ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Приложение А.
Как люди становятся зрелыми, мудрыми, добрыми, изобретательными? Как воспитывается хороший вкус и хороший характер? Как научиться приспосабливаться к новой ситуации, отличать добро и зло, искать правду, понимать прекрасное и распознавать подлинное? Каким образом мы приобретаем это внутреннее – а не внешнее – знание (311а)?
Нас учит собственный опыт, учат пережитые трагедии, брак, дети, успех, любовь, болезни, смерть и т.д.
Нас учат боль, недуги, депрессии, несчастья, неудачи, старость, смерть.
Многое из того, что относят к ассоциативному научению, представляет собой, фактически, защитный механизм (225): это обучение внутреннее и востребованное реальной жизнью, а не относительное, произвольное или случайное.
По мере самоактуализации человека повторы, вознаграждения и смежность идей становятся для него все менее и менее значимыми. Вероятно, реклама обычного сорта для таких людей уже не годится. Они менее восприимчивы к произвольным ассоциациям, к намекам о престижности, к призывам, рассчитанным на снобов и к незатейливым, бессмысленным повторам. Возможно даже, что построенная на этих принципах реклама произведет обратный эффект – то есть заставит их скорее не покупать, чем покупать.
Почему в педагогической психологии так много внимания уделяется конкретным целям – отметкам, степеням, зачетам, дипломам, а не мудрости, пониманию, способности рассуждать, хорошему вкусу?
В действительности, мы недостаточно знаем о том, как приобретаются и формируются эмоциональные установки, вкусы, предпочтения. Мы пренебрегаем "познанием души", познанием сути.
На практике образование довольно часто сводится к тому, чтобы приспособить ребенка к миру взрослых: сделать его удобным, не слишком надоедливым и хлопотным. Но есть и другое образование, позитивно ориентированное, и его цель – развитие ребенка и его будущая самоактуализация. Знаем ли мы, как научить ребенка стать человеком сильным, с чувством собственного достоинства, умеющим постоять за себя, стойким к пропаганде и слепому "окультуриванию", неподдающимся внушениям и веяниям моды?
Мы очень мало знаем о научении бесцельном, немотивированном – например, о латентном, неявном, с ориентацией на внутренние интересы и т.п.
Слишком часто восприятие ограничивается изучением ошибок, искажений, иллюзий и т.п. Вертхаймер назвал бы это изучением психологической слепоты. Почему бы не добавить к этому и изучение интуиции, подпорогового, подсознательного и предсознательного восприятия? Не входит ли сюда и изучение хорошего вкуса? Истинного, безупречного, прекрасного? А как же насчет эстетического восприятия? Почему одни люди чувствуют красоту, а другим это не дано? В перечень – под тем же самым заголовком "восприятие" – мы можем также внести и конструктивные манипуляции с реальностью: свои ожидания, мечтания, воображение, изобретательность, способности к организации и упорядочиванию.
Немотивированное, незаинтересованное, бескорыстное восприятие. Оценивание. Благоговейный трепет. Восторг. Неизбирательная осведомленность.
Огромное множество исследований стереотипов, но очень мало исследований новой, конкретной, бергсоновской реальности.
Свободно плавающее внимание – о котором говорил Фрейд.
Что позволяет здоровым в психологическом отношении людям воспринимать действительность более рационально, точнее предсказывать будущее, без труда понимать, что представляет собой другой человек? Чем объяснить их способность мириться с неизвестным, непонятным, неопределенным, мистическим, а то и наслаждаться этим?
Почему желания и упования здоровых людей почти не влияют на их восприятие, не искажают его?
Чем человек здоровее, тем теснее взаимосвязаны его способности. Это также поддерживает сенсорные модальности, которые делают синестезию принципиально более фундаментальным исследованием, чем автономные исследования отдельных чувств. Но кроме того и весь сенсорный аппарат связан с моторными функциями организма. Эти взаимосвязи требуют более пристального изучения: то же самое касается и целостного сознания, познания на уровне Бытия, истолкований, надличностного и трансчеловеческого восприятия, познавательных аспектов мистического опыта, высших переживаний и т.д.
Положительные эмоции – то есть счастье, спокойствие, безмятежность, душевный покой, удовлетворенность – изучены далеко не в полной мере. То же самое можно сказать и о чувствах сострадания, участия, милосердия.
