ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Выбирая, я не полагаю начала выбираемому – оно должно быть уже положено раньше, иначе мне нечего будет и выбирать; и все-таки если бы я не положил начала тому, что выбрал, я не выбрал бы его в истинном смысле слова. Предмет выбора существует прежде, чем я приступаю к выбору, иначе мне не на чем было бы остановить свой выбор, и в то же время этого предмета не существует, но он начинает существовать с момента выборам.(Киркегор. Наслаждение и долг)
В какой ситуации человеку приходится осуществлять выбор и принимать решения?
В парадигме "организм-в-среде" целостность психики понимается прежде всего именно как отсутствие необходимости в выборе. Предполагается, что "органичная" психика антилопы-гну наделена способностью автоматически выделять самую важную в каждый данный момент потребность и ставить ее во главу угла (first things first). Организм-в-среде не имеет возможности выбора и не нуждается в нем.
Однако в "Гештальт-подходе" Перлз предлагает и другую парадигму. Он рисует картину человека в человеческом обществе или в группе, представляя ее в виде трехуровневой системы:
"Человек, способный жить в заинтересованном контакте со своим обществом, не будучи поглощен им, но и не отчуждаясь от него – это хорошо интегрированный человек. Он опирается на себя самого, поскольку понимает отношения между собой и обществом, как часть тела инстинктивно понимает свои отношения к телу-как-целому. Это человек, который чувствует контактную границу между собой и обществом, который воздает кесарю кесарево и оставляет себе то, что принадлежит ему [2]. Цель психотерапии – создать такого человека.
Идеал демократии – создать общество, обладающее подобными характеристиками, в котором, при определенности его потребностей, каждый участвует на благо всех. Такое общество находится в заинтересованном контакте со своими членами. Контактная граница между индивидом и группой ясно прочерчена и определенно чувствуется. Индивид не ставится на службу группе, так же как группа не отдается на милость отдельного индивида. Таким обществом правит принцип гомеостаза, саморегуляции. Такое общество, как тело, реагирует прежде всего на свои доминирующие нужды. Если всему обществу угрожает пожар, каждый будет стараться погасить пламя, спасая жизнь и имущество. Подобно телу, которое стремится сохранить в целости все свои члены, в хорошо регулируемом или саморегулирующемся обществе к борьбе с пламенем, угрожающим хотя бы одному дому, присоединятся соседи, а если необходимо – то и все общество. Члены общества и его правители отождествятся друг с другом.
Врожденное стремление человека к социальному и психологическому равновесию, по-видимому, столь же тонко и точно, как его чувство физического равновесия. В каждый момент он движется на социальном или психологическом уровне в направлении этого равновесия, устанавливая баланс между своими личными потребностями и требованиями общества. Его трудности возникают не из желания отвергнуть такого рода равновесие, а из неправильности движений, призванных его устанавливать и поддерживать".
Однако не случайно Перлз в качестве "групповой" приводит такую ситуацию, которая очевидна в своей чрезвычайности. Дело в том, что из трех уровней этой сложной системы только один – уровень самого индивида – имеет "центр сознания и выбора". Именно индивид принимает решения как за органы (Перлз где-то приводит пример, когда лиса отгрызает себе ногу, чтобы вырваться из капкана), так и за группу: в группе решения принимает либо тот, кто на это уполномочен, либо тот, кого проблема больше всего касается, а остальные либо соглашаются с ним, либо группа распадается, либо – в случае политических игр – участники группы подвергаются манипуляции или прямому насилию.
Рассмотрим простой пример ситуации выбора из туристской жизни. Небольшая дружная компания за завтраком в походе. Молодой человек вчера стер ногу, она у него с утра болит. Между тем компании предстоит пройти 25 км по горам. Для него этот маршрут и со здоровыми ногами – на пределе сил. А для его приятелей наоборот: это уступка ему ради компании; вообще-то они сюда пришли, чтобы получить хорошую нагрузку, и соглашаются на такие короткие – для них – переходы только ради того, чтобы он мог с ними пойти. К тому же на поход, на то, чтобы получить свою нагрузку, у них всего полторы недели в году, больше не будет (семьи, дачи и пр.). Есть еще и дополнительное обстоятельство – маршрутная книжка: кому-то в компании важно то ли получить, то ли подтвердить какую-то "категорию", что станет невозможным, если компания свернет с маршрута. Для полноты картины можно добавить, что в компании находится девушка, в которую молодой человек влюблен.
