ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Приложение 1
1. Подлинность и идейная близость
Изучение неподлинных платоновских сочинений заставляет нас строго различать неподлинность и степень фактической близости к Платону. Произведение, неподлинность которого более или менее основательно доказывается исследователями, часто по своим идеям довольно близко стоит к подлинным сочинениям Платона, так что имеет смысл рассматривать эти неподлинные произведения с точки зрения их фактической близости к Платону.
Является ли данное произведение подлинным или неподлинным – об этом можно спорить сколько угодно, и споры эти никогда не прекращались. Казалось бы, уж такой чисто платоновский диалог, как "Протагор", нигде и ни у кого не должен вызывать никаких сомнений. А вот Вл.Соловьев подверг сомнению даже и "Протагора", причем опровержение платоновского авторства звучит у него довольно внушительно. Но если спорен вопрос о подлинности, то из сравнения этих неподлинных сочинений между собой и из сравнения каждого из таких произведений с теми, которые подавляющим большинством признаны подлинно платоновскими, можно делать бесспорные выводы. Вот этой задачей, вполне ясной и разрешимой, как нам кажется, и нужно заниматься в первую очередь. И если это в кратком очерке невозможно, то возможна формулировка наиболее важных выводов.
2. Сочинения, максимально далекие от Платона
Сюда мы бы отнесли сочинения, которые либо по своей тематике, либо по методу рассуждения весьма мало напоминают подлинно платоновские. Платонизм переплетается в этих сочинениях с настоящей софистикой, так что иной раз трудно установить, что тут платоновского.
В "Демодоке" ставится вопрос о том, как должно происходить совещание. Для этого нужно знание дела. Если дело известно, то и совещаться нечего, а если неизвестно-то и подавно (380а-с). Другой вопрос – о том, чьим советом нужно пользоваться – знающих дело или своих близких (386а-с). Но на этот ложно поставленный вопрос в диалоге уже не дается никакого ответа.
В "Сизифе" утверждается, что давать совет может тот, кто знает данное дело, а не невежда (387b – 389d). А если человек не знает дела, он должен его исследовать, т.е. учиться (389d – 390b). Кроме того, советовать – это значит знать будущее, а будущего никто не знает. Следовательно, нельзя быть и хорошим советчиком (391a-d).
В "Гиппархе" же трактуется вопрос о корыстолюбии, которое определяется по-разному (225а – 227а). Сначала указывается на необходимость рассмотрения идеи любви к благу и различения между благом и злом (227be). Тогда корыстолюбие есть любовь к прибылям (227de). Но любовь к прибылям бывает хорошая и плохая. Получается, что возможно и хорошее корыстолюбие, и даже доказывается, что вообще всякая прибыль хороша (232be). Вообще говоря, невозможно установить, что именно доказывается в этом диалоге, ввиду сбивчивого нагромождения аргументов.
К этому же типу неподлинных сочинений Платона мы отнесли бы диалоги "О добродетели" и "О справедливости" .
3. Сочинения, которые более или менее близки к подлинным произведениям Платона
В "Эриксии" сначала утверждается, что богатство не есть самое важное, поскольку здоровье важнее (393с), но самое драгоценное – это возможность судить о том, как лучше всего вести дела свои и своих друзей (393е). Следовательно, самый богатый – это мудрейший (394а). Он не нуждается в приобретении богатств и отдельных видов знания и мастерства (394b – 395а). Даже тот, кто в этом сомневается, должен признать только такое богатство, которое соединяется со знанием добра и зла (397а-е). Без этого и деньги бесполезны (399е – 406а).
В "Клитофонте" говорится сперва, что справедливость есть установление дружбы в государствах (409d). Эта дружба не просто единомыслие, так как нужно установить еще цель этого единомыслия. Дальше говорится, что справедливость есть умение вредить врагам и делать добро друзьям. Но справедливость никогда не есть нанесение вреда. Она есть мастерство, но неизвестно чего (410b).
В "Миносе" ставится вопрос о том, что такое закон. Сначала закон определяется как то, что узаконено (313b). Допущенная здесь тавтологическая ошибка в определении не критикуется, а вместо этого приводится рассуждение, что узаконенное может быть хорошим и плохим (313с – 314е). Далее закон трактуется как выяснение сущего (315а). Но существующие об одном и том же законы всегда и везде разные (315а-е). Но что такое хороший закон, не определяется, а вместо этого описывается законодательство Миноса (317d 321b), которое, с нашей точки зрения, слишком условно, чтобы его считать наилучшим.