Не до конца поняты и веселье, радость, шутка, а также игры и спорт.
Экстаз, душевный подъем, энтузиазм, оживление, веселость, эйфория, благополучие, мистические переживания, перемена убеждений в политике и религии, эмоции, связанные с оргазмом.
Разница между борьбой, конфликтами, разочарованием, печалью, чувствами беспокойства, неловкости, вины, стыда и т.п., психопатологической личности и психически здорового человека. Здоровый человек подвержен или может быть подвержен благотворным влияниям.
Организующие эффекты и другие положительные и желательные влияния эмоций изучены хуже, чем влияния дезорганизующие. При каких условиях это связано с возрастающим влиянием восприятия, обучения, мышления и т.п.?
Эмоциональные аспекты познания – например, тот душевный подъем, который сопровождает озарение; то спокойствие, которое несет познание; то приятие и прощение, которые суть продукты глубинного понимания дурного поведения.
Эмоциональная сторона любви и дружбы, того удовлетворения и наслаждения, которые они приносят.
В здоровых людях когнитивные, конативные и эмоциональные реакции в гораздо большей степени синергичны, нежели антагонистичны, они взаимно не исключают друг друга. Нам надо выяснить, почему это так, а не иначе, и каков механизм функционирования здоровых людей: например, в чем отличие их внутренних гипоталамо-церебральных связей? Также мы должны изучить, каким образом конативная и эмоциональная мобилизация помогает познанию и как когнитивная и конативная синергия поддерживает аффекты, эмоции и т.п. Эти три аспекта психической жизни следует изучать в их взаимосвязи, а не по отдельности.
Напрасно психологи обошли своим вниманием так называемого знатока, ценителя. Умение наслаждаться едой, напитками, хорошей сигарой или отдавать должное другим чувственным удовольствиям определенно есть вопрос психологии.
Что побуждает человека предаваться неосуществимым фантазиям? Что такое надежда? Что питает человеческое воображение? Почему люди мечтают о небесах, о лучшей доле, о справедливом обществе? Что означает восторг? Благоговейный трепет? Изумление? Как исследовать вдохновение? Как воодушевить человека на труд? На достижение цели, и т.п.?
Почему приятные ощущения улетучиваются и забываются быстрее, чем боль? Возможно ли освежить удовлетворение, удовольствие, счастье? Может ли человек научиться ценить свое счастье как благословение, а не принимать его как само собой разумеющееся?
Родительские чувства: почему мы любим своих детей, почему люди вообще хотят иметь детей, почему они так многим жертвуют ради них? Или, лучше сказать, почему то, что посторонние считают жертвой, для родителей таковой не является? Почему детей так любят? В чем их притягательность?
Изучение справедливости, равенства, свободы. И стремления к справедливости, равенству, свободе. Что движет людьми в их борьбе за справедливость, как говорится, любой ценой, даже ценой собственной жизни? Почему бывает, что некоторые люди – совершенно бескорыстно – приходят на помощь обездоленным, бесправным, несчастным?
Человек в большей мере устремлен к стоящим перед ним целям и задачам, нежели движим слепыми импульсами и побуждениями. Последние, конечно, также имеют место, но не исключительно. Чтобы составить полную картину, надо учитывать оба эти момента.
До сих пор мы изучали лишь патогенные последствия такого явления, как крушение надежд, оставляя без внимания его "целительное" действие.
Гомеостаз, равновесие, адаптация, самосохранение, самозащита и приспосабливаемость – все это негативные концепции, и как таковые, должны быть уравновешены положительными. "По сути, все подчинено идее сохранения жизни, и очень мало – тому, чтобы сделать ее достойной". А. Пуанкаре говорил, что для него проблема заключается не в том, как заработать на хлеб, а в том, как при этом не заскучать. Если бы нам пришлось определять функциональную психологию как науку о полезности с точки зрения самосохранения, то, по аналогии, метафункциональную психологию мы можем рассматривать как науку, изучающую полезность с точки зрения самосовершенствования.
Люди пренебрегают высшими потребностями, не видя разницы между ними и низшими потребностями, а это ведет к разочарованию, потому что в таких случаях и после удовлетворения потребности желание не пропадает. У здорового человека с исполнением желания наступает лишь период кратковременной удовлетворенности, а затем на смену осуществленному желанию приходят потребности и разочарования более высокого порядка, и он вновь испытывает знакомую жажду и недовольство – и так без конца.