Нужно принимать решение, как идти. Можно, уступив больной ноге молодого человека, пройти более коротким и легким путем; правда, тогда его друзья совсем не получат своей нагрузки, "накроется" квалификационная сторона дела, и, к тому же, путь этот значительно менее интересен. С другой стороны, молодой человек может попытаться сделать усилие и все-таки пройти эти 25 км. Еще один вариант – расстаться на этом месте. Но решить это надо сейчас: если идти по маршруту, то минут через двадцать надо уже выходить, чтобы засветло успеть дойти до места привала.
Здесь нет пожара, так что "сходу" решение не очевидно. И принимать его нужно самому молодому человеку – никто за него этого не может сделать. Другое дело, что, когда он его примет, остальные могут с ним не согласиться; может возникнуть конфликт, группа может распасться и пр. Но за него никто решить не может.
Это – типичный пример ситуации личного, экзистенциального выбора. Забегая вперед, можно сказать, что выбирает молодой человек не только то, как проведет этот день; он выбирает себя.
В философии экзистенциализма ситуация экзистенциального выбора рассматривалась как чрезвычайная. Широко известен фиксирующий это положение дел термин К. Ясперса "пограничные ситуации". Кроме того, умонастроение времени, когда разворачивалась философия экзистенциализма (годы перед Второй мировой войной и непосредственно после нее) способствовало трактовке этих ситуаций как безнадежных. Философам казалось, что человек может попасть в ситуацию экзистенциального выбора только при условии, когда обыденное отношение к реальности становится невозможным из-за чрезвычайных внешних обстоятельств. Но при этом, поскольку ситуация не имеет реального выхода, выбрать-то и нечего.
Значительная заслуга экзистенциальной психотерапии, в частности и в особенности Перлза (а также В.Франкла [3]), состоит в том, что идеи экзистенциализма были переведены в сферу повседневной, обыденной жизни. Промежуточным звеном оказывается невротик, который в своей "обычной" жизни живет как в "пограничной ситуации". Гештальттерапия обращает внимание невротика (то есть и наше с вами, "здоровых невротиков") на то, что возможность реального и вполне позитивного (то есть ведущего к совершенствованию нашей жизни) экзистенциального выбора "постигает" нас по несколько раз в день (это поначалу, а потом, для более опытного человека, гораздо чаще). Мы имеем достаточно возможностей практиковать экзистенциальный выбор в повседневной жизни, и эта практика увеличивает саму эту способность: "Каждая трудность, которую пациент разрешает, облегчает разрешение следующей, потому что каждый раз, когда он справляется с какой-либо трудностью, он увеличивает свою способность опираться на самого себя". [4]
Через всю книгу Перлза "Гештальт-подход" проходит замечательный пример ситуации, в которой человек встает перед выбором, – пример смешной и очень "человеческий".
Перлз сначала красиво расписывает действительность социального ритуала, – его реальность, эмоциональность и пр., – и говорит, что человек, участвуя в ритуале, приобщается к социальному организму. Но для того, чтобы участвовать в ритуале, человек должен полностью "отдаться" ему и группе, которая этот ритуал осуществляет. А дальше Перлз описывает ситуацию, когда собственные органические потребности человека входят в какой-то момент в противоречие с осуществляемым групповым ритуалом: участнику церковного хора во время священного песнопения понадобилось в туалет. Что человеку делать? С одной стороны, ему следует переживать высшие моменты ритуала, а с другой – ему бы сейчас улизнуть, по возможности никого не беспокоя...
На этом примере Перлз описывает все типы невротических механизмов: слияние как конфликт "мы" (осуществляющие ритуал) и "я" (которому нужно уйти), интроекцию (нельзя-де прерывать ритуал, хотя на самом то деле фактически ритуал для хориста уже прерван) и т.д. Суть дела в том, что разрешить эту ситуацию может только сам хорист; ему нужно принять решение, опираясь на самого себя. А невротические механизмы оказываются способами "отвертеться" от принятия решения, переложить решение (то есть определение своего поведения) на кого-нибудь другого или на что-нибудь другое. И, – сколь ни смешным это кому-нибудь может показаться, – этим выбором он, опять же, в определенной (наверняка большей, чем он сам может себе представить) степени выбирает себя.
