ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Итак, по характеру спонтанно выраженного отношения к персонажам испытуемых удалось классифицировать в четыре группы.2 Как мы уже отмечали, пристрастность, с которой испытуемые писали о "персонажах, отчетливость эмоционально-ценностного отношения, выраженного к ним, на первый взгляд кажутся неоправданными и неожиданными и, особенно если сопоставить эту эмоциональную насыщенность описаний со скупостью исходной информации, заключенной в портретах. Объяснение кроется в самом характере процедуры. В портрете может оказаться значимой для испытуемого всего одна какая-нибудь черта, всего несколько слов, да и сам портрет может состоять из одной строки (ср. портрет персонажа А испытуемой Т.Г. из III группы – использован фактически только фактор С ). Но если эта черта значима для испытуемого, входит в его "Я-концепцию", то в ответах об этом персонаже он как бы наращивает плоть на тот скелет, на который лишь намекает портрет. В результате чем больше испытуемый приписывает персонажу, тем реальнее он для него становится. В конце концов испытуемый начинает ссылаться на то, что он сам же приписал как на якобы объективно присутствующее в портрете-с этим фактом мы не раз сталкивались при анализе протоколов испытуемых. Апогея этот процесс достигает тогда, когда испытуемый додумывает взаимоотношения з триаде, т.е. в конце эксперимента.
2 Оставшиеся 10 испытуемых представляют собой индивидуальные случаи, не вошедшие ни в одну из выделенных групп.
Ситуация напоминает известный миф о Пигмалионе и Галатее: как и у скульптора Пигмалиона, по мере работы над статуей Галатеи просыпается чувство к ней, так и наши испытуемые, описывая персонажи, постепенно одушевляли их и начинали испытывать к ним чувства. Разница, однако, в том, что возникающее чувство отнюдь не всегда оказывалось любовью – не так-то легко сделать Галатею прекрасной и привлекательной.
В нашу задачу, однако, не входило изучение творческих способностей наших испытуемых. Напротив, задачей было понять "проницательность" испытуемых и их творчество как форму, в которой выражается их самоотношение. В какой мере отношение к синтезированным псевдодругим, приписанные им особенности, прогноз взаимоотношений с ними выражают самосознание испытуемых? При этом центральный для нас вопрос-это вопрос о том, является ли отношение, выраженное к персонажам, проекцией отношения к себе, и если да, то как можно понять структуру проекции и структуру лежащего за ней отношения к себе?
Понятие проекции, введенное в научный обиход Фрейдом, первоначально подразумевало "приписывание другим людям социально неприемлемых желаний, в которых человек как бы отказывает сам себе" [159, 45]. Позднее содержание этого понятия расширяется и углубляется в работах самого Фрейда, его последователей (Анны Фрейд, в частности) и в многочисленных экспериментальных исследованиях, лишь косвенно связанных с психоанализом. История развития этих представлений подробно проанализирована в советской литературе [23; 115]. Это расширение понимания феномена проекции можно свести к нескольким положениям. 1. Проецироваться может и черта, которая не является социально неприемлемой. 2. Проецируемая черта может быть не только неосознаваемой, изгоняемой из сознания, но и сознаваемой. 3. Проекция не всегда есть форма защиты целостности "Я", – она может выполнять и другие функции.
Экспериментальные исследования феномена проекции и ее механизмов получили в конце 60-х гг. новый импульс благодаря обобщающей работе Д.Холмса, предложившего новую классификацию видов проекции [178].
В основе этой классификации лежат два независимых основания (измерения). Одно из них охватывает то, что проецируется. Холмс предположил, что есть две возможности. Первая – субъект проецирует свою собственную, имеющуюся у него черту (в широком смысле, т.е. мотив, чувство, поведение) на другое лицо. Вторая-субъект проецирует па другого черту, которая отличается от его собственной. Второе измерение относится к осознанию черты и также предполагает два полюса: проецируемая черта осознается либо не осознается. В результате образуются четыре вида проекции (см. табл. 9).
| Осознание субъектом
собственной черты |
Тип | |
| Проецируется имеющаяся у субъекта черта | Проекцируется иная черта | |
| Субъект не осознает свою черту | Симилятивная | Проекция Панглосса-Кассандры |
| Субъект осознает свою черту | Атрибутивная | Комплиментарная |
Таблица 9. Измерения и типы проекции (по Holmes D., 1968)
В соответствии с типологией Холмса, комплиментарная проекция состоит в том, что субъект приписывает другому лицу черту, отличающуюся от той, которой он сознательно обладает, но дополнительную к ней. Так, человек, испытывающий страх (и осознающий это чувство), воспринимает другого как угрожающего (сам факт проекции, конечно же, не осознается). Атрибутивная проекция появляется в том случае, когда субъект приписывает другому черты,которыми он сам сознательно обладает. Так, например, в одном эксперименте было показано, что оценка испытуемыми степени счастливости людей, изображенных на фотографиях, позитивно коррелировала с их самооценками собственного счастья (Goldings, цит. по: 178). Симилятивная проекция проявляется в том случае, когда индивид приписывает другому индивиду черту, идентичную той, которой он обладает, но обладание которой не сознает. В психоанализе особое внимание уделялось именно этому виду проекции, которой приписывалась функция защиты субъекта от осознания в себе нежелательной характеристики. Проекция Панглосса и Кассандры подразумевает, что субъект проецирует на другого субъекта черту, противоположную той, которой он бессознательно обладает. Вариант Панглосса: субъект имеет неосознанные негативные чувства, но видит мир позитивно; вариант Кассандры – субъект имеет неосознанные позитивные чувства, но видит мир негативно. Холмс приводит обширные экспериментальные доказательства существования проекции осознаваемых черт; что же касается проекций неосознаваемых черт, то таких экспериментальных свидетельств не обнаруживается.
