ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Драгоценное Царство Божие было отгорожено от души временем, многообразием, ее собственными трудами, или, ненадолго, ее творческой природой. Душа сумеет открыть в себе Царство Божие в такой степени, в какой она сумеет отделиться от многообразия. В Царстве Божьем душа и Божество являются единым целым.
Экхарт
"Наше царствие уходит" – это обязательное и неизбежное следствие того, что "Твое царствие приходит". Ибо, чем больше "я", тем меньше Бога. Божественная вечная полноценная жизнь достанется только тем, кто осознанно расстался с раздираемой противоречиями жизнью страстей, корысти, эгоцентрического мышления, эгоцентрических чувств, желаний и действий. Укрощение страстей или осознанное умерщвление "я" с бескомпромиссной твердостью пропагандировалось каноническими книгами христианства, индуизма, буддизма, больших и малых религий, а также геоцентрическими святыми и духовными реформаторами, которые не только толковали принципы Вечной Философии, но и жили в соответствии с ними. Но подобный "отказ от своего "я" не считается (по крайней мере людьми, знающими о чем они говорят) концом пути. Он является просто инструментом, незаменимым средством достижения цели. По словам человека, цитаты из произведений которого мы уже не раз приводили в предыдущих главах, всем нам необходимо "узнать истинную природу и ценность любого самоотречения и укрощения страстей".
Что до их природы, то, сами по себе, они не содержат ни добра, ни святости, не способствуют по-настоящему нашей канонизации, не питают по-настоящему Божественную Жизнь в наших душах, не обладают очищающей силой. Их единственная ценность заключается в том, что они устраняют препятствия на дороге к святости, сокрушают барьеры между нами и Богом и прокладывают путь в наши души очищающему Божьему духу. который только он один может вдохнуть Божественную Жизнь в наши души или подарить им мельчайшую частичку истинной святости или духовной жизни... Теперь понятно, почему многие люди не только ничего не приобрели, но даже многое потеряли в результате укрощения страстей. Они неправильно поняли природу и ценность этого укрощения. Они практиковали его ради него самого, как вещи. ценной самой по себе. Они решили, что оно является истинной частью святости и потому остановились на нем и не пошли дальше, зато очень выросли в собственных глазах благодаря своим успехам в укрощении страстей. В результате они стали самоуверенными, угрюмыми, суровыми судьями всех тех, кто не достиг таких же успехов. В результате самоотречение привело их к тому же. к чему других людей приводит следование страстям: оно воздвигло барьер между Богом и их душами. И вместо того, чтобы по-настоящему умертвить свое "я", они только укрепили его царствие.
Вильям Ло
Искоренение и истребление страстей есть добро, но не абсолютное: обретение Мудрости – вот абсолютное добро. Когда это время наступит, все люди запоют.
Филон
Мой личный опыт мне подсказывает: что натура человека, живущего в соответствии с религиозными принципами, но неверно толкующего молитвы и другие вещи. связующие душу с Богом, – становится гораздо хуже. чем она могла быть, если бы он жил по мирским законам. Ибо гордыня и эгоизм, укоренившиеся в душе из-за греха, способны безмерно укрепиться, благодаря религии, если душа встала не на тот путь. что ведет к знанию и истинному смирению. Ибо я вижу. как в результате метаний и противоречий воли. которых нельзя избежать ни в одной религиозной общине, сердце превращается в камень. И смягчить его может только настоящая молитва, посредством которой душа тянется к Богу и учится у Него истинному смирению.
Гертруда Мор
Однажды, когда я жаловалась что мне приходится есть мясо и не каяться, мне сказали: иногда желание каяться содержит в себе больше эгоизма, чем сам грех.
Святая Тереза
Тот факт, что укротившие свои страсти люди в некотором отношении хуже тех, кто своим страстям потворствует, – не раз находил отражение в истории, художественной литературе и описательной психологии. Например, пуританин может исповедовать все основные добродетели: благоразумие, стойкость, выдержку и целомудрие – и при этом оставаться очень плохим человеком. Ибо слишком часто эти его добродетели сопровождаются, а по сути причинно связаны с такими грехами, как гордыня, зависть, хронический гнев, неприязнь, иногда доходящая до самой настоящей жестокости. Ошибочно принимая средства за цель, пуританин вообразил себя святым на основании своей способности к стоическому воздержанию. Но стоическое воздержание есть не что иное, как возвышение более почтенной стороны "эго" за счет его менее почтенной стороны. А святость, напротив, есть полное отрицание отдельного "я", как его достойных, так и недостойных аспектов, и подчинение воли Богу. Чем больше человек привязан к таким понятиям, как "Я", "меня", "мое", тем меньше он способен обрести знание, объединяющее его с божественной Основой. Укрощение страстей должно быть доведено до уровня отрешенности или (по выражению святого Франциска Сальского) "святого безразличия"; в противном случае, оно просто переведет своеволие в другое русло, причем своеволие от этого может не только не уменьшиться, но даже увеличиться. Как это всегда и бывает, лучшие люди, развратившись. становятся худшими. Разница между укротившим свои страсти, но по-прежнему горделивым и сосредоточенным на самом себе стоиком и отчаянным гедонистом заключается в следующем: последний, будучи слабохарактерным, ленивым и в душе стыдящимся самого себя человеком, не имеет ни энергии, ни мотивов, чтобы причинить вред кому-нибудь или чему-нибудь еще, кроме своего тела, ума и духа. Первый, в силу того, что он обладает всеми вторичными достоинствами и смотрит свысока на тех, кто не похож на него, морально готов и вполне способен причинить вред в самом большом масштабе и без всяких угрызений совести. Это очевидные факты. И все же, в современном религиозном жаргоне слово "аморальный" обозначает исключительно человека, невоздержанного в плотских удовольствиях. В то же время, люди вполне респектабельные, но алчные, честолюбивые, жестокие, скрывающие дикую жажду власти за соответствующей идеологической ширмой, не только не подвергаются осуждению, а считаются образцами добродетели.
Представители организованных церквей начинают создавать нимбы вокруг голов людей, которые делают все, что в их силах, чтобы разжечь очередную войну или революцию, и продолжают причитать по поводу того, что наш мир пребывает в таком плачевном состоянии.
Вопреки тому, что воображают многие люди, – укрощение страстей не представляет собой, прежде всего, суровый образ жизни в физическом отношении. Возможно, что определенные лица при определенных обстоятельствах смогут достичь главной цели человека при помощи суровых физических самоограничений. Однако, в большинстве случаев, аскетизм такого рода ведет не к освобождению, а к чему-то совершенно другому, – развитию "психических" способностей. Умение добиться удовлетворения молитвы-просьбы, дар целителя, способность заглядывать в будущее или в ум другого человека, – вот качества, которые, похоже, зачастую имеют некую причинную связь с постами, бдениями и самоистязаниями. Большинство великих теоцентрических святых и духовных учителей признавало существование сверхъестественных способностей, но только для того, чтобы высказать сожаление по этому поводу. Они говорили: мнение, будто эти "сиддхи", как называли таких людей индусы, имеют что-то общее с освобождением, – является опасной иллюзией. Штучки такого рода либо не имеют отношения к главной цели жизни, либо (если они слишком ценятся и им уделяется слишком много внимания) являются препятствием на пути духовного развития. И это не единственный отрицательный аспект физического аскетизма. Крайние его формы могут оказаться опасными для здоровья, – а человеку с ослабленным здоровьем очень трудно постоянно совершать усилия, необходимые в духовной жизни. А поскольку физический аскетизм – дело трудное, болезненное и, вообще, очень бросающееся в глаза, – он является постоянным искушением для людей тщеславных, стремящихся к установлению всякого рода рекордов. "Когда ты подвергал себя физическим страданиям, ты был велик, ты вызывал восхищение". Так пишет Сузо о своих личных ощущениях, которые привели его, как за много столетий до него и Гаутаму Будду, к отказу от умерщвления плоти. А святая Тереза замечает, что налагать на себя великую епитимью гораздо легче, чем терпеливо, с любовью и смирением выносить обычные тяготы повседневной семейной жизни, что, впрочем, не помешало ей, до самого последнего ее дня, подвергать себя самым жестоким самоистязаниям. (Мы не можем знать, действительно ли эти страдания помогли ей в обретении знания, объединяющего ее с Богом, или она их ценила и практиковала для тех психических способностей, которые они помогали развивать.)
