ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Чтобы как-то определить природу человека, нередко прибегают к латинским терминам: homo sapiens, homo faber, homo ludens, homo patiens и т.д. Обычно таким образом подчеркивают какую-то особенность или функцию человека, приписывая ей ведущую роль, например мышление, способность создавать вещи, способность играть или страдать. Эти термины определяют ракурс анализа человеческой природы и указывают, с какой точки зрения следует выделять процессы, важные для жизни человека. То, что ракурсов анализа может быть очень много, не снижает их ценности, поскольку человек – это сложный и изменчивый объект познания.
Анализ человека в процессе общения приводит нас к выводу о том, что человек – это прежде всего субъект общения. Чтобы подчеркнуть этот момент, можно предложить определение человека как Homo communicans.
Общение является непременным условием любых форм социальной и индивидуальной жизни человека. Благодаря ему оказалась возможной совместная деятельность людей по овладению природой и удовлетворению индивидуальных потребностей. В процессе общения формируются образцы и модели поведения человека, которые впоследствии "входят внутрь" человека. Мышление, способность к анализу и оценка, образ мира и самого себя формируется у индивида в ходе общения. Внимательно прислушавшись к своей внутренней жизни, любой из нас наверняка обнаружит непрекращающийся процесс внутренней коммуникации – внутренние диалоги самого разного характера, споры, критику, оправдание. Словно какая-то часть наших бесед с другими из повседневной жизни перешла во внутренний план и вплелась в структуру личности.
Homo communicans продолжает общаться даже наедине с самим собой. Так, человеку, оказавшемуся в результате кораблекрушения в безлюдной местности в полном одиночестве, грезятся образы других людей, которые к тому же могут влиять на его поведение так же, как могли бы влиять реальные люди, окажись они рядом с ним. Следовательно, связи одного индивида с другими осуществляются как бы на двух уровнях: на уровне внешней коммуникации и в виде "присутствия" других в субъективном мире личности – в ее мыслях, образах, воспоминаниях.
По-моему, этот факт играет чрезвычайно важную роль в человеческом существовании, указывая на то, что основным или естественным способом существования личности является ее связь с другими людьми, сосуществование с ними, а не изоляция от окружающих и жизнь исключительно для самого себя. Поэтому, общаясь с людьми, порвавшими связь с другими, замкнувшимися в своем внутреннем мире, мы ощущаем некоторый дискомфорт и беспокойство.
Нередко именно такую форму приобретают психические расстройства, при которых нарушения общения с внешним миром сочетаются с нарушениями внутренней коммуникации, когда личность как бы расщепляется на разные составные части, никак не связанные между собой. В таких случаях задачей терапии является восстановление связи индивида с внешним миром и с самим собой.
Две системы коммуникации – внешняя и внутренняя – тесно связаны между собой, взаимно пересекаются и дополняют друг друга. Для иллюстрации попробуем представить такую ситуацию.
Я стою на улице. Ко мне неожиданно подходит человек. Я смотрю на его лицо и вижу, что уголки его губ поднимаются, а морщины, идущие от крыльев носа вниз, обозначаются резче. Я почти бессознательно принимаю этот сигнал, привычно трактуя его как традиционную "улыбку приветствия". В ответ на этот акт невербальной коммуникации я почти автоматически реагирую подобным же выражением. Потом я слышу звук его речи и осознаю ее содержание: "Не знаю, помнишь ли ты меня... у тебя такое выражение лица... а помнишь Романа?.. ну, того, который проделал дырку в доске..."
Вглядываясь в говорящего, я начинаю быстро перебирать в памяти разные образы, которые ассоциируются у меня с именем "Роман" и с дырой в доске, с внешностью и голосом моего собеседника. Вид у меня при этом несколько смущенный, и вдруг неожиданно, словно из тумана, передо мной встает яркий образ – последний класс школы, после лекции мы остаемся в кабинете втроем: Роман, я и Скура. Воспоминание становится все более явственным и вызывает у меня какие-то смутные эмоциональные переживания. Я вспоминаю, что Роман на спор стал пробивать дырку в доске, но дырка оказалась маленькой и в самом углу. Тогда Скура стал подговаривать Романа выдолбить больший кусок в верхней части доски, как раз там, где учителя обычно писали "урок". Скура достал перочинный нож и замазку, чтобы скрыть дырку, Роман дырявил доску, а я таскал сажу с печи, чтобы посыпать замазку, и следил за тем, не идет ли кто.