В "Соперниках" утверждается, что философия не есть многознание (133е – 135d). Привлекается вопрос о справедливости, различении добра и зла, софросине, знании себя самого (137с – 138d). Этот диалог больше других приближается к платоновской манере мышления, особенно по вопросу о софросине.
4. Сочинения, весьма ценные для характеристики Платона
Среди диалогов, содержащих многие явные черты неподлинности, можно указать некоторые ценные для понимания Платона. Такую группу диалогов образуют "Феаг", "Алкивиад I", "Алкивиад II" и "Менексен". Их мы касались выше, при характеристике раннего Платона.
5. Сочинения безусловно неплатоновские, в которых благодаря виртуозной методологии весьма искусно сплетается платоновское с неплатоновским.
В "Аксиохе" Сократ, который утешает умирающего, говорит ему не только о бессмертии души, но и о том, что смерть приводит лишь к нечувствительности, – это эпикурейский мотив (365de). Смерть есть смена зла на благо и уход в эфир мотив стоический (366ab). Эти мотивы есть и дальше в учении о зле жизни, о тягостях старости (366с – 368е). Смерть не имеет отношения ни к живущему, ни к мертвому опять эпикурейское рассуждение (369be). В заключение рисуется картина привлекательной небесной жизни (371с-е).
Эпикурейство точно так же, как и стоицизм, имеет мало общего с платонизмом. Но автор "Аксиоха" весьма талантливо пытается объединить эти три системы философии. Получилось произведение, которое теперь доставляет нам большое удовольствие своей философско-литературной стилистикой. Несмотря на взаимное отчуждение трех указанных философских систем, их объединение в диалоге рисуется и убедительно, и даже красиво. Само собой разумеется, что противоположность трех систем снимается в наших глазах только благодаря высокой художественности сочинения.
К этому же типу неподлинных сочинений Платона мы отнесли бы еще "Алкиону". В этом замечательном диалоге развивается идея взаимопревращаемости всего существующего. Собственно говоря, такая идея принадлежит вообще всей античной философии. Досократовские мыслители, учившие о материальных элементах, всегда говорили и об их сгущении и разрежении или об их легкости или тяжести, так что земля, вода, воздух и огонь, а иной раз даже и эфир обязательно превращались друг в друга. Это мы найдем и в стоицизме и в неоплатонизме. И эта идея, конечно, не чужда Платону и Аристотелю. Но в текстах этих двух философов такую идею всеобщей взаимопроницаемости и взаимопревращаемости можно найти только в результате тщательного анализа текстов. Что же касается автора "Алкионы", то эта общеантичная идея дана у него в совершенно обнаженной форме, в чистом виде и без указания связи этой идеи с философией Платона. В конце концов от диалога получается какое-то даже неантичное впечатление, поскольку античные мыслители всегда пытались объединять непрерывное становление с прерывными структурами бытия. Диалог написан с таким блеском, что его. можно считать одним из лучших произведений античной философии вообще.
1. Общая характеристика
Среди неподлинных сочинений Платона есть одно, обладающее большой историко-философской значимостью, о котором можно одновременно сказать и что оно совершенно неподлинно, и что оно очень близко самому Платону. Безусловная неподлинность этого сочинения явствует уже из одного того, что это есть словарь платоновских терминов, в то время как ни Платон, ни его философско-литературное окружение не могли ставить себе такие абстрактно-научные задачи.
С другой стороны, надо помнить, что подобного рода лексикография началась уже с Аристотеля, который в V книге своей "Метафизики" дает не что иное, как именно анализ терминологии тогдашней философии. Но псевдоплатоновские "Определения" составлены отнюдь не в стиле лексикографии Аристотеля. Эта последняя представлена в нарочито дифференцированно-понятийном виде, в то время как "Определения" дают анализ каждого термина скорее в глобальном виде или с точки зрения его семантики. Сейчас мы увидим, что высокая историко-философская ценность "Определений" от этого не страдает. Однако сделаем сначала общее введение к этому трактату.
В "Определениях" предпринята попытка дать сжатую формулировку 186 понятиям, охватывающим разные стороны человеческой мысли и жизни. Все определения можно приблизительно разделить по темам, связанным с бытием космоса, божеством, вечностью, временем, судьбой. Главным понятием оказывается "душа" с ее потенциями и ощущениями (зрение, слух и т.д.), определяются также составные части добродетели (разум, справедливость, рассудительность, мужество и др.), многочисленные свойства человеческого характера (кротость, скромность, порядочность и т.д.), нравы, взаимоотношения людей (дружба, единомыслие, любовные влечения и др.), их общественные, государственные, семейные, религиозные обязанности и, наконец, такие важные понятия, как мнение и ощущение, знание, мудрость и философия. Все эти определения никакому формальному разделению не поддаются (и не перечисляются, как это бывало часто, например, в сборниках сентенций, в алфавитном порядке).
