ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Многие продолжают верить, что е.-н. парадигма вполне применима и к психологии. Надо лишь найти некий нюанс, особенность, чтобы все заработало как надо. Вытащить гвоздь, что застрял между шестеренками и не дает машине науки набрать обороты и ринуться на переработку того огромного запаса эмпирического сырья, которое накопили поколения ученых психологов.
"А может незачем пенять на естественную науку? Может, просто сами психологи неумело пользовались ее аппаратом? Не всегда же молоток виноват, коли гвоздь не удается забить. Может психологи вообще обманывали себя, называя то, чем они пользуются, естественнонаучным подходом? Стоит, наверное, разобраться – иногда даже вопреки мнению самих столпов естествознания – как, собственно, следует заниматься естественной наукой" [16].
И действительно, попробуем все же определить, что есть е.-н. парадигма. Возможно, тогда этот таинственный гвоздь проявит себя, и машина познания заработает вновь.
Необходимое уточнение: применительно к построению принципов, под "допущениями" мы понимаем постулаты (недоказуемые утверждения, предположения), на основании которых сформулирован принцип; под "предпосылками" мы понимаем причины (условия), обусловившие введение принципа.
Мы специально использовали достаточно много цитат, поскольку говорить что-либо новое про вековые принципы нет никакой необходимости, надо лишь освежить их в памяти и внятно, просто сформулировать.
Эмпирический (от греч. empeiria – опыт) – основанный на опыте.
По сути, данный принцип звучит так: научное знание должно быть основано на эмпирических фактах, опираться на них при выводе и/или подтверждаться ими.
Принцип вводится на основе следующего допущения: научное познание, опирающееся на эмпирические факты, более эффективно, чем познание без опоры на них.
Предпосылка принципа элементарна. Наука нуждается в основаниях "научности", нуждается в кирпичиках, из которых будет построено здание научного знания. Эти кирпичики – факты. Одновременно факты – это то, что позволяет оценить достоверность научной теории, ее близость к "истине".
"И все же в самих фактах есть первозданная очевидность. Люди доверяют именно фактам и даже любят с их помощью убеждать других. Seeing is believing, говорят англичане. Увидеть – значит, поверить" [16, С. 188].
В. В. Нестеров в своих лекциях говорит: "Парадигмой некоторой науки мы будем называть ряд предположений, универсально принятых специалистами в данной науке и постоянно используемых при интерпретации наблюдаемых фактов" [6]. То есть парадигма существует для работы с наблюдаемыми фактами. Опора на опыт – это фундамент, на котором строится парадигма естественных наук, а следом и сами науки.
Первоначально е.-н. парадигма при своем зарождении встала на позиции "твердой" опоры на факты, точнее на эмпирическое, чувственное познание, в противовес ранее принятому примату (главенству) "чистых" рассуждений. Были попытки ввести требования выводимости теорий из наблюдаемых фактов. К сожалению, эти требования оказались трудно выполнимы. "Исследования последних десятилетий показали, что теорию нельзя получить в результате индуктивного обобщения и систематизации фактов, она не возникает как логическое следствие из фактов, механизмы ее создания и построения имеют иную природу, предполагают скачок, переход на качественно иной уровень познания, требующий творчества и таланта исследователя" [28].
И требование опоры на факты было заменено на требование экспериментального подтверждения выдвигаемых теорий. Но и здесь возникли сложности:
Все это сделало требование экспериментальной проверки теорий не столь однозначным. ":В языке науки – в ней почти никогда не используется слово "доказано", но почти всегда говорят – подтверждено; иногда – хорошо подтверждено. Абсолютную истину в эксперименте не получают" [6].
В результате "скользкий вопрос" опоры на эмпирические факты стали проскакивать, особо на нем не задерживаясь. Например, господин Аллахвердов в своей книге пишет: ":главное нормативное требование естественных наук: логические рассуждения должны быть проверенны в опыте, а опытные рассуждения должны независимо обосновываться логическим путем" [16, С. 237].
Но, приступая к формулированию принципов е.-н. парадигмы в следующей главе, "растворяет" опору на опыт – во всех принципах понемногу, не выделяя в отдельный принцип. Видимо, хорошо понимая, что если это сделает, то попадет в состояние "цугцванга" (шахматный термин, означающий ситуацию, когда любой ваш ход ухудшает ваше положение, но ходить неизбежно надо). С одной стороны не хочется отлучить психологию от общества естественных наук, с другой – прямой опоры на опыт нет и как ее приобрести не понятно, а выбирать придется.
