ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
В: Итак, мы рассмотрели технико-экономическую основу каждой эпохи. Что можно было бы сказать о соответствующих им картинах мира?
К: Общая идея довольно проста: разные стадии развития сознания дают разную картину мира. Мир выглядит по-разному – он разный – на каждой стадии. Когда развертываются и развиваются новые познавательные способности, Космос смотрит на себя другими глазами и видит совсем другие вещи.
Для удобства я говорю обычно о пяти основных картинах мира: архаической, магической, мифической, рациональной и экзистенциальной. Возможны также более высокие стадии воззрения на мир. Вы можете видеть их на рисунке 5-2.
В: То есть это разные способы смотреть на мир?
К: Да, однако здесь нам следует быть очень внимательными. Сказанное может показаться буквоедством, но это в самом деле очень важная деталь: речь идет не о том, что есть один изначально данный нам мир, и мы просто по-разному на него смотрим. Правильнее будет сказать, что по мере того, как Космос все полнее познает себя, возникают разные миры.
Это подобно желудю, который вырастает в дуб. Дуб – это не другая картина того же самого неизменного мира, которая присутствует в желуде. У дуба имеются новые части, совершенно отличные от того, что можно найти в желуде. У дуба есть листья, ветви, корни и так далее, но ни одна из этих составных частей не представлена в "картине мира" или "пространстве мира" желудя. Другое воззрение на мир создает другой мир, устанавливает другой мир; это не просто другое воззрение на тот самый мир.
Водораздел новейшей истории
В: Я понимаю, о чем вы говорите, но это различие и в самом деле кажется мне слегка "буквоедским". Почему оно так важно?
К: Оно имеет решающее значение, так как знаменует собой великий водораздел, который отделяет методологию познания Нового Времени от последовавшего за ним этапа новейшей истории. И мы в своих рассуждениях хотим учитывать эту беспрецедентную революцию в человеческом понимании.
А по сути, у нас просто нет возможности продолжать данное обсуждение, не рассмотрев существенных различий между методологией познания Нового и новейшего времени. Это не такая уж скучная и унылая тема. Можно было бы даже сказать, что это ключ, позволяющий определить место Духа в современном нам мире новейшей истории.
В: Ладно. Итак, новое и новейшее...
К: Вы слышали обо всех этих "новопарадигмальных" методологиях познания?
В: Только то, что каждый, похоже, хотел бы увидеть эту новую парадигму. Или хотя бы какую-нибудь новую парадигму.*
* Парадигма (досл. "образец") – господствующая система взглядов и понятий, "признанные всеми научные достижения, которые в течение определённого времени дают научному сообществу модель постановки проблем и их решений" (Томас Кун). – Прим. пер.
К: Что ж, старая парадигма, которую никто не хочет видеть, – это парадигма эпохи Просвещения; ее называют также парадигмой Нового Времени. У нее есть и много других названий, которые произносятся неизменно с оттенком пренебрежения и отвращения: ньютоновская, картезианская, механистическая, зеркало природы, парадигма отражения.
Как бы ее ни называли, эта парадигма считается сегодня безнадежно устаревшей; во всяком случае, диапазон ее применимости крайне ограничен, поэтому все лихорадочно ищут какую-то новую, точнее, новейшую, пост-Просвещенческую парадигму.
Но чтобы понять, как могла бы выглядеть эта новейшая парадигма, нам нужно понять, что это за зверь, которого она так безуспешно пытается заменить.
В: Нам нужно понять фундаментальную парадигму эпохи Просвещения.
К: Да. Так вот, фундаментальная парадигма эпохи Просвещения известна как парадигма отображения. Ее идея в том, что с одной стороны есть вы, или субъект, а с другой – эмпирический или чувственно-воспринимаемый мир; и любое достоверное познание представляет собой картографирование этого единственного и изначально "данного" нам эмпирического мира. Если карта точна, если она правильно отображает эмпирический мир, значит она "истинна".
В: Поэтому парадигма и называется "парадигмой отображения".
К: Да. В роли карты могла выступать теория, гипотеза, идея, таблица, понятие или какое-то представление, – в общем, любого рода карта объективного мира.
Все главные теоретики эпохи Просвещения, будь то холисты, атомисты или кто-то еще, – все они могли бы подписаться под этой парадигмой отображения, поскольку признавали существование единственного эмпирического мира, который можно было терпеливо наносить на карту с помощью эмпирических методов.