Однако бессистемность определений исчезает, если принять во внимание контекст произведений Платона. Вполне твердо можно сказать: в "Определениях" сформулированы те понятия, которыми оперирует Платон в своих диалогах. Вся проблематика Платона и его школы находит в "Определениях" законченное выражение, и с точки зрения соответствия развитию диалогических тем и мотивов представленные здесь понятия вполне поддаются упорядочению, обретая своеобразную систематичность, и свидетельствуют о достаточно продуманной логике мысли автора.
Каждое из определений, выходя за рамки автономности, как бы обрастает идейно-художественной плотью, составляя зерно разных типов диалектической беседы главного платоновского героя – Сократа. Перед нами обобщение тех понятий, к точной дефиниции которых стремится приобщиться Сократ в спорах с софистами, и споры эти иной раз так и не находят окончательного завершения и разрешения. Автор платоновской школы пытается в "Определениях" прийти к неоспоримым формулам понятий, вызывавших некогда в диалогах Платона бесчисленные словесные прения и потоки красноречия их участников.
Сделаем теперь несколько конкретных замечаний относительно отдельных терминов, которые рассматриваются в "Определениях", и попробуем наметить их историко-философское значение. Картина здесь получается до чрезвычайности пестрая.
2. Определения малоценные
Этот раздел поясняемых терминов чрезвычайно обширен.
Прежде всего бросаются в глаза определения, которые вовсе не являются определениями или вообще ничего не говорят. Если "прекрасное" определяется как "благо" (414е) без всяких дальнейших подробностей, то, очевидно, это не есть определение, поскольку "благо" тоже требует для себя определения, и оно, заметим, в дальнейшем дается. Таково же определение "дара" как обмена любезностью (414а) или "своевременности" как использования удобного момента (413с) и "благоприятного времени" как момента, удобного для принесения пользы (416а). Ничего не говорит и определение "мудрого" как украшения души (414е), или "неистовства" как губительного состояния (416а).
Далее, имеется большое число определений, построенных по принципу тавтологии, или по типу логической ошибки idem per idem, когда дается только внешнее, описательное разъяснение термина, основанное на более или менее случайных признаках. "Вечное" – то, что существует во все времена (411а). "Беспечальность" – способность не впадать в печаль (412с). "Единомыслие" – одинаковое отношение ко всему сущему (413b). "Единодушие" – единство мнений (413е). "Нужда" – недостаток благ (416а). Таковы же "погрешность", "зависть", "болтливость", "надежда", "невольное", "обучение", "воспитание", "внушение", "помощь", "кара", "спасать" (416а).
Таковы же определения из области личной жизни в физиологическом, психологическом и социальном аспектах: "старость", "дыхание", "зрение" (411с), "изобретательность" (413а), "осторожность", "внимание", "одаренность", "понятливость" (413d), "хорошее настроение", "усердие" (413е), "предусмотрительность", "память" (414а), "опытность" (414с), "тревога" (415d), "невосприимчивость", "страх", "потрясение" (415е).
Среди терминов из области нравственности различаются термины положительного характера: "отвага", "трудолюбие" (412с), "бескорыстие", "кротость" (412d), "проницательность" (412е), "бесстрастие", "миролюбие" (413а), "доброжелательство", "выбор" (413d), "правдивость" (413с), "милость" (413е), "полезное", "выгодное" (414е), "воздержный", "владеющий собою", "порядочный человек" (415d), "стыд" (416а) – и термины отрицательного характера: "лесть", "злоба", "дерзость" (415е), "отсутствие самообладания", "вялость", "трусость", "хвастовство", "бесстыдство", "наглость", "честолюбие", "дурные задатки" (416а), куда в известном смысле может относиться и "пренебрежение к философии" (415е).
Таковы же некоторые из терминов, обозначающие более специальные взаимоотношения между людьми: "родство" (413b), "товарищество" (413с), "вклад, внесенный на хранение" (415d); среди них – термины юридического и военного характера: "правый суд" (413d), "законность", "почесть" (413е), "победоносность" (414а), "законное" (414е), "законодатель" (415b), "государственный муж", "гражданская добродетель", "воинское искусство", "военный союз" (415с), "деспотия" (415е), "клевета", "несправедливость" (416а). К этому же типу относятся и термины из религиозной жизни: "предвидение", "искусство прорицания" (414b), "бессмертие" (415а), "празднество" (415а), "жертвоприношение", "молитва" (415b) – и из области астрономии, например: "день", "заря", "полдень", "ночь" (411b).
Имеется ряд очень слабых определений, которые удивляют случайностью привлекаемых признаков: "калокагатия" (412е), "легкомыслие" (413а), "совещание", "благовременье" (414а) и др. Некоторые из такого рода определений звучат, кроме того, и весьма банально: "человеколюбие" (412е), "свобода от страха" (413а), "сообразительность" (414а), "свидетельство" (414е).
С известной точки зрения вообще все приведенные сейчас определения имеют банальный и обывательский характер.
Совсем другого типа те определения, в которых можно усмотреть реальную сущность предмета, хотя покамест еще достаточно одностороннюю.
3. Определения не очень понятные
Переходя к тем определениям, в которых можно видеть более основательный логический метод, необходимо отметить сначала такие определения, которые только внешне построены логично, а на самом деле покамест еще просто лишены понятности или содержат в себе противоречие. Если термин "мышление" определяется как "принцип науки" (414а), то здесь не известно еще ни что такое "принцип" (arche), ни что такое "наука", или "знание" (episteme). Если в термине "знание" сначала устанавливается независимость знания от логоса (причем, как это понимать, неизвестно), то потом утверждается, что знание есть все-таки логос, а именно истинный логос, закрепленный в разуме (414с). Тут не понятно ни то, что такое логос, ни то, что такое истинный логос, ни то, что такое дианойя (что нужно опять-таки переводить либо как "разум", либо как "рассуждение"), при помощи которой осуществляется истинный логос. Все это определение из-за непонятности и сбивчивости его основных признаков вообще очень трудно считать определением. Совершенно непонятны определения терминов "величие" (412е), "дружеское расположение" (413b). В "небе" вопреки всей античности и Платону, оказывается, нет воздуха (411с), так что воздух выше самого неба. Что же касается "воздуха", то он определяется как естественное передвижение по пространству (411с), т.е. воздух здесь оказывается уже внутри неба.
Последующие определения более удачны.
4. Односторонние определения
"Благо" определяется как то, что существует ради него самого (413а), "благородство" – как возвышенный нрав (413b), "священная чистота" – как воздержание от погрешений в отношении богов (414ab); все такого рода определения не тавтологичны и не банальны и не непонятны, но только односторонни. Таковы же определения терминов: "здравомыслие" (414а), "свободное", "благочестие" (415а), "власть", "правление" (415b), "софист" (415с), "хороший человек" (415d).
5. Определения с правильным перечислением признаков, но без их сведения воедино
В термине "бог" правильно указываются те признаки, которые и у Платона, и во всей античности считались необходимыми, но не дается сведения таких признаков в одно целое: вечность, самодовление в блаженстве, порождение блага, бессмертие (411а). В термине "становление" правильно указываются признаки "движения к бытию" и оттенки этого движения, но не указывается непрерывность (411а). В определении термина "самодовление" также нет сведения определяющих признаков (412b). Интересно, что термин "благо" встречается в трактате два раза. Одно употребление этого термина мы сейчас только что указали как одностороннее. Но в другом случае (414е) "благо" определяется гораздо шире – и как причина существующего, и как его цель, и как его самодовление. Эти правильные, с точки зрения Платона, признаки не сведены воедино в некую целостность. К этой же группе определений относятся термины: "время" (411а), "справедливость" (411d), "хладнокровие" (412b), "свобода", "скромность" (412d), "порядочность" (412е), "слог" (414d), "произвольное" (415а), "потенция" (416а).
6. Определения с правильным перечислением признаков с их сведением воедино
К этой группе можно было бы отнести такие термины, как "судьба" (411b), в определении которой не без тавтологии основное значение указывается точно "путь от неведомого к неведомому". В термине "дружба" (413ab) устанавливается несколько признаков, но один из них трактуется как более общий – единомыслие относительно образа жизни. Сюда же можно отнести и термины: "солнце" (411ab), "выдержка" (412b), "блаженство" (412de). Так, например, "солнце" определяется признаками, которые легко сводятся воедино: это – одушевленное вечное огненное существо, всюду и всеми видимое.
7. Точные определения через род и видовой признак, но без подробностей
Эта группа определений в основном является не чем иным, как аристотелизмом, хотя отдельные черты таких определений, несомненно, наличны и у Платона. Уже термин "определение" (414d) так прямо и говорит о роде и видовом признаке. Таковы и "доказательство" (414е), "умеренность", "мера" (415а). В известном смысле сюда можно относить и термин "основоположение" (415b). Весьма близкими к установлению логического смысла являются также определения терминов "имя", "речение" (414d), "звуковой элемент" (414е). В этих трех терминах родовым понятием является членораздельный звук, а видовым признаком – наличие осмысления.
