Мне показалось, что пока я растворен в солнечном свете, есть только зеленые деревья, колышимые ветром, и если ветер прекратится, их не станет как нет уже меня.
Ощути реальность небытия, призываю себя, боясь, что пройдет текущее состояние, в котором небытие кажется возможным и приемлемым. Пройдет, а я не успею и не образуется во мне остров бесстрашия со спасительной гаванью, в которую пусть я снова и не попаду, но о ней буду помнить так же как помню виденный как-то тайфун, когда дождь не падал, а мчался параллельно земле. Ветер гудел на одной низкой ноте, не оставляя никакой надежды услышать, как падают вырванные с корнем деревья. Они падали бесшумно.
Меня содрогает страх: а вдруг можно в мыслях попасть на остров смерти и от этого взаправду умереть?
Не зря, думаю, недавно приснилось, что я присутствую на собственных похоронах и выпрыгиваю из гроба перед самым входом в церковь.
Я попытался возгордиться испытываемым страхом: может, и впрямь я чуть куда-то не попал, если мне так страшно?
Я вспомнил, что самоубийство считается грехом, и решил, что пора взять Библию, нашу Главную Книгу, и попробовать ее перечитать со свежей мыслью, что мы потомки динозавров.
Потому что вот я: запах сирени мне приятен зубастая пасть страшна. Это пока жив. И все? И больше ничего?
Захотелось возразить:
Не-ет, именно так и сказать протяжно, чтобы "нет" звучало как просьба: пусть дряхлеет плоть, для Бога ты всегда ребенок.
И вдруг я понял, что меня никто не слышит.
"Сочувствия не стало" оказывается, если честно, такого я не в силах даже представить: единственное, с чем остаешься, это разве что скрывающее маску страха лицо социального игрока.
Не это ли Предел?
Следует ли говорить, как неуютно Свободной Воле у Предела?
Вопрос риторичен, поскольку именно тут я собираюсь побродить.