Перлз называет некоторые характерные для поведения в ситуации выбора полярности. Конформизм всегда автоматически выбирает в пользу группы. Перлз описывает, – как резко отрицательный для него, – пример законопослушного американца, который готов из последних денег заплатить налоги, не думая о том, что он будет есть сегодня на обед. Второй край, который Перлз тоже очень не любит, – это гедонист, который принимает во внимание только то, чего хочется ему как индивиду. Перлз утверждает, что при такой установке человек не способен к человеческому развитию. Человека, готового удовлетворять интересы своего организма за счет других, Перлз называет "преступником"; а того, кто готов удовлетворять интересы других за свой счет, за счет своего организма, – невротиком.
По-видимому, за всем за этим стоит представление о том, что возможен "хороший" выбор, гармоничное соотнесение "себя" и "других", и, соответственно, мера "преступности" или невротичности определяется отклонением от этого "хорошего" выбора: "Врожденное стремление человека к социальному и психологическому равновесию, по-видимому, столь же тонко и точно, как его чувство физического равновесия. В каждый момент он движется на социальном или психологическом уровне в направлении этого равновесия, устанавливая баланс между своими личными потребностями и требованиями общества".
Речь, конечно, идет не о внешней "правильности" выбора, что соответствовало бы конформизму. Выбор не был бы экзистенциальным, если бы были "правила", по которым его можно осуществить; это был бы не выбор, а решение упражнения из задачника с заранее известным ответом. Речь идет о внутреннем, удовлетворяющем человека гармоничном разрешении ситуации. Этому соответствует перлзовский термин "удовлетворяющие отношения": у человека могут быть удовлетворяющие его, здоровые отношения с другими людьми, с миром тогда, когда найдена гармония индивидуальных и социальных требований.
До сих пор мы следовали использованной Перлзом парадигме "индивид и группа", хотя это, конечно, не единственный источник ситуаций экзистенциального выбора. Вот пример, в котором необходимость выбора возникает несколько иным путем. Этот пример также еще раз покажет нам, каким образом во вполне обыденной жизни "простого человека", без участия философского пугала "пограничных ситуаций", складывается весьма драматическая ситуация экзистенциального выбора.
Иван Иванович Тапочкин, муж своей жены, отец двоих детей, средний научный сотрудник Лаборатории проектирования этикетирования Института кефира [5], влюбился. Он приносит лаборантке Верочке цветы, красиво ухаживает за ней, не забывая, впрочем, забирать детей из детского сада, ходить на рынок за картошкой и на праздники дарить подарки жене. Все довольны: жена – тем, что "оживший" (а также чувствующий себя виноватым) муж больше помогает по дому и возится с детьми; лаборантка Верочка – оказываемым ей вниманием; Иван Иванович просто сияет, настолько хороша стала его жизнь. Пока ничего не приходится выбирать: адюльтер, как нетрудно показать, является неотъемлемым атрибутом современного брака.
Но любовь, как тонко заметил антисоветский классик [6], подобна велосипеду: чтобы не упасть, велосипедисту нужно ехать вперед. После какого-то институтского вечера с шампанским Иван Иванович и Верочка нечаянно оказываются в интимной ситуации. Через некоторое время Верочка, смущаясь и краснея, сообщает Ивану Ивановичу, что она беременна. И спрашивает, что ей делать.
И вот тут Иван Иванович может оказаться в ситуации выбора. Он влюблен в Верочку и какой-то частью своей души как бы даже и рад ее беременности. Но ведь он муж своей жены и, более того, отец своих детей. Как влюбленному мужчине ему следует бежать за цветами, а потом, вместе с Верочкой, в ЗАГС. Как мужу своей жены ему следует строго поставить Верочку на место – "поиграли и будет". Там – дети, которые в нем нуждаются, но и тут – ребенок, который, если родится [7], будет в нем нуждаться.