Как же выглядят полученные нами данные в контексте предложенной Д. Холмсом классификации проекций?
Главным эмпирическим показателем для нас является отношение испытуемого, спонтанно выраженное к обоим персонажам. С формальной точки зрения, однако, это отношение вообще не может интерпретироваться как проекция. В самом деле, какой бы тип проекции мы ни взяли, обязательным моментом является субъективная смена "хозяина" той черты, которая проецируется. Черта может осознаваться или не осознаваться, она может быть приписана другому в своем собственном обличии или в обличии комплиментарной черты – в любом виде черта меняет своего хозяина – в этом и состоит суть феномена проекции.
В отличие от этого отношение, которое спонтанно выражают испытуемые к персонажам, – это их отношение, не переданное ими другим лицам.
Наша точка зрения тем не менее состоит в том, что отношение испытуемого к персонажам является проекцией. Феномен проекции проявляется, однако, в нашей экспериментальной ситуации в несколько ином ракурсе, недостаточно эксплицированном в литературе, посвященной этому феномену.
Термин "черта", используемый Холмсом в его классификации проекций, имеет широкое значение. Это и мотив, и потребность, и свойство индивида, и его чувство. Чувство – интенциональное психическое переживание; кроме своего субъекта (хозяина чувства) всегда есть и его объект. Так, чувство страха имеет своего субъекта и одновременно имеет объект: то, чего или кого страшатся.
Ситуации, рассматриваемые под углом зрения проекции, обычно состоят в том, что чувство прежде всего меняет субъекта, а уж как следствие меняется и объект. Так, страх проецируется в виде чувства враждебности другого субъекта; враждебность по сравнению со страхом направлена в противоположную сторону – объектом ее становится сам субъект (проектант). Специфика ситуации нашего исследования состоит в том, что рассматривается черта (чувство), субъект и объект которой совпадают, поскольку речь идет об эмоционально-ценностном отношении к самому себе. Если подменить только объект этого специфического чувства (отношения к себе), но в условиях, сохраняющих и субъекта, и само чувство, то ситуация окажется проективной. Она будет эквивалентна той ситуации, при которой меняется субъект чувства и как следствие – его объект (ситуация, в которой субъект проецирует отношение к себе в виде отношения к нему другого человека).
В каких же условиях можно направить отношение человека к самому себе на другого человека так, чтобы сам характер этого чувства не изменился от этой подмены?
По-видимому, для этого необходимо, чтобы человек воспринимал другого как воплощение его самого, как свою копию и заменителя, т.е. необходимо, чтобы человек идентифицировался с этим другим.
Представление об идентификации играет ключевую роль в некоторых проективных техниках, в частности, у автора Тематического Апперцептивного Теста Г.Мюррея [210]. В схеме анализа проективной продукции Мюррея определить "героя" – это определить персонаж, с которым идентифицируется испытуемый. Идентификация проявляется в заинтересованности в персонаже, эмоциональной насыщенности повествования о нем, полноте описания мыслей и чувств, сходстве половозрастных и социальных характеристик героя и автора, ссылке на собственный опыт. При этом Мюррей указывал, что субъект может одновременно идентифицировать себя с двумя героями – положительным и отрицательным.
Представления об идентификации развиваются и в современных социально-психологических работах [174]). Имеется в виду так называемая перцептивная, в отличие от ролевой, идентификация, состоящая в восприятии сходства между своими и чужими характеристиками. Такая идентификация будет позитивной (желательной), если тот, с кем идентифицируются, репрезентирует собой желательный компонент "Я-концепции". Если же тот, с кем идентифицируются, представляет собой нежелательный аспект "Я-концепции", то и идентификация будет негативной, нежелательной.
В нашем эксперименте эти другие люди "синтезированы" так, чтобы репрезентировать "Я" и "не Я" личностные черты. Отношение к персонажу со сходными личностными чертами будет проективным в той мере, в какой испытуемый осознанно или неосознанно переживает себя тождественным персонажу, идентифицируется с ним. Возможна как позитивная идентификация: "Да, я такой же, как он", так и негативная идентификация: "Нет, я не желаю быть на него похожим". В любом варианте отношение к другому превращается в самоотношение, аутокоммуникацию: "Я отношусь к нему, но ведь он – это я, я отношусь к себе в его лице".
