ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Почему мы занимаемся философией, и почему именно философией св. Фомы? Этот вопрос подразумевает следующее: почему в нашей столь занятой, столь полной трудностей и забот жизни в общине нам прибавляют еще и такого рода лекции? Вопрос этот, однако, важен и существенно связан с духовностью Ласков. Речь идет о том, что именно учение, и учение созерцательное, то есть такое, что его следует понимать не от формул, но со стороны сущности вещей, становится одной из трех принципиальных путеводных нитей ласковской духовности: общины к всей ее среды. Францисканская любовь, бенедиктинская литургия и учение св. Фомы – три вещи, которые должны объединиться в деле Ласков. Это я всегда слышал из уст пана Корниловича.
Современная ситуация достаточно сложна. В наше время говорить о философии созерцательного типа и именно о философии св. Фомы – значит, наверное, плыть против течения. Потому что течение, охватившее нас, – это антифилософское и в значительной степени антитомистское течение. Но важно плыть именно против течения, так, как это делает форель. Потому что таким образом мы противостоим той дьявольской мельнице, которая множит лишь дела и функции, не допуская ни размышления, ни спокойного созерцательного вглядывания в действительность. Приближение к мысли св. Фомы – это также неизбежная конфронтация с главенствующими сегодня философскими тенденциями, потому что в современных руководствах найти то, что мы ищем, неизмеримо трудно, если мы имеем в виду употребить философию для дела общины и Ласков. Сначала я хотел бы остановиться на том, чем была философия во время своего возникновения, и почему занятия философией необходимы для вашей общины. Действительно, тот факт, что францисканским служительницам креста необходимо заниматься философской проблематикой, может показаться удивительным.
Остановимся на возникновении самого этого слова, на его этимологии. Это греческое слово, оно складывается из двух слов: "fileo", то есть "люблю", и "sofia", то есть "мудрость". Так мы сразу прикасаемся к самой сути дела: философия – это не что иное, и она не должна быть ничем иным, как любовь к мудрости. Это очень сложное дело, требующее трудов и занятий в течение всей жизни. Ценность этой мудрости (которая, как мы увидим, распространяется на все сферы: и естественные, и сверхъестественные, а в сверхъестественной сфере находит свое отражение) столь велика, что автор Книги Притчей Соломоновых не поколебался написать о ней следующие слова:
Блажен человек, который снискал мудрость,и человек, который приобрел разум!
Потому что приобретение ее лучше приобретения серебра,и прибыли от нее больше, нежели от золота.
Она дороже драгоценных камней;(никакое зло не может противиться ей;
она хорошо известна всем приближающимся к ней);и ничто из желаемого тобою не сравниться с нею.
Долгоденствие в правой руке ее,а в левой у нее богатство и слава;
(из уст ее выходит правда;закон и милость она на языке носит);
Пути ее – пути приятные,и все стези ее – мирные.
Она – древо жизни для тех, которые приобретают ее, -и блаженны, которые сохраняют ее!
Господь премудростию основал землю,небеса утвердил разумом;
Его премудростию разверзлись бездны,и облака кропят росою.
(Притч. 3, 13-20)
Этот известный текcт дополняется другим текстом из Книги Иова:
Но где премудрость обретается?и где место разума?
Не знает человек цены ее,и она не обретается на земле живых.
Бездна говорит: "не во мне она";и море говорит: "не у меня".
Не дается она за золото,и не приобретается за вес серебра.
Не оценивается она золотом Офирским,ни драгоценным ониксом, ни сапфиром.
Не равняются с нею золото и кристалл,и не выменяешь ее на сосуды из чистого золота.
А о кораллах и жемчуге и упоминать нечего,и приобретение премудрости выше рубинов.
Не равняется с нею топаз Эфиопский;чистым золотом не оценивается она.
Откуда же исходит премудрость?и где место разума?
Сокрыта она от очей всего живущего,и от птиц небесных утаена.
Аваддон и смерть говорят:"ушами нашими слышали мы слух о ней".
Бог знает путь ее,и Он ведает место ее.
Ибо Он прозираетдо концов земли,и видит под всем небом.
Когда он ветру полагал веси располагал воду по мере,
когда назначал устав дождюи путь для молнии громоносной:
тогда он видел ее и явил ее;приготовил ее, и еще испытал ее.
И сказал человеку: "вот, страх Господень есть истинная премудрость,и удаление от зла – разум".
(Иов.28, 12-28)
Эти тексты являются классическим описанием великолепия и величия мудрости, мудрости двоякой – естественной и сверхъестественной. О мудрости нужно молиться, потому что благодаря ей мы открываем истину, а истина – это ценность столь же важная, как и любовь. Истина столь же ценна, как и любовь: это ценности взаимозаменяемые. Она должна быть доступна всем. Чтобы быть мудрым, конечно, нет необходимости быть образованным. Иногда образование даже мешает мудрости. Она родилась когда-то в человеке простом, ибо полная душевная простота – ее условие. И коренится мудрость скорее в человеке простом, неусложненном, незакомплексованном, нежели в ученом, который зачастую носит в себе множество внутренних ограничений.