Если к объективной области бытия относятся "потенция", "элемент" (411с) и "порядок" (413d), то в разбираемой группе определений довольно много терминов, относящихся и к субъективной человеческой жизни. Таковы "душа" (411с), "терпеливость" (412с), "великодушие" (412е), "благомыслие" (413с), "вера", "воля" (413с), "мнение", "ощущение" (414с), "человек" (415а).
Общественно-политическая деятельность человека тоже не осталась без внимания в анализируемой нами сейчас терминологии: "искусство государственного правления" (413b), "совет" (413с), "государство" (413е), "награда" (415а), "закон" (415b).
8. Точные определения через род и вид, но с подробностями
Необходимо сказать, что к этой группе определений относятся определения не только логически точные, но и имеющие разного рода весьма ценные подробности. Из всех групп определений эту группу необходимо считать наиболее совершенной.
Сюда мы бы отнесли скорее такие термины, как "разумность" (411d), "рассудительность" (411е) и "мудрость" (414b). С античной точки зрения и с точки зрения Платона, мудрость действительно есть прежде всего беспредпосылочное умозрительное знание вечных предметов, направленное также и к разумному осмыслению всего существующего. Правда, здесь не очень понятен момент беспредпосылочности, отнесенный у самого
Платона ("Государство" VI 510b) к той первой ипостаси, которая "запредельна сущности" (там же, VI 509b), т.е., надо полагать, выше и самой мудрости. "Рассудительность" (софросина) действительно есть уравновешенная и гармоническая слаженность естественных побуждений человеческой души, обладающая характером самодовления. "Разумность" определяется так же, как и "мудрость", но с добавлением признака жизненной практики. В двух последних определениях нужно считать очень ценными указанные здесь более подробные признаки. Отметим, что наряду с такими весьма ценными имеются определения (например, определение терминов "мышление" и "знание"), которые дают весьма неясную и противоречивую картину.
В этой группе мы находим и ряд терминов нравственного характера: "добродетель" (411d), "справедливость" (411de) и "мужество" (412ab). Здесь мы обратили бы особое внимание на термин "справедливость", в определении которого подчеркивается ярко выраженный у Платона момент гармонии всех добродетелей.
В виде достойного завершения этой наиболее ценной группы определений появляется термин "философия" (414b). В качестве ее основного признака выставляется стремление человеческой души к самодовлеющей истине при помощи ее разумного устроения.
Если отказаться от точного решения вопроса о неподлинности как таковой указанных сочинений Платона, а сосредоточиться на выявлении степени идейной близости всей этой псевдоплатоновской литературы к Платону, то сразу же станет явным различие в самой степени этой близости.
Имеется целый ряд сочинений очень слабых и по своей логической структуре, и по своему содержанию. Имеется целый ряд сочинений более или менее близких к Платону, из которых с большой пользой для истории философии могут быть извлечены ценные моменты, заслуживающие нашего внимания и во многом дополняющие наше представление о подлинном Платоне. Среди них есть такие сочинения, которые привлекают наше внимание своим блеском и глубиной.
Наконец, все эти псевдоплатоновские сочинения увенчивает весьма любопытный трактат, который вследствие своей близости к Платону получает огромное историко-философское значение, хотя в то же самое время отличается своей далекостью от Платона, превосходящей всю псевдоплатоновскую литературу. Это – "Определения". Их историко-философский анализ обнаруживает пестроту представленных определений: от общеупотребительных до безусловно близких к самому Платону. В этом трактате нет терминов, которые отражали бы основные этапы развития платоновской системы. Нет таких терминов, как "единое" (может быть, некоторой заменой является здесь термин "благо"), "число", "ум", "космическая душа" и "космос". Нет таких терминов, как "парадигма", "демиург", "эйдос", "идея", "материя", "подражание", "искусство", "истина", "диалектика". Однако анализ показывает, что целый ряд весьма существенных для Платона терминов рассмотрен в трактате совершенно в платоновском Духе.
Собственно говоря, иной картины от всей этой псевдоплатоновской литературы нельзя было и ожидать. Она ведь растянулась на несколько столетий и отражала самые разнообразные типы и степени философской учености. При условии историко-философского анализа, учитывающего всю эту вполне понятную и естественную пестроту, чтение и изучение псевдоплатоновской литературы приводит к огромному результату, мимо которого не может пройти ни знаток, ни любитель античной философии.
В кн.: Платон. Диалоги. М.: Мысль, 1986