Напротив, отношение к персонажу не будет проективным в строгом смысле термина, если испытуемый не идентифицируется с ним (ни положительно, ни отрицательно), но лишь выносит суждение, пользуясь некоторыми стандартами или стереотипами оценок. Конечно, и в этом случае отношение к персонажам характеризует самого испытуемого, поскольку из факта отсутствия идентификации следует, что испытуемый либо страдает дефектом самовосприятия, либо имеет разные критерии оценок для себя и для других людей, судит их и себя разными мерками.
Таким образом, ответ на вопрос о том, является ли выраженное спонтанно отношение к персонажам проекцией собственного отношения к "Я" и "не Я" личностным чертам, зависит от ответа на вопрос, идентифицируется ли испытуемый с персонажами.
Хотя и окончательный ответ на этот вопрос требует дополнительных исследований, можно привести ряд доводов в пользу идентификационной гипотезы.
Начнем с аргумента "от противного". Допустим, испытуемый выражает свое отношение к персонажам не на основе позитивной или негативной идентификации с ними, а как бы объективно оценивает их по каким-то личностным чертам, указанным в портретах. Одни из этих черт вызывают симпатию, другие – уважение, третьи – антипатию, четвертые – неуважение. В таком случае портреты, взятые в целом по группам, и соответственно сами испытуемые, стоящие за портретами, должны явно различаться по личностным чертам. Для проверки этого следствия из "антиидентификационной" гипотезы мы построили групповые личностные профили первых трех групп (рис. 4) по 15 личностным факторам. Сходство всех трех профилей очевидно. Коэффициент подобия Гр [160], основанный на статистике %2 и рассчитанный для групп с противоположными отношениями к персонажам по обоим координатам (вторая и третья группы), составляет 0,58 (сходство значимо на уровне 0,1%). При анализе "с другой стороны", т.е. при поиске значимых различий между средними значениями того или иного личностного фактора (вторая и третья группы) обнаружена только одна значимая разность в 1,3 стена по фактору С (уровень значимости 5%), что дает весьма незначительное преобладание характеристик "эмоционально неустойчив" в портретах персонажей А третьей группы. Таким образом, один и тот же по указанным в нем личностным чертам портрет вызывает у разных испытуемых противоположные эмоциональные отношения: симпатию и уважение в одном случае и антипатию и презрение – в другом. Следовательно, испытуемые не судят о персонажах на основе каких-то объективированных критериев, т.е. наше допущение не верно. Остается вторая гипотеза – особенности отношения испытуемых к персонажам связаны с переживанием своей тождественности им и определены отношением к собственному "Я".
Рис. 4. Групповые профили по 15 личностным факторам опросника Кэттэлла.
Условные обозначения: пунктирная линия – группа 1, сплошная линия – группа 2, штрихпунктирная линия – группа 3
Существуют и более прямые аргументы в пользу идентификационной гипотезы.
Во-первых, часть испытуемых первой, второй и четвертой групп открыто заявила о своем сходстве с персонажем А. "За себя я отвечать не буду, я такая же, как она" – так ответила одна из испытуемых на предложение экспериментатора ответить на вопросы от собственного лица. В текстах "за себя" и за персонаж А часто встречаются идентичные обороты речи, идентичные сюжетные повороты.
Во-вторых, испытуемые второй группы ожидают к себе от персонажа В точно такое же отношение, какое они ожидают от В в направлении к А. Собственное отношение к В также в основном сходно с отношением А к В. Этот вывод следует из анализа приписывания взаимных чувств в гипотетической ситуации знакомства всех трех лиц (Я, А, В) (рис. 5).
Рис.5. Совпадение отношения к В (Я к В и А к В)
и ожидаемого отношения от В (В к Я и В к А)
у испытуемого и персонажа А
К себе, как и к А, испытуемые ожидают неуважение (45% всех высказываний об отношении В к Я), амбивалентны в ожиданиях симпатии (31% всех высказываний свидетельствует об ожидании симпатии и 20,5% – об ожидании антипатии), и только одно высказывание (3,5%) свидетельствует об ожидании уважения к себе. Почти идентично распределились ожидания от персонажа В в адрес персонажа А. Так же обстоит дело и с испытуемыми второй и четвертой групп. Таким образом, испытуемые этих групп отождествляют себя с А персонажем в отношении к третьему лицу – персонажу В.
В-третьих, аргументом в пользу идентификационной гипотезы является сходство в ответах на опросник Роттера "за себя" и "за персонаж А". Линейная корреляция ответов по пунктам опросника Роттера в трех позициях в целом по первой группе (n = 728) показал следующее. Ответы "за себя" положительно коррелируют с ответами за персонаж А (r = 0,33, уровень значимости 0,1%), не коррелируют с ответами за персонаж В (r = -0,05); между ответами за персонаж А и В – отрицательная корреляция (r = -0,28, уровень значимости 0,1%). Хотя корреляция и не высока (по-видимому, сказывается искажение в ответах "за себя" в сторону социальной желательности), данные показывают, что, отвечая за персонаж А, испытуемые черпают информацию в собственных интенциях на ответы и предполагают противоположность персонажей по характеру локуса контроля.