Также важно и положение, что без мудрости нет святости. Мудрость является необходимым условием святости – так говорит св. Фома. Это очень важный пункт. Все обязаны стремиться к мудрости и много молиться об этом даре. Это один из самых важных даров Святого Духа. Следует уточнить с нашей стороны, что единственное, что мы в силах принести в дар мудрости, – это приготовить почву для этого сверхъестественного дара, используя естественную, прирожденную нам мудрость. И если мудрость может быть уделом всех людей, то и все они обязаны работать в области философии, ибо философия – это любовь к мудрости. Св. Фома сказал, что мудрость является необходимым условием святости, а в XV веке нашелся некто, кто сказал, что не является человеком тот, кто не занимается философией (Пико делла Мирандола). Таким образом, философия – это необходимое условие человечности; чтобы быть человеком, чтобы раскрывать свою человечность, следует любить мудрость. Однако не представляется возможным, чтобы каждый человек занимался столь сложной вещью, как философия.
Но такая постановка вопроса указывает, что мы имеем неверное понятие о философии. Нужно провести принципиальное разграничение между научной и преднаучной философией. Научная философия – это философия, понятая как наука, и, так же как всякая иная наука, она имеет свою терминологию, то есть свой технический, трудный язык, имеет свою разветвленную и трудную для понимания историю, историю очень длительную и сложную, потому что она объемлет два тысячелетия и все расы мира. Европейская философия – это лишь малая часть того, что сделано человечеством в области научной философии. Философия – это наука, и наука особенно сложная. Но рядом с научной философией, то есть научной системой, собранием утверждений, доводов, проникновении, и больших исторических разделов, показывающих, как философские проблемы развивались в течение веков, есть иная, преднаучная философия. Она еще не упорядочена в систему, свод утверждений и т.д. Именно она и должна возделываться в первую очередь. В этом смысле Пико делла Мирандола имел основание сказать: лишенный философии – не человек. Преднаучная философия приближается к тому, что мы называем народной мудростью, наукой созерцания, остановки, спокойного, глубокого рассмотрения тех или иных вопросов. В той или иной степени все мы связаны с этой философией. Каждый раз, когда нас охватывает изумление, изумление-восхищение, мы начинаем философствовать. Когда отец Тадеуш в Ласках оглядывает растения, цветы и птиц, – он философствует, ибо он изумляется тому, как выглядят эти творения, тому, что они имеют именно такие, а не другие обычаи, и что они имеют такое совершенное строение. Это не чистое эстетическое рассматривание, не только восхищение красотой мира, это нечто большее. И потому Платон – один из величайших философов мира – сказал, что философия начинается с изумления, изумление рождает философию, и к такому изумлению нас могут побуждать самые простые вещи.
Чаще всего такое изумление пробуждается у маленьких детей. Иисус же сказал в Евангелии: "если не будете как дети" (Мф. 18, 3). Можно сказать – если не станете как дети, не сможете философствовать, не только "не войдете в царство небесное", но не сможете философствовать, ибо глубочайшее и истиннейшее изумление проявляется у ребенка в его философском возрасте, то есть до вступления в разумный возраст, когда ребенок уже начинает рассуждать. Четыре, пять, шесть лет – это возраст, когда ребенок задает самые трудные вопросы, на которые родители часто ему не отвечают, потому что не хотят следовать за ним в глубину действительности. Однако нужно следовать за ним в эту глубину. Вся наша культура – культура, в которой расцветает техника и комфорт, – берет начало в том, что воспитание опирается не на философский период развития ребенка, начало мудрости, но на более поздний, рациональный период, когда ребенок начинает уже рассуждать. Но рассуждение – это не то же самое, что философская рефлексия. Именно в этих первых вопросах, являющихся выражением восхищения и изумления порядком мира, к которым мы приходим в нашей повседневной жизни, и берет свое начало основа философии. Все равно, будет ли это относиться ко всей действительности, целости мира, либо к какому-либо живому организму, либо к неким маленьким внутренним структурам, либо к проявлениям жизни. Каждая кроха действительности, которая нас окружает, предназначена для того, чтобы вызывать в нас изумление и восхищение.
Много лет назад я написал статью о философии, в которой сказал, что "задачей философии не является улучшение жизни, и одновременно с этим утверждением неоспоримым является факт, что философия – один из тех факторов, которые самым успешным образом способствуют решению этой задачи" [2]. Философия не является некоторым жизненным правилом и не дает нам предписаний, как надлежит поступать, но, если это хорошая философия, она возвышает и углубляет нашу культуру мысли и нашу культуру поступков, то есть наш способ мышления и наш способ действовання. Было еще одно верное, хотя и вызывающее удивление имя, которое дали философии. В платоновской школе ее называли когда-то "meditatio mortis" – рассмотрение смерти. Здесь речь идет не о мрачном вглядывании в тот факт, что все кончается, что ничто не вечно, что близится конец и т. д. Нет. Речь идет не об этом, но о чем-то ином: хорошая философия должна быть школой, которая учила бы нас тому, что только умирание порождает жизнь, что нет жизни без смерти, то есть без умирания одних элементов для становления других. И это вопрос, имеющий колоссальное значение для целостности жизни, для наилучшей, разумной аскезы. Она есть школа, позволяющая нам совершить выбор и указывающая на правильную шкалу ценностей – необходимое мерило для совершенствования нашей жизни.