Теоретически можно сказать об этом так. В ситуации экзистенциального выбора человек оказывается в точке пересечения двух или нескольких несогласованных, живущих каждая по своим законам, действительностей. В каждой из этих действительностей по отдельности человек имеет вполне определенный способ поведения, ему ничего не нужно выбирать. Как-бы-одновременное существование Ивана Ивановича в качестве мужа и любовника возможно как раз потому, что, будучи с женой, он закрывает глаза на свои "маленькие шалости", а как любовник он с еще большей охотой забывает свою семейную жизнь как некстати приснившийся сон [8].
Но ситуация-в-целом может сложиться таким образом, что необходимый способ поведения в одной из частичных действительностей несовместим с поведением, требуемым другой частичной действительностью. Как позже сказала Верочка, утешая вконец запутавшегося Ивана Ивановича, "как ты ни поступи, ты все равно – подлец" [9].
Впрочем, ситуация выбора может создаться только в той мере, в какой личность, живущая в этих действительностях, удерживает их пересечение [10]. А делает она это в той мере, в какой это необходимо для нее как личности.
Могло ведь быть и так, что Ивану Ивановичу давно надоела его жена, и он только и искал предлога, чтобы с нею расстаться. И вот предлог находится: зачатому ребенку нужен отец, и это настолько очевидно для Ивана Ивановича, что никакого выбора не требуется. Или, наоборот, интрижка с Верочкой Ивану Ивановичу наскучила, и он хочет ее прекратить. Для него очевидно, что беременность Верочки его не касается, и он говорит: "Это твои проблемы, оставь наконец меня в покое", – так сурово, что совершенно невозможно поверить, что это именно он месяц назад дарил ей букеты роз. Здесь ситуация выбора тоже не возникает. Или Иван Иванович, как в известном анекдоте, давно хотел заняться наукой, так что пользуется создавшейся неразберихой, чтобы махнуть на все это рукой и отправиться "на чердак". И так далее.
Только если по каким-то внутренним причинам Иван Иванович чувствует, что не может расстаться ни с женой, ни с любовницей, что ему необходимо быть отцом и старшим детям, и новому, еще не родившемуся ребенку, то есть что он как личность не может "отпустить" ни одну из несовместимых действительностей, – только при этом условии ситуация выбора начинает существовать.
Продолжая теоретические рассуждения, можно сказать, что это – виртуальная ситуация, которая поддерживается личностью и в которой, собственно, личность только и проявляется, поскольку в прочих, "гомогенных" ситуациях те или иные субличности справляются сами.
Пока человек находится на вершине системы ортогональных, – несовместимых, но ставших, благодаря его положению совмещенными, – действительностей, необходимость выбора у него уже есть, а возможности выбора еще нет. Если бы хотя бы одна из наличных, участвующих в деле субличностей могла решить задачу, она бы ее решила, и ситуация выбора бы не сложилась. А коль скоро она возникла, ее решение – не дело субличностей. Это дело как раз именно личности, "поверх" субличностей выбирающей себя (последнее можно принять как ad hoc определение личности).
Экзистенциальный выбор должен быть самостоятельным, целостным, спонтанным, очевидным и удовлетворяющим личность.
Рассмотрим эти свойства экзистенциального выбора по порядку.
Самостоятельность
Способность опираться на себя (self-support) одна из центральных категорий перлзовской гештальттерапии. При этом Перлз подробно и во многих местах поясняет, что под этим не имеется в виду изолированность от среды или от других людей, отказ от сотрудничества, от общения и т.п. Но общение и сотрудничество становятся по-настоящему возможными только для человека, способного опираться на себя. Если это не так, то вместо подлинного общения и сотрудничества получаются различные формы взаимной манипуляции, реализующие не "человеческий потенциал", а невротические механизмы.
Таким образом, речь у Перлза идет об опоре на себя при принятии решения. В этой связи он часто пользуется английской идиомой "take stand", которую можно перевести – если не побояться некоторой патетики, вполне, впрочем, здесь уместной, – известными словами Мартина Лютера: "На том я стою, и не могу иначе".
Невротические механизмы – это принимаемые человеком на уровне психической установки регулярные способы избегания экзистенциального выбора, перекладывания его на кого-то другого или на что-то другое.
