ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
1. Содержание демонологии
60В отдельных высказываниях Порфирий весьма часто говорит о демонах, которые для него наполняют всю подлунную действительность. Те, которые находятся в вышине, под небом, – это добрые демоны. Он их называет по иудаистическому образцу ангелами и архангелами. При этом иудаистическое происхождение терминологии нисколько не должно нас удивлять, если мы вспомним Филона (ИАЭ VI с. 86-87, 90-91) и Нумения (там же, с. 132-134). Однако, пожалуй, гораздо большее значение для Порфирия имеют злые демоны, обитающие в нижней атмосфере, порочные и завистливые, которые вносят только одно безобразие и в человеческую жизнь вообще и в религиозные обряды и таинства. Порфирий настолько конкретно видит тех и других демонов, что пытается даже изобразить их наружность.
Высшие демоны в своих воздухообразных телах сохраняют "симметрию", то есть являются четко и красиво оформленными, низшие же духи в этом смысле обладают только "несимметричными телами" (De abst. II 39 N.). Заметим, что такое суждение о демонах содержится в трактате Порфирия, который, весьма возможно, был написан после сближения с Плотином; и приведенное сейчас у нас суждение Порфирия о "симметрии" взято нами вовсе не из трактата "О философии из оракулов", который, как сказано у нас выше, некоторые исследователи относят к доплотиновскому периоду Порфирия. Функции высших и низших демонов, понятно, тоже разные. Первые – благодетельны. Они способствуют человеческому благополучию, плодородию почвы; они же – и покровители музыки, гимнастики, врачебного искусства; они же – и покровители городов и государств, будучи, вообще говоря, возвестителями для людей воли божией, а также возносителями и человеческих молитв к богу.
Что же касается низших демонов, то они злы, приносят людям всякий вред и несчастья, болезни, землетрясения, неурожай, чуму, дурные помыслы, являются во всякого рода безобразных видах. Местопребывание злых демонов – подземный мир, где они мучат других и сами мучатся во главе с Плутоном и Сераписом. Судя по всему, Порфирий рекомендует просто не иметь с ними никакого дела. Традиционное колдовство он во всяком случае отрицает и запрещает им пользоваться. Но мантику и магию, вообще говоря, он не отрицает, хотя и признает только умеренное использование их для общения с богом (Euseb. Praep. ev. VI. 4, 2).
Оказывается, что и пророчествовать можно сколько угодно, особенно если пророк вкушает мясо животных, одаренных даром предвидения (De abst. Il 48, 51-52). Но дело не в самих внутренностях животных, а дело в том высшем смысле, который вложен в них мудрыми демонами (там же, 52-53).
Что же касается жертвоприношений злым демонам, то даже и это Порфирий допускает, правда только для государственных целей. А отдельный же человек, если он мудр, должен "воздерживаться" от этого. Злые демоны услаждаются кровью и дымом сжигаемых жертв. Мудрец 61же должен прежде всего уподобляться богу, что и нужно считать его подлинным жертвоприношением (там же, 43).
И если бы мы спросили, как же Порфирий, в конце концов, относится к молитве, в которой он так глубоко сомневался в своих вопросах к Анебону, то у самого же Порфирия на это можно найти совершенно категорическое разъяснение. Оказывается, что только те, которые совсем не признают никаких богов, и только те, которые верят в неотвратимую судьбу, – только эти люди не могут молиться; а те, которые признают промысл божий, те и могут и должны молиться (Procl. In Tim. I 207, 23-208, 1).
2. Философско-мифологический фон
В конце концов Порфирий сам дает сводку своего религиозно-нравственного учения. Оно, прежде всего, исходит из трех ипостасей Плотина. Единое – выше всего и недоступно молитве; а тому, кто восходит к нему, подобает только молчание. Все ноуменальные боги, следующие за единым, уже допускают "слово" и "звуки", то есть им можно и нужно молиться (De abst. Il 34). Но в другом месте Порфирий привлекает также и третью плотиновскую ипостась, именно мировую душу, существо которой заключается в самодвижности и в "прекрасном" и "добропорядочном" порождении логосов. Но уже один этот термин "логос", хотя, может быть, и косвенно, указывает на возможность в данном случае молитвы. Тут же Порфирий не забывает сказать и о космических богах, которые требуют для себя тоже нематериальных жертв (там же, 37). И вообще эти последние две главы из трактата "О воздержании" дают очень многое для понимания Порфирия. Тут не только решается вопрос о молитве, но становится ясно и то, что уже Порфирий имел не выраженную систематически классификацию богов, почему и ошибаются те, которые эту подробную классификацию на плотиновской основе приписывают только Проклу.
