и посредником. Точно так же буддисты считали, что исторический Шакьямуни с его доктриной о сосредоточенности, разборчивости и полном умерщвлении "я", как основных средств освобождения, был слишком суровым и слишком большим интеллектуалом. В результате любовь и сострадание, которые Шакьямуни также проповедовал, были персонифицированы в таких Буддах, как Амида и Майтрейя, – божественных существах, не имевших никакого отношения к истории, поскольку их временная жизнь происходила либо в далеком прошлом, либо в далеком будущем. Здесь можно заметить, что огромное количество Будд и Бодхисатв, о котором говорят теологи махаяны, соизмеримо с обширностью их космологии. С их точки зрения, время не имеет начала, а бесчисленные вселенные, в каждой из которых обитают всевозможные разумные существа, рождаются, развиваются, загнивают и умирают только для того, чтобы все начать сначала, – и так до тех пор, пока не будет достигнута непостижимо далекая высшая точка, в которой абсолютно все разумные существа в абсолютно всех вселенных сумеют освободиться от времени и перейти в вечное Это или Состояние Будды. Эта космологическая основа буддизма близка к картине мира, нарисованной современными астрономами, и в особенности к тому ее варианту, который представлен в недавно обнародованной теории Вайшакера об образовании планет. Если гипотеза Вайшакера верна, то создание планетной системы является обычным эпизодом в жизни любой звезды. Только в одной нашей галактике имеется сорок тысяч миллионов звезд, а помимо нашей галактики существует еще бесконечное количество других галактик. И если (а у нас нет иного выбора, кроме как поверить в это предположение) управляющие сознанием духовные законы одинаковы для всей планеты, вероятно, поддерживающей жизнь вселенной, то в ней, конечно же, имеется достаточно места для бесчисленных искупляющих воплощений Этого, на блистающих сонмах которых махаянисты так любят сосредоточивать свои мысли. Более того, вселенная испытывает отчаянную потребность в этих воплощениях.
Со своей стороны, я думаю, что главная причина, по которой невидимый Бог стал видимым во плоти и завел беседу с людьми, заключается в Его желании привести плотских людей, способных только на плотскую любовь, к более здоровой любви к Его плоти, а потом, мало-помалу, – к духовной любви.
Св. Бернар
Доктрина святого Бернара о "плотской любви к Христу" была великолепно подытожена профессором Этьеном Жильсоном в его книге "Мистическая Теология святого Бернара".
Осознание "я" уже переросло в социальную любовь к ближнему, к страдальцу, а сейчас перерастает в плотскую любовь к Христу, примеру сострадания, который принял Муку во имя нашего спасения. Вот именно это место в мистицизме цистерцианцев и заняли размышления о видимой Человечности Христа. Это всего лишь начало, но начало абсолютно необходимое... Разумеется, любовь к ближнему по самой сути своей духовна, и такая любовь является абсолютной с первого же момента своего возникновения. Она будет слишком сильно зависеть от чувств до тех пор, пока мы не научимся благоразумно использовать ее, как нечто, что должно быть превзойдено. Выражаясь подобным образом, Бернар попросту закодировал свое учение, порожденное его ощущениями; ибо с его слов мы знаем, что до своего "обращения" он активно предавался чувственной любви. Позднее он стал воспринимать ее, как первую ступень своего восхождения. Это не значит, что он забыл этот вид любви, он просто добавил к нему другой, который перевесил первый, как рациональное и духовное перевешивает плотское. Тем не менее, это основание является и вершиной.
Эту чувственную страсть к Христу святой Бернар всегда представлял как любовь относительно низкого порядка исключительно по причине ее чувственной природы, ибо любовь к ближнему по самой сути своей абсолютно духовна. Именно в силу духовной энергии любви к ближнему душа получит возможность непосредственно соединиться с Богом, который является чистым духом. Более того. Воплощение следует рассматривать, как одно из последствий греховности человека. Так что любовь к Личности Христа непосредственно связана с историей грехопадения, в котором не было никакой нужды, и которого вообще не должно было быть. Далее святой Бернар неоднократно замечает, что эта страсть в одиночку не выживет и должна быть поддержана тем, что он называет "наукой". Он приводит примеры ловушек, в которые может попасть даже самая непоколебимая вера, если она не сочетается с разумной теологией и не управляется ею.