Наш дорогой святой (Франциск Сальский) не одобрял тех. кто безудержно постится. Он говаривал, что дух перекормленное тело не выносит, а в недоедающем не задерживается.
Жан Пьер Камю
Если воля, получая какое-либо удовольствие от чувственного объекта, летит на крыльях этого удовольствия к Богу, или чувственный объект вызывает в ней желание молиться, – тогда она не должна пренебрегать чувственным объектом. она должна использовать его в таких святых целях. Ибо чувственный объект в таких условиях делает то, ради чего его создал Бог, а именно – дает возможность лучше узнать и больше полюбить Его.
Св. Иоанн Креста
Тот, кто не сознает свободы духа среди чувственных объектов – вещей, которые должны вызывать желание молиться, и чья воля опирается на них и питается ими, – тот должен воздержаться от их употребления: ибо для него они – препятствие на дороге к Богу.
Св. Иоанн Креста
Один человек может сказать, что он не способен поститься: но может ли он сказать, что не способен любить Бога? Другой может заявить, что он не способен сохранить девственность или продать все свое имущество, чтобы раздать деньги бедным: но может ли он сказать мне. что не способен любить своих врагов? Нужно всего лишь заглянуть в собственное сердце: ибо Бог не просит у нас того. за чем следует отправляться в дальние края.
Св. Иероним
Любой, кто желает поступать именно так, может более чем успешно практиковать укрощение страстей в условиях обычной повседневной жизни и при этом даже не прибегать к суровым физическим самоограничениям. Мы приведем правила, составленные для Гертруды Мор автором "Священной Мудрости".
Во-первых, она должна делать все то. что ей положено делать по любому закону, – человеческому или Божьему. Во-вторых, она не должна совершать поступков, запрещенных человеческими или Божьими законами, или же Божественным вдохновением. В-третьих, она должна терпеливо и с самоотречением преодолевать все препятствия, сооруженные на пути ее воли рукой Божьей. Таковыми, например, являются скука, искушение, физическое увечье, болезнь и немощь, потеря друга и потребность в уюте. Все эти страдания следует выносить терпеливо, вне зависимости от того, посланы они Богом или Его созданиями... Такого укрощения страстей вполне достаточно для Дамы Гертруды или любой другой души, а укрощения иного рода не следует советовать, так как нет в нем никакой нужды ни для кого.
Августин Бейкер
Подводя итог, можно сказать: лучшим результатом укрощения страстей является отказ от своеволия, корысти, эгоцентрических мышления, желания и воображения. Крайние формы физического аскетизма вряд ли дадут такой результат. А вот смиренное отношение к тому, что случается с нами в ходе нашей повседневной жизни (за исключением, разумеется, наших грехов) скорее всего дадут желаемый эффект. Если человек претворяет в жизнь специфические методы самоотречения, то они должны быть неброскими, безопасными для здоровья и лишены духа соревнования. Например, что касается диеты, то большинство людей посчитает истинным укрощением страстей отказ от продуктов, которые эксперты по питанию объявили вредными. А что касается отношений между людьми, то самоотречение должно здесь принять формы не показушного смирения, а сдержанности в речах и поступках, – отказ от недоброжелательных или легкомысленных речей (что, на практике, означает отказ от пятидесяти процентов обычных разговоров) и умение вести себя спокойно и бодро, когда внешние обстоятельства или состояние здоровья могут вызвать тревогу, угрюмость или излишнее возбуждение.
Когда человек любит ближнего своего ради того, чтобы вновь родиться на небесах или ради славы, или ради награды, или из страха, – то такая любовь не может привести к полному успеху.
Сутра о Понимании и Защите Дхармы
Когда князь Вен Ван посещал Цан, он увидел старого рыбака. Но старик не занимался настоящей рыбной ловлей, ибо удил не для того, чтобы поймать рыбу. а просто из удовольствия. Вен Ван захотел сделать его членом своего правительства, но боялся, что его министры, дяди и братья будут возражать. С другой стороны, он не мог вынести мысли, что если он даст старику уйти. то другие люди не смогут увидеть столь прекрасный пример.
Чжуан-цзы
Боже, если я поклоняюсь Тебе из страха перед адом, то сожги меня в аду. И если я поклоняюсь Тебе в надежде попасть в Рай, то изгони меня из Рая; но если я поклоняюсь Тебе ради Тебя самого, то не скрывай от меня Твоей вечной Красоты.
Рабиа
Рабиа, святая-суфий, говорит, мыслит и чувствует категориями благочестивого теизма; буддийский теолог – категориями безликого нравственного Закона; китайский философ, с характерным для этих людей юмором – категориями политики. Но все они настаивают на необходимости отказа от корысти – и настаивают так же сильно, как настаивает Христос в своем обращении к Фарисеям, которых он критикует за эгоцентрическую набожность; как настаивает Кришна из "Бхагавад Гиты", когда он приказывает Арджуне выполнять его долг перед Богом, не ожидая награды и не опасаясь наказания.
Святого Игнатия Лойолу однажды спросили, что бы он почувствовал, если бы Папа стал подавлять Общество Иисуса. Он ответил:
– Я бы четверть часа молился, а потом об этом вообще не думал.
Вероятно, это самая трудная форма укрощения страстей – достичь "святого равнодушия" к временным успехам или неудачам в том деле, которому человек отдает все свои силы. Человек добился триумфа – хорошо, потерпел поражение – тоже хорошо, хотя ограниченному и закрепощенному временем уму совершенно непостижима полезность поражения.
Под человеком, лишенным страстей, я понимаю человека, который не позволяет ни добру, ни злу разрушить его внутреннее хозяйство, а подстраивается под то, что произошло, и не прибавляет его к сумме своей смертности.
Чжуан-Цзы
Готовность к единению с Богом не означает, что душа должна каким-то образом понимать, осязать, воображать или чувствовать на вкус природу Бога или какой-либо вещи; душа должна пребывать в той чистоте и той любви, которые являются абсолютной отрешенностью от всех вещей, за исключением Бога.
Св. Иоанн Креста
Тщеславие всегда порождает беспокойство и не приносит никакой пользы. Даже если весь мир и все вещи в нем пришли в смятение, беспокойство по этому поводу есть тщеславие.
Св. Иоанн Креста
Своей заботы достаточно не только для каждого дня, но и для каждого места. Возбужденное отношение к событиям, на которые мы не в состоянии повлиять, потому что они либо еще не произошли, либо происходят слишком далеко от нас, – есть не что иное, как заражение ожидаемым или удаленным от нас злом, которое становится предметом нашего беспокойства. Слушать четыре-пять раз в день новости и комментарии к ним, читать ежедневные газеты, а также все еженедельные и ежемесячные журналы, – все это называется теперь "проявлять разумный интерес к политике". Св. Иоанн Креста назвал бы это потворством праздному любопытству и культивированием беспокойства ради самого беспокойства.