Склонности, предпочтения, вкусы, равно как и зверский, на грани жизни и смерти, отчаянный голод.
Стремиться к совершенству, поиску истины и справедливости. (Выправить искривленную картину? Найти недостающие звенья цепи? Или справиться с неразрешимой проблемой?) Утопические порывы, желание усовершенствовать мир, изменить привычный ход вещей.
Пренебрежение познанием, что свойственно в том числе и Фрейду (18), и многим другим психологам-теоретикам.
Конативная сторона эстетики, эстетические потребности.
Мы не до конца понимаем побуждения мученика, героя, патриота или просто бескорыстного человека. Фрейдовского "ничего, кроме" – весьма упрощенного – явно недостаточно, чтобы объяснить эти проявления в здоровых людях.
А как же быть с психологией правды и неправды, с психологией этики и морали? Психология науки и психология ученого, психология знания, поиска знаний, побуждений к этому поиску, а также к философствованию.
Оценивание, размышления, медитация.
О сексе привыкли говорить с опаской – так, словно обсуждается проблема противочумных мероприятий. И за таким отношением забывается очевидное: секс может и должен быть приятнейшим времяпрепровождением, не лишенным к тому же терапевтического эффекта, не говоря уж об образовательных моментах.
Можем ли мы довольствоваться определением интеллекта, которое выводится из того, что есть, а не из того, что должно быть? В целом концепция IQ не имеет ничего общего со здравым смыслом; это исключительно технологическая концепция. К примеру, у Геринга был высокий показатель IQ, но человеком он был бестолковым. И уж точно порочным. Я вовсе не противник концепции IQ. Но дело в том, что, полагаясь на этот показатель, психология сама себя ограничивает – без внимания остаются гораздо более важные вещи: мудрость, знание, интуиция, понимание, здравый смысл, способность рассуждать. А все потому, что IQ – понятие весьма удобное, "технологическое". Но гуманиста оно, конечно же, ни в коей мере не устраивает.
Что повышает IQ – эффективность мышления, здравомыслие, разумность суждений? Мы многое знаем о том, что разрушает интеллект, и почти ничего – о том, что способствует его развитию. Возможна ли психотерапия интеллекта?
Организменная концепция интеллекта?
В какой мере тесты интеллекта отражают культурные влияния?
Перемена взглядов. Обращение в другую веру. Психоаналитическая проницательность. Внезапное озарение. Уяснение принципа. Истолкование. Проницательность. Прозрение.
Мудрость. Какова ее связь с хорошим вкусом, нравственностью, добротой и т.п.? Характерологическое и терапевтическое воздействие истинного знания.
Изучение креативности и продуктивности должно занимать важное место в психологии. Изучая мышление, нужно отвлечься от решения избитых головоломок и больше внимания уделять новизне, изобретательности, находчивости, возникновению новых идей. Раз высшее проявление мышления – это творчество, так почему бы не исследовать именно это лучшее?
Мышление здоровых людей – если они к тому же умны – выходит за рамки типологии Дьюи; то есть, не только стимулируется возникающими проблемами и преградами и впадает в спячку, когда проблема решена. В мышлении присутствует еще и момент спонтанности; оно непринужденное, живое, доставляет удовольствие. Это есть процесс излучения, происходящий безо всякого усилия, автоматически, точно так же, как печень, к примеру, выделяет желчь. Здоровые люди наслаждаются своей способностью мыслить; мышление не утомляет их, им нет надобности долго в него включаться.
Мышление не всегда направлено, организовано, мотивировано или целеустремлено. Фантазии, мечты, символы, подсознательные мысли, ребяческие рассуждения, эмоциональность, психоаналитические свободные ассоциации – все это по-своему продуктивно. Нередко именно такими путями здоровые люди выводят заключения и принимают решения. Традиционно эти способы мышления противопоставляются рассудочности, но на самом деле и те, и другие действуют совместно и согласованно.
Понятие объективности. Беспристрастность. Нейтральная реакция на действительность per se – без всякой примеси чего бы то ни было личного или элементов Эго. Познание не эгоцентрично, а целеустремленно. Даосская объективность, противопоставление объективности человека любящего объективности стороннего наблюдателя.