И не только молитву допускает Порфирий. Собственно говоря, он нисколько не отрицает даже и магии, даже и колдовства. Об этом мы уже сказали. Но самое интересное заключается здесь в том, что во всех такого рода гаданиях и колдовстве Порфирий хочет видеть выражение того знания, которое свойственно богам. А боги, если они не ложные, предсказывают будущее на основании наблюдения небесного свода. Первоисточник (Euseb. Praep. ev. VI, 1,1) так об этом и говорит буквально. В другом месте (De abst. Il 53) тоже говорится о том, что в человеческих магических операциях боги возвещают только такое будущее, которое произойдет в силу необходимости. Но очень интересно об этом говорит Прокл (In Tim. III 272, 5-20). Он перечисляет разные определения судьбы и в конце кратчайшим образом говорит о Порфирий. По Проклу, судьба не есть ни "частная [индивидуальная] природа", как это думали перипатетики, например Александр Афродисийский, ни "порядок космических периодов", как это утверждал сам Аристотель, ни та "душа в отношении" (то есть взятая в своем соотношении с другими видами бытия), согласно Феодору Асинскому, ни "природа просто", как это говорит Порфирий. Прокл не согласен с этим мнением Порфирия потому, что признает многое "сверхприродным" и происходящим "помимо природы". Таким образом, мудрец, согласно Порфирию, 62во всех магических актах видит только провозвестие необходимого будущего, т.е. судьбы, которая тождественна с естественными явлениями в природе.
3. Попытка новой классификации демонов
Среди всех материалов по Порфирию, имеющих отношение к демонологии и к отношениям человеческой жизни с демонологией, обращает на себя внимание одно довольно странное сообщение Прокла о Порфирий. И сообщение это не только странное, но и довольно трудное для анализа. Тут дается нечто вроде классификации демонов, на которую, может быть, и не стоило бы обращать серьезного внимания, если бы ее не подверг серьезной и даже враждебной критике такой крупный неоплатоник, как Ямвлих (ниже, с. 203), каковые материалы мы находим у Прокла (In Tim. I 152, 12-28). Приведем этот текст Прокла.
"Что до философа Порфирия, то он полагает следующее. Жрецы аналогичны архангелам на небе, которые обращены к богам и являются их вестниками. Воинственные (machimoys) же аналогичны демонам, которые нисходят в тела. Со своей стороны, пастухи аналогичны тем, которые поставлены над стадами животных, и являются, как говорится в тайных учениях (di'aporrētōn), душами, потерявшими человеческий разум и имеющими расположение к животным. Ведь и о человеческом стаде кто-то заботится, а есть и некоторые такие, что надзирают одни за народами, другие за государствами, третьи – за отдельными [людьми] . Охотники же аналогичны тем, которые охотятся за душами и заключают их в тела; ведь есть и такие, кто находит удовольствие в охоте на животных, как [по их мнению] Артемида и все множество сопутствующих ей охотящихся демонов. А земледельцы аналогичны тем, кто поставлен надзирать за урожаем. И вся эта совокупность подлунных демонов, разделенных на многие [разряды], у Платона именуется демиургической, ибо направлена на то, что существует [уже] в завершенном виде или находится в процессе становления".
Этот текст вызывает у исследователя длинный ряд мучительных раздумий, не во всем приводящих к надежному результату. Если позволено сообщить здесь о наших раздумьях на эту тему, то мы выставили бы такие четыре утверждения.
Во-первых, у Порфирия заметна здесь удивительная тенденция очеловечивать весь демонский мир. Но это очеловечивание проводится пока еще вовсе не в буквальном смысле слова, как это мы найдем у Ямвлиха, а только в смысле проведения аналогии тех или иных типов человеческой жизни с демонами. Что здесь у Порфирия везде имеется в виду именно только аналогизирование – это подчеркивается решительно в каждом пункте классификации.
Во-вторых, поскольку здесь у Порфирия имеется в виду только аналогия, это, по-видимому, освобождает его от точных формулировок и относительно демонов и относительно людей. Какие-то "воинственные" или "воители" "нисходят в тела", но так называемые "охотники" тоже имеют дело с телами, а именно поселяют в них души, – разница здесь едва заметна. "Пастухи" то заботятся о животных и в этом смысле Даже теряют всякий разум, то заботятся о людях, включая и отдельные личности и государственно-общественные объединения.
63В-третьих, все это разделение демонов отнюдь не лишает их демиургического функционирования. О демонической демиургии здесь говорится специально. При этом проводится общая неоплатоническая линия, которая противопоставляет демонов абсолютному бытию богов и делает их принципами внебожественного становления, включая как становление в чистом виде, так и результаты этого становления, возникающие в виде тех или других законченных образов этого становления. Наконец, в-четвертых, по-видимому, можно предполагать связь этой странной классификации демонов с общей философско-религиозной установкой Порфирия. Мы и раньше замечали, что позиция чистого умозрения принципиально и чрезвычайно важна для Порфирия. Но у него уже заметно тяготение и к демоническим операциям. Если эти последние довести до их логического предела, то каждого демона нужно будет представлять просто в том или другом человеческом образе, наделенном той или другой обобщающей силой. Но продумывать эту логическую линию до конца Порфирий еще не может, поскольку это привело бы прямо к теургии. Поэтому прямого отождествления демонов с теми или иными разрядами людей у Порфирия пока еще нет. Это будет у Ямвлиха, а у Порфирия здесь вместо прямого отождествления пока только еще аналогизирование.
И все же архангелы у Порфирия – это не просто демоны, но жрецы, космические жрецы, и руководители людей – это опять-таки не просто демоны, но либо воины, либо пастухи, либо охотники, либо земледельцы, причем все эти разряды опять-таки трактуются как чисто космические. В конце концов, если Порфирий всерьез не доходит до теургии, то использование этих человекообразных демонов остается только на стадии чисто морального совершенствования человека, на стадии его религиозно-нравственного очищения, то есть в виде пока еще только умозрительно-регулятивного принципа.
К этому сводится и вся этика Порфирия.