Я хочу очень немногого, и того, что я действительно хочу. я хочу не очень-то и сильно. У меня почти нет желаний, но если бы мне пришлось родиться заново, я должен был бы вообще их не иметь. Мы не должны ничего просить и ни в чем не отказывать, и. подчинившись воле божественного Провидения. не тратить попусту время на любые желания, за исключением тех. которые являются желаниями Бога.
Снятой Франциск Сальский
Сохрани свой покой.
И вещи смогут сами расти,
Я буду ждать их возвращения.
Все веши расцветут
И вернутся к своему началу.
Это возвращение к корням называется Покоем;
Покой называется покорностью Судьбе;
То, что покорилось Судьбе, является частью вечности:
Познать вечность значит быть просветленным;
Не знать ее – значит слепо совершать зло.Я хотел бы иметь возможность присоединиться к "Отшельникам" (на острове Калди) вместо того, чтобы быть начальником и писать книги. Но, конечно, я не хочу получить то, чего я хочу.
Аббат Джон Чепмен
Мы не должны хотеть ничего, кроме того, что происходит в данный момент, и в то же время, мы должны постоянно распространять добро.
Святая Екатерина Женевская
Прогресс в деле укрощения страстей, как и прогресс в большинстве других сфер жизни, – это скольжение по лезвию ножа. С одной стороны притаилась Сцилла эгоцентрического аскетизма, а с другой – Харибда блаженного наплевательства. Святое безразличие, пропагандируемое толкователями вечной Философии, не является ни стоицизмом, ни обычной пассивностью. Оно представляет собой, скорее, активное отречение. Отказ от своеволия означает не то, что волю можно отправить в бессрочный отпуск, а то, что божественная воля может использовать укрощенные ум и тело, как орудия добра. Или, вместе с Кабиром, мы можем сказать, что "правоверным является тот, в чьем сердце соединяются любовь и отстраненность, подобно тому, как смешиваются воды Ганга и Ямуны". До тех пор, пока мы не расстанемся с частными увлечениями, мы не сможем любить Бога всем сердцем и разумом и не сможем испытывать вселенскую любовь ко всем Божьим созданиям во имя самого Бога. Потому Евангелие так сурово и говорит о необходимости отказа от исключительно семейных связей. И если Сыну Человеческому негде приклонить голову, если Татхагата и Бодхисаттва "осознали природу Реальности, ничего при этом не делая", то это только потому, что ум не может заключить в темницу предубеждений и антипатий истинно Божественную любовь, которая, подобно солнцу, одинаково светит и праведникам, и грешникам.
Душа, привязанная к какой-либо вещи, сколько бы добра эта вещь не содержала, никогда не достигнет свободы божественного единения. Какое значение имеет то, что именно мешает птице взлететь – толстая проволока или тонкая нить, если привязь эта крепка: ибо, пока путы не будут разорваны, птица не сможет взлететь. Так и душа, скованная, пусть даже непрочными с виду кандалами человеческих страстей, не сможет проложить себе путь к Богу, пока не разорвет кандалы.
Св. Иоанн Креста
Есть люди, которые лишь недавно освободились от своих грехов и потому по-прежнему являются новичками и учениками, нестойкими и слабыми, хотя они и полны решимости любить Бога... Они любят Господа Нашего и, в то же самое время, они любят огромное количество поверхностных, тщетных и опасных вещей. Хотя они и любят Бога превыше всех вещей, но продолжают получать удовольствие от многих вещей. Богу не угодных. – вроде невоздержанности в речах, одеяниях, жестах и развлечениях.
Св. Франциск Сальский
Есть души, которые добились определенного успеха в божественной любви и отсекли любовь ко всем опасным вещам. И все же они способны на опасную и поверхностную любовь, потому что они действительно любят только то, что хочет Бог. но слишком нежной и страстной любовью... Любовь к родственникам, друзьям и благодетелям угодна Богу. но она может принимать крайние формы: то же самое можно сказать и о нашем призвании, каким бы духовным оно не было: и о нашем благочестии (которое, конечно, мы должны любить очень сильно). Если все вышеназванное мы ставим выше послушания или общего добра, или же считаем его целью, мы не понимаем, что оно является всего лишь средством.
Св. Франциск Сальский
Божественные вещи, коих не сосчитать, могут поместиться только в пустом и одиноком сердце.
Св. Иоанн Креста
Представим себе человека, переплывающего реку на лодке, и представим себе другую лодку – пустую, которая готова врезаться в эту лодку. В этом случае даже раздражительный человек не выйдет из себя. Но представим себе, что во второй, пустой лодке кто-нибудь есть. Тогда человек в первой лодке крикнет человеку во второй, чтобы тот был поосторожнее. И если тот, второй, не услышит предупреждение с первого раза. или даже на третий раз. тогда неизбежно последует поток ругательств. В первом случае гнева не было, во втором – был. потому что в первом случае вторая лодка была пуста, а во втором случае в ней сидел человек. Что верно для лодки, то верно и для человека. Если бы он только был способен пройти по жизни порожняком, кто был бы в состоянии причинить ему вред?
Чжуан-цзы
Когда сердце скорбит о потерях, дух радуется приобретениям.
Афоризм неизвестного суфия
Только расставшись с эгоцентрической жизнью, мы сохраняем скрытую дотоле жизнь, которая в духовной части нашего бытия, объединяет нас с божественной Основой. Эта новообретенная жизнь "более изобильна", чем та, что была прежде, и стоит на другой, более высокой ступени. Обретение этой жизни есть уход в вечность, есть освобождение, которое есть красота. Так и должно быть; ибо для Брахмана, который един с Атманом, это не только Бытие и Знание, но и Блаженство, а окончательным плодом Духа после Любви и Покоя – является Радость. Укрощение страстей – болезненный процесс, но эта боль является одним из предварительных условий обретения благодати. Это духовное ощущение иногда неправильно понимается из-за языка, которым оно описывается. Так, когда Христос говорит о том, что в Царство Небесное смогут войти лишь те, кто подобен малым детям, – мы можем забыть (настолько трогательны образы, вызванные этой простой фразой), что человек не может стать похожим на ребенка, если только он не пройдет чрезвычайно суровый и напряженный курс самоотречения. На практике повеление стать подобным малому ребенку равносильно повелению расстаться с жизнью. В прекрасном отрывке из произведения Трахерна, процитированном нами в главе "Бог в Мире", ясно сказано, что никто не может познать сотворенную Природу во всей ее изначально священной красоте, если прежде всего не забыть грязные методы взрослого человечества. Если смотреть на вселенную сквозь очки корысти, стекла в которых имеют цвет навоза, – то вся вселенная покажется просто навозной кучей. А если такие очки носить достаточно долго и они прирастут к глазам, то процесс "очищения врат восприятия", по крайней мере, на первых стадиях духовной жизни, может быть болезненным, как хирургическая операция. Правда, впоследствии даже самоотречение может преисполниться радостью Духа. В этой связи очень уместно привести отрывок из произведения четырнадцатого века "Масштаб Совершенства".
Многие люди обладают такими добродетелями, как смирение, терпение и любовь к ближнему только потому, что того требуют их разум и воля. и не находят в этих добродетелях никакого духовного наслаждения. Ибо зачастую человек следует этим добродетелям с трудом, горечью и ворчанием, и только потому, что его разум боится Бога. Эти добродетели навязаны человеку его разумом и волей, но он не любит их. Но когда, по милости Иисуса и при помощи духовных и телесных упражнений, разум превратится в свет, а воля – в любовь, он начинает искренне любить эти добродетели. Ибо он так долго грыз горькую кору или скорлупу ореха, что, в конце концов, она треснула, и он добрался до ядра. Добродетели, которым поначалу было так трудно следовать, теперь превратились в чистое наслаждение.