Вообще-то говоря, нам следует научиться распознавать – с психологической точки зрения – любую неудачную попытку достичь самоактуализации. Средний, или нормальный, человек в этом смысле представляет не меньший интерес – пусть даже его психотические проявления не столь эффектны и не требуют безотлагательного вмешательства.
Цели и задачи психотерапии следует формулировать в положительных терминах (что верно также и для целей образования, семьи, медицины, религии и философии). Надо акцентировать внимание на терапевтическом эффекте хорошего, успешного жизненного опыта – например, на счастливом браке, дружбе, финансовом преуспевании и т.п.
Клиническая психология отличается от психопатологии. В клинической психологии, кроме всего прочего, можно исследовать отдельные случаи благополучия, изучать счастливых и здоровых людей. Здесь, наряду с больными, слабыми, трусливыми и деспотичными изучают здоровых, сильных и добросердечных.
Психопатология не должна ограничиваться случаями шизофрении, но должна рассматривать также и цинизм, авторитаризм, ангедонию, утрату системы ценностей, предубежденность, ненависть, скупость, эгоизм и т.п. С точки зрения ценностей, это – серьезные заболевания. Dementia praecox [Устаревшее латинское название шизофрении – Примеч. перев.], маниакальная депрессия, навязчивые идеи и т.п. – это серьезные человеческие недуги с технологической точки зрения, то есть в том смысле, что они снижают продуктивность. Какое было бы благословение, если бы у Гитлера, Муссолини или Сталина вовремя распознали шизофрению! Что действительно стоит изучать с позиции положительной и ценностно-ориентированной психологии, так это те нарушения, которые делают человека "плохим" или снижают его ценностную планку. Так, цинизм в социальном отношении важнее, чем депрессивное состояние.
Мы придаем огромное значение исследованию психологии преступника. Но почему бы ни обратиться к изучению явлений законопослушания, отождествления себя с обществом, филантропии, социальной сознательности, Gemeinschaftsgefühl (чувства солидарности)?
Кроме терапевтического эффекта положительного жизненного опыта – удачного брака, успеха, наличия детей, любовных переживаний, образования и т.п. – надо изучать и влияние негативного опыта, в особенности личных трагедий, а также болезней, всевозможных потерь, разочарований, конфликтов и пр. Думается, что для здоровых людей и отрицательный опыт оборачивается на пользу.
Изучение интереса (в противовес изучению скуки). Людей энергичных, жизнелюбивых, стойких, деятельных.
Наше сегодняшнее знание о динамике личности, ее здоровье и приспособляемости практически всецело основано на изучении больных людей. Поэтому исследование благополучного человека не только скорректирует и дополнит знания о психическом здоровье, но и – в чем я абсолютно уверен – даст возможность по-новому взглянуть на неврозы, психозы, психопатию и психопатологию в целом.
Клинические исследования возможностей, способностей, умений, навыков. Склонность, призвание, миссия.
Клиническое изучение гениальности и таланта. Мы тратим слишком много времени и средств на исследование слабоумия – вместо того, чтобы заниматься людьми разумными.
Теория фрустрации представляет собой хороший пример ненормальной психологии. Во многих теориях воспитания ребенок рассматривается в фрейдовском ключе, как исключительно консервативный организм, всецело зависящий от уже достигнутого; у него нет побуждений двигаться дальше, расти и развиваться самобытно.
До сей поры писходиагностические методики использовались в целях диагностирования патологий, а не здоровых проявлений. У нас нет действенных критериев – на уровне тестов Роршаха, ТАТ и MMPI – креативности, силы Эго, психического здоровья, самоактуализации, гипноза, сопротивляемости психическим заболеваниям. В основу большинства опросников для исследования личности до сих пор кладется модель Вудвортса; в них перечисляются многочисленные симптомы болезни, а показателем здоровья считается отсутствие реакции на эти симптомы.
Психотерапия призвана улучшать человека, а мы упускаем возможность изучать лучшие его проявления. Для этого надо продолжать наблюдения за людьми, уже прошедшими курс терапии.
Изучение людей, испытавших и не испытавших высшее постижение. пиковые переживания.