Спонтанность
Как мы видели, перлзовских оленей нельзя понимать как модель; это – метафора, хотя очень важная. У антилопы-гну есть механизм, который автоматически выбирает в каждый данный момент ведущую потребность. У человека, осуществляющего экзистенциальный выбор, такого автоматизма нет и быть не может. Между тем метафора указывает именно на то, что спонтанность является неотъемлемым качеством экзистенциального выбора. Как же нужно понимать эту спонтанность?
Спонтанность – это неотъемлемое качество интереса. В каждой из частичных действительностей, соединение которых ставит человека в ситуацию экзистенциального выбора, интерес наделяет те или иные предметности определенным катексисом, то есть свойством психического притяжения или отталкивания определенного качества и определенной интенсивности. Интерес – это нечто такое, что невозможно выдумать или фальсифицировать. Причем интерес, когда он есть, обязательно имеет определенную интенсивность или, условно говоря, "силу". Винни-Пух всегда знает, то ли он больше хочет меда, то ли больше боится пчел.
Дело произвольного внимания в ситуации выбора – обеспечить последовательное рассмотрение каждой из имеющих отношение к делу действительностей, с ее наделенными интересом фигурами, чтобы человек имел возможность оценить свой интерес по отношению к фигурам этой действительности. Это, впрочем, может потребовать от человека значительных волевых усилий, в особенности тогда, когда в ситуации много фигур, наделенных отрицательным катексисом.
А дело спонтанности – откликнуться и положительным или отрицательным интересом или констатировать его отсутствие, то есть прочувствовать, чем является для человека то, на что сейчас направлено его внимание.
Таким образом, произвольность отвечает за то, что все действительности, имеющие отношение к делу, рассмотрены. А спонтанность – за то, что все интересы спонтанно вспыхнули, их значение и вес таковы, каковы они есть "на самом деле" (для данной личности, конечно). Предметно, по содержанию – это все разное, а по весу, по интенсивности интереса – становится понятным, что чего стоит [11].
В этом смысле экзистенциальный выбор спонтанен, потому что все интересы спонтанны, и окончательный выбор, который проясняется после рассмотрения и сопоставления интересов сделан, тоже оказывается спонтанным.
Целостность
Целостным экзистенциальный выбор должен быть в двух смыслах. Первый смысл – это специфическое единство психических функций: мышления, эмоций, инстинктивных ощущений комфорта и дискомфорта и пр.
Приведение к сопоставимым интересам и выбор не может быть осуществлен ни одной из психических функций в отдельности. Это не может быть делом только интеллекта, потому что интеллект не может достаточно знать об интересах. Это не может быть делом эмоций, потому что эмоции не способны "рассадить по стульям" все субличности, живущие в разных действительностях, и представить в деталях их предметности; прежде, чем эмоции смогут включиться, интеллект должен все это правильным образом расставить.
Если описывать техническую схему процесса, все это происходит не один раз, а многократно: эмоция вспыхивает, интеллект "пересаживает" всех участников "круглого стола", эмоции опять дают свою реакцию, они опять пересаживаются и т.д., – до тех пор, пока вся ситуация не становится ясной. То же относится к ощущениям комфорта-дискомфорта, телесного желания-нежелания.
Иначе говоря, это вопрос такой организации психических функций в момент экзистенциального выбора, благодаря которой возникает нечто большее, нежели сами эти функции, их сумма и даже "система" (каковой является, в некотором смысле, субличность) – личность [12]. Экзистенция не сводится к исполнению функций. В момент выбора все функции сходятся в некоторое особое специфическое единство, функционирование переходит в экзистенцию, то есть в существование данной личности. Функции могут обслуживать эту личность, но существование она имеет только в момент единства своих функций в процессе осуществления экзистенциального выбора.
Личность – не что иное, как посредник. Функции, предметности, субличности, – все это в ситуации экзистенциального выбора становится материалом, нуждающимся в опосредовании, а личность – это тот посредник, который всегда находится над этим материалом и собирает его. Только личность осуществляет выбор, а, с другой стороны, личность только и существует в экзистенциальном выборе, больше ее нигде нет. Личность – это не мышление и прочие функции, личность – это выбор.
