ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Наиболее ранние (известные науке) концепции языка были частью мифолого-религиозной картины мира. С другой стороны, представления такого рода – это начало рефлексии человека над языком, своего рода "предлингвистика", "народное языкознание". Знать, каким виделся язык в далеком прошлом, какие языковые явления были замечены людьми в первую очередь и что древние люди думали о языке, – все это очень интересно и важно для понимания и человека, и языка, и науки о языке.
Все же самые ранние результаты рефлексии над языком закреплены еще даже не в мифах, a з самом языке – в древнейших словах со значениями (часто слитными, синкретичными) 'говорить, спрашивать, отвечать', 'сообщать, знать, понимать, думать', 'сказанное, речь, слово'. Существенно отметить такой факт: во многих языках слова со значениями 'говорить' и 'думать' восходят к общему корню. Ср. греч. logos – и 'слово', и 'смысл, понятие'; готск. doms 'суждение' было заимствовано в праславянский язык; от него произошли и русск. дума, и болг. дума 'слово' (Фасмер, I, 552); русск. толк 'признаваемый в чем разум, смысл' и толковать 'объяснять смысл, значение; рассуждать, переговариваться, беседовать' (Даль, IV, 411-412). Эти факты говорят о том, что уже в древности люди видели связь между словом и мыслью.
Согласно реконструкциям Т.В. Гамкрелидзе и Вяч. Вс. Иванова, древние индоевропейцы считали, что дар речи, наряду с "двуногостью", отличает людей от животных; что боги отличаются от людей (помимо "бессмертности" и "небесности") особой пищей и особым языком (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, 471 и сл.).
Мифологический мотив пиши богов и языка богов известен, далее, хеттской, греческой, кельтской, германской традициям. "Обе эти характеристики богов – наличие особой речи и особой пищи – как бы объединяются в единый сюжетный мотив – миф о добыче меда поэзии в "Младшей Эдде" ("Язык поэзии") и в "Старшей Эдде" ("Речи Высокого", 104-110)*, чему находят аналогии в древнеиндийской мифологии" (Гамкрелидзе, Иванов, 1984, 476).
* Сборники "Эдда" ("Старшая" и "Младшая") были записаны в XIII в. Это древнейший источник по скандинавской языческой мифологии; включает древнеисландские эпические песни, прорицания, заговоры, легенды. История изготовления и добывания священного меда поэзии связана с Одином, верховным богом-шаманом древних скандинавов. Мед поэзии "символизирует экстатический источник как мудрости, так и обновления жизненных и магических сил" (Мелетинский, 1988[а], 128).
Согласно более поздним представлениям, особый язык, непонятный людям, есть также и у животных. В Коране (ХХV??, 16), в скандинавской мифологии, в русских сказках этот язык иногда зовется языком птиц, или птичьим. Знание языка животных – это знак особой мудрости, или примета колдуна, как, например, в сказках "Птичий язык" и "Хитрая наука" (№ 247 и 249-253 в собрании А.Н. Афанасьева; см.: Афанасьев, 1936-1940), или своего рода трофей, как в "Старшей Эдде". Здесь есть такой эпизод: как только Зигфрид победил дракона и кровь врага попала ему на язык, он вдруг стал понимать речь птиц. Иногда понимание языка животных – это результат специальной выучки, как в "Хитрой науке": "Жил-был купец с купчихою, и было у них детище любимое; отдали они его учиться на разные языки к одному мудрецу, аль тоже знающему человеку, чтоб по-всячески знал: птица ль запоет, лошадь ли заржет, овца ль заблеет, ну, словом, чтоб все знал!".
Вообще же понимать язык животных считалось делом нечистым. По известным у славян поверьям, хозяин может понять, о чем говорят животные в хлеву, только один раз в году – в ночь перед рождеством, но с этим знанием надо обращаться очень осторожно.
В мифологических представлениях разных народов встречается также мотив особого языка у нечистой силы. Обычно нечистой силе приписывается все странное в речи: бессвязная, безумная, непонятная, экстатическая речь, а также чужестранная (иноязычная) речь. Нередко с нечистой силой связывают такие "околоречевые" явления, как смех, плач, крик, свист (ср. распространенное поверье, что нехорошо свистеть в доме).
Мифопоэтической древности принадлежит первое осознание такой фундаментальной оппозиции, как "мысль и язык". В "Ведах" есть сюжет о первичном состязании между молчащим божеством чистого разума и богиней речи: разум побеждает, однако за речью признается роль необходимой опоры творящего разума. В качестве метафоры такое видение проблемы "мысль и язык" вполне приемлемо и сегодня.
Таким образом, самый древний пласт представлений человека о языке связан, во-первых, с общесемиотическими вопросами: как общаются люди? на каком языке говорят "не-люди" (боги, животные, нечистая сила)? в чем могущество языка богов? Во-вторых, древнейшая рефлексия человека над языком привела к вопросу о взаимоотношениях языка и мысли. Иначе говоря, была поставлена проблема, которая до сих пор находится в центре внимания когнитивных наук*.
* "Проблема психологического строения языка, его роли в общении и формировании сознания является едва ли не самым важным разделом психологии", – писал классик отечественной психологии и нейролингвистики А.Р. Лурия (см.: Лурия А.Р. Язык и сознание. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1979. С. 11).
Согласно распространенным мифологическим представлениям, язык – это д а р богов (Бога) людям. Иногда языку учит людей культурный герой.
