ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Обратим внимание на два находящихся во взаимном противоречии факта: с одной стороны, субъективность и ограниченность самовосприятия, с другой – интуиция внутренней самобесконечности. Во-первых, человек обнаруживает внутри себя только то, к чему готов он сам, что он готов воспринять и принять. Поверхностный человек, не имеющий цельности внутреннего мира, сформированного мировоззрения, не осознающий своих мотивов, даже не испытывает интереса к себе (типичный юнговский экстраверт). Не осознавая глубины своего внутреннего мира, такой человек объясняет свои поступки исключительно внешними обстоятельствами, оправдывает себя. Существует немало исследований, посвященных таинственному процессу "принятия вины" (напр., Бубер, 1994). Оказывается, этот акт требует "пересмотра себя", признания в себе глубинных процессов, не замеченных ранее поверхностным самоощущением. Поэтому признание вины часто становится вехой совершенствования человека (эта тема глубоко раскрывается в творчестве Ф.М.Достоевского). Не случайно христианские подвижники, достигшие высочайших ступеней нравственного совершенства, ощущали себя виновными за все зло в мире (см., напр., архимандрит Софроний, 1995). Вот небольшой пример. Известно, что человек в сновидении может сделать то, чего никогда не делал в действительности. Духовная практика Православия свидетельствует о том, что сновидения лишь обнаруживают то, что затаилось в душе, и борьба с грехом идет до тех пор, пока он не будет изгнан из глубины души, "из сердца" (Попов, 1903). Введение понятия "сердца" в число категорий психологии изменяет представление о внутренней жизни человека. Она перестает быть "плоскостной". Может быть, персонологические конструкты западной психологии отражают специфику самовосприятия человека европейской цивилизации, а потому ложатся на нашу почву лишь по мере нашей европеизации?
Во-вторых, зрелый человек обнаруживает внутри себя бесконечность, неисчерпаемость. Если попытаться выразить это в схеме рефлексивного пространства, то внутренний мир человека будет организован из нескольких рефлексивных уровней, слоев (см. схему №4). Разделяя мир "психических содержаний", доступных самонаблюдению, на три сферы – образов-понятий, эмоций-чувств и желаний-мотивов, – мы обнаруживаем две закономерности: все большее затруднение при их наблюдении по мере углубления в себя, а также все большую нерасчленимость, взаимослияние этих сфер. Если на поверхностном уровне, где наш внутренний мир целиком подвержен влиянию впечатлений, потоку жизни, мы ясно различаем свои мысли, эмоции и желания, то в следующем за ними слое уже иначе: не каждый человек видит и оценивает собственные взгляды, чувства и намерения. Сама их формулировка уже требует некоторого внутреннего напряжения. А ведь за взглядами может стоять целое мировоззрение, за чувствами и намерениями – система ценностей, предпочтений, "направленность" личности. На самой же глубине рефлексивного слоя мы обнаруживаем целостные многоплановые образования, источники самодвижения личности для всех трех вышеназванных сфер: идеалы, святыни, личностные смыслы и жизненную позицию. Важно отметить что они, будучи как бы "маяками" личностного развития, "экстремумами" или "пределами" стремления к бесконечности и совершенству, далеко не всегда подотчетны поверхностному слою самосознания. Иногда человек мучительно ищет и вдруг "открывает" свой идеал. Ощущение "открытия", Откровения является общераспространенным в данной области высших духовных ориентиров.
Схема 4
Можно предположить, что озарение, в особенности творческое и еще более жизненно-смысловое, есть акт усмотрения в сознании того, что уже было в глубине сознания, но еще не стало для него явным, – акт психического приобщения к духовной своей основе. Постоянное ощущение этой глубины, собственной непостижимости и бесконечности, и дает человеку внутреннюю опору, оптимизм, веру и способность находить в себе все новые силы. Наоборот, ощущение своей конечности, узости, ограниченности лишает человека перспективы и внутренней крепости, самой способности надеяться. Не случайно Ф.Е.Василюк, разрабатывая "психологию переживания", пишет о "пространственных" аналогиях смыслового поиска личности, когда для изживания кризиса она должна "подняться" над прежней ситуацией, выйти в новое смысловое "пространство" (Василюк, 1989).