Второй смысл целостности экзистенциального выбора состоит в том, что субличности, представляющие свои интересы, должны прийти к согласию таким образом, чтобы перестать быть "частями". Они, образно говоря, должны вспомнить, что они представляют не свои "суб-личные" интересы, а свои представления об интересах целого, должны, – в интересах целого, – прийти не к компромиссу, в результате которого все будут более или менее ущемлены и фрустрированы (и затаят свое недовольство, формируя фрейдовское "бессознательное"), а к консенсусу, в котором единственность и удовлетворительность осуществленного выбора будут для всех очевидны.
Субличности должны как бы "вспомнить" о том, что последствия выбора будут испытывать не "части", а человек как целое [13]. С другой стороны, личность-как-целое должна обеспечить вхождение в это целое всех частей, то есть каждая субличность должна быть уверена, что ее выслушают, ее мнение, ее представительство будет учтено и решение принято не без нее и не вопреки ей.
В одной из предыдущих глав мы уже обсуждали, как это делается в конкретной психотехнической работе. Все "заинтересованные стороны" собираются за круглым столом, и дело личности (технически это делает внешний, а потом внутренний терапевт, "внутренний Роджерс" или "внутренний Перлз"), как их собирателя, дать им всем высказаться, причем честно и искренне. Иными словами, ответственность здесь состоит в том, чтобы каждая субличность, связанная с определенной, входящей в целостную ситуацию частичной действительностью, полно и отчетливо представила свои интересы. Мы уже говорили, что эти субличности, во-первых, должны сознавать свои интересы, а, во-вторых, должны быть способны их удерживать в двух смыслах: во-первых, они их удерживают и не спешат воплощать, во-вторых, удерживая их, они способны дать личности возможность их сопоставлять, чтобы усмотреть (прочувствовать) их "вес" в сопоставлении с остальными.
Очевидность
Когда трансформация разных представлений из разных действительностей к интересам, сопоставление интересов, учет мнения всех частей проделаны реально, и все это лежит "на круглом столе", выбор становится очевидным.
Здесь нет и не может быть никакого специального "акта" выбора. Бросание монетки или волюнтаризм, вообще всякий неочевидный выбор – это неадекватные попытки обойтись с тем самым замешательством, которое Перлз характеризует как невротическое состояние. Сказочный "витязь на распутье" – символ такого замешательства.
Экзистенциальный выбор не имеет отношения к вопросу о наличии или отсутствии достаточной "информации". Необходимость выбора (экзистенциалисты называют ее "вызовов", challenge) возникает в ситуации с той мерой информированности, какая имеет место. Вызов совершенно не предполагает, что человек должен знать все обо всех действительностях [14]. Все "знания" и "незнания" в процессе выбора необходимо обозначить и, – в соответствии с общим принципом, – представить как интересы, наделенные определенным катексисом. Что человек знает – то знает, чего не знает – того не знает, и при этом интересы у него расставлены определенным образом.
В ситуации недостаточности информации обращаются к эксперту, если он есть, а если нет – к астрологу. Но нужно иметь в виду, что это – иная ситуация, это не про экзистенциальный выбор. Одна ситуация может предшествовать другой, или даже одна может быть вызвана другой (в обе стороны), – но это разные ситуации.
И, наконец, последнее важнейшее качество экзистенциального выбора – это качество удовлетворенности личности своим выбором. В этом, собственно, и состоит экзистенциальность выбора. Только "совпадая" со своим выбором, принимая свой выбор и себя, как выбравшего, личность начинает экзистировать, то есть существовать. Никак иначе, кроме как в выборе, личность не существует, и выбирает личность, в конце концов, не что иное как себя.
Уже Кьеркегор отмечает, что выбрать себя – это не значит выбрать из А, В и С. Выбрать себя значит признать (заметить – become aware of) собственное существование – существование себя такого, каков человек реально в данной ситуации есть. Это значит принять ответственность за ту личность, какой человек является в данный момент.
А выбирая конкретную расстановку и относительный вес своих интересов, приходя к консенсусу своих субличностей, личность выбирает свой стиль и образ жизни, ее уровень, содержание и пр.