Итак, относительно большинства испытуемых (первая, вторая и четвертая группы) есть основания утверждать, что они более или менее идентифицируются с похожим на них персонажем А. В таком случае их отношение к персонажу А является проекцией их отношения к себе.
Как же, однако, обстоит дело с тем меньшинством испытуемых (третья группа), которые как бы путают портреты – выражают симпатию и уважение к противоположному и антипатию и презрение к сходному персонажу? Выше мы уже отмечали, что само отношение к персонажам не выводимо из их личностных черт, но характеризует самоотношение испытуемого. Но с кем все-таки идентифицируются испытуемые? Если с персонажем В, с которым они имеют на самом деле контрастные черты, то их отношение к себе также характеризуется симпатией и уважением. Возможен и другой вариант: испытуемые только желают быть такими, какими они видят людей с "не Я-чертами", и энергично не хотят быть такими, какие они есть. При этом на более глубоком, неосознаваемом уровне они идентифицируются именно с похожими на них персонажами.
Мы попытались проверить, какая из этих двух гипотез справедлива.
Из принятого нами тезиса о том, что отношение к персонажам характеризует самоотношение, можно вывести важное следствие. Допустим, субъективное сходство с персонажами А и В варьирует от испытуемого к испытуемому внутри группы. В таком случае степень сходства персонажа и выраженность эмоционально-ценностного отношения к нему должны коррелировать в большей мере по отношению к тому персонажу, с которым испытуемый идентифицируется. Другими словами, если испытуемые проецируют некоторое эмоциональное отношение к себе в форме отношения к данному персонажу, то в той мере, в какой они воспринимают себя сходными или несходными с ним, должна усиливаться или ослабляться проекция этого отношения. И наоборот, если выраженность отношения к персонажам будет находиться не более чем в случайной связи с воспринимаемым сходством, действительная идентификация отсутствует. В этом случае речь может идти не более чем об отношении к некоторому символу, идеалу (или антиидеалу), с которым субъект не может почувствовать свое тождество.
Совпадение в ответах на шкалу Роттера "за себя" и "за персонаж" можно принять за меру сходства и выразить количественно эту меру в виде разности коэффициента локуса с собственной позиции и с позиции персонажей. Тогда имеем две разности Я-А и Я-В, абсолютные величины которых являются мерами сходства испытуемого с тем или иным персонажем. Чем меньше разность, тем более сходным с персонажем воспринимает (или представляет) себя испытуемый. Если проранжировать испытуемых по величине этих разностей и скоррелировать полученные ранги с рангами выраженности отношения к персонажам, то можно получить ответ на поставленный вопрос. Выраженность одного или обоих компонентов отношения к персонажу должна коррелировать со степенью сходства того персонажа, который является действительным объектом проекции.
Для получения количественной меры эмоционально-ценностного отношения к персонажам мы воспользовались методом экспертных оценок.
Десять экспертов оценивали тексты ответов испытуемых первой и третьей групп с точки зрения выраженности симпатии и уважения. Ранговые корреляции средних экспертных оценок и сходства (точнее, несходства) испытуемых с персонажами в ответах на шкалу Роттера приведены в табл. 10, где показано, что для первой группы, испытуемые которой идентифицируются с похожими персонажами, симпатия коррелирует со сходством к похожему персонажу А.
| Таблицу восстановить не удалось – Прим. ред. HTML-версии |
Таблица 10. Ранговые корреляции показателей
сходства (несходства)
ответов на шкалу Роттера "за себя" и "за другого" с
выраженностью симпатии
и уважения к персонажу (экспертные оценки)
А-Я – разность показателей ответов на шкалу Роттера с позиции А-персонажа и самого испытуемого (Я); В-Я – разность показателей ответов на шкалу Роттера с позиции В-персонажа и самого испытуемого (Я). Корреляция -0,40 значима на уровне 5%, корреляция -0,80 значима на уровне 1%, остальные корреляции не значимы.
Негативная корреляция появляется вследствие того, что испытуемые ранжировались по величинам разностей показателей локуса контроля "за себя" и "за персонаж" (А-Я и В-Я), т.е. по мере несходства. Чем больше несходными являются показатели локусов контроля, тем меньше выраженность симпатий. Для испытуемых третьей группы, которые сознательно идентифицируют себя с противоположным персонажем, сходство с ним не коррелирует ни с одним из компонентов эмоционально-ценностного отношения, зато уважение значимо коррелирует со сходством с похожим персонажем. Результаты, следовательно, свидетельствуют в пользу справедливости первой гипотезы о том, что на неосознаваемом уровне испытуемые все же идентифицируются со сходным персонажем, и, следовательно, отношение к нему выражает собственное неосознаваемое отношение к себе. В пользу этой гипотезы можно привести и дополнительные свидетельства, показывающие, что испытуемым этой группы не удается на глубинном уровне идентифицироваться с противоположным персонажем.