Но опора на опыт столь существенна для е.-н. парадигмы, что обойти ее молчанием, на наш взгляд просто не позволительно. И пусть возникают сложности с применением этого принципа на практике, но стремление к его соблюдению заставит ученых оставаться в рамках е.-н. парадигмы, умолчание же подтолкнет к размыванию фундамента естественных наук и в окончании, скажется на эффективности самой науки. Психология – яркий тому пример. Кроме того, этот принцип находит четкое выражение в методологии построения теорий. И хотя логически теории из опыта не выводятся, но предварительный сбор фактов, их систематизация, первичное обобщение, обнаружение эмпирической закономерности, введение обсервационных терминов – вся эта предварительная работа перед построением теории дает исследователю ту базу, которая позволит ему провести мысленные эксперименты при теоретических рассуждениях и намного повысит вероятность построения удачной теории. При построении теорий, ученые естественных наук используют обсервационные термины (лат. observation – служащий для наблюдения, наблюдаемый). "Обсервационные термины имеют более стабильные и универсальные значения и содержатся в утверждениях, которые могут быть подвергнуты эмпирической проверке путем обращения к их конкретным референтам" [32, С. 64]. И только на основании обсервационных терминов вводят теоретические конструкты, как следующий шаг обобщения, абстрагирования. Теоретические конструкты напрямую эмпирическим опытом не проверяются. Но преемственность теоретических построений: эмпирический опыт – обсервационные термины – теоретические конструкты, позволяет проводить косвенную проверку теоретических конструктов на опытном материале. Гуманитарные же науки, смело вводят теоретические конструкты, без опоры на обсервационные термины и, следовательно, без опоры на эмпирический опыт, но они и не ставят себе такой задачи – проверки теории опытом.
Понимая важность опоры на факты, мы ввели отдельный принцип парадигмы – принцип опоры на эмпирические факты.
По сути, принцип рациональности звучит так: мир рационально (непротиворечиво) устроен, и человеческий разум в состоянии постичь законы мироздания.
Для того чтобы ввести этот принцип надо сделать два допущения. Первое: "все явления в мире в принципе подлежат не противоречивому описанию" и второе: "логическая конструкция, которая способна эти явления не противоречиво описать, может быть создана человеческим разумом" [16, С. 237].
Предпосылки принципа банальны и просты. Естественнонаучная картина мира строится в строгом соответствии с законами логики, а потому не предположить логическую обоснованность всех явлений мироздания было бы, по меньшей мере: не логично. В самом деле, если вы действительно намерены постигать мир с надеждой найти "нить для указания дороги" [Р. Бекон], то исходное допущение о рациональном устройстве мира крайне важно. Иначе познание попросту невозможно. Во всяком случае, в рамках естественнонаучной картины.
Редукция в общем смысле означает "сведение", от латинского – reductio означает "возвращение, отодвигание вперед", а reducere означает "приводить в известное состояние".
Таким образом, принцип редукции мы определяем как: объяснять неизвестное посредством сведения к хорошо изученному.
"...Некая сложная система представляется в виде более простой и удобной для исследования системы" [27, С. 110].
"...Сведение качества к количеству, сущности к явлению, целого к совокупности частного, отдельного, единства структуры и функции к структуре или функции [Сигетвари]" [27, С. 112].
"Научная теория всегда сводит объясняемое к каким-то основаниям, признанным заранее верными" [16, С. 238].
"Всякий раз, когда физике удавалось объяснить одни законы и теории с помощью других, достигался значительный прогресс в познании природы и обнаружении взаимосвязей между явлениями, которые до этого казались совершенно обособленными" [33].
Для того чтобы ввести этот принцип надо сделать два допущения: "ранее этот принцип формулировался как вытекающий из объективного описания законов природы (принцип детерминизма: все явления в мире имеют причины) и познающего сознания (принцип познаваемости: эти причины в принципе постижимы)" [16, С. 238].
Предпосылок данного принципа несколько. Это и характерное для науки в целом стремление выделить "эталон научности", некий стандарт, к которому следует подтянуть все области познания, а главное – это потребность в "незыблемых и окончательных" (на данный период времени) постулатах (аксиомах), на кои могут опереться все прочие основания и причины.
"Какое основание не было бы выбрано (или какая бы причина ни была выявлена), всегда возможен вопрос об обосновании выбранных оснований (или причин). Научная теория обязана где-нибудь остановиться" [16, С. 239].