Уолтер Хилтон
До тех пор, пока я являюсь тем или этим. или обладаю тем или этим. я не являюсь всем и не владею всем. Очищайся до тех пор, пока ты перестанешь быть тем или этим. и перестанешь владеть тем или этим. Тогда ты – вездесущ и, не будучи ни тем, ни этим, ты – это все.
Экхарт
Это драматичное утверждение Экхарта очень часто повторяется исследователями духовной жизни. Только когда мы перестанем зацикливаться на таких понятиях, как "Я", "меня", "мое", мы станем истинными хозяевами мира, в котором живем. Все принадлежит нам, если, конечно, мы ничто не считаем своей собственностью. И все принадлежит не только нам; оно также принадлежит всем остальным.
Истинная любовь тем отличается от вашей грешной плоти,
Что, разделив ее, с собой не унесете.
Полный коммунизм может наступить только при наличии определенных плодов духа и, до некоторой степени, разума, и только тогда, когда мужчины и женщины смогут обладать этими плодами в состоянии отстраненности и самоотречения. Следует заметить, что определенный уровень укрощения страстей является обязательным предварительным условием даже для обычной творческой работы интеллекта и эстетического вкуса, а также для наслаждения плодами этой работы. Человек, выбирающий себе профессию художника, философа или ученого, зачастую, выбирает себе жизнь, полную бедности и неоплачиваемого тяжкого труда. Но это отнюдь не единственное испытание, которому он должен себя подвергнуть. Когда художник смотрит на мир, он должен отказаться от обычной человеческой тенденции смотреть на вещи с корыстной и утилитарной точки зрения. Философ-критик должен укротить свой здравый смысл, а исследователь должен упрямо сопротивляться искушению мыслить стандартно и упрощенно, и научиться покорно следовать за таинственным Фактом. И то, что истинно для творцов, истинно и для потребителей плодов их труда. То, что такого рода укрощение страстей, является делом нешуточным, неоднократно подтверждалось в истории. Например, можно вспомнить об укротившем свой интеллект Сократе и о чаше с ядом, которую, в благодарность за это, ему поднесли не укротившие свои страсти сограждане. Можно вспомнить о тех героических усилиях, которые приложили Галилей и его современники для того, чтобы разрушить аристотелевы штампы; и о не менее героических усилиях, которые в наше время требуются от любого ученого, убежденного, что во вселенной есть еще многое помимо того, что было обнаружено с помощью освященных временем рецептов Декарта. Такого рода укрощение страстей вознаграждается обретением определенного состояния сознания, соответствующего на низшем уровне духовной красоте. Художнику – а философ и ученый тоже являются художниками – знакомо блаженство эстетического созерцания, открытия и отстраненного обладания. Плоды работы интеллекта, эмоций и воображения – истинные плоды; но они не являются абсолютным добром, и если мы воспринимаем их, как самоцель, мы впадаем в идолопоклонство. Укрощение воли, желаний и деятельности – это еще не все; должно также иметь место и укрощение познания, мышления, чувств и фантазии.
Интеллектуальные способности человека в результате его Падения находятся в гораздо более худшем состоянии, чем его животные устремления, и требуют гораздо большего самоотречения. И когда несчастный падший человек удовлетворяет запросы своей воли, своего понимания и своего воображения, и вроде бы обогащает и облагораживает их с помощью драгоценных знаний, почерпнутых из чтения беллетристики, – то они могут помочь ему понять Христа с таким же успехом, с каким искусство приготовления пищи. хорошо изученное знатоком Евангелия, поможет ему понять дух христианского воздержания и применить это воздержание на практике.
Вильям Ло
Поскольку слово "культура" – немецкое и пишется через "К" (Kultur, по-английски – culture), то во время Первой Мировой Войны оно подвергалось насмешливому презрению. Сейчас все переменилось. В России Литература, Изобразительное Искусство и Наука стали новой гуманистической святой Троицей. Но Советский Союз – это не единственная страна, в которой существует культ Культуры. На культуру молится большинство интеллектуалов и в странах капиталистической демократии. Умные, прошедшие огонь и воду журналисты, которые пишут обо всем со снисходительным цинизмом людей, знающих все о Боге, Человеке и Вселенной, и видящих насквозь всю абсурдную тщету мира, буквально заходятся от восторга, когда речь идет о культуре. С энтузиазмом, который в данных условиях представляется просто смехотворным, они призывают нас разделить их чисто религиозное отношение к Высокому Искусству, представленному новейшими образцами стенной росписи. Они уверяют, что пока госпожа Икс пишет свои неподражаемые романы, а господин Игрек – свои критические статьи, мир продолжает оставаться разумно устроенным, несмотря на явные признаки обратного. То же чрезмерно восторженное отношение к Культуре, та же вера, что Изобразительное Искусство и Литература являются самоцелью и могут процветать в изоляции от разумной и реалистичной философии жизни, – проникли даже в школы и высшие учебные заведения. Среди "прогрессивных" преподавателей есть немало таких, которые, похоже, думают, что все будет хорошо до тех пор, пока подросткам будет предоставляться возможность "самовыражения", а маленьких детей будут поощрять к "творчеству" на уроках по искусству. Но, увы, пластилин и самовыражение не решат проблем образования. Как не решат их технология, помощь в определении призвания, классическое искусство и серия "Сто Лучших Книг". Приводящиеся ниже критические замечания по поводу образования были сделаны более чем два с половиной столетия тому назад; но сегодня они актуальны так же, как и в семнадцатом веке.
Тот, кто не знает ничего из того, что ему следовало бы знать, думает, что он знает все, не представляя, как оно соотносится с Богом, ангелами и людьми, со всеми земными, небесными и адскими созданиями, со временем и вечностью.
Томас Трахерн
Тем не менее, некоторые вещи тоже были несовершенными (в Оксфорде времен Английской Революции). Там не было преподавателя, который по-настоящему учил бы Счастью. хотя эта наука является королевой всех прочих наук. И все мы относились к этой науке, как к чему-то "чуждому", хотя должны были относиться к ней с восторгом. Мы приобретали знания, но не знали во имя чего. И не зная точно цели, мы ошибочно выбрали средства
Томас Трахерн
В словаре Трахерна "счастье" означает "красота", которая на практике тождественна освобождению, которое, в свою очередь, тождественно знанию, объединяющему нас с Богом, как на небесах нашей души, так и во всем внешнем мире.
Ниже приводится описание укрощения разума, которое должно практиковаться всеми, кто прежде всего озабочен познанием Божества на небесах своей души.
Счастлив тот, кто постоянно уничтожая все образы, сосредоточиваясь на самом себе, и обращая свой разум к Богу, в конце концов, оставляет за собой и забывает все препятствия. Только так, своими обнаженными, чистыми, простыми эмоциями и разумом, он внутренне воздействует на самый чистый и простой объект – Бога. Поэтому знай, что все воздействие на Бога внутри тебя полностью зависит только от этих обнаженных разума, эмоции и воли. Ибо воистину, это воздействие не может быть оказано никаким телесным органом и никаким внешним чувством. Оно может быть оказано только тем, что составляет суть человека – пониманием и любовью. Стало быть, если ты желаешь короткого и безопасного пути к истинному блаженству, тогда с искренним желанием и сосредоточением постоянно очищай сердце и разум. Добавь к этому полное спокойствие и невозмутимость чувств, а также устремление вверх сердечных порывов. Трудись над смирением своего сердца, и, оставаясь непоколебимым и недоступным любым тщетным фантазиям, ты всегда сможешь крепко держаться за Бога внутри себя, настолько крепко, словно душа уже вошла в вечное "сегодня"' – то есть, в состояние божества. Подняться к Богу – значит войти в самого себя. Ибо тот, кто входит в себя и возвышается над собой – тот восходит к Богу. Стало быть, разум должен возвысить себя над самим собой и сказать: "Тот, кто стоит надо всем, что мне нужно, стоит надо всем. что я знаю". Погружаясь в собственную тьму, в это все достаточное добро, разум учится оставаться дома и удерживаясь со всей страстью за это высшее добро внутри него, навсегда закрепляется в нем. Продолжай в этом духе до тех пор, пока ты не станешь неизменным и действительно не обретешь ту истинную жизнь, которая есть Сам Бог, и будешь постоянно, без всякого чередования времени и пространства, пребывать в скрытых от постороннего взгляда тихих владениях Божества.