Ответы на шкалу локуса контроля с собственной позиции находятся практически в одинаковой положительной линейной корреляций с В- и А-ответами – (соответственно 0,19 и 0,21; уровень значимости – 0,1%). Количество сходных фразеологических оборотов в Я- и В-ответах на вопросы о мотивах приблизительно одинаково с числом сходных оборотов в Я- и А-ответах (53 и 47% от общего числа сходных оборотов). В отличие от этого, например, во второй группе это количество распределяется явно в пользу А- и Я-сходства (82 против 18%). В отношении к третьему лицу А испытуемый и персонаж В оказываются различными. Так, например, от В к А испытуемый ожидает в основном неуважение, затем симпатию, а уж потом антипатию. В то же время собственное отношение к А прежде всего антипатично.
Итак, отношение к себе проецируется в форме отношения к другому, т.е. в форме отношения к персонажам. Испытуемые идентифицируются со сходным персонажем и делают это либо сознательно, либо неосознаваемо. В первом случае в отношении субъекта к персонажу так или иначе проявляется симпатия, во втором – отношение и к сходному персонажу не только неуважительно, но и антипатично. Результаты анализа можно свести в табл. 11, воспользовавшись выделенными Д.Холмсом осями.
| Сознаваемость отношения к себе | Объект отношений
"Я"-черты – "не Я"-черты – отношение Я к А – отношение Я к В |
|
| Сознаваемое | I | симпатия – неуважение – антипатия – уважение |
| Сознаваемое | II | симпатия – уважение – антипатия – неуважение |
| Сознаваемое | IV | симпатия – уважение – симпатия – уважение |
| Неосознаваемое | III | антипатия – неуважение – симпатия – уважение |
Таблица 11. Типы отношения субъекта к
имеющимся у него ("Я"-черты)
и отсутствующим ("не Я"-черты) личностным чертам
В табл. 11 отражен характер отношения к персонажу в терминах "симпатия-антипатия", "уважение-неуважение".
Отметим, что типы проекции, полученные в клетках таблицы, лишь аналогичны, но не идентичны предложенным Д.Холмсом. Различие, как уже указывалось, состоит в том, что подмена происходит на полюсе объекта, а не субъекта. Можно считать, что речь идет о новом проективном показателе, применимом именно к исследованию самосознания.
Описанная экспериментальная процедура позволяет выявлять, однако, не только то, как испытуемые относятся к своим двойникам и антидвойникам. Существуют по крайней мере еще четыре экспериментальных показателя, характеризующих самосознание субъекта: 1) испытуемые приписывают персонажам отношение к себе; 2) испытуемые приписывают персонажам мотивы, потребности, жизненные планы, черты личности; 3) испытуемые непосредственно выражают отношение к себе, отвечая на вопросы о мотивах от собственного лица; 4) испытуемые ожидают отношение к себе со стороны персонажей, предполагают взаимоотношения между ними и между собой и каждым персонажем.
Первые два показателя являются проективными в традиционном смысле термина. Поскольку испытуемые идентифицируются с персонажами, то и приписанная им самооценка характеризует самих испытуемых. Третий показатель – прямое самоотношение – не является проективным в строгом смысле термина, испытуемые говорят про себя и могут до известной степени дозировать и регулировать "самоподачу". Наконец, четвертый показатель наиболее выпукло раскрывает диалогическое строение самосознания, включая в себя проекции обоих типов: и со сменой объекта, и со сменой субъекта.
Охарактеризуем данные, основанные на анализе некоторых из этих показателей.
Приписывание самооценки
Собственное отношение к персонажам, спонтанно проявляющееся в ответах на вопросы о мотивах, выпукло и отчетливо. Весь текст как бы подчеркивает: "вот человек, достойный уважения и симпатии", или "вот человек, уважения не достойный и симпатии не вызывающий". Самоотношение, приписываемое персонажам, менее выпукло, скорее можно говорить лишь о приписывании самооценки.
Испытуемые первой группы приписывают схожим персонажам (А) – низкую, а несхожим персонажам высокую самооценку, которая в изображении испытуемых превращается часто в самоуверенность, высокомерие.
Испытуемые второй группы приписывают сходным персонажам, как правило, высокую самооценку, которую те и заслуживают, по их мнению. Если же упоминаются моменты, характеризующие самооценку А-персонажа невысоко, то испытуемые как бы убеждают читателя, что самооценка А занижена. Приписывание самооценки В – сложнее. Наиболее типичный вариант – это приписывание В-персонажам высокой самооценки, которую, по мнению испытуемых, те не заслуживают. Так, одна испытуемая пишет о персонаже В: "Она считает, что в перспективе добьется высокого положения; это высокомерный человек, думающий о себе лучше, чем есть на самом деле". Другая испытуемая, отмечая достаточно высокую самооценку В-персонажа как будущей жены, дает такой комментарий: "Ей подошел бы любой мужчина без патологии". Вот еще характерные отрывки: "В отношении к себе Людмила совершенно спокойна, возможно, она считает свои отношения с другом (мужем) одолжением со своей стороны. Достойную роль мужа для нее выполнил бы человек, полностью перестроивший ее взгляд на жизнь, хотя, с ее точки зрения, это ей не подошло бы". Иногда испытуемые как бы предполагают, что незаслуженно высокая самооценка в будущем станет более адекватной. Так, испытуемая пишет: "Она считает, что добьется высокого положения, но в перспективе будет удовлетворена существующим положением". В некоторых случаях испытуемые приписывают В-персонажу просто низкую самооценку, например, "свои профессиональные перспективы оценивает трезво".