И не забывайте, это совершенно не касалось вопроса, атомистичен ли мир или холистичен. С чем все они были согласны, так это с парадигмой картографирования как такового.
В: А что неправильного в этой парадигме отображения? Мы ведь пользуемся ею постоянно.
К: Она не то что неправильна. Просто она слишком узка и ограниченна. Но трудности, с нею связанные, едва уловимы, и потребовалось много времени, – фактически, несколько столетий, – чтобы понять, в чем состоит проблема.
Ограничения этой идеи, которая сводит познание к картографированию мира, можно излагать по-разному. Но проще всего будет сказать, что она не учитывает влияние картографа. Оказывается, эпоха Просвещения совершенно обошла вниманием тот факт, что картограф сам мог что-то привносить в картину!
В: То есть парадигма отображения и картографирования не учитывает самого картографа?
К: Да. Несмотря на многообразие критики философии Нового Времени новейшими мыслителями, всех их объединяет неприятие парадигмы отображения. Все они наголову разбивают парадигму отображения, парадигму "зеркала природы", – идею того, что существует один-единственный эмпирический мир, и что познание представляет собой просто отзеркаливание, отражение или картографирование этого истинного мира. Все "пост-Просвещенческие" течения мысли новейшего времени соглашались с тем, что идея "зеркала природы" была совершенно, безнадежно и потрясающе наивна.
Прежде всего у Канта, а затем у Гегеля, Шопенгауэра, Ницше, Дильтея, Хайдеггера, Фуко, Дерриды, – у всех виднейших теоретиков новейшего времени можно найти серьезные нападки на парадигму картографирования, потому что она не в состоянии принимать по внимание личность самого картографа, который делает эти карты.
А ведь эта личность не просто спустилась сюда на парашюте с небес. У нее есть свои собственные черты, своя собственная конституция, свое собственное развитие, своя собственная история – и все это оказывает влияние на то, что она увидит, и что она может видеть в этом предположительно "единственном" мире, который ее окружает. Эта парашютистка по шею сидит в условиях и обстоятельствах, которые в основном и определяют, что она может видеть!
Так что великим открытием новейшего времени было то, что ни сам познающий, ни познаваемый им мир не "даны" раз и навсегда, но существуют в конкретных условиях и обстоятельствах, у которых есть своя история развития.
В: Они развиваются.
К: Да, они развиваются. Картограф – это не маленькая бесплотная и не имеющая истории самодостаточная монада, стерильно изолированная от мира, который он наносит на карту. У него нет неизменной сущности, так как у него есть история, и на разных стадиях своей истории, своего роста и развития картограф будет делать совершенно разные карты.
Так что в ходе этого процесса развития субъект познания будет рисовать мир совершенно по-разному, исходя не столько из того, что действительно находится "снаружи", в некоем изначально данном мире, сколько из того, что он сам привносит в картину.
В: "Коперниканская революция" Канта: не столько мир формирует ум, сколько ум формирует мир.
К: Не во всех, но во многих случаях. А затем Гегель добавил ключевой пункт, который так или иначе присутствует во всех теориях новейшего времени: ум, субъект "надлежит мыслить лишь в его развитии".
Ницше, например, превратил этот принцип в генеалогию, исследование истории картины мира, – картины, которую мы полагаем чем-то само собой разумеющимся, голым фактом, общим для всех людей, тогда как на самом деле оказывается, что она исторически обусловлена и имеет весьма ограниченное распространение. Так или иначе, все дороги новейшей философии ведут к Ницше.
В: Значит, общая идея состоит в том, что...
К: Субъект познания – это не какое-то независимое, изолированное, изначально данное и полностью сформировавшееся существо, которое просто спускается к нам на парашюте с небес и начинает простодушно "картографировать" то, что видит вокруг в "реальном" мире, на "реальной" местности изначально данного мира.
Напротив, субъект познания помещен в обстоятельства и потоки своего собственного развития, своей собственной истории, своей собственной эволюции, и создаваемые им "картины мира", в большой мере зависят не столько от "этого мира", сколько от этой "истории".
В: Да, я понимаю. И какое это имеет отношение к нашему обсуждению?
К: Одна из наших задач – проследить историю основных картин мира. Они – часть эволюции в человеческой сфере, то есть различные формы Духа-в-действии, который постепенно развертывается в пространстве человеческого ума. На каждой из этих стадий Космос смотрит на себя новыми глазами и таким образом производит новые миры, ранее не существовавшие.