Скандал был страшный, нам пришлось заплатить за доску, нас наказали, но не всех троих, а только Романа и меня. Скура не признался, что тоже в этом участвовал, и сумел избежать наказания. Он был самым сильным в классе, мы его немного боялись, но мы не выдали его отнюдь не по этой причине. Трусость Скуры поразила нас, а его лишила сильной позиции в классе. Я очень бурно переживал тогда всю эту историю, а к Скуре испытывал смешанные чувства: злость, жалость и разочарование. Мне казалось, что я не смог до конца высказать ему свои претензии. И вот теперь, спустя много-много лет, Скура стоит передо мной. Вероятно, старая обида еще живет во мне, потому что я чувствую что-то вроде неприязни к нему, недовольство этой встречей, хотя и понимаю, что это несколько странно.
Отвечаю: "Да-да, припоминаю... ты – Скура". А он смеется, протягивает руку, пожимает мою, а другой рукой похлопывает меня по плечу. Это не доставляет мне особой радости. Выражаемые в его жестах сердечность и доброжелательное отношение вступают в противоречие с моими актуальными переживаниями, вызванными воспоминаниями. Этот диссонанс мешает мне объективно воспринимать поведение собеседника, я скорее склонен сосредоточиться на неприятных впечатлениях – следах нашего прошлого, чем устанавливать реальные отношения с конкретным человеком, стоящим сейчас передо мной.
Слышу, что он говорит дальше: "Видел тебя по телевизору, ты стал важным человеком, небось уже и не узнаешь старых друзей... может, поможешь мне найти какую-нибудь хорошую работенку, а?.."
Понимаю, что в его словах скрыт смысл, который можно понимать по-разному в зависимости от того, что я захочу в них найти. Давняя неприязнь к собеседнику заставляет меня интерпретировать его слова как этакую примитивную уловку, провокацию. Я также подозреваю, что он хочет как-то использовать меня в своих целях. Однако, осознав, что прошлые обиды начинают слишком сильно влиять на мое состояние, я пытаюсь ограничить это влияние и заметить в словах и поведении Скуры еще какое-нибудь содержание. Это, в общем, оказывается нетрудно. На его лице я читаю признаки живого интереса ко мне, во взглядах его, как мне кажется, кроется беспокойное ожидание моей реакции, а тон его голоса выражает уважение. Когда мне удается лучше сосредоточиться на том, что я в данный момент вижу и слышу, мои воспоминания и связанные с ними эмоциональные реакции в какой-то мере теряют свою силу и значимость. Скура выглядит намного старше меня, хотя на самом деле разница между нами не может быть более полугода. Он почти совсем лысый, небрежно одет, небрит, когда он говорит, я чувствую запах пива, хотя ничто не указывает на то, что он пьян. Пытаюсь представить себе, как он живет, где работает, мне кажется, что живется ему несладко.
Во мне появляются какие-то проблески теплых чувств, и я отвечаю: "Что поделываешь, старик?.. Что-то выглядишь ты неважно, болел что ли в последнее время?" Я чувствую, что мне уже хочется продолжать разговор с ним и поподробнее узнать о его жизни. Мы начинаем рассказывать друг другу о себе, и разговор затягивается, пока мы вдруг не осознаем, что болтаем уже почти два часа. Мы расстаемся, обменявшись адресами и номерами телефонов.
Понятно, что описанные выше первые шаги нашего общения со Скурой и мои внутренние переживания на самом деле заняли намного меньше времени, нежели потребовалось для того, чтобы прочитать о них. Кроме того, нельзя сказать, что я так скрупулезно осознавал свое поведение и так последовательно его контролировал, как это может показаться из приведенного описания. Если анализировать этот пример как иллюстрацию анатомии процесса общения, нужно повнимательнее посмотреть на то, что происходило между мной и Скурой. Случайный наблюдатель мог бы даже не заметить каких-то ничего не значащих для него жестов и ничего ему не говорящих фраз в начале разговора. Может быть, дальнейшая беседа показалась бы ему гораздо более интересной, но именно в течение первых нескольких секунд и разыгрались события, которые имели огромное значение для последующего контакта. С того момента, как я осознал, что кто-то из прохожих сделал что-то, вызвавшее у меня ответную реакцию, я проделал немало внешних и внутренних действий, которые вовлекли меня в процесс общения.
Подобные, хотя и не такие же точно действия проделал и мой партнер. Каждый из нас выступал в роли как индуктора, так и реципиента сигналов коммуникации, содержание которых нам удалось уловить. В каждом из нас пробуждались какие-то мысли, чувства, намерения, часть из которых преобразовалась во внешние сигналы, складывающиеся в передаваемое партнеру сообщение. Каждый из нас пользовался определенными средствами общения, то есть как бы использовал различные каналы, по которым принимал и передавал информацию. Во время моего разговора со Скурой этими каналами были: речь, восприятие, прикосновение. Общение между нами затруднялось из-за разных внешних и внутренних факторов, которые можно назвать "шумом, мешающим пониманию". Каждый из нас, принимая сигналы от партнера, старался расшифровать их и дать интерпретацию всего сообщения. Процесс интерпретации вызывал внутренние реакции, влиявшие на дальнейший ход коммуникации. Старые воспоминания вызывали у меня чувство неприязни к партнеру. Неприязнь мешала мне объективно интерпретировать его высказывания.
Давайте теперь подробнее проанализируем то, что происходило в процессе общения. Для этого надо будет ввести несколько понятий, которыми мы в повседневной жизни, как правило, не пользуемся. Попробуем придать нашим рассуждениям форму диалога между неким А, которому хочется побольше узнать об общении, и неким Б, который хочет удовлетворить любопытство А.
А: Говорят, что коммуникация – это обмен сообщениями, содержащими информацию, но о какой именно информации идет речь?
Б: Ты действительно этого не знаешь?
А: Если б знал, я бы не спрашивал тебя.
Б: Так вот, информация – это то, благодаря чему ты что-то узнаешь.
А: Не совсем понимаю тебя.
Б: Ну, можно сказать несколько иначе: разного рода ситуации, события, явления окружающего мира находят свое отражение в психике человека. Познавая мир, людей, самих себя, мы создаем некоторый образ того, что есть, было или будет когда-то и т.д. Информация – это отдельный элемент образа мира, полученный через опосредованное или непосредственное познание.
А: Значит ли это, что любой способ получения информации от людей является коммуникацией?
Б: Нет, информацию можно получить и не вступая в коммуникацию. Например, ты можешь наблюдать за своей соседкой, не обращая ее внимания на свои действия. Для общения необходима интеракция...
А: А что такое интеракция?
Б: Это взаимное влияние друг на друга контактирующих людей. Когда один человек что-то сделает, другой отреагирует на это, а первый заметит эту реакцию, то именно тогда и возникает акт коммуникации.
А: Я очень часто разговариваю с людьми, но не замечаю, чтобы мы с собеседником как-то влияли друг на друга.
Б: Вероятно, ты не обращаешь на это внимания. Когда люди общаются, они обязательно влияют друг на друга.
А: Поясни мне это получше.
Б: Всякая реакция одного человека на поведение другого – это как раз пример такого влияния. Например, сейчас я влияю на тебя постольку, поскольку ты внимательно слушаешь мою речь, думаешь что-нибудь об этом, наверное, испытываешь интерес к моим словам.
А: Но ты же не скажешь, что и я как-то влияю на тебя сейчас?
Б: Конечно же, влияешь. Твои вопросы заставляют меня думать; в какой-то момент я почувствовал себя неуверенно, потому что мне показалось, что я не смог ясно объяснить тебе, о чем идет речь, мое внимание сосредоточено на темах, которые тебя интересуют. Все это связано с тобой, с твоим влиянием на меня.
А: ...Ну хорошо, но ведь уже через несколько секунд ни следа не останется от моего влияния на тебя.
Б: Я думаю, ты не прав. Мне кажется, что я, например, запомню этот разговор и, если в другой раз мне придется говорить на ту же тему, смогу лучше сформулировать свои мысли. Ты очень верно обратил внимание на то, что взаимное влияние, проявляющееся в различных реакциях собеседников друг на друга, может иметь разнородные следствия. Они могут быть временными, преходящими, а могут быть длительными и заключаться в том, что под их влиянием изменится образ мышления, поведения или характер эмоциональных переживаний. В результате можно обогатить свои знания о мире, и именно на это мы чаще всего обращаем внимание.
А: Так, значит, если я хочу сознательно влиять на кого-то, я должен рассчитывать именно на такие долговременные следствия, не так ли?
Б: Да, именно так, но мы обычно обращаем внимание только на одно направление влияния – на то, которое исходит от человека, сознательно влияющего на другого. При этом мы забываем о том, что есть влияние в противоположном направлении, со стороны, казалось бы, более пассивного партнера. Без этого трудно понять, что происходит на самом деле в процессе общения.
А: Ты можешь привести какой-нибудь пример?
Б: Отец, разговаривая с сыном, старается повлиять на него в плане выбора образа жизни; дискуссия затягивается, постепенно нарастает напряжение, и отец в конце концов дает волю своему гневу и оскорбляет взрослого сына. Отец при этом думает только о том, что сын не хочет изменить своих взглядов на жизнь. Но он не обращает внимания на то, что сам попадает под влияние слов своего сына – ведь напряжение и гнев отца вызваны главным образом тем, что сын хочет жить именно так, как когда-то хотел отец. Подобный стиль жизни казался в те времена отцу наилучшим, но ему пришлось отказаться от него в силу причин, которых он сейчас несколько стыдится.