"Истина в науке никогда не бывает абсолютной и окончательной. Мы попросту принимаем в качестве постулатов некоторый набор высказываний и используем их как аксиомы теории до тех пор, пока они позволяют успешно согласовывать логические выводы и экспериментальные наблюдения, а так же позволяют строить успешные прогнозы новых наблюдений" [2].
Таким образом, естественнонаучная картина мира приобретает некое тождество с мифологической: пространство теорий (земля) покоится на причинах и законах (слоны и черепаха), кои в свою очередь плавают в океане постулатов и аксиом.
Принцип идеализации звучит так: выявить (выделить) существенное в чистом виде и отбросить несущественное, которым можно пренебречь.
"...Законы теории призваны отображать существенное для решения задач, исследуемого объекта. А выявление сущности возможно только при определенных идеализациях, ибо необходимо отвлекаться от несущественного, существенное выделять в чистом виде: Отсюда следует принцип необходимости идеализаций для выявления существенного в чистом виде, кратко называемый принципом идеализаций" [7].
"Имеется два смысла термина "идеализация". Смысл одного из них, применяемого в квантифицированных (математизированных) науках состоит в доведении признака объекта до "предела", например, до бесконечности либо в увеличении, либо в уменьшении. т.е. идеализированное – это доведенное до "предела". Другой смысл термина идеализации более широкий, а именно, идеализированное – это обобщенное, упрощенное, огрубленное и т.д. Для любых теорий больше подходит этот признак идеализации. Поэтому им мы и будем пользоваться" [7].
Собственно предположение о возможности выявить существенное и отбросить несущественное и являются теми допущениями, на основании которых вводится принцип идеализации.
"При начальном исследовании иногда полезно допустить отсутствие некоторых факторов, существующих в действительности. Эти факторы могут в большей или меньшей степени нарушать исследуемую зависимость. В ходе дальнейших исследований их нужно будет учитывать. Но вначале, рассмотрение лишь приближенной к действительности упрощенной ситуации, может помочь исследователю обнаружить истинные закономерности, направляя его догадки по правильному пути" [15, Ma-lewski].
Предпосылками принципа являются две "невозможности": невозможность теории об индивидуальных объектах (необходимость обобщений) и невозможность включить в логическую конструкцию теории абсолютно все составляющие тех объектов, изучением которых теория призвана заниматься.
"Нет, и не может быть теорий об индивидуальных объектах, поэтому законы теории всегда являются общими, т.е. идеализированными предложениями. Они, по меньшей мере, всегда обобщают, а поэтому и идеализируют материальные объекты. Более того, они вводят представления о материально не существующих объектах" [7].
"Невозможно построить строгую логическую систему, которая включала бы все факторы, влияющие на изучаемый процесс. Поэтому выбираются только те, которые по мнению автора теории, позволяют увидеть сущность процесса в "чистом виде"" [16, С. 239].
У принципа идеализации есть любопытное следствие "продолжающейся истинности" теорий, которые "устаревают" вследствие изменения фундаментальных постулатов и аксиом.
"...Изменение научных проблем действительно требует новых идеализаций, а это ведет к принятию новых законов теорий, т.е. к созданию новых теорий, отличающихся от старых теорий. Однако старые теории от этого не становятся ложными. Они просто не применимы в условиях новых идеализаций и остаются истинными при тех идеализациях, при которых были созданы" [7].
Принцип идеализации применяется не только при построении теории, но и при проведении экспериментальных исследований. Там принцип идеализации видоизменился в требование "элементарности воздействия". Более подробно этот момент мы оговорим в разделе методологии.
Сформулировать принцип простоты оказалось совсем непросто именно из-за: обилия его формулировок. А потому мы остановимся на классическом определении, предложенном в XIV веке английским философом и теологом Уильямом Оккамом: "Не пытайтесь объяснить посредством большего, то, что можно объяснить посредством меньшего". Это определение принципа получило название "бритвы Оккама" и позднее было переформулировано: "Не вводите сущностей превыше необходимого".
"Не должно требовать в природе других причин, сверх тех, которые истинны и достаточны для объяснения явлений. По этому поводу философы утверждают, что природа ничего не делает напрасно, но было бы напрасным совершать многим то, что может быть сделано меньшим. Природа проста – и не роскошествует излишними причинами вещей" [29, С. 502].
"Предпочтительной является гипотеза, объясняющая новое явление ценой наименьшего изменения существующих в данный момент научных представлений" [6].
"Явления надо объяснять более простыми гипотезами, если они ни в чем существенном не противоречат наблюдениям" [30, С. 14].