Испытуемые третьей группы приписывают А-персонажу либо низкую самооценку, либо неадекватную высокую.
Так, одна испытуемая пишет про А-персонаж: "Себя оценивает низко, ничего дать другу не может, будет раздражительной женой". Иногда низкая самооценка приписывается косвенно, через такие характеристики, как отсутствие стремлений к профессиональному успеху, к творчеству, приземленность и конформизм. В других случаях испытуемые указывают на неадекватную самооценку: "Эта девушка будет любить себя в науке, а не науку в себе"; "Будущее этого человека между неудачником и средним человеком, т.е. она думает, что успех может прийти сам собой, как объективная закономерность достигнутых вершин". Иногда собственное отношение испытуемого к персонажу и приписанная ему самооценка выглядят как одно целое. Испытуемый как бы старается сказать: "Ну что, кроме презрения, заслуживает этот человек, который жалок, чувствует себя таким, хотя иногда еще на что-то надеется". Вот яркий пример такого текста: "Она ищет в будущей специальности не возможности экспериментировать, не творческий момент, а стабильность, прочную основу. Она не переоценивает свои профессиональные перспективы. В будущем скорее всего будет работать в библиотеке, чтобы иметь много свободного времени (для того, чтобы отдаваться своим мелким поверхностным увлечениям). Они ей нужны для того, чтобы считаться интересным человеком в компании. Она не способна к профессиональному успеху и не будет к нему стремиться. В общении с мужчинами она стремится понравиться тому, с кем общается. Она могла бы выйти замуж за нелюбимого человека, лишь бы он дал ей "твердую почву", которую она хочет обрести во всем. Мужа она представляет сильным и умным, но вряд ли она может понравиться такому мужчине".
В-персонажу, напротив, приписывается высокая самооценка, спокойная уверенность в себе, своих профессиональных успехах, в личном счастье. По мнению испытуемых, эта высокая самооценка адекватна и заслужена, она совпадает с мнением окружающих и самого испытуемого о персонаже.
Испытуемые последней, четвертой, группы приписывают обоим персонажам высокое и заслуженное интегральное самоуважение (включающее и уважение, и симпатию, в нашем понимании), хотя и самооценки по отдельным параметрам могут быть невысоки.
Если принять тезис о том, что испытуемые либо сознательно, либо неосознанно идентифицируются с похожим персонажем А, то все варианты приписывания самооценок укладываются в выделенные Д.Холмсом типы.
Испытуемые первой группы проявляют атрибутивную проекцию, приписывая сходным персонажам" низкую самооценку, которой они в действительности и сознательно обладают. Высокая самооценка, проявляющаяся в форме самоуверенности, высокомерия, приписываемая этими испытуемыми В-персонажам, – комплиментарная проекция, т.е. приписывание самооценки, отличной от той, которой они сознательно обладают.
Испытуемые второй группы также в отношении сходного персонажа выказывают атрибутивную проекцию, а в отношении несходного – комплиментарную. Только содержание проекции различно: сходному персонажу приписывается высокая и заслуженная самооценка, а несходному – неадекватная, незаслуженно завышенная.
Испытуемые третьей группы приписывают сходным персонажам самооценку, которой неосознанно обладают (либо низкая, либо неадекватно высокая). В терминах Холмса – это симилятивная проекция. Их приписывание высокой самооценки В-персонажу, с которым они идентифицируются, есть проекция иной, чем у них самих самооценки; причем последняя не осознается – это проекция Панглосса,
Наконец, испытуемые последней, четвертой, группы приписывают самооценку, которой обладают сами, обоим персонажам, т.е. проявляют в обоих случаях атрибутивную проекцию.
Диалогичность самосознания
Выше мы пытались показать, что отношение к сходному персонажу, наделенному Я-чертами, является проекцией отношения испытуемого к самому себе, причем, проекцией, создаваемой сменой объекта отношения. Самооценка, которой наделяет испытуемый персонажи, также является проекцией, понимаемой традиционно. Анализ, однако, показывает, что невозможно полностью понять полученные данные и адекватно представить себе строение самосознания, если понимать проекцию как монологическую активность субъекта.