А: Ты считаешь, что лучше было бы отцу полностью осознать, что с ним происходит в ходе разговора с сыном?
Б: Я думаю, тогда у него было бы больше шансов добиться взаимопонимания. Это справедливо для любых ситуаций межличностного общения. Результаты коммуникации в большей степени зависят от того, насколько нам удается осознать цепочку взаимовлияний: то, что я делаю, вызывает у тебя какие-то внутренние реакции → они влияют на твое поведение → твое поведение вызывает у меня какие-то внутренние реакции → мои внутренние реакции влияют на мое поведение по отношению к тебе и т.д.
А: Я попытался графически изобразить то, что ты говорил; так ли это выглядит?
мое поведение ------ твои внутренние реакции
мои внутренние реакции ------ твое поведениеБ: Замечательно, именно об этом я и говорил. Если нам удастся в каждый данный момент уловить, что из себя представляют звенья этой цепочки, мы сможем лучше понять, что происходит в ходе общения.
А: Значит ли это, что мы все время должны думать, все время анализировать, что происходит во мне, что – в тебе, что ты такое делаешь, что это вызывает у меня именно эти ощущения, а не другие?
Б: Нет, конечно, постоянно этого делать не нужно. Что бы произошло, если бы водитель все время тихонько твердил себе под нос: "Сейчас я должен нажать на сцепление, потом передвинуть ручку коробки передач, а теперь отпустить сцепление..." и т.д. Когда мы желаем научиться что-нибудь делать лучше, тогда мы и обращаем внимание на каждый свой шаг, систематически проверяем, не забыли ли сделать что-нибудь важное. Постоянный контроль и проверка мешают спонтанному и успешному функционированию. Однако мне кажется, что невозможно овладеть искусством общения настолько, чтобы полностью отпала необходимость время от времени (но достаточно систематически) анализировать свое поведение в конкретных ситуациях общения.
А: А ты думаешь, этому можно научиться?
Б: Думаю, что можно. Мне кажется, что умение общаться становится искусством общения тогда, когда мы так ясно осознаем происходящее между нами и другими в процессе коммуникации, что это не влечет за собой искусственности и затруднений во взаимопонимании. Лишь тогда мы можем по горячим следам воспользоваться тем, что мы осознали для улучшения контакта. Говоря, что этому можно научиться, я не имею в виду, что можно достичь абсолютного совершенства. Я подразумеваю лишь, что каждый может проявить максимум старания, чтобы с достаточной степенью точности понимать, что хотят нам сообщить другие, и чтобы как можно более ясно и адекватно сообщать другим о том, что мы думаем, чувствуем, чего хотим и т.д.
А: Слушаю, о чем ты говоришь, и все больше задумываюсь над тем, почему люди так часто и даже вопреки своим добрым намерениям не понимают друг друга? Мне иногда кажется, что они будто бы вообще не понимают чужих слов, хотя и говорят на одном языке. Б: Это очень обширная тема. Она немного напоминает мне вопрос: "Почему люди не могут хорошо жить?" Давай лучше попробуем задуматься над другим вопросом: "Благодаря чему вообще возможна коммуникация?"
А: Ну, это-то понятно, мы ведь с раннего детства учимся пользоваться речью.
Б: Да, конечно, но овладение словами и грамматикой – это еще не самое главное. Каждый из нас с первых дней своей жизни осознает, что разные события, поведение других людей и предметы могут иметь для нас какое-то сугубо личное значение. Мы учимся понимать, что поступки других людей – это сигналы, которые обусловливают или предсказывают какие-то важные для нас события. Общение становится возможным благодаря тому, что мы обучены понимать значение этих сигналов. Это то же, что способность расшифровывать смысл звуков, букв, движений, прикосновений и т.д. Расшифровка, как правило, протекает почти автоматически и очень быстро, но, если бы можно было замедлить ее темп, удалось бы заметить момент, когда, услышав какие-то звуки, исходящие от партнера, увидев выражение его лица, мы словно говорим себе: "Он улыбается, он любит меня, это симпатичный человек". Сопутствующие этому положительные эмоции дополняют картину, уточняют значение, которое мы придаем поведению партнера. Проблема, однако, заключается в том, что кто-то другой тому же самому поведению партнера может придать совершенно иное значение и понять его так: "Он смеется надо мной, он пренебрегает мной, это злобный тип".