В зоопсихологии исследователи отталкиваются от чувств голода и жажды. Почему бы не обратиться к изучению более высоких потребностей? В действительности, мы не знаем, испытывает ли белая крыса что-либо подобное нашим высшим потребностям в любви, красоте, понимании, уважении и т.п. Но существующие методики и не позволят нам продвинуться в этом направлении. Надо покончить с психологией отчаявшейся лабораторной мыши – мышки, изможденной голодом и изнуренной пытками электричеством, доведенной до такого состояния, в каком человек редко когда оказывается. (Подобные опыты проводились на обезьянах.)
Пожалуй, следует изучать процессы понимания и постижения, а не делать упор на экспериментах по механическому запоминанию, научению посредством слепого ассоциирования; при которых рассматриваются усредненные величины – в ущерб высшим и низшим уровням проявления умственных способностей, крайним проявлениям.
Когда Хасбенд (204) продемонстрировал, что крыса способна проходить лабиринт почти так же как человек, следовало тут же отказаться от использования лабиринта в качестве инструмента исследования процесса научения. И так ясно, что по сравнению с крысой человек обладает большими способностями к обучению. Определять это экспериментально – все равно, что измерять рост баскетболиста в комнате с низким потолком: мы узнаем расстояние от пола до потолка, но никак не рост человека. Так и с этими лабиринтами: измеряется уже заранее известная величина, а не потенциал обучения и мышления, пусть даже всего лишь крысы.
Маловероятно и то, что опыты с животными, стоящими на высокой ступени развития, подскажут нам нечто большее о нашей собственной психологии, чем опыты с животными, стоящими на более низкой ступени. Нельзя забывать, что, делая ставку на изучение животных, мы заведомо отказываемся от рассмотрения таких исключительно человеческих проявлений, как мученичество, самопожертвование, стыд, символика, язык, любовь, юмор, искусство, красота, совесть, вина, патриотизм, идеалы, поэзия и философия, музыка, наука и т.д. Зоопсихология ценна там, где идет речь о характеристиках, общих для человека и приматов. Но какой от нее толк, когда дело касается свойств, которые присущи только человеку, или по которым у него несомненное превосходство – скажем, по латентному научению.
Социальная психология – нечто большее, чем изучение подражания, внушения, предрассудков, ненависти, враждебности. Это второстепенные силы в здоровых людях.
Теория демократии, анархия.
Демократическое, межличностное взаимодействие. Демократический лидер. Власть в демократическом обществе, среди демократов, влияние демократического лидера. Мотивация бескорыстного лидера. Здоровые люди не любят властвовать над другими. В социальной психологии главенствует концепция власти, основанная на принципе "низкого потолка", "низших животных".
Конкуренция интересует исследователей больше, чем сотрудничество, альтруизм, бескорыстие.
В современной социальной психологии почти или совсем нет места изучению свободы и свободного человека.
Как прогрессирует культура? В чем заключается благотворное влияние отклонения от нормы? Мы знаем, что культурный прогресс невозможен без людей, не вписывающихся в рамки общепринятых норм. Почему же их не изучают тщательнее? На каком основании их относят к патологическим личностям? Почему не к здоровым?
Равенство и братство заслуживают не меньшего внимания со стороны обществоведов, чем деление на классы, касты или деспотия. Почему бы не обратиться к рассмотрению религиозных братств? Кооперации потребителей и производителей? Интенциональных и утопических сообществ?
При рассмотрении культурно-личностных связей, двигателем, как правило, считается культура, как если бы ее формирующая сила была абсолютно непоколебима. Усвоение родной и чужой культуры для некоторых людей имеет свои границы. Есть запрос на изучение, свободное от окружающей среды.
Изучение общественного мнения основывается на некритическом принятии концепции ограниченных человеческих возможностей – то есть на допущении, что ответы человека заведомо будут определяться его эгоистическими соображениями или привычками. Но это верно только для 99% нездорового населения. Люди психологически здоровые голосуют, покупают и формируют суждения исходя – хотя бы отчасти – из логики, здравого смысла, понятий о справедливости, правде и т.д., даже если при этом им приходится идти вразрез с собственными интересами (если понимать их узко и эгоистически).
Почему мало кто обращает внимание на тот факт, что в условиях демократии стремление к лидерству нередко питает не жажда власти, а желание принести пользу? А ведь это очень важное обстоятельство как для Америки, так и для всемирной истории. Очевидно же, что Джефферсон, идя во власть, не искал для себя выгоды, но чувствовал, что может и обязан послужить своей стране.