Рассмотрим, в частности, атрибутивную проекцию. Этот вид проекции больше, чем другие, послужил предметом экспериментальных исследований [161], поскольку относительно несложно смоделировать в эксперименте условия, соответствующие ее проявлению. В основном используются две схемы. Испытуемому внушают какое-то состояние, например враждебность или тревожность, с помощью так называемой фальшивой обратной связи. Это достигается тем, что экспериментатор управляет индикационным устройством, экран которого виден испытуемому и на котором якобы объективно регистрируются состояния испытуемого, либо это достигается с помощью сообщения испытуемому якобы объективных результатов тестовых испытаний. Затем ему предлагается оценить других людей по степени тревожности, враждебности. Те, кому внушали, например, тревожность (и кто, следовательно, ее осознавал), оценивают, как правило, других как более тревожных, чем те, кому тревожность не внушается. В другой экспериментальной ситуации экспериментатор из большого числа людей предварительно отбирает тех, кто обладает какой-то чертой (тревожностью, низкой самооценкой и т.п.), и сравнивает их реакции на других людей с реакциями тех, кто такой чертой не обладает.
Существуют два возможных объяснения атрибутивной проекции.
Одно из них, предложенное Брамелем [157], основано на теории когнитивного диссонанса Фестингера [167]. Предполагается, что диссонанс увеличивается, если человек сознает обладание нежелательными чертами, поскольку это несовместимо с позитивной самооценкой. Проекция этой черты на похожих других людей позволяет уменьшить диссонанс, поскольку если подобные ему и положительно оцениваемые другими люди обладают этими же чертами, то эти черты не так уже плохи и присущи ему не в столь уж большой степени. Уменьшая диссонанс, проекция выполняет защитную функцию. Такое объяснение применимо, естественно, к негативным чертам.
Другое объяснение основано на идее стимульной генерализации [159]. Оно предполагает, что атрибутивная проекция есть просто проявление тенденции считать других похожими на нас, поскольку все мы люди. В рамках этого объяснения постулируется, что чем более сходен объект проекции по таким параметрам, как возраст, пол, социальный статус, внешность, профессия, тем больше будут проецироваться собственные черты и чувства субъекта на этот объект. При этом проецируемые" черты не обязательно должны быть негативными.
Не касаясь вопроса о степени экспериментальной подтвержденности каждого из гипотетических механизмов (этот вопрос подробно проанализирован в литературе [161; 178]), отметим, что ни один из этих механизмов не может объяснить полученные результаты. Действительно, атрибутивная проекция проявилась в трех группах испытуемых, но входит в совершенно различные структуры самосознания, выполняет различную функцию в самосознании индивида. Это проявляется хотя бы в том факте, что и к похожему персонажу (а следовательно, и к себе), и к непохожему испытуемые относились по-разному.
Истинный смысл полученных данных проясняется лишь в том случае, если мы рассмотрим их не просто как проекцию каких-то черт субъекта на других людей, а как проекцию процесса аутокоммуникации, протекающего в самосознании субъекта.
Э.Фромм, автор известного трактата о любви, выделил в родительской любви два вида [170]. Один из них – это материнская любовь. Ее главная черта – безусловность. Мать любит не за что-то, а потому что. Потому, что это ее ребенок, потому, что он мал и беспомощен, потому, что он нуждается в ней. Безусловная любовь, по Фромму, отвечает одному из самых глубоких стремлений в человеке – быть любимым без всяких заслуг, просто за то, что ты есть. Другой вид родительской любви – отцовская любовь – отличается как раз условностью. Ее можно заслужить будучи примерным сыном или дочерью. Согласно Фромму, зрелая личность становится для себя и собственной матерью, и собственным отцом.
Оба вида любви присутствуют в человеческой совести. Материнская часть совести говорит: "Я буду любить тебя, что бы ты ни сделал". Отцовская часть совести говорит человеку: "Ты поступил дурно, и для того, чтобы я любил тебя, ты должен исправиться".
Уже в самой структуре эмоционально-ценностного отношения к себе или к другому присутствует эта двухголосость самосознания. Вспомним три измерения, выделенные в структуре этого чувства-отношения: симпатия и близость предполагают безусловную любовь, уважение – условную сторону любви и принятия, связанную с оценкой. Если интерпретировать идею Фромма, которую, впрочем, несколько в иной форме высказывал уже Л.Фейербах более широко, то материнская и отцовская часть совести как бы два внутренних собеседника, один из которых близок и пристрастен, он всегда за, а другой, отличающийся, олицетворяет объективную оценку.
Поэтому отношение к себе – это всегда есть и ответ этим своим собеседникам.
Ситуация нашего эксперимента позволяет проявиться диалогической природе самосознания.
Попробуем реконструировать этот процесс.
Вот так мог бы выглядеть диалог применительно к испытуемым первой группы.
Я достойна сочувствия и понимания (симпатии, "материнской любви"), но во мне и со мной что-то не так, я не достойна уважения ("отцовской любви"). Ты (А) похожа на меня, ты достойна симпатии, но увы, так же как я не достойна уважения. Я симпатизирую тебе, я могу быть дружной с тобой, но увы, мы не компенсируем наши одинаковые недостатки. Ты (В) не похожа на меня, с тобой все в порядке, ты достойна уважения, но вряд ли ты станешь уважать меня, скорее всего, ты будешь меня презирать. За это я не люблю тебя. Мы будем врагами.