А: Можно ли утверждать, что мы произвольно приписываем значение тому, что видим и слышим?
Б: Конечно, нет. Но важно, что этот улыбающийся человек хотел выразить на самом деле. И это можно выяснить, например спросив его, что он имел в виду. Однако обычно мы редко проверяем, правильно ли поняли собеседника. Не говорю уж о таких ситуациях, когда кто-то попросту не хочет обнаружить своих истинных намерений. Существует, конечно, некоторый предел произвольности, с которой мы трактуем значение того, что нам сообщают, но все же свобода интерпретации слов, жестов и действий других людей достаточно велика.
А: Достаточно велика для чего?
Б: Для того чтобы многие люди, внешне общаясь с другими, на самом деле замыкались внутри собственного мира интерпретаций, домыслов и фантазий по поводу того, что говорят и делают окружающие.
А: А откуда берутся эти домыслы и фантазии, препятствующие нормальному общению?
Б: Они часто порождаются на основе нашего опыта предшествующих контактов с людьми, следов прошлого, которые запечатлелись в нас и дают о себе знать в настоящем. Нередко в виде таких следов в нас "живут", присутствуют события и люди, с которыми мы раньше общались. Все это влияет на то, как мы трактуем высказывания реальных людей в актуальных ситуациях, как интерпретируем поведение тех, с кем общаемся. Частенько бывает и так, что наши слова и поступки в большей степени являются продолжением диалога с кем-то из нашего прошлого, чем ответной реакцией на человека, стоящего перед нами.
А: Значит ли это, что мы должны отказаться от своего прошлого, чтобы лучше общаться в настоящем?
Б: Отказ от чего-то, существующего в нас, приводит к внутреннему разладу и мешает по-настоящему чувствовать актуальную ситуацию. Разные нерешенные проблемы на долгие годы укореняются в нашем сознании, и, как бы мы ни старались отмежеваться от них или вытеснить их, они все равно существуют и отнимают у нас время и энергию, требуют внимания к себе. Они – нечто большее, чем только воспоминания. Это могут быть, например, упорно всплывающие в конкретных ситуациях застарелые суждения и оценки поведения людей, мнения, которые мы проносим через года и которые словно записаны на старую магнитофонную пленку. Голос с этой пленки может мешать нам видеть людей, с которыми мы сейчас общаемся, такими, какие они есть на самом деле. Как правило, мы не изменяем наши старые записи под влиянием новых знаний. Они мешают нам общаться с другими не только тогда, когда содержат некоторые предубеждения и превратные суждения об окружающих людях. Такие сделанные в прошлом записи могут относиться непосредственно к нам самим и упорно проигрываться в виде "текстов" по нашему поводу. Содержащиеся в них мнения, оценки, какие-то старые предсказания по поводу событий моей прошлой жизни могут смешаться с тем, что в конкретных ситуациях будут мне говорить конкретные люди. Именно таким образом "существование" укоренившихся и неизменных следов прошлого, не интегрированных в целостную структуру моей личности, затрудняет общение с другими людьми. Чтобы изменить это положение, нужно не вытеснять следы прошлого, а осознать факт их существования; "освоить" их и "присвоить", предварительно убедившись в том, что прежние оценки не потеряли свою актуальность. Важно понять, насколько они влияют на мое отношение к тому, что я слышу сейчас, и не искажают ли они образ реальности.
А: То есть, общаясь с каким-то конкретным человеком, я должен спрашивать себя: "А не участвует ли еще кто-то, кроме нас двоих, в этом разговоре?"
Б: Вот именно. Очень часто в общение двух реальных людей вмешивается еще множество личностей, правда незаметных, но зато присутствующих и изрядно мешающих взаимопониманию этих двоих. Поэтому если у нас возникают какие-то проблемы с взаимопониманием, нужно не только проанализировать то, что мы говорим и делаем, но также и то, что происходит в нашем внутреннем мире, наши воспоминания и фантазии. Важно помнить, что и у партнера может быть подобный, хотя и не абсолютно тот же самый, багаж знаний общения.
А: Значит ли это, что все следы прошлого становятся камнем преткновения в актуальных взаимоотношениях?
Б: Нет, я думаю, что это относится только к таким следам, которые человек не "переварил", которые гармонично не вплелись в целостную структуру его личности. То, что человек осознал, не порождает в нем внутренних конфликтов и противоречий, напротив, дает ему чувство опоры и способствует более полноценному общению с другими людьми. Именно таким образом человек обогащается за счет своего опыта, даже тогда, когда этот опыт связан с драматическими и неприятными переживаниями.