Чувство долга, лояльность, обязательства перед обществом, ответственность, социальная сознательность. Примерный гражданин, честный человек. Почему же не выделить на его изучение хотя бы часть того времени, что мы посвящаем исследованию преступной натуры? Активист общественного движения. Борец за принципы, справедливость, свободу, равенство. Идеалист.
Положительное влияние предубеждения, непопулярности, отрешения, потерь. Редко кто из психологов пытался всесторонне исследовать такое неоднозначное явление как предрассудки. Тем временем, несомненны благотворные последствия остракизма или изгнания из группы – особенно в тех случаях, когда сама изгоняющая культура сомнительна, больна или недостойна. Подвергнуться остракизму со стороны такой культуры – благо для отверженного, даже если ему приходится претерпеть немало страданий. Самоактуализирующиеся люди нередко добровольно отдаляются от субкультуры, ставшей им чуждой.
Мы не так хорошо осведомлены о святых мучениках, рыцарях, героях, справедливых правителях и прочих благодетелях рода человеческого, как о тиранах, преступниках и психопатах. Принятые в обществе условности имеют свою хорошую сторону. Благие установления. Контраст между установлениями здорового и больного обществ. То же касается и ценностей "среднего класса".
В учебниках по социальной психологии почти не находится места рассмотрению таких качеств, как доброта, великодушие, щедрость.
Богатые либералы вроде Франклина Рузвельта или Томаса Джефферсона, которые, в ущерб собственному кошельку борются не за свои экономические интересы, но за справедливость, правосудие и т.д.
Немало написано об антисемитизме, расизме и ксенофобии, а о таких вещах, как филосемитизм, негрофилия, симпатия к угнетенным и неудачникам и т.п. мало кто задумывается. Вот подтверждение тому, как сильно мы концентрируемся на проявлениях враждебности в ущерб альтруизму, сочувствию, заботе о людях, к которым судьба была жестока.
Изучать здоровую конкуренцию, честность, чувство справедливости, заботу о ближнем.
В руководствах по межличностным отношениям или учебниках по социальной психологии в любом разделе не лишними были бы примеры терапевтического воздействия любви, счастливого брака, дружелюбия. Но сегодня в учебной литературе нет серьезного отношения к этим вопросам.
Пройти мимо распродажи, не поддаться на увещевания рекламы или пропаганды, противостоять чужому мнению, давлению авторитета, внушению и соображениям престижа, независимость – по сравнению со "средним человеком" здоровые люди обладают всеми этими способностями в гораздо большей мере. Специалистам, работающим в прикладных областях социальной психологии, следует всесторонне исследовать эти качества – несомненные признаки психического здоровья.
Социальной психологии стоит стряхнуть с себя культурный релятивизм с его зацикленностью на инертности, гибкости и бесформенности человека. В то же время, почти не уделяется внимания независимости личности, духовному росту и социальному созреванию. Фигуры куда как интереснее пешек.
Кроме психологов и обществоведов, никто не даст человечеству практические ценностные системы. Одна только эта задача порождает тысячи проблем.
С точки зрения позитивного развития возможностей человечека, психология в годы Второй Мировой войны практически потерпела полный крах. Многие специалисты подходили к психологии лишь как к технологии и пользовались лишь старыми наработками. В те годы в психологической теории не было сказано почти ничего нового (хотя, возможно, мы чего-то не знаем). Это означает, что многие психологи и представители других наук объединились с людьми близорукими, которые думали только о победе в войне и не заглядывали в будущее. Они не постигли сути войны, отнесясь к ней как к своего рода игре, а не как к борьбе двух различных систем ценностей – каковой она на самом деле есть, или, во всяком случае, призвана быть. Но в рядах психологов некому было предостеречь их от ошибки, не оказалось под рукой своевременного философского подхода, способного отделить технологию от науки, не было теории ценностей, раскрывающей человека демократического склада, сути борьбы в целом и приоритетов в этой борьбе. Во время войны психологов интересовали скорее вопросы средств, а не цели, и нацисты могли пользоваться результатами их работы с не меньшим успехом, чем демократы. Со стороны психологии практически ничего не было сделано для того, чтобы предупредить рост авторитаризма хотя бы в своей собственной стране.