Альберт Великий (?)
Некоторые люди превыше всего почитают знание и интуицию. Но смотри, тогда процесс познания ценится выше познаваемого: ибо мнимый естественный свет любит свои знания и возможности, которые для него сами по себе являются чем-то большим, чем то, что познается. И если бы только этот мнимый естественный свет мог понять ту простую истину, что, будучи в Боге и правде, он не теряет своих качеств, то есть, он не может потерять себя и все, принадлежащее ему.
Theologia Germanica
Между нравственным поступком и духовным знанием существует прочная взаимосвязь. Бескорыстное поведение открывает доступ к знанию, а доступ к знанию дает возможность и в дальнейшем совершать еще более бескорыстные поступки, которые. в свою очередь, усиливают способность индивидуума к познанию. И так далее, если все идет хорошо и присутствуют бесконечные покорность и послушание. Итог этого процесса отражают несколько строк из Майтри упанишады. Человек совершает праведный поступок (что, конечно, включает в себя истинную сосредоточенность и истинную медитацию) и это дает ему возможность на какое-то мгновение увидеть то "Я", которое лежит в основе его отдельной индивидуальности. Увидев свое "я" как "Я", он становится бескорыстным (и, стало быть, действует бескорыстно), и в силу его бескорыстия его следует считать абсолютным человеком. Это высшая тайна, предвещающая освобождение; благодаря бескорыстию, он не испытывает ни наслаждения, ни боли (иными словами, входит в состояние отрешенности или святого равнодушия) и достигает абсолюта" (или, как говорит Альберт Великий, "становится неизменным и обретает ту истинную жизнь, которая есть Сам Бог").
Если укрощение страстей достигает совершенства, то его наиболее характерным плодом является простота.
Простое сердце любит все самое ценное на земле – мужа или жену. родителя или ребенка, брата или друга – и при этом не теряет своей простоты: внешние вещи не представляют для него никакого интереса, если только они не ведут души в Нему: бахвальство, неестественность, неискренность и фальшь должны покинуть такого человека, подобно тому, как капли росы исчезают под лучами солнца. Человек желает только одного – доставить удовольствие Богу, и потому ему все равно, что говорят и думают другие, так что его слова и действия абсолютно просты и естественны, хотя и только с его точки зрения. Подобная христианская простота есть не что иное, как само совершенство внутренней жизни, она есть Бог, его воля и удовольствие.
Н.Гру
А вот более пространные рассуждения на эту же тему одного из величайших мастеров психологического анализа.
Когда люди говорят о каком-то человеке, что он – "простой", то они, как правило, имеют ввиду глупую, невежественную. доверчивую личность. Но истинная простота – это далеко не глупость, и является почти вершиной. Все хорошие люди восхищаются ей. стараются не грешить против нее, замечают ее в других и знают, что она собой представляет: и все же они не могут дать ей точного определения. Можно сказать, что простота есть честность души. которая исключает эгоизм. Она не тождественна искренности, которая является добродетелью более низкого порядка. Многие искренние люди не отличаются простотой. Они говорят только то, во что они верят. и не бояться показаться такими, какими они являются на самом деле. Но они вечно следят за собой, взвешивают каждое свое слово и мысль, и опасаются сделать слишком много или слишком мало. Они не чувствуют себя свободно в присутствии других людей, а окружающие не чувствуют себя свободно в их присутствии. В этих людях нет ничего легкого, естественного, откровенного или свободного. Возникает ощущение, что лучше иметь дело с людьми менее достойными, но не такими чопорными. Увлеченность внешним миром и полное пренебрежение миром внутренним есть слепота человека, занятого только тем, что приятно и осязаемо, и которая диаметрально противоположна простоте. Другой крайностью является полная погруженность в свои мысли, чему бы они не были посвящены – Богу или человеку, и в результате человек становится замкнутым, тщеславным, самоуверенным, неприязненно относящимся ко всему, что может нарушить его внутреннее спокойствие. Подобная фальшивая мудрость, несмотря на внешнюю солидность, не менее пуста, чем легкомыслие тех, кто с головой погружается в мирские удовольствия. Одного человека опьяняет окружающая среда, другого – воображаемая внутренняя работа; и тот. и другой – пьяны, но второй находится в худшем положении, поскольку, у него сложилось обманчивое представление о своей мудрости и он не пытается излечиться. Истинная простота одинаково далека и от бездумия, и от фанатизма; душа не зацикливается на внешних обстоятельствах и потому не теряет способности к размышлениям, и в то же время не подвергает себя бесконечным исправлениям, как того требует сосредоточенность исключительно на самом себе. Только та душа, которая смотрит, куда она идет. но не тратит время на обсуждение каждого шага и не оглядывается постоянно назад, обладает истинной простотой. Воистину, подобная простота является великим сокровищем. Как ее можно достичь? Я отдал бы все, что у меня есть, в обмен на нее; она – драгоценная жемчужина Священного Писания. Значит, прежде всего, душа должна отложить все внешние вещи и заглянуть внутрь себя. чтобы узнать свою истинную цель: это вполне правильный и естественный шаг; это всего лишь мудрая любовь к себе самому. которая стремится избежать опьянения внешним миром. Затем, к самосозерцанию, душа должна добавить созерцание Бога, которого она боится. Это – начало пути к истинной мудрости, но душа все еще слишком занята собой: она не удовлетворяется простым страхом перед Богом; она хочет удостовериться, что действительно боится его, и опасается того, что на самом деле она его не боится, то есть. душа бегает по замкнутому кругу сосредоточенности на самой себе. Все эти беспокойные размышления о собственном "я" далеки от покоя и свободы истинной любви: но эта любовь уже видна вдали; душа должна пройти сквозь череду испытаний, ибо если она неожиданно погрузится в состояние покоя, то не будет знать, как им воспользоваться. Третья фаза состоит в том. что душа. прекратив беспокойное самосозерцание, начинает размышлять о Боге и постепенно забывается в Нем. Она переполняется Им и перестает жить самой собой. Такая душа не ослеплена собственными недостатками или безразличием к собственным ошибкам: она осознает их сильнее, чем когда-либо, и усилившийся свет позволяет разглядеть их более отчетливо. но это самопознание исходит от Бога и потому не является ни беспокойным, ни отягощающим.
Фенелон
Какие восхитительно тонкие и точные замечания! И требующие особого внимания, в тщеславном двадцатом веке родилось ничем не обоснованное предположение, что до Фрейда никто ничего не знал о психологии. Но истина состоит в том, что большинство современных психологов понимает человека хуже, чем самые способные из их предшественников. Фенелон и Ларошфуко знали все о таящихся в глубинах подсознания темных силах и прекрасно сознавали, что за вежливой маской слишком часто скрываются похоть и жажда власти. Макиавелли четко разделял "осадок" и "вино", то есть истинные, корыстные мотивы поступков политика, и красивые теории, принципы и идеалы, с помощью которых эти поступки оправдываются и объясняются доверчивой публике. Паскаль, подобно Будде и святому Августину, предельно низко оценивал добродетели и рациональность человека. Но все эти люди, даже Ларошфуко, даже Макиавелли, знали нечто, что психологи двадцатого столетия решили игнорировать – факт тройственной природы человека, состоящей из духа, ума и тела; тот факт, что мы живем на границе двух миров – временного и вечного, физического человеческого мира и божественного; тот факт, что хотя человек сам по себе ничего не представляет, он есть "ничто, окруженное Богом, нуждающееся в Боге, способное обрести Бога и преисполниться Им, если оно того пожелает".
Христианская простота, о которой пишут Гру и Фенелон, тождественна той добродетели, которой так восхищались Лао-цзы и его последователи. По мнению этих китайских мудрецов, все личные грехи и пороки общества объясняются тем фактом, что люди отделили себя от божественного источника и живут в соответствии со своей волей и представлениями, а не в соответствии с Дао (Великим Путем, Логосом, Природой Вещей), который проявляется на каждом плане, начиная с животного мира, и заканчивая духовным. Просветление наступает в том случае, если отказываемся от своеволия и покорно следуем Дао, как во внешнем мире, так и внутри наших тела, ума и духа. Иногда философы-даосы пишут так, словно они верят в "Благородного Дикаря" Руссо и (будучи китайцами и, стало быть, более озабоченными конкретными и практическими вещами, нежели простыми рассуждениями) обожают описывать методы, с помощью которых правители могут упростить сложность цивилизации и уберечь своих подданных от разлагающего воздействия мыслей, чувств и поступков, порожденных человеком и, следовательно, уводящих от Дао. Но правители, на которых возложена задача зашиты народных масс, сами должны быть мудрецами; а чтобы стать мудрецом, человек должен освободиться от всех условностей, сковывающих необновленного духовно взрослого человека, и снова стать ребенком. Ибо истинно живым является только податливое и покорное; всех победит и переживет то, что ко всему приспосабливается, то, что ищет самое незаметное место – не твердую скалу, а воду, которая размывает тысячелетние холмы. Простота и непосредственность идеального мудреца – это плоды укрощения страстей, то есть, укрощения воли и, посредством сосредоточенности и медитации, укрощения ума. Только очень собранный художник может на высшем уровне повторить непосредственный рисунок ребенка, впервые взявшего в руки кисть. Нет ничего сложнее простоты.
– Могу ли я спросить, – сказал Ян Ху, – в чем заключается сердечный пост?
– Развивай единство, – ответил Конфуций. – Ты слушаешь не ушами, но умом: не умом, но душой. Но с помощью ушей прекрати слушать. С помощью ума прекрати его же работу. Тогда душа станет негативным бытием, пассивно реагирующим на внешние обстоятельства. В таком негативном состоянии может пребывать только Дао. И это негативное состояние и есть сердечный пост.
– Тогда, – сказал Ян Ху, – причина, по которой я не могу использовать этот метод, заключается в моей индивидуальности. Если бы я мог применить этот метод, то моя индивидуальность исчезла бы. Ты это понимаешь под негативным состоянием?
– Именно это, – ответил Учитель. – Позволь мне кое-что сказать тебе. Если ты сумеешь войти во дворец этого князя (плохого правителя, которого честолюбивый Ян Ху хотел наставить на путь истинный), не задевая его гордости, если ты будешь радоваться, когда он выслушает тебя. и останешься спокоен, если он не обратит на тебя внимания, если ты не будешь пользоваться научными методами и снадобьями, а будешь просто жить там в состоянии полного равнодушия – ты будешь близок к успеху... Посмотри на это окно. Открывающийся из него вид украшает комнату: но пейзаж остается снаружи. Так и ты, можешь использовать свои глаза и уши для связи со своим внутренним миром, но можешь оставить всю мудрость (расхожую мудрость учебников) за пределами своего ума. Это и есть метод воспроизводства всего творения.
Чжуан-цзы
В этом контексте укрощение страстей может рассматриваться как процесс познания, в ходе которого мы учимся, наконец-то, естественно реагировать на события – реагировать в соответствии с Дао, Этим, Божьей Волей. Заставившие себя покориться божественной Природе Вещей, реагирующие на обстоятельства не с восторгом и отвращением, а с любовью, которая позволяет им непосредственно делать то, что им нравится; имеющие полное основание сказать: "Не я, но Бог во мне" – такие мужчины и женщины сравниваются толкователями Вечной Философии с детьми, дураками, простаками, и даже, как в нижеследующем отрывке, с пьяницами.
Ведь пьяный при падении из повозки, даже очень резком, не разобьется до смерти. Кости и сочленения у него такие же, как и у других людей, а повреждения иные, ибо душа у него целостная. Сел в повозку неосознанно и упал неосознанно. Думы о жизни и смерти, удивление и страх не нашли места в его груди, потому, сталкиваясь с предметом, он не сжимается от страха. Если человек обретает подобную целостность от вина, то какую же целостность должен он обрести от природы. Мудрый человек сливается с природой, поэтому ничто не может ему повредить.
Чжуан-цзы
Только долгим путем послушания и тяжкого труда художник может прийти к непринужденности, непосредственности и мастерству. Зная, что он никогда не сможет ничего создать сам по себе, так сказать, используя только верхние слои своего личного сознания, он покорно подчиняется воздействию "вдохновения", и зная, что материал, с которым он работает, обладает своей собственной природой, которую нельзя игнорировать или насиловать, он превращается в ее терпеливого слугу и, таким образом, обретает полную свободу выражения. Но жизнь – это тоже искусство, и человек, желающий стать хозяином жизни, должен следовать тем же путем, которым живописец, скульптор или любой другой художник приходят к совершенству в своей конкретной сфере.
Повар князя Прекрасномилостливого принялся разделывать тушу быка. Каждый взмах руки и наклон плеча, каждый шаг ноги и сгибания колена сопровождались треском отделяемой от кости кожи, стуком ножа. работа шла в четком ритме, точно танец "В тутовой роще" или "Цзин шоу".
– Ах, как прекрасно! Как совершенно твое мастерство! – воскликнул Прекрасномилостливый. Опустив нож, повар сказал:
– Я, ваш слуга, привержен пути (дао) более, чем своему мастерству! Когда я. ваш слуга, стал впервые разделывать быка, то видел лишь тушу, а через три года перестал замечать животное как единое целое. Теперь же я смотрю на него, а понимаю его разумом, не воспринимаю его органами чувств, а действую лишь разумом. Следуя за естественными волокнами, режу сочленения, прохожу в полости, никогда не рублю то, что слишком твердо, – центральные жилы и связки, а тем более – большие кости.
Хороший повар режет, а поэтому меняет нож раз в год. Посредственный повар рубит, а поэтому меняет нож раз в месяц. Ножу вашего слуги ныне девятнадцать лет, я разделал им много тысяч бычьих туш, а лезвие у него словно только что заострено на точильном камне. Между сочленениями есть щели. а острие ножа не имеет утолщения. Когда вводишь в щель тонкое лезвие, места, где погулять ножу, находятся с избытком. Поэтому и через девятнадцать лет его лезвие словно только что заострено на точильном камне.
Но, несмотря на это, каждый раз, подойдя к сложному сплетению, вижу, как трудно с ним справиться, страшусь и остерегаюсь, не отвожу глаз, веду нож медленно, едва шевеля. И вдруг так быстро заканчиваю разделку, точно рассыпаю ком земли. Подняв нож, я постаю, оглянусь по сторонам, пройдусь в нерешительности и, удовлетворенный, оботру нож и спрячу.
– Отлично! – воскликнул Прекрасномилостливый. – Услышав рассказ повара, я понял, как достичь долголетия.
Чжуан-цзы
Описывая свой Восьмиступенчатый Путь, Будда говорит, что семь ступеней являются обязательными условиями, которые должны быть соблюдены любым человеком, желающим достичь истинного созерцания, которое и является восьмой и последней ступенью. Выполнение этих условий связано со всеобъемлющим укрощением страстей – укрощением воли и интеллекта, желаний и эмоций, мышления, речи, деятельности и, наконец, добычи средств к существованию. Определенные профессии в большей или меньшей степени несовместимы с достижением главной цели человека, а определенные способы получения средств к существованию причиняют столько физического и, прежде всего, нравственного, интеллектуального и духовного вреда, что даже в том случае, если их можно использовать с отстраненным духом (что в принципе невозможно), то и тогда их должен сторониться любой человек, искренне преданный задаче освобождения не только себя, но и других. Толкователи Вечной Философии не довольствуются осуждением преступных занятий, типа содержания публичных домов, фальшивомонетничества, вымогательства и им подобных; они также сторонятся (и советуют это делать другим) и многих способов зарабатывать на жизнь, которые подавляющее большинство людей считает вполне законными. Например, во многих буддистских общинах, производство оружия, спиртных напитков и массовый забой скота (в отличие от современных христианских государств) не вели к богатству, почетным званиям и политическому влиянию; эти виды деятельности вызывали сожаление, поскольку считалось, что люди, которые ими занимаются, затрудняют себе и другим членам своих общин путь к просветлению и освобождению. В средневековой Европе христианам запрещалось зарабатывать себе на жизнь ростовщичеством и спекулятивной торговлей. Тони и другие исследователи указали, что только после Реформации ростовщичество, игра ценными бумагами и товарами и аналогичные способы стрижки купонов превратились в уважаемые виды деятельности и были одобрены церковью.
Для квакеров профессия военного была и остается неправедным образом жизни – ибо война, с их точки зрения, дело антихристианское, и не столько из-за того, что она причиняет страдания, сколько из-за того, что она сеет ненависть, вознаграждает обман и жестокость, заражает целые народы страхом, гневом, гордыней и недоброжелательством. Эти страсти преграждают путь Внутреннему Свету и, стало быть, порождающие их войны, какими бы не были их непосредственные политические результаты, должны считаться крестовыми походами, ведущими мир к полной духовной тьме.
Опыт человечества свидетельствует об опасности составления подробного списка не подлежащих обсуждению наставлений о праведной жизни; опасность этого занятия заключается в том, что большинство людей не видит никаких причин к тому, чтобы быть чрезмерно праведными, и потому реагирует на попытку навязать ему слишком жесткий кодекс поведения лицемерием или открыть неповиновением. Например, христианская традиция разграничивает правила, обязательные для всех и каждого, и советы по достижению совершенства, обязательные к исполнению только теми, кто чувствует себя способным на полный уход из мирской жизни. Правила включают в себя обычный кодекс нравственного поведения и заповеди возлюбить Бога всем сердцем и умом, и возлюбить ближнего своего, как себя самого. Некоторые из тех, кто всерьез пытается выполнять эту последнюю и основную заповедь, обнаруживают, что они не могут искренне выполнять ее, если только не будут следовать советам по достижению совершенства и не разорвут все связи с миром. Тем не менее, мужчинам и женщинам совершенно не обязательно давать обет безбрачия, продавать все свое имущество и раздавать деньги бедным для того, чтобы достигнуть этого "совершенства", которое является освобождающим обретением знания, единящего их с Богом. Фактическая бедность (отсутствие денег) далеко не всегда является эмоциональной бедностью (равнодушием к деньгам). Человек может быть беден, но постоянно думать о вещах, которые можно купить за деньги, может быть полон желаний, зависти и горькой жалости к самому себе. А у другого человека может быть много денег, но он совершенно не будет цепляться ни за сами деньги, ни за вещи, власть и привилегии, которые на эти деньги можно купить. "Евангельская бедность" является сочетанием фактической бедности с бедностью эмоциональной; но люди, которые не являются фактически бедными, вполне способны на бедность эмоциональную. Отсюда можно сделать вывод, что праведная жизнь не укладывается в рамки общепринятого кодекса нравственного поведения и является сугубо личным делом. Встающие перед каждым индивидуумом проблемы и соответствующий способ их разрешения зависят от уровня знаний, нравственности и духовности, достигнутого каждой конкретной личностью. Именно поэтому универсальные правила праведного поведения могут быть сформулированы только в самом общем виде. "Вот три мои сокровища, – говорит Лао-цзы. – Охраняй и береги их! Первое – это жалость, второе – умеренность, третье – нежелание считать себя самым умным". И когда незнакомец просит Иисуса разрешить спор о наследстве между ним и его братом, Иисус отказывается (поскольку ему не известны обстоятельства дела) быть судьей и просто произносит общую фразу о вреде алчности.
Однажды Гадзан поучал своих последователей: "Правы те, кто осуждает убийство и хочет спасти жизнь любого разумного существа. Даже защита животных и насекомых есть доброе дело. Но что можно сказать о тех людях, которые убивают время, уничтожают богатство и разрушают экономику общества? Мы не должны забывать о них. Опять же. что можно сказать о том. кто проповедует без просветления? Он убивает буддизм".
Из книги "Сто одна история Дзэн"
Однажды благородный Ибрагим, сидя на троне,
Услышал грохот, вопли и
Тяжелые шаги на крыше своего дворца.
Он задался вопросом: "Чьи это тяжелые ступни?"
Он крикнул из окна: "Кто это ходит там?"
Охрана, полная смущения, склонила головы, сказав:
"Мы это, – и в поисках мы сбились с ног".
Он вопросил: "Чего вы ищите?"
Они ответили: "Верблюдов наших".
Он вопросил: "Да кто ж верблюдов ищет там. на крыше?"
Они ответили: "Мы следуем примеру того,
Кто ищет единства с Богом, но при этом занимает трон".Джалаладдин Руми
Из всех социальных, нравственных и духовных проблем, самой острой, постоянной и трудно поддающейся разрешению является проблема власти. Жажда власти не является плотским грехом, и потому, в отличие от чревоугодия, невоздержанности и похоти, покидающих усталое или пресыщенное тело, она никуда не исчезает. В данном случае, аппетит действительно приходит во время еды, и жажда власти может проявляться бесконечно, невзирая на болезнь или усталость. Более того, общество устроено так, что, чем выше поднимается человек по лестнице политической, экономической или религиозной иерархии, тем больше ему предоставляется возможностей употреблять свою власть. Но восхождение по иерархической лестнице – это, как правило, медленный процесс, и честолюбцы редко достигают вершины в еще относительно молодом возрасте. Властолюбец, по мере своего старения и по мере появления у него все новых возможностей удовлетворения своей страсти, испытывает все большее количество еще более сильных искушений. В этом смысле он совершенно не похож на неуемного любителя плотских наслаждений. Последний может и не захотеть расставаться со своими грехами, но с возрастом он обнаружит, что его грехи расстаются с ним; а вот первый не расстанется со своим грехом и его грех не расстанется с ним. Старость, вместо того, чтобы принести властолюбцу благословенное избавление от страсти, только обостряет ее, предоставляя возможность удовлетворять свои желания в большем масштабе и чрезвычайно экстравагантным способом. Вот почему, по словам Актона, "все великие – плохие люди". А потому стоит ли нам удивляться, что действия политиков, предпринятые не для общего блага, а исключительно, или, по крайней мере, в значительной степени, ради удовлетворения жажды власти, слишком часто оказываются вредными или даже совершенно катастрофическими?