Диалог испытуемых второй группы иной.
Со мной все в порядке. Я достойна симпатии и уважения. Ты (А) похожа на меня. Ты достойна симпатии и уважения. Ты заслуженно уверена в себе. С тобой мы друзья. Но может быть, мы обе это все выдумали, и оснований уважать себя у нас нет? Ты (В) другая, и ты тоже считаешь, что с тобой все в порядке. Но этого не может быть – ты просто неверно оцениваешь себя. Ты неприятна мне. С тобой мы враги.
Вот диалог испытуемых третьей группы.
Во мне и со мной что-то не так. Но я не хочу этого знать. Со мной все в порядке. Я вовсе не похожа на тебя (А), хотя и может так показаться. Ты не имеешь права на уважение, к тебе трудно почувствовать симпатию. Я – не ты, с тобой мы враги. Я – она. Вот с ней (В) все в порядке. Она идеальна во всех отношениях. Я – это она. Она – это я. С ней мы Друзья.
Диалог испытуемых четвертой группы можно представить так.
Со мной все в порядке. Я достойна симпатии и уважения. Я проверила себя. Ты (А) похожа на меня. Твое чувство собственного достоинства оправдано. Мы можем быть друзьями. Ты (В) – другая, иная, чем Я. И тем не менее ты мне интересна. У меня вызывает симпатию и уважение твое "Я". Ты справедливо оцениваешь себя высоко. Мы можем быть друзьями.
Конечно, приведенные диалоги лишь литературный прием, позволяющий охватить суть процессов, трудно поддающихся сухому и строгому описанию.
Проведенный анализ показывает, что испытуемые с одними и теми же личностными чертами оказываются глубоко различными по характеру эмоционально-ценностного отношения к себе. Это отношение к себе проявляется прежде всего в форме отношения к другому, олицетворяющему Я-черты. Те или иные личностные черты в силу причин, которые здесь не обсуждались, становятся особенно важными в рамках субъективной Я-концепции. Наличие этих черт, объективно нейтральных, субъективно переживается как основание для уважения или неуважения, симпатии или антипатии к себе. Структура самоотношения, однако, не сводится к осознанному или неосознанному переживанию симпатии и уважения к себе. Эта структура раскрывается в диалоге с выделенными "Я" собеседниками, один из которых является сходным, подобным субъекту, а другой отличающимся от него, объективно другим. Выделение этих других партнеров по самосознанию соответствует реальному различию в процессе общения моментов безусловного и условного принятия. Таким образом, для характеристики самоотношения субъекта необходимы, по крайней мере, три типа отношений, составляющих минимально диалоговую единицу: отношение к себе, отношение к другому и ожидаемое отношение от него. Учет этих составляющих внутреннего диалога позволяет выделить уровни самоприятия субъекта.
Форма самоприятия, соответствующая наиболее развитой личности, предполагает отношение к себе с симпатией и уважением, такое же отношение к другому (отличному) и ожидание взаимной симпатии и уважения от него.
В менее развитом варианте для поддержания уважения и симпатии к себе личности необходимо отделять себя от другого, относясь к нему без уважения и симпатии, и ожидать враждебного к себе отношения.
Отсутствие уважения к себе, сознательно переживаемое и сочетаемое с антипатией к отличающемуся другому и ожиданием презрения от этого другого, также характеризует противоречивый этап в развитии личности.
Наконец, бессознательное неприятие себя, сочетающееся с преувеличенным пиететом в адрес другого, олицетворяющего не Я-черты, неузнавание себя в сходном другом характеризуют глубоко конфликтную личность.
Конечно, сделанные выводы носят во многом гипотетический характер, только дальнейшие экспериментальные и клинические исследования позволят их подтвердить или опровергнуть. В заключение хочется высказать еще одно предположение.
В начале анализа диалогического строения самосознания мы цитировали вопрос, заданный Кузнецовым и Лебедевым, авторами монографии об одиночестве: почему больные психозами выделяют "злых" двойников, в то время как путешественники или испытуемые в сурдокамере "выделяют" из своего сознания "хороших" двойников – друзей и помощников. Почему также после перерезки мозолистого тела одни пациенты (с расщепленным мозгом) сотрудничают, а другие борются сами с собой? Почему "вторичная" личность в случаях, описанных Жане и другими, то посмеивается, то издевается над первичной?
Возможно, что ответ на все эти вопросы как раз и лежит в особых взаимоотношениях между "Я" и "не-Я", которые формируются жизнью у каждого человека. Может быть, целостная, интегрированная личность с развитым самоотношением, предполагающим уважение другого и ожидание уважения от него в трудных условиях одиночества, не может выделить из своего сознания никакого иного другого, кроме как помощника и друга. Возможно также, что личность, предполагающая насмешку, презрение от другого, выделит в условиях отсутствия реального общения насмешника, а личность, отвергающая свое "Я", неадекватно воспринимающая себя, в этих трудных условиях почувствует свою нереальность, "сделанность" и выделит из сознания злых демонов, которые скажут ей то, чего она боится – то, какой она является?