Два пути в современном мире
В: Значит, эти картины мира развиваются?
К: Да. И сама идея того, что картины мира развиваются, – что ни познаваемый мир, ни познающий его субъект изначально не предзаданы – представляет собой великое открытие новейшего времени.
Сталкиваясь с этим открытием "непредзаданности", теоретик может выбрать один из двух путей через новую и обескураживающую территорию новейшего мира, где нет ничто фундаментального.
Первый и, вероятно, самый людный путь, – это путь радикального конструктивизма, который является сильной версией "непредзаданности". То есть, поскольку картина мира изначально не задана, вы можете утверждать, что любые картины мира произвольны. Они просто "сконструированы" разными культурами, и ничего более существенного, чем изменчивые вкусы, в их основании не обнаруживается.
Так появляются все эти книги с названиями типа "социальное конструирование секса", "социальное конструирование пищи", "социальное конструирование труда", "социальное конструирование одежды" и так далее. Я все жду, когда же появится наконец что-то вроде "социального конструирования толстого кишечника".
Все "социально сконструировано" – это мантра экстремистского крыла постмодернизма. Его представители думают, что создаваемые различными культурами картины мира совершенно произвольны и держатся лишь на власти, предрассудках или каком-то "изме" – сексизме, расизме, монетаризме, фаллоцентризме, капитализме, логоцентризме или моем любимом фаллологоцентризме.
В: У этих подходов хоть какие-то достоинства есть?
К: Да, есть. Единственное "но" состоит в том, что радикально-конструктивистский подход чересчур радикален, впадает в экстремизм. Просто картины мира не настолько произвольны; на самом деле они сдерживаются наличными эволюционными потоками в Космосе, ограничивающими степень произвольности того, что может "сконструировать" культура. К примеру, мы не найдем такой общепринятой картины мира, где мужчины рожают детей или яблоки падают вверх. Вот вам и произвольность. Картины мира не "просто сконструированы", если под этим понимать их полнейшую относительность и произвольность. Даже Деррида теперь признает этот элементарный факт.
Алмаз будет резать стекло в любых культурах и вне зависимости от того, какие слова используются для обозначения "алмаза", "резания" и "стекла". Нет никакой необходимости доходить до полного отрицания независимого существования чувственно-воспринимаемого мира! А также отрицания того, что чувственно-воспринимаемый мир – космос и биос – сдерживает произвольность картин мира, так сказать, "снизу".
Более того, культурное конструирование ограничивается и сдерживается наличными потоками в самой ноосфере. Ноосфера развивается, эволюционирует. То есть она также следует двадцати принципам, и это со всею определенностью сдерживает и ограничивает упомянутое конструирование.
Итак, этими и многими другими путями реальные эволюционные потоки Космоса сдерживают полет фантазии и не дают картинам мира превратиться просто в коллективные галлюцинации. Мировоззрения, как мы увидим, связаны с необходимостью отвечать требованиям достоверности, и эти требования соблюдаются, потому что указанные потоки реальны.
В: Разве Фуко не обвиняли в таком крайнем конструктивизме?
К: Да, он пошел этой дорогой лишь затем, чтобы обнаружить, что это тупик.
В: Почему?
К: Последовательно конструктивистская позиция сама себя ниспровергает. Она заявляет, что все картины мира произвольны, все истины относительны и просто обусловлены культурой, что никаких универсальных истин нет. Но при этом она заявляет также, что является универсально истинной. То есть все истины относительны, кроме моей, потому что моя абсолютно и универсально истинна. Только я обладаю универсальной истиной, а вы все, бедолаги, относительны и культурно обусловлены.
Это капитальное противоречие скрыто присутствует во всех радикальных поликультурных движениях новейшего времени. Причем их абсолютная истина оказывается в итоге крайне заидеологизированной, беспрекословно-монологичной и элитарной в наихудшем смысле этого слова. Фуко даже назвал свои ранние работы этого направления "заносчивыми", хотя большинство его американских последователей пропустили эти слова мимо ушей и продолжают отрицать истину, предпочитая ей навязывание своей воли.
На самом деле радикальный конструктивизм представляет собой не более чем новейшую форму нигилизма: в Космосе нет никаких истин, есть только мнения, которые одни люди навязывают другим. Этот нигилизм смотрит в лицо Космоса и видит зал бесчисленных зеркал, которые в конечном счете не показывают ему ничего, кроме его собственных эгоистических вульгаризмов, отражаемых до бