ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Вникни в свои мысли и чувства...
там живет всемогущий властелин,
неизвестный мудрец, имя которому – самость.
Фридрих Ницше
Истина всегда там, где труднее.
Фридрих Ницше
Если пересечь границу между Северной Каролиной и Вирджинией, можно попасть на трассу, проходящую вдоль большой болотистой низины, которая носит довольно звучное название: "Великая Непроходимая Топь"; местные жители называют ее короче – просто "Большая Топь". Довольно интересно ехать на машине по скоростной трассе, проложенной через трясину, источающую миазмы, но ни один человек, по крайне мере, из моих знакомых, не захотел остановиться на обочине. Некоторые читатели этой книги, наверное, подумают: "Да, но как же нам избежать этой трясины?" Прекрасно понимая суть этого вопроса, я призываю читателей вернуться к началу книги и прочитать ее заново.
Дело в том, что когда нас затягивает в эту трясину, а время от времени это происходит, мы фактически лишены выбора. Нам хотелось бы верить, что при нравственной и честной жизни нас обязательно ждет спасение. Но вспомним Иова и послание Екклезиаста. Нет морального договора, который мы могли бы заключить с Вселенной. Мы, "исполнители"108, можем вписать в этот договор все свои тайные надежды и чаяния, но "заказчик" отказывается подписываться под этими тайными помыслами. Мы можем также думать о том, что, честно и тщательно проанализировав нашу жизнь, мы покорим высокую вершину и построим на ней замок. Однако мы убеждаемся в тщетности наших героических усилий и, несмотря на них, скатываемся вниз, в хорошо знакомую нам трясину. Великие ритмы природы, смена времен года, приливы и отливы, судьба и рок, а также ритмичные изменения, происходящие в нашей психике, – все это влияет на нас гораздо больше, чем усилия воли.
Психологическое развитие действительно может дать определенный инсайт, некую коррекцию поведения, а иногда – и мудрость. Но осознание происходит гораздо скорее при периодическом погружении в трясину, а затем – в процессе работы над собой, когда мы увидим, что лишь выстрадав испытания, посланные нам жизнью, мы можем обнаружить смысл, скрытый в глубине трясины. Но, конечно же, самый серьезный ущерб, который мы можем себе причинить, – это приговорить себя остаться в глубине омута, будто пребывание там имеет для нас первостепенное значение, словно мы знаем, что нам с ним делать.
Пребывая в состоянии тревоги, я могу еще больше ее усилить, если стану строго себя осуждать или, что еще хуже, заражать своей тревогой окружающих, делясь с ними мрачными предчувствиями и обвиняя себя во всех грехах. Человек, идентифицирующийся со своей травмой, продолжает пребывать в состоянии тупика. "Я человек неполноценный, так как испытываю приступы тревоги. Так всегда было и будет. Я ни на что не годен, и у меня нет никакой надежды на исцеление".
Подобные мысли очень характерны для детства, – настолько легко нас может уязвить мнение окружающих, а потому в любом из нас глубоко сидит эта заноза – "мысль о зависимости". Став взрослыми, мы вынуждены осознать, что такие состояния наступают независимо от нашей воли или сознательных намерений, что они преходящи и совершенно неизбежны. А главное, что их можно "держать при себе" и вместе с тем преуспевать в жизни. Если я испытываю тревогу, значит, я испытываю тревогу. Я по-прежнему живу своей жизнью, решаю свои задачи. Уолт Уитмен сказал: "Разве я себе противоречу? Хорошо, я себе противоречу. Значит, я такой сложный и разносторонний"109. И так считаем мы все.
Чем скорее у меня сформируется такое убеждение, тем меньше я причиню ущерба своему ощущению Я. Многие люди чувствуют свою "особость" из-за того, что они пережили в глубине омута, не подозревая о том, что их соседи пережили нечто подобное. Некоторое время спустя, внутренне смирившись со своим периодическим погружением в "глубоководный мир", мы сможем расширить мир своей души и охватить полярности жизни; это и называется мудростью. Мудрость приходит через ассимиляцию страданий, которая развивает личность и создает простор для человеческой души.
В описании комплексов, которое приведено выше, отмечалось, что их можно сравнить с поведением людей с расщепленной психикой, а также с психосоматическими состояниями, обусловленными расщеплением индивидуальной истории человека и содержащими аффективную энергию, которая в любой момент может вылиться в бессознательное, рефлекторное поведение. Можно немало огорчиться, увидев, как много наших мыслей и поступков обусловлено нашим ранним развитием и не подконтрольно нашему сознанию. Осознавая такие внутренние проблемы, жить непросто. Как старая кляча на мельнице, освобожденная от хомута, мы по-прежнему будем тоскливо и безостановочно брести по кругу. Различие между нами и ломовой лошадью заключается в нашей способности к воображению. Как мы уже видели, каждому комплексу свойственно расщепленное мировоззрение (Weltanschauung). Мы обретаем его, находясь во власти комплекса, т.е. под воздействием активизированного энергетического кластера. Это мировоззрение определяется нашим прошлым; оно всегда ограничено первичными травматическими отношениями и побуждает нас видеть мир в искаженном виде. Рабочая кляча продолжает брести по кругу, ибо не может избежать ограничений, порожденных ее прошлым, не в состоянии порвать эту связь. Ее воображаемые ограничения – это ее рок, а ее рок ограничивает ее призвание. Так же и мы, ограниченные своими комплексами, постоянно воспроизводим свои прошлые модели поведения, пока максимально не расширим свой кругозор и не "преобразим" себя.
Вот что пишет Ницше в книге "Так говорил Заратустра":
Человек – это канат, натянутый между животным и сверхчеловеком, – канат над пропастью.
Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка. В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель110.
"Животное" у нас внутри – это ломовая лошадь инстинкта и слепого подчинения внешним обстоятельствам. "Сверхчеловек" – метафора развитой личности, которую использует Ницше, метафора вышедшей на простор души, преодолевшей все ограничения, наложенные на нее природой или индивидуальной историей. Парадоксально, что мы являемся одновременно и натянутым канатом, и пропастью. Пропасть – это, с одной стороны, – наш всепоглощающий экзистенциальный страх, а с другой, – ужасная свобода, которую мы воплощаем. Свобода "ужасна", так как внушает нам страх перед началом нашего странствия. Поэт Антонио Мачадо сказал об этом так:
Есть всего четыре вещи,
Которые бесполезны в открытом море:
Руль, якорь, весла –
И страх пойти ко дну111.
Наверное, ужасно идти по канату над пропастью, но мы находимся именно там, а потому у нас нет времени посмотреть вниз и отпрянуть назад или же остановиться на полпути. Ступив на канат над пропастью, мы вышли в запредельное, хотим мы того или нет. Мы уже оказались там. Как заметил Паскаль, поздно решать, надо плыть нам или нет, если шхуна уже мчится на всех парусах112.
Балансирование на канате над пропастью, о котором пишет Ницше, – это аналог того "преодоления", которое я имею в виду. "Преодолеть" – это не только оказаться в "подвешенном состоянии" и вдыхать гнилой воздух болота, хотя это тоже возможно; это значит раскрыть свою личность, идентифицируясь с задачей, скрытой в каждом состоянии омута. Рассматривая человека как "дерзающего", Ницше имеет в виду обновленное ощущение Я, преодолевшего обусловленные прошлым границы. Рассматривая человека как "погружающегося в глубину", он имеет в виду, что через отмирание ограничений прежнего мировоззрения мы освобождаемся от колеса Иксиона.
Ницше стремился освободиться от ограничений западной культуры и видел это освобождение в радикальном обновлении человеческой личности. Прежде всего это обновление необходимо для того, чтобы человек мог выдержать напор эмоциональной энергии, накопившейся в его жизни. Позади осталась предопределенность, ограниченное мировоззрение, в полной власти которого находимся все мы. Перед нами открывается ужасный путь к свободе – натянутый над пропастью канат. С другой стороны пропасти – простор человеческой души, включающий динамику личной истории, но эта история уже не предопределяет нашу жизнь. Тот канат, на котором мы балансируем, трепеща от ужаса, был создан семейной и культурной традицией. Наше образование, исследование мира, представление об окружающих, а также опыт, накопленный вследствие собственных ошибок, заставляет нас двигаться дальше. Так мы оказались над пропастью, над самой ее серединой, на равном расстоянии от начала и конца пути.
Что тогда значит тот отрезок каната над пропастью, который нам еще предстоит пройти? Это – функция воображения, энергия, необходимая для "преображения" человека: чем длиннее пройденный нами путь, тем больше энергия. Повторяю: никто не может стать свободным, пока не скажет себе: "Я – не то, что со мной случилось, а тот, кем я стал по своему выбору". "Я – это не мои роли, а мой собственный жизненный путь". "Я – это не мой ограниченный опыт, а мои творческие возможности". Такие усилия во время "преображения" не помогут нам полностью избавиться от трясины, зато мы будем в ней меньше вязнуть.
Способность к образному мышлению является для нас решающей, так как в образах сосредоточена энергия. В какой-то степени можно утверждать, что сам комплекс представляет собой имаго, энергетически заряженный образ. Активизируясь, этот энергетический кластер создает наш образ – на соответствующем "фоне" и с характерными для нас реакциями. Такие имаго существуют у нас в теле, в таких соматических состояниях, в которых отражается и полученная эмоциональная травма, и ответный протест. Они содержатся в нашей бессознательной жизни – в этом можно убедиться, изучая материал сновидений, фантазий и активного воображения. Психическая энергия невидима, но психика находит свое воплощение в образах. Следовательно, можно сделать вывод, что комплексы – это исторически сложившиеся имаго, которые, оставаясь неосознанными, оказывают на нас регрессивное воздействие, способствуя проявлению весьма ограниченной совокупности образов. Работа инсайта, страданий, процесса индивидуации направлена на развитие таких психических структур и образов, которые планируют и одухотворяют нашу жизнь независимо от наших сознательных намерений.
Примеры ограничений, обусловленных индивидуальной историей человека, а также опасных навязчивых повторений и настойчивой потребности в развитии воображаемого Я можно найти в следующем клиническом случае.
Роберт, сорокапятилетний бизнес-администратор, вырос в семье с нарциссической матерью и безвольным отцом, пример которого определил для Роберта его цель в жизни – заботиться о женщине, страдающей от болезни. К тому же в детстве Роберт перенес тяжелую операцию на позвоночнике. И пример его отца, и хирургическая операция заставили его ощутить свое полное бессилие перед действием неких могущественных сил. Он не только не мог сделать выбор; он был вдвойне запрограммирован на то, чтобы жить для Другого. Метафорой его восприятия жизни, часто им употребляемой, был образ больничной палаты. Он женился на женщине, имеющей врожденное заболевание, и был вынужден о ней заботиться во время приступов ее болезни. Отношение, которое на первый взгляд можно было принять за сочувствие, на самом деле было пассивной реакцией на внешнее воздействие. Такая реакция была сформирована его индивидуальной историей под воздействием постоянного чувства вины.
В среднем возрасте у Роберта началась серьезная депрессия, отбиравшая у него все силы. Как нам известно, интрапсихическая депрессия свидетельствует о наличии части личности, которая вытесняется в бессознательное и вызывает боль. Всю свою жизнь Роберт подавлял все свои чувства, радость и вдохновение и фактически постоянно пребывал в состоянии "внутренней депрессии". Медленно и не испытывая никаких романтических чувств, он втянулся в любовные отношения с одной сотрудницей, и этот роман повлек за собой неблагоприятные последствия. Роберту пришлось уйти с работы, и это травматическое событие вскоре привело его и к уходу из семьи. Самую острую боль в конце его семейной жизни вызвал бессознательный разрыв его внутреннего договора с матерью, одобренного отцом, – постоянно заботиться о больной жене. Наверное, развод стал для Роберта единственным средством, которое позволило ему расстаться с комплексом, сформировавшимся в раннем детстве.
Через некоторое время, которое ушло на болезненное приспособление к новой жизни, на трудоустройство, на переживание материального кризиса и вины за свой неудачный брак, Роберт вступил в связь с другой женщиной. Теперь будущее казалось ему не таким мрачным и не столь обремененным грузом прошлого. При этом совершенно неожиданно для себя Роберт вновь ощутил возвращение прежней депрессии, которая на время ослабла, но совсем не отступила. Он чувствовал себя уставшим, утратившим надежду начать все снова, а какое-то время спустя поссорился со своей новой подругой, обиделся на нее и решил расстаться и с ней.
Оказалось, что мироощущение, связанное с материнско-отцовским имаго и с его детским бессилием накануне операции, оставались жестко встроенными в психическую структуру Роберта. Вскоре он вступил в близкие отношения с новой подругой, в которых проявлял пассивно-агрессивное поведение, присущее его отцу в отношениях с подавлявшей его женой, – теперь такое поведение стало воспроизводиться как стратегия человека, ощущающего себя бессильным принимать жизнь такой, какая она есть. Его недовольство новой подругой, по-видимому, выбило его из колеи и заставило проститься с надеждами на начало новой жизни. Таким образом, Роберт вновь оказался в прежней трясине, охватившей его профессиональную деятельность, его отношение к женщинам и к самому себе. Иначе говоря, в любой сфере жизни мы сталкиваемся со своими комплексами, ибо они всегда остаются с нами. "Куда б ни полетел, я окажусь в Аду; ведь Ад – я сам".
Как раз в это время Роберт начал терапию. Он чувствовал безнадежность и бессилие, которые, в сущности, были обусловлены его первичным комплексом. Потребовалось время, чтобы он признал свой реактивный перенос материнской власти, которую испытывал в детстве, на свою новую подругу. Это осознание снова вызвало у него депрессию, он снова стал обидчивым и пассивно-агрессивным. А кто бы вел себя иначе, если бы попал в то же самое болото? И у Роберта существовал перенос своего бессилия испуганного ребенка на решение мучительной задачи своего возвращения в деловой мир.
В то время, когда Роберт потерял всякую надежду, ему приснился следующий сон:
Я вместе с N (своей подругой). Здесь есть два небольших озерца: одно чистое, другое мутное. Я плаваю во втором. Стоящий поблизости рыбак вытаскивает из мутной воды пять форелей. Я вхожу в мутный пруд и сразу начинаю тонуть, словно меня затягивает в водоворот. Я опускаюсь на глубину шесть футов, затем опрокидываюсь на спину и раскидываю руки в стороны, чтобы не пойти ко дну. Тогда я перестал погружаться и затаил дыхание, ощущая силу, которая тянула меня в глубину омута.
Так как тема этого сновидения – погружение в омут и трясину, она позволяет увидеть полную клиническую картину. В тот момент, когда Роберт старался не утонуть, у него возникло ощущение человека, "ступающего по воде".
Размышляя над образами своего сновидения, Роберт пришел к весьма ценным ассоциациям. Он ходил на рыбалку с отцом и сохранил о ней приятные воспоминания, которые стали связующим звеном в его переживаниях. Он никогда не видел, чтобы в таких грязных прудах водилась форель, так как эта рыба живет в чистой проточной воде; но в его сне рыбак вытаскивал форель именно из грязного пруда. Роберт перенес свой Ад в свои новые отношения. N присутствовала в сновидении, но он не мог к ней приблизиться, а она, в свою очередь, не могла ему помочь разрешить его противоречия. Один пруд был чистым – символ здоровой, исцеляющей встречи с бессознательным, – но в это время Роберт едва не утонул в другом. Его поза, которая у него ассоциировалась с распятием, напомнила ему время пребывания в больничной палате в тугом гипсовом корсете. У него возникла ассоциация с тем самым моментом, когда ему должны были поставить капельницу, пока он в ужасе ожидал, когда его повезут на операцию. Роберт боялся утонуть в этом пруду и еле-еле сохранял равновесие.
Сновидение Роберта – превосходная иллюстрация воздействия первичного комплекса на актуальное состояние человека. Оказавшись перед выбором, он обнаружил, что находится во власти своей старой модели поведения. Он не мог изменить свою жизнь из-за своего ограниченного воображения. Он хотел, чтобы N пришла к нему на помощь и спасла его, но этого не произошло. (Если бы в реальной жизни она это сделала, то обязательно оказалась бы в роли матери, а это было бы совсем не лучшим вариантом; Роберт должен был спасти себя сам.)
По существу, и во сне, и в жизни перед Робертом возникла альтернатива: либо медленно погружаться в трясину, пока не угаснет его дух, либо изо все сил стремиться на поверхность. Более того, в сновидении присутствует образ, символизирующий маскулинную энергию, с которым связан совершенно иной путь к спасению, – этот образ возвращает Роберта к его потребности в поддержке отца. Рыбак может войти в воду и при этом уверенно стоять на дне. Он может извлекать из глубины пруда жизненно важные объекты – рыбу, которой можно питаться, поддерживая свою жизнь. Интересно, что мудрый создатель сновидения знал, что даже в этом гиблом омуте можно поймать живую форель, но это могут сделать те, кто не сидит сложа руки.
Роберт считал, что в этом сне рыболов мог бы достать его на шестифутовой глубине (которая напоминала ему пребывание в могиле на глубине шесть футов) и вытащить его наверх. Но образ мужчины-рыбака символизировал лишь возможность спасения. Роберту следовало приложить усилия, чтобы до него добраться, иначе говоря, превратиться из пассивного, парализованного ужасом, тонущего ребенка в пловца, который может установить контакт со своим внутренним рыбаком, символическим воплощением маскулинности, способным самостоятельно выбраться из болота и избавиться от Иксионовых навязчивых повторений, характерных для поведения его отца. Роберту следовало проделать эту работу, переосмыслить ощущение своего Я и перекинуть через пропасть, имеющуюся внутри каждого из нас, канат нашего мужественного воображения.
Если у нас внутри существует Ад, который мы создаем вследствие навязчивой одержимости, значит, у нас внутри должен находится и Властелин "мира мертвых". Когда Апостол Павел сказал, что он знает добро, но не делает добро, встает вопрос: почему? Христиане могли бы сказать, что мы тяготеем к греху, что мы всегда совершаем худший выбор из-за своего упрямства. Платон и его последователи, богословы XVIII в., а также многие либеральные реформаторы ХIХ-ХХ вв. считали, что мы не делаем добра из-за своего невежества. Если бы мы были более образованы и более сознательны, считают они, то обязательно выбрали бы добро. Другие мыслители, начиная с Ницше и Достоевского и кончая аналитическими психологами, изучают неподконтрольную Эго энергию Тени, которая может соблазнить Эго и вступить с ним в сговор. Иначе говоря, "хорошие" помыслы могут иметь плачевные последствия, или благими намерениями вымощена дорога в Ад.
В Дахау висел огромный плакат, на котором было написано: "Это дорога к свободе. Ее указатели: Покорность, Усердие, Порядок, Чистота, Мудрость, Искренность, а также Дух Самопожертвования и Патриотизм". Поражает способность людей выворачивать наизнанку любые добродетели для достижения любой цели. Что же за дьявол находится у нас внутри, если он творит зло во имя добра?
Исходя из своих функций, дьявол, которого мы ищем, находится у нас внутри: мы везде его носим, а он проявляется в каждом нашем поступке. Этот дьявол – воплощение автономии нашей истории. Юнг заметил, что мы "так же одержимы своей патологией, как были одержимы все ведьмы и охотники на ведьм времен мрачного средневековья. Тогда говорили о дьяволе, сегодня мы называем его неврозом"113. То, что случалось с нами, то, как мы интерпретировали свое ощущение и, осознавая, интериоризировали его, теперь укоренилось у нас внутри и воспроизводит постоянно обновляющийся Ад.
"Ведь сам я – Ад". Пока дьявол остается неизвестным, беспрепятственно верша свои дела в бессознательном, мы будем с ним заодно. Такая сила стала действовать внутри Роберта, навсегда привязав его к матери и к ребенку в гипсовом корсете, тем самым предопределяя его отношения с окружающими. Он не мог прийти к себе, пока не смог узнать и назвать имя своего дьявола, постоянно с ним сталкиваясь в своей борьбе за более полный образ своего Я, в борьбе, продолжавшейся всю жизнь. Именно этот смысл заложен в изречении апостола Павла, когда тот писал в Деяниях Апостолов (26:18), что задача состоит в том, чтобы "Открыть глаза им, чтобы они обратились от тьмы к свету и от власти сатаны к Богу, и верою в Меня получили отпущение грехов и жребий с освещенными". Этот же смысл заложен в следующей цитате из книги Сатиша Кумара:
Разум – очень ненадежное средство. Находясь под контролем, он приносит огромную пользу. Но если контроль над ним утерян, появляются серьезные проблемы. Он превращается в мощный механизм, который порождает миллионы и миллионы проблем, не имея на то никаких оснований! Получается, что сначала мы создаем проблемы, а затем становимся их жертвами. Такова суть борьбы, которую поневоле порождает разум... У меня есть свой собственный ад, источник моих проблем114.
Только человек, достигший определенного уровня зрелости, может признать наличие противоречия, которое заключается в том, что он стал врагом самому себе. По крайней мере, только в среднем возрасте он может осознать необъятность этой возможности. Человеку следует сделать проекции во внешний мир – карьера, отношения с окружающими, социальные роли, – и выстрадать их несовершенство. Ему придется совершить немало ошибок, чтобы увидеть проявление определенной модели своего поведения; ему следует обрести такую силу Эго, чтобы отважиться взглянуть внутрь себя и сделать собственный выбор. Только тогда у него хватит опыта и мужества, чтобы выбирать, различать и преодолевать бессознательные причинные связи, чтобы совершить прорыв к новой жизни.
Хотя человек должен достичь среднего возраста, чтобы достаточно выстрадать и достаточно созреть для вполне сознательных действий, психологический средний возраст неравен реальному физическому возрасту. Человек вступает в конфронтацию со своей индивидуальной историей тогда, когда не может уже этого избежать.
Джулия долго оставалась вдовой и очень болезненно возвращалась к жизни после потери своего спутника. Но гораздо сильнее ее глубокой печали на нее давила задача, связанная с утверждением чувства собственного достоинства и поиском мудрого отношения к жизни. В прошлом Джулия научилась отказываться от своего мнения, если оно не совпадало с мнением ее всемогущего и всезнающего отца. Она искала мужа, обладавшего высоким авторитетом и, наконец, вышла замуж за такого мужчину. Когда ее отец и ее муж ушли из жизни, Джулия ощутила себя покинутой не только этими признанными "авторитетами"; она чувствовала, будто от нее отвернулся весь мир, который стал ей казаться чуждым и враждебным. Кроме того, ей пришлось обратить внимание на свое неизбежное старение, ухудшение здоровья – на призраки своей смертности.
Ее терапия состояла в постепенном оказании ей психологической поддержки и развитии у нее более философского отношения к Вселенной. Под "философским отношением" я имею в виду не когнитивную структуру и даже не религиозную веру – они имеют самостоятельную ценность, – а эмоциональную раскрепощенность. В жизни Джулии доминировал отцовский комплекс. При всей ее внешней мягкости этот комплекс мешал наступлению ее психологической зрелости. Ощущение Я зрелого человека несоизмеримо с ощущением Я маленькой девочки, которая постоянно испытывает потребность в одобрении и защите Папочки. Джулия воплощала в себе пропасть и одновременно – натянутый канат. Вскоре после окончания анализа Джулии приснился сон. Рассказав мне его содержание, Джулия добавила, что сон звучит так, будто она его придумала, но она изложила только то, что ей приснилось.
Я возвращаюсь с прогулки. Обернувшись налево, я вижу очень привлекательный ландшафт из известняка или белого камня. Здесь есть белокаменные горы, белокаменные дороги и даже дома сложены из брусков, внешне напоминающих известняк, как дома в Пуэбло. Это не фешенебельные особняки, но и не трущобы. Кажется, что здесь нет жизни; нет ни зелени, ни разнообразия цветов.
По пути я замечаю, что дорога, по которой я иду, – главная улица города. Я подхожу к выставке: это ярмарка или рынок, где продается все, что угодно... Все присутствующие дружески ко мне относятся и охотно вступают со мной в беседу. Здесь же кресло, на котором сидит огромная собака. Вероятно, она горюет, потеряв своего хозяина; она очень рада, что мы обратили на нее внимание.
Мне кажется, что это белокаменное окружение и ярмарка противостоят всему человеческому. Ярмарка у меня вызвала много эмоций, но все они преходящи. Белый камень, наверное, останется навсегда, но он не несет в себе такого эмоционального заряда, как собака или какие-то исторические реликвии.
Эмоционально окрашенная реакция Джулии на сновидение поражала своим совершенным спокойствием и безусловным принятием. Она чувствовала, что это был "философский" сон, – и судила она не столько по тому, что он ей "сказал", сколько по тому, что он ей "открыл", что она по-новому пережила и в себя впитала. Она быстро осознала существующие во сне полярности, вечный белокаменный город и кипучую ярмарку жизни, которую Йетс назвал "бурлящей клоакой человеческих чувств"115. Скрываясь от своего странствия под мощным и надежным прикрытием папы и мужа, она не жила своей полной жизнью и не рискнула перейти пропасть.
Сон Джулии включает противоположности. Быть в потоке жизни – значит страдать от присущих ей потерь, бродить по ее топким болотам, чтобы обрести величайшую мудрость, позволяющую видеть и саму жизнь, и то, что выходит за ее границы. Казалось, что после этого сна Джулия изменилась; сон дал ей значительно больше, чем общее представление о жизни. Мудрость этой душевной деятельности, внесшей в сновидение напряжение противоположностей, позволила Джулии отойти от прежней жизненной парадигмы и открыть для себя новые, более широкие возможности. Вследствие развития образного представления о своем Я стали значительно богаче возможности ее выбора. Она по-прежнему испытывала печаль и страх и переживала потерю, но теперь она знала, что ее потеря – это не конец: за ней находится белокаменный город.
Незнакомый Джулии поэт Райнер Мария Рильке написал стихотворение о потере, о "белокаменном городе", который появился в его воображении, и об ощущении, которое вызвал этот образ:
Ни звука в ответ,
простор беспросветный.
Звезды моей нет,
все поиски тщетны.
Тысячи лет мертва
звезда моя. Слышу слова
в проплывшем челне,
жуткие были;
дома часы на стене
пробили.
Туда я вернусь?
Из сердца вон я рванусь,
чтобы молиться,
пока небо длится.
Но одна из всех звезд
сохраниться должна.
Думаю, знаю,
где эта одна
звезда; и во мраке бел
этот город, который цел
в небе на самом конце
луча...116
Посреди притоков и оттоков жизненной энергии всегда исчезающее видение белокаменного города посещает лишь тех, кто "преодолел" вязкую топь потерь.
К тем, кто ее "преодолел", приходит такое невыразимое ощущение сладости, которое человек, корчась в адских муках, не может себе даже представить. Я сразу вспомнил Эдипа в Колоне, Йетса в конце жизни и собственный сон, который предшествовал исцелению117. Говорят, что на девяностом году жизни Софокл вернулся к теме Эдипа, трагической истории о жизни человека, который, не ведая, что творит, навлек проклятье на себя и на своих потомков. Когда наступила катастрофа, приговоренный к изгнанию Эдип долгие годы провел в одиночестве и раскаянии. Эти страдания сделали его кротким и смиренным по отношению к богам, и, придя умирать в Колон, он получает от богов прощение и благословение. И тогда слепой, но искупивший свою вину Эдип, который "пережил" и "преодолел", может сказать: "Страданье и скитанье без предела довольным жизнью сделали меня"118. А старый и больной Йетс, вспоминая изломы своей жизни, в 1929 г. приходит к такому выводу:
Нам следует петь и смеяться,
На нас нисходит отовсюду благодать,
И все благословенно, что мы видим119.
Ни один молодой человек не может написать такие строки. Для этого нужно ждать десятилетия и, поставив свою жизнь на карту, встретиться с испытаниями и их преодолеть. Приведенные выше строки завершают длинный текст, в котором Йетс признает все поражения, разочарования и потери, испытанные им в жизни. Здесь нет ни капли поверхностного оптимизма, а лишь углубленная мудрость человека, который большую часть своей жизни находился в гиблом омуте и из смердящих испарений создал свою жизнь и сотворил свою поэзию.
В самый критический момент моей учебной аналитической практики, когда по многим причинам, прежде всего по финансовым, я уже подумывал о том, чтобы прекратить обучение, мне приснился сон, который меня очень глубоко задел. Главный мотив сновидения был такой: я шел вместе со своим сыном Тимом через прекрасный высокий сосновый лес, в котором тогда лежал снег. Тим мне сказал: "Когда ты достаточно пострадаешь и станешь высоким, как эти сосны, то снег станет для тебя благодатью, как манна небесная".
Если снежный покров делает деревья еще красивее, то, конечно, у нас возникает явное ощущение нисходящей благодати. Мой чувственный отклик был следующим: если я смогу выдержать все тяготы жизни, "преодолеть" их, то на меня может снизойти благодать. Мой сын сам по себе был для меня величайшим даром, а также внутренним символом всех моих лучших потенциальных возможностей. Да и само сновидение представляло собой дар, так как сыграло далеко не последнюю роль в моем "преодолении" в самое сложное для меня время.
Нет ничего случайного в том, что, глядя на болото, я обратился к сновидениям и мудрости великих писателей. Те из нас, кто "прислушиваются" к своим снам, знают о том, что в психике происходит активная деятельность, которая резонирует с содержанием сна. С одной стороны, нас влечет в трясину сомнений, отчаяния и в десятки других душевных омутов, с другой стороны, на нас нисходит благодать исцеляющих образов, которые стремятся скомпенсировать, скорректировать и развить сознательную личность. Испытав страдания, мы можем познать более глубокий смысл. Но поскольку невроз, как сказал Юнг, – это страдание, в котором еще не найден смысл, мы не можем ни избавиться от страдания, ни двигаться дальше. Как Рильке и как Джулия, которые увидели вечный белокаменный город, мы можем найти внутреннюю опору для психики в "преодолении" непроходимой трясины.
В качестве примера можно привести другой замечательный сон. В сравнении со многими иными сновидениями он кажется более дидактичным, но сновидица настаивала на том, что она его нисколько не приукрасила. В качестве вступления к нему она написала следующую фразу: "Ощущение – это пьеса, которая разыгрывается одновременно на многих подмостках". Вы можете бродить с места на место и ощущать ее по-разному, но всякий раз получаете только какой-то срез целостного ощущения. Чтобы получить полное ощущение, вам следует сложить вместе все эти срезы.
Сон занимал несколько страниц. Ниже приведены его самые существенные фрагменты:
Я прихожу за минуту до начала спектакля и плюхаюсь в свободное кресло поближе к сцене. Спектакль больше напоминает художественное чтение, чем театральное действие. Можно только слышать, но не видеть, что происходит, хотя есть возможность наблюдать за действием в небольшое отверстие в стене. Я пододвигаюсь ближе, чтобы лучше видеть.
Мне дают много разных программ и критических заметок о пьесе, и я внимательно их просматриваю, раздражаясь, что получила их во время спектакля, а не после него. Мне попадается несколько сценариев, которые помогают понять, какое действие разыгрывается. Возможно, они позволят мне узнать весь смысл спектакля.
На сцене двое мужчин шепотом ведут диалог. У меня появляется чувство, что я наблюдаю что-то глубоко секретное. Я раздражена, потому что не могу слышать всю пьесу целиком. Пытаюсь взять свои вещи и пододвинуться еще ближе к сцене. Меня раздражает, что мне трудно понять пьесу. Тогда я начинаю вспоминать о том, как мало я о ней слышала и что воспринимала ее совершенно по-разному. Если это так, можно собрать разные впечатления и сложить их, чтобы составить полную картину.
Затем нас просят жестами показать игру на скрипке; эта просьба мне кажется глупой и бессмысленной. Что же меня смущает? Внезапно у меня возникает озарение: освободить себе пространство, чтобы сделать что-то еще, совершенно новое, – поэтому наши руки изображают игру на скрипке. Так, теперь я все поняла, я брожу и смотрю спектакль с разных сторон, слушаю его отовсюду и наблюдаю, как смогли совместить все происходящее.
[Сон переходит к другой сцене, где ориентиром для верблюда являются "верблюжьи яйца".]
Верблюжьи яйца упали и раскололись! И в этот самый момент вошел взрослый мужчина, причем он появился с той стороны, куда направлялись мы. Вот это трагедия. Затем я поняла: нет, это не трагедия! (Здесь лишь видимость трагедии.) Яйца привели нас прямо к этой сцене. Теперь в них больше нет необходимости. Мы готовы к новым ориентирам, к новым инсайтам. [Выделено сновидицей.]
Эвелин, женщине, которой приснился этот сон, было пятьдесят восемь лет. Она всегда сознательно стремилась найти собственный путь. Как и все мы, она предпочла бы иметь полную определенность, но не могла ее найти. Она испытала разочарование, пережила весьма болезненный для нее развод; ей нужно было растить детей и ходить на работу, но больше всего ей хотелось жить в ладу с самой собой. Как и все мы, она предпочла бы иметь полную и ясную картину происходящего, причем раз и навсегда.
Как и всем нам, ей приходилось, страдая, собирать по частям то, к чему она стремилась. Как и в сновидении Джулии о белокаменном городе, во сне Эвелин мы присутствуем при раскрытии драмы, но улавливаем в ней лишь какие-то отрывки и фрагменты. При этом у нас нет абсолютной ясности, нам все время что-то мешает видеть, мы не можем ничего до конца понять.
Но Эго сна начинает осознавать, что именно в этом заключается суть спектакля – в его разностороннем восприятии, в постоянном появлении инсайтов, в освобождении места для чего-то нового – и его творческом переложении на мелодию для скрипки. Абсурдность происходящего выходила за рамки осознания Эвелин, хотя женщина ощущала, что таким способом проявлялась ее активность, которая, поначалу показавшись бессмысленной, через какое-то время должна была привести к новым прорывам. Аналогией является состояние медитации. Ничего не происходит, человек томится, испытывая ощущение застоя, затем начинается движение и прорыв.
Эвелин ассоциировала верблюда с "кораблем пустыни", со способностью выживать в длительных переходах, часто совершаемых в пустынных и засушливых районах. В образе яиц воплощен ее нераскрывшийся потенциал. Но большая часть яиц во сне была разбита, что символизировало результат ее прежних безуспешных действий. Эти разбитые яйца символизировали брак, материнскую роль Эвелин, ее прежнюю карьеру, ее зависимость от родителей, сформировавшуюся по принципу: "хочу – обниму, хочу – оттолкну", а также самую разную общественную деятельность. Она сказала, что яйца символизировали для нее "все, что довело ее до этого состояния: все поступки и всю деятельность, которые закончились и больше никогда не будут продолжаться".
Это очень мудрый сон с очень мудрыми выводами. Мы никогда не сможем достичь полной определенности, никогда не увидим полной картины, нам никогда не придется резвиться на заливных лугах. Мы можем лишь смотреть на мир сквозь мутное стекло и видеть лишь его фрагменты. Об этом очень хорошо написал Йетс:
Я сшил своей песне наряд,
Украшенный вышивкой
Из древних сказаний120.
Итак, мы складываем вместе эти ощущения и привносим их в мир. Стремление Эвелин к определенности, ее желание получить целостную картину, ее потребность во внешнем руководстве и авторитете оказались фрустрированными. Но она увидела, зачем ей нужно "преодолеть" трясину. Она осознала, что у нее есть лишь фрагменты – много разбитых яиц, но все в жизни имеет свою ценность и свой смысл. Подобно посетителю белокаменного города, она получила приглашение в Великий Театр, в котором все мы исполняем свои небольшие роли.
Индусы говорят, что мир – это божественная драма. Представление о трансценденции может быть не совсем ясным, но задача интеграции разных взглядов, открытие нового, страдания в духовной пустыне в конечном счете позволяют осознать, что смысл заключается не в прибытии в пункт назначения, а в самом странствии. Такова мудрость "преодолевающего" человека. Ни один молодой человек, стремящийся в жизни сгладить острые углы или избегающий решения задач, вызывающих страдания, не может "преодолеть" и обрести такую мудрость. Как в случае Эдипа и Йетса, эту награду юное Эго будет презирать и никогда ее не постигнет, но этот дар позволяет достичь глубины, зрелости и высокой степени просветления в преклонном возрасте.
Задача, которую пришлось решать Роберту, Джулии, Эвелин, всем нам – та же самая задача, которую в прошлом веке поставил перед человечеством Ницше. Каждый из нас – это "гибель" и "мост" одновременно. Под гибелью имеется в виду стремление Эго к контролю, власти и безопасности. При всей естественности этого желания оно стоит на пути человека к трансформации. Стремление оказаться на мосту порождается детским желанием ухватиться за все, что кажется безопасным, чтобы таким образом избежать перехода в неизвестный мир. Наша лодка так мала, а простор океана так велик. И при этом самые серьезные препятствия связаны с ограничениями, заложенными в индивидуальной истории человека, в ограниченном мироощущении, обусловленном комплексами.
Одна из причин нашего преклонения перед первооткрывателями, исследователями и пионерами во внешнем мире, а также перед теми, кто преодолевает ограниченность человеческого разума или эстетического выражения, заключается в том, что они являются для нас носителями архетипа героя. Именно этот энергетический комплекс, существующий у каждого из нас, в силу своей природы стремится противопоставить себя регрессивному воздействию страха и апатии во имя индивидуации. Если эту функцию исполняет какой-то реальный герой, внутри себя мы ощущаем энергетический резонанс, который точно так же снимает внутренние ограничения, сформированные нашим прошлым. Именно это имел в виду Ницше, говоря о переходе через пропасть по туго натянутому канату. В этом переходе сконцентрирована энергия; наша задача состоит в том, чтобы пойти на риск и сделать шаг вперёд, в открытое пространство. Именно там, в этом пространстве, мы почувствуем себя свободнее, именно там душа ощутит простор, а жизнь приобретет смысл.