"Meditatio mortis", или рассмотрение смерти, основывается на том. что мы постоянно – с самого начала нашей сознательной жизни и до ее последнего мгновения – должны совершать выбор. Это рефлексивный, рациональный выбор, потому что мы должны выбирать между большим и меньшим добром, и меньшее добро должно умереть, чтобы росло большее. Это именно то рассмотрение смерти, которое является рождением и углублением жизни. Благодаря воспитанию в нас способности к изумлению, благодаря умению правильно оценить ценности, мы своими собственными естественными силами приуготовляем мудрость. Как мы уже говорили, в своем высшем проявлении мудрость есть дар "горний", а философия в самом точном значении этого слова является приуготовлением к мудрости, "дольним" возделыванием мудрости. Все мы призваны к преднаучной философии, которая по необходимости теологична, открыта проблеме Абсолюта, то есть проблеме безусловной и наиважнейшей ценности, проблеме последних вопросов – Богу.
Делая первые шаги в философии, в мудрости, мы учимся созерцанию. Философия – это попросту школа естественного созерцания. Мы привыкли говорить о созерцании только как о молитвенном созерцании, которое приближает нас к мистическому опыту, то есть о созерцании сверхъестественном. Но существует также созерцание природное, естественное, которое в существе своем еще не молитвенно, но является подготовкой к молитвенному "взгляду". Я сказал бы, что она является созерцанием предварительным, вступительным, несовершенным, которое существует, конечно, для того, чтобы молитвенное созерцание могло развиваться в человеке полностью. Наша современная культура так сильно затрудняет нам доступ к голосу Евангелия именно потому, что мы не имеем ушей для слушания и глаз для видения, то есть не имеем той целостной подготовки, которую должна дать педагогика с самого начала: семья и школа. Мы уже не формируемся в духе превосходства мудрости века, но лишь в духе превосходства техники, комфорта, выгоды. По сравнению с культурами Востока или Африки наша культура утратила чрезвычайно много. Развитие отдельных наук, техники, удобств было оплачено неправдоподобно большой ценой – утратой ценностей, содержащихся в созерцательности и мудрости.
Предназначением каждого христианина – и особенно живущего в миру – является забота о созерцательной жизни. Возделывание созерцательной жизни, – как сказал отец Вуаём в книге "Au coeur des masses" (В сердце народа) [3], – в самой гуще жизни, посреди того, что происходит вокруг нас, в водовороте обязанностей и забот. И поэтому философия как школа созерцания и мудрости является безусловной обязанностью каждого человека и, я сказал бы, истинной школой жизни. Однако философию такого рода мы напрасно искали бы среди современных философских течений. Развитие культуры белого человека привело к тому, что философская мысль, которая возделывалась научно, систематично, пошла в ином направлении, нежели мудрость. Требуются огромные усилия, чтобы достичь поворота нужно возвратиться очень далеко, не только на десятки, но на сотни лет назад, чтобы в нашей пучине мысли найти ценности, могущие служить нам путевыми вехами в нашей каждодневной жизни. Где найти такую школу философии, где найти такого мастера?
Более того, речь идет о том, чтобы мудрость, которой мы учимся и к которой мы присоединяемся, была бы мудростью универсальной, годящейся для всех рас и всех культур. Дело этого поиска, этого выбора очень трудное. В общем мнении Второй Ватиканский Собор является Собором пастырским, на котором ни разу не вспомнили о философии. Так говорится, но это неправильная интерпретация достижений и результатов Собора. Второй Ватиканский Собор в своем пастырском Послании "Gaudium et Spes" ("О Церкви в современном мире") произносит очень важные слова о необходимости философии (я приведу это место в его латинском звучании): "Servandi apud homines facultates contemplationis ac admirationis, quae ad sapientiam adducunt" – то есть о необходимости примирения современной культуры с "сохранением в людях способности к созерцанию и изумлению, которые приводят к мудрости" (РН 56). В этих словах заключается философская программа, хотя в тексте постановления Собора это не сказано прямо. Если мы не сумеем разбудить в будущих поколениях способности к созерцанию и изумлению, мы будем поглощены культурой, которая не сможет обратить внимание на эти ценности и творчески их развивать. Вот почему нам нужна философия, вот почему она нужна нам всем, и особенно в Ласках. И на этих же основаниях в качестве проводника мы выбираем св. Фому.