Иудейско-христианская философия языка противоречива. С одной стороны, у Бога есть предвечное творящее слово: согласно Библии, мир возник через слово: Бог произносил слово, и это было актом творения: "И сказал Бог: да будет свет. И стал свет <...>. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью" (Быт 1, 3-5) и т.д. Но в следующей главе "Бытия" уже другая картина: Бог продолжает творить, но не именует, а подводит "сотворенное" к Адаму, и первый человек дает всему имя: "Господь Бог образовал из земли всех животных полевых и всех птиц небесных, и привел к человеку, чтобы видеть, как он назовет их, и чтобы, как наречет человек всякую душу живую, так и было ей имя. И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым" (Быт 2, 19-20). По одному апокрифу, сатана не мог справиться с наименованием животных, а Адам смог – так апокриф объясняет причину зависти и вражды посрамленного сатаны к людям.
Судя по "Ветхому Завету", древние иудеи не делали различий между священным и мирским языком. У Бога нет особенного языка, он общается с людьми на их языке. "Это отличает библейское понимание Бога от оракульских традиций других народов" (БПБ, 478). В христианской традиции сакрализация языка Писания – не исконный, а более поздний мотив, святоотеческой поры. Поэтому протестанты, стремясь возродить исходные принципы христианства, не считали язык Писания священным.
В Библии содержится два противоречащих друг другу объяснения множественности языков. С одной стороны, различие народов по языку – это следствие разветвления "колен" (поколений) одного рода. Согласно апокрифу, языков мира – 70 (по числу "колен", о которых говорит Библия), и первый человек Адам, которого традиция рисует "мудрым мужем", знал все языки мира (МНМ, I, 41). Таким образом, в данном случае множественность языков объясняется дивергенцией, т.е. процессами их расхождения, появления и накопления несхожих черт, что связано с миграцией племен и народов. Эта точка зрения в своей сути (но со многими второстепенными уточнениями) до сих пор принимается здравым смыслом и науками о человеке.
Согласно второй точке зрения, разноязычие рода человеческого – это Божья кара за гордыню: люди вознамерились воздвигнуть башню* до небес и город, чтобы прославиться ("и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли"). Наказанием за дерзость стало смешение языков и рассеяние народов: "И сказал Господь: вот, один народ, и один у всех язык; и вот что начали они делать, и не отстанут они от того, что задумали делать. Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле; и они перестали строить город" (Быт 11, 6-8).
* Это и было Вавилонское столпотворение, т.е. буквально 'творение с т о л п а (башни)'; позже в русском языке слово столпотворение, отчасти по созвучию со словами толпа, толпиться, получило значение 'сутолока, суматоха, неразбериха'.
Библия исходит из предопределенности смешения языков и вместе с тем стремится преодолеть языковые барьеры. Первоначально единый и совершенный (потому что от Бога) язык Адама; затем смешение и рассеяние языков в наказание за людское тщеславие во время "творения" "столпа" в Вавилоне; наконец, "искупление языков" – чудесное "говорение языками", на Троицу дарованное Св. Духом разноязычным апостолам (Деян 2), – таковы главные вехи библейской истории языков.
В "Евангелии от Иоанна" Слово (греч. Logos – 'слово, учение') означает второе Лицо Троицы – Сына Божия, Иисуса Христа. Образ Христа как Слова Божия возник под несомненным влиянием греческой философии гностиков и в особенности неоплатонического учения о предвечном Логосе. В христианской учености сближение Сына Божия и Слова получает своеобразное лингвистическое, именно семасиологическое развитие*.
В одном из православных сочинений о языке в этой связи говорится: Слово же в чловеце во образ Сына Божия, понеже Сын Божий имат у себе два рождения, первое родися от Отца неким рождением непостижным <...>, второе же родися без страсти истинно плотию. <... > Того ради по сугубому** рождению Сына Божия и нашего слова сугубое рождение, понеже бо наше слово рождается прежде от душа неким рождением непостижным и пребывает у душа неведомо. И паки рождается вторым рождением плотьским, еже есть устнами изыдет и гласом в слышании объявится ("Беседа о учении грамоте"; цит. (с графическими упрощениями) по изданию: Ягич, 1885-1895, 675-676). Значит, по мысли писавшего, слово, подобно Христу, "двугубо" – духовно и телесно, и духовная сущность слова непостижима, как непостижимо рождение Христа.В современной теории языка эта мысль выражается в другой терминологии: в языке есть две стороны – значение и форма (вариант терминов: план содержания и план выражения); при этом, как в старину рассуждали о непостижном рождении Слова от душа, так в современной лингвистике часто пишут об особой трудности изучения семантики, содержательной стороны языка.
* Семасиологический – относящийся к
семасиологии; семасиология (от греч. semasia
– 'значение' и logos – 'учение') – то
же, что семантика: раздел языкознания, изучающий значение
языковых единиц, прежде всего слов.
** Сугубый (церк.-слав.) – удвоенный,
двойной, двоякий.
Как можно видеть, несмотря на мифопоэтическую форму, религиозное сознание поставило основные вопросы философии языка (язык и мысль; форма и содержание в языке; созидающие возможности языка). Таким образом, в культурах, исповедующих религии Писания, религиозные потребности выступают как фактор, который не только развивает коммуникативные возможности языка, но и стимулирует и углубляет рефлексию над языком. Все это существенно повышает филологическую культуру общества, в конечном счете – филологическое обеспечение коммуникации (и, разумеется, не только в сфере религиозной практики).