Социальные институты – в том числе, культура – традиционно рассматриваются в качестве формирующих, движущих и тормозящих сил, а не как удовлетворяющие потребности, способствующие счастью и самоактуализации. "Что такое культура – комплекс проблем или комплекс возможностей?" (А. Мейкледжон). Концепция культуры-как-организатора – это, вероятно, результат соединения уникального опыта с патологическими случаями. Обращение к здоровым людям в большей степени приведет к представлению культуры-как-источника-удовольствий. То же самое можно сказать и о семье – которая столь часто выступает как формирующая, обучающая, закладывающая характер, уникальная сила.
Концепция хорошо адаптированной личности или установок высокой приспособляемости предполагает низкую планку для роста и достижений. Приспособиться может и корова, и раб, и робот.
Супер-эго ребенка обыкновенно представляется как интроекция страха, наказания, недостатка в любви, заброшенности и т.п. Исследования говорят о том, что у детей и взрослых, которых окружает атмосфера любви, уважения, безопасности присутствует то, что мы называем совестью, основанной на чувстве любви, желании доставлять радость другим людям и делать их счастливыми, а также на правде, логике, справедливости, постоянстве и долге. Поведение здорового человека в меньшей степени определяется чувствами страха, ненадежности, вины, стыда, и в большей – правдой, логикой, справедливостью, гармонией, красотой и т.п.
Где исследования, посвященные бескорыстию? Независтливости? Силе воли? Силе характера? Оптимизму? Дружелюбию? Реальному видению мира? Самосовершенствованию? Отваге, дерзости? Искренности? Терпимости? Верности? Надежности? Ответственности?
Самым естественным и очевидным предметом позитивной психологии служит изучение психологического здоровья (равно как и других видов здоровья – эстетического, физического, здоровой ценностной ориентации и т.п.). Но позитивная психология предполагает также серьезное рассмотрение "хорошего" человека: надежного и уверенного в себе, демократа по натуре, спокойного, мирного, не чуждого состраданию, благородного, доброго, творческой личности, святого, героя, убежденного, одаренного – иными словами, человека, воплощающего в себе все то лучшее, что есть в человеческой природе.
Как формируются приветствуемые обществом качества – добросердечие, совесть, стремление помочь ближнему, дружелюбие, солидарность, терпимость, жажда справедливости?
Мы владеем богатейшим словарем психопатологии, а вот для описания психологического здоровья или опыта преодоления границ Эго наш словарный запас весьма скуден.
У депривации и фрустрации есть и положительный эффект. Изучение справедливого и несправедливого регулирования, а также саморегулирования, возможность которого появляется при непосредственном контакте с реальностью, показывает, что научение должно строиться на системе вознаграждений и наказаний, на принципах обратной связи.
Исследование самобытности и самотождественности (а не индивидуальных различий в классическом смысле). Нам нужна идеографическая наука о личности.
Как получается, что принадлежащие одной культуре люди такие разные, такие непохожие друг на друга (общая культура, казалось бы, сглаживает различия и т.д.)?
Что значит посвятить себя какому-то делу? Что заставляет человека всецело отдаться делу, которое лежит за пределами его Эго? Откуда он узнает, каково его призвание?
Удовлетворенная, счастливая, спокойная, безмятежная, миролюбивая личность.
Вкусы, ценности, мнения и предпочтения самоактуализирующихся людей покоятся скорее на внутреннем и детерминированном реальностью базисе, а не на относительном и внешнем. Этим объясняется их тяготение к справедливому, а не к неправедному, к истинному, а не к ложному, к красивому, а не к безобразному. Такие люди живут в рамках системы неизменных ценностей, а не в мире роботов, где ценности отсутствуют напрочь (а есть только мода, прихоти, чужие мнения, подражание, соображения престижа).
Уровень фрустрации и выносливость в определенных ситуациях чаще намного выше в самоактуализирующихся людях. Это справедливо и для чувства вины, внутреннего противоборства и стыда.
Отношения родители-дети обычно трактуются так, как если бы это был клубок сплошных проблем, единственно источник ошибок и конфликтов. Но эти отношения прежде всего дарят радость, удовольствие и величайшее наслаждение. И это верно даже в отношении тех подростков, о которых чуть ли не всегда говорят как о ниспосланном свыше наказании.