Категория, необходимая для выражения интуиции собственного глубинного пространства, уже была сформулирована в отечественной философии и психологии – это "сверхсознание" (Лодыженский, 1913), названное так в противоположность инстинктивно-аффективному "подсознанию". В отличие от "сверх-Я" (З.Фрейд), здесь имеется в виду не "диктат культурных норм", а глубоко личностная сторона жизни человека, сущностный и интимнейший исток его собственного становления, развития. Ясно, что говорить на языке научно-экспериментальной психологии о содержании принципиально ненаблюдаемой области невозможно. Но, подобно тому, как выделяется сегодня промежуточная сфера психофизиологии, смежная с областью телесной и психической жизни (являющаяся, возможно, "вместилищем" подсознательных психических энергий и животных влечений), так же можно выделить сферу духовно-психической жизни, смежную с сознанием и сверхсознанием человека. Согласно этому, мы выделяем в целостном бытии человека пять уровней (см. схему №5), в котором духовно-психическая жизнь занимает четвертую ступень. Ее уровневое своеобразие состоит в том, что присущие ей акты и состояния почти не открыты свету самосознания, являясь, тем не менее, определяющими для него. Ее содержание составляют ценностно-смысловые реалии. Если феноменология сверхсознательной сферы (сферы "чистого духа"), описанная в работах У.Джеймса, С.Л.Франка, епископа Луки Войно-Ясенецкого, М.Н.Лодыженского, оказывается связанной с экстатическими состояниями, видениями и Откровениями, то акты духовно-психического порядка могут стать, и нередко становятся, предметом психологического изучения.
Схема 5
Среди постигаемых человеческим духом законов есть один, раскрывающийся нам как жизненная задача. В.В.Зеньковский в работе "Проблемы воспитания в свете христианской антропологии" (1930/1993) ставит одну ключевую для психологии проблему: чем определяются акты нашей свободы? По результатам его исследований и размышлений, в человеке обнаруживается "расхождение эмпирического и глубинного Я" (там же, с. 124). Оказывается, наша глубина и внутренняя свобода состоят в том, что "эмпирическое Я", под которым подразумевается непосредственное рефлектирующее самоощущение, не способно определять нашу духовную сферу. Иначе говоря, самосознание не может прямо вмешиваться в сверхсознательную глубину, лишь "глубинное Я" оказывается подлинным субъектом нашей эволюции, жизненного творчества, ценностных устремлений и смысловых поисков, в нем зреют все повороты нашей внутренней жизни8, им, как "интегралом", определяется линия личностного становления.
8 Система психолого-педагогических воззрений В.В.Зеньковского особенно интересна тем, что позволяет объяснить возрастную периодизацию психического развития ребенка с точки зрения созревания его духа, обосновывая существенную необходимость нравственно-смыслового взаимодействия взрослого и ребенка в педагогике (Лихачев, 1995).
Уровневое своеобразие духовной сферы состоит в том, что в ней человек оказывается максимально открытой системой, ибо дух – область синергии, взаимовлияния и взаимопроникновения. Заразительность идеологем, влиятельность общественного мнения, глубина воздействия высоконравственных поступков – примеры того, как легко личностно-духовное становится всеобщим. Можно также предположить, что наследственными являются не только психические задатки, но и родовой дух. Тогда распространенные поверья о "родовой судьбе" или "семейном роке" оказываются отнюдь не беспочвенными фантазиями. Именно такое интуитивное восприятие духа заключено в библейском выражении о кончине человека: "и приложился к народу своему". О том, что наше предположение не случайно, свидетельствуют и методы геополитики, нередко использующей насаждение чуждого идеала или мировоззрения, религиозное и идеологическое диссиденство, с целью расчленения того или иного народа. "Народ" как понятие оказывается здесь не просто неким внешним социальным образованием, а единым духовным организмом, несущим общие смысловые энергии. "Клеткой" такого духовного "организма" можно было бы назвать семью, обладающую ценностно-смысловой устремленностью, формирующую духовные установки личности. Подлинным субъектом воспитания оказывается тогда духовная общность, спаянная единым духовным устремлением, будь то семья, дом, род на ранних этапах развития ребенка, или школьная, студенческая семья – на последующих. В определенной степени сформировавшийся человек избирает себе духовную среду по закону "духовного сродства" – входит в то общество, в котором интуитивно угадывает импонирующие его духу установки и ценности. Таким образом, мы подходим к проблеме личностной позиции.