Любопытно, что хотя вышеозначенное утверждение и приписывается Клавдию Птолемею, сам-то он в построении теорий далеко не всегда руководствовался этим принципом. Известно, как король Испании Альфонс Х Мудрый, еще в бытность свою инфантом, познакомившись с геоцентрической системой Птолемея, остроумно заметил, что если бы Господь, создавая мир, посоветовался с ним, то он рекомендовал бы устроить мир значительно проще.
Принцип простоты вводится на основании двух допущений. Первое допущение о простоте природы, т.е. интуитивное предположение о том, что законов природы намного меньше и они намного проще, чем объясняемые с их помощью явления.
"Простота познания воспринималась как непосредственное отражение простоты самой природы, в чем естествоиспытатели были интуитивно убеждены. Так, Ньютон считал, что во Вселенной проявляется своеобразная экономия. Простотой природы Лаплас объяснял то, что малое число законов управляет множеством сложных явлений. И, по мнению Френеля, "природа... имеет вид склонной к управлению многим с помощью малого"" [12].
"...Простота теории: обусловлена объективной структурой мира, единством различных явлений, состоящим в подчинении их некоторым общим для них законам" [17].
Второе допущение о том, что, по выражению Л.А.Арцимовича, "правильное просто". Не менее интуитивное убеждение, что правильная (истинная) теория проста.
"...Истину можно узнать по простоте и изяществу: Ваша догадка состоит в том, что нечто – очень простое. Если вы не видите сразу же, что это неверно, и если так оказывается проще, чем раньше, – значит, это верно... Истина всегда оказывается проще, чем можно было бы предположить" [34, С. 157].
"По мнению Эйнштейна, для признания истинности теории необходимо, чтобы она была простой. Он писал, что теория тем лучше, "чем проще ее предпосылки, чем разнообразнее предметы, которые она связывает, и чем шире область ее применения"" [13].
Предпосылка данного принципа. Для науки во все времена было свойственно перманентное существование множества теорий, объясняющих одни и те же явления. Естественным образом возникает необходимость в приемлемом критерии для выбора теории "первой среди равных". Таким критерием и стала служить простота теории, или, по выражению Эйнштейна, ее "внутреннее совершенство".
"Истинно простая гипотеза наиболее верифицируема: она содержит минимальное число элементов, не поддающихся экспериментальной проверке. Принцип простоты может служить средством против необоснованного теоретизирования, формулирования теоретических положений, не проверяемых опытом" [14].
"...Любую теорию можно совместить с любым, даже опровергающим эту теорию, опытом, если результат опыта ввести в саму теорию в качестве дополнительного допущения: Чтобы ограничить возможности подобной подгонки данных, следует наложить ограничения на введение в теорию таких дополнительных допущений, которые "превышают необходимые", которые специально предназначены лишь для объяснения опровергающих данных" [16, С. 242].
Следствие из принципа простоты предложено еще Ньютоном: "...поскольку возможно (т.е. до тех пор, пока не доказано обратное), должно приписывать одинаковые причины различным явлениям. Отсюда следует: разные явления могут быть признаны теоретически разными, только если они или подчиняются разным законам, или по-разному входят в один и тот же закон (например, с разными коэффициентами)" [16, С. 242].
Принцип формулируется так: предлагаемые теории (гипотезы) должны подтверждаться иными эмпирическими данными и логическими рассуждениями, отличными от тех, на основании которых предложены.
"Любые новые теории, любые исправления старой теории, как и любая подгонка данных должны независимо проверяться. Любая гипотеза, всякое новое допущение должны подтверждаться иными данными, отличными от тех, на основании которых они были предложены. Предлагаемая гипотеза тем самым всегда должна обладать новым эмпирическим содержанием" [16, С. 243].
"Всякое суждение непременно должно быть истинным как по факту, так и по дедукции. В таком случае, если некоторое высказывание оказывается истинным по факту и ложным по дедукции, то постулаты теории должны быть пересмотрены таким образом, чтобы по дедукции это суждение оказалось так же истинным" [6].
Предпосылка принципа – это необходимость отделить "агнцев от козлищ". Иначе говоря, научному сообществу хотелось бы сохранить теории "подающие надежды" на истинность, но имеющие внутренние противоречия, и при этом не превратить науку в "демократическое общество свободных (от обоснования) теорий".
"Как узнать, однако, что сделана несущественная подгонка данных и непринципиальная корректировка теоретических построений, что они спасают хорошую естественнонаучную теорию, действительно заслуживающую такого спасения? Ведь автору любой теории собственная идея с самого начала кажется лучшей из возможных, он искренне верит в ее правильность" [16].