"L'etat c'est moi",* – сказал тиран; и это, конечно же, верно не только для автократа, стоящего на вершине пирамиды, но и для всех членов правящего меньшинства, с чьей помощью он правит, и которые являются истинными повелителями нации. Более того, до тех пор, пока политика удовлетворения жажды власти правящего класса является успешной, и до тех пор, пока цена успеха не слишком велика, даже сами массы подданных могут считать себя государством – огромной и великолепной проекцией изначально ничтожного эго индивидуума. Средний человек, так же. как и великий, может косвенно удовлетворить свою жажду власти посредством действий империалистического государства; разница между средним и великим человеком не принципиальна, и заключается только в масштабе.
* "Государство это я" (фр.). Слова принадлежат Людовику XIV. – Прим. ред.
Не существует никакого безотказного способа контроля за политическими проявлениями жажды власти. Поскольку власть по своей сути является вещью, способной к бесконечному расширению, обуздать ее может только столкновение с другой властью. Поэтому любое общество, которое ценит свободу, в том смысле, чтобы им управляли по закону, а не в соответствии с классовыми или личными интересами, должно позаботиться о разделении власти. Единство нации означает, что вся нация находится на службе у одного человека и поддерживающей его олигархии. Организованная и сбалансированная разъели ценность является обязательным условием свободы. Оппозиция Ее Величества – это самые верные подданные Ее Величества, поскольку они являются самой полезной частью любого свободолюбивого общества. Более того, поскольку жажда власти есть вещь чисто умственная и, в силу этого, ненасытная и неприступная для болезней или старости, любое свободное общество не должно позволять своим правителям слишком долго находиться у руля. Монашеский картезианский орден, который "не нужно реформировать, потому что его никогда не деформировали", своим долгим иммунитетом от развращения властью обязан тому, что его аббаты избираются всего лишь на один год. В древнем Риме считалось, что количество свободы находится в обратной зависимости от длины срока пребывания магистрата у власти. Правила контроля за жаждой власти очень легко сформулировать, но, как показывает история, очень трудно провести в жизнь. Особенно это трудно сделать в такие времена, как наши, когда освященная временем политическая машина устарела из-за быстрых технологических перемен и превосходный принцип организованной и сбалансированной разъединенное требует воплощения в новых и более подходящих институтах.
Актон, эрудированный католический историк, придерживался того мнения, что все великие – плохие люди; Руми, персидский поэт и мистик, считал, что искать единения с Богом и в то же время сидеть на троне так же бессмысленно, как искать верблюдов на крыше дворца. Несколько более оптимистично высказывался по этому поводу святой Франциск Сальский, взгляды которого донес до нас его друг, молодой епископ Беллийский.
– Отче, – сказал я однажды, – могут ли люди, сидящие в высоких кабинетах, практиковаться в добродетели послушания?
Франциск Сальский ответил: "Они имеют для этого гораздо больше возможностей, чем их подчиненные".
И поскольку я не понял его ответа, он продолжил: "Те, кто обязан слушаться, как правило, слушаются только своего начальника... Но те, кто сами являются начальниками, имеют гораздо больше возможностей для послушания, даже тогда, когда они отдают приказы; ибо, если они помнят, что это Бог возвысил их над другими людьми и дал им ту власть, которую они имеют, то они применяют власть в соответствии с Божьими заветами и в силу этого, даже отдавая приказы, они подчиняются. Более того, нет такого властелина, у которого не было бы наставника по вопросам сознания и души. Но есть еще и высший уровень послушания, на который могут подняться все властелины и наставники, уровень, о котором говорит святой Павел: "Хотя я и не подчиняюсь ни одному человеку, я сделал себя слугой всех людей". Именно посредством такого вселенского послушания всем людям мы и становимся "всем для всех"; и служа всем, во имя Господа Нашего, мы всех считаем своими повелителями".
Я запомнил это правило и часто наблюдал, что Франциск Сальский относился ко всем приходившим к нему людям, даже самым незначительным, так, словно он был их слугой; он никогда никого не отталкивал, никогда не отказывался вступить в беседу, говорить сам или слушать, никогда не проявлял ни малейшего признака усталости, нетерпения или раздражения, каким бы назойливым или незваным не был его гость. Тем, кто спрашивал его, почему он так разбазаривает свое время, он неизменно отвечал: "На то воля Божья; Он от меня того требует; могу ли я просить большего? Когда я занимаюсь этим, от меня не требуется делать ничего другого. Святой Волей Божьей должны светиться все наши деяния; а все остальное просто суета".
Жан Пьер Камю
Что ж, мы видим, что и "великий человек" может быть хорошим – даже настолько хорошим, что оказывается способным овладеть знанием, единящим его с божественной Основой – если, конечно, употребляя власть, он выполняет два условия. Во-первых, он должен отказаться от всех личных преимуществ, которые дает ему власть, и должен упражняться в терпении и сосредоточенности, без которых не может быть любви ни к Богу, ни к человеку. И, во-вторых, он должен понять, что данная ему волею случая власть не дает ему духовного авторитета, которым обладают только те живые или мертвые провидцы, которые достигли прямого погружения в Природу Вещей. Общество, глава которого свихнулся настолько, что вообразил себя пророком, обречено на гибель. Жизнеспособным обществом является то, в котором достойные видеть, указывают необходимые цели, а облеченные властью уважают авторитет провидцев и прислушиваются к их советам. По крайней мере в теории это хорошо понимали в Индии и до начала эпохи Реформации в Европе, где "не было такого властелина, у которого не было бы духовного наставника по вопросам сознания и души". К сожалению, церковь попыталась найти золотую середину – соединить духовный авторитет с бренной властью, осуществляемой либо непосредственно на троне, либо в его тени. Но духовным авторитетом могут обладать только люди абсолютно бескорыстные, намерения которых остаются вне всяких подозрений. Церковная организация могла называть себя Мистическим Телом Христа; но если ее прелаты являются рабовладельцами и повелителями государств, как это было в прошлом, или если церковная организация является крупным капиталистом, как это происходит сейчас, тогда никакие титулы, какими бы почетными они не были. не могут скрыть того факта, что высказывая какое-либо суждение, эта организация выступает, как заинтересованная сторона в определенном политическом или экономическом процессе. Да, в вопросах, не связанных со бренной властью организации, индивидуальные церковники могут быть, и, собственно, являются абсолютно бескорыстными, и, соответственно, обладают подлинным духовным авторитетом. Святой Филипп Нери – хороший тому пример. Не обладая никакой бренной властью, он оказывал глубокое воздействие на Европу шестнадцатого века. Если бы не это влияние, то попытки Тридентского собора реформировать римско-католическую церковь изнутри вряд ли увенчались бы серьезным успехом.
Сколько великих людей, на самом деле, выполнили или готовы выполнить условия, которые делают власть безвредной, как для правителя, так и для подданных? Если не учитывать святых, то эта проблема оказалась неразрешимой. И поскольку истинное самоуправление возможно только в очень малых группах, сообщества национального и сверхнационального масштаба всегда будут управляться олигархическими меньшинствами, члены которых получали власть благодаря своей жажде власти. Это означает, что проблема власти, будет существовать вечно, и поскольку разрешить ее могут только люди типа Франциска Сальского, она всегда будет доставлять неприятности. А это, в свою очередь, значит, что мы не можем надеяться на то, что большие сообщества будущего будут лучше больших сообществ прошлого в краткий период их расцвета.