Разве могут многочисленные фантастические теории об искуплении грехов, "привитые" христианской доктрине о божественном воплощении, считаться незаменимыми элементами "разумной теологии"? Мне трудно представить, чтобы кто-нибудь, изучивший их историю в том виде, в каком она изложена, скажем, автором Послания к Евреям, Афанасием и Августином, Ансельмом и Лютером, Кальвином и Гроцием, может с уверенностью дать на этот вопрос утвердительный ответ. В контексте данной книги достаточно будет привлечь внимание к одной из самых горьких усмешек истории. Евангельскому Христу правоведы, в сравнении с остальными общественными группами, казались наиболее далекими от Небесного Царства, наиболее неспособными воспринять Реальность. Хуже них были только богачи. Но христианская теология, особенно на Западе, была порождена разумом, пропитанным иудейской и римской юридической мыслью. Есть слишком много примеров того, как непосредственные озарения аватары и геоцентрического святого преобразовывались в логическую систему не философами, а краснобаями-адвокатами и склонными к метафизике правоведами. Почему так невероятно трудно решить проблему, которую аббат Джон Чепмен называет "проблемой примирения (а не просто соединения) мистицизма и христианства"? Да потому, что римское и протестантское мышление было в огромной степени сформировано теми самыми правоведами, которых Христос считал совершенно неспособными понять истинную Природу Вещей. "Аббат (Чепмен явно имеет ввиду аббата Мармиона) называет св. Иоанна Креста губкой, впитавшей в себя христианство. Вы можете выжать из губки все христианство, и в ней останется полноценная мистическая теория (иными словами чистая Вечная Философия). В результате в течение примерно пятнадцати лет я ненавидел св. Иоанна Креста и называл его буддистом. Я любил святую Терезу и снова и снова читал ее писания. Она была прежде всего христианкой, а уже потом мистиком. А потом я понял, что зря потерял пятнадцать лет, читая не те молитвы".
Задумайтесь над смыслом двух изречений Христа. Первое:
"Ни один человек не придет к Отцу, не став мною", – то есть, не прожив мою жизнь. Второе: "Ни один человек не станет мною, если того не пожелает Отец", – то есть, человек не сможет жить моей жизнью и следовать за мною, если его на это путь не увлечет мой Отец, а именно, Простое и Совершенное Добро, о котором святой Павел говорит: "Когда настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится".
Teologia Germanica
Иначе говоря, прежде чем станет возможной отождествление с Отцом, должно иметь место подражание Христу; а чтобы идея подражания земному поведению воплощенного Божества пришла кому-либо в голову, должно иметь место истинное тождество или сходство земного духа и Бога, который есть Дух. Христианские теологи говорят о возможности "обожествления", но отрицают тождественность духовной Реальности и человеческого духа. Почитатели Вед, махаяны, а также суфии считают земной дух и Дух одной и той же субстанцией. Атман – это Брахман. Это – ты.
Непросветленные Будды ничем не отличаются от обычных существ: обычные существа, достигнув просветления, становятся Буддами.
Хуй Нэн
Значит, любое человеческое существо может стать аватаром, но не только благодаря своим усилиям, а и по воле Божьей. Человеческому существу нужно указать путь и нужно помочь ему божьей милостью. Мужчин и женщин нужно научить, им нужно помочь. И потому божество принимает форму обычного человеческого существа, которое должно заслужить спасение и просветление так, как это предписано божественной Природой Вещей, – а, именно, любовью к ближнему, полным умерщвлением "я" и абсолютной сосредоточенностью сознания. Достигнув просветления, аватара может указать путь к нему другим людям и помочь им стать теми, кем они уже потенциально являются. Tel qu 'en Lui-meme en fin l'eternite le change.* И, разумеется, вечность, преобразующая нас в Нас, – это не простое ощущение жизни после смерти тела. Никакого ощущения вневременной реальности не будет, если нет такого же или сходного знания о существующем во времени материальном мире. Своими наставлениями и своим примером аватара учит, что обретение трансформирующего знания – возможно, и все разумные существа способны на это, и что, рано или поздно, так или иначе, все они это знание обретут.
* Такой, что в нем самом покоится вечность изменений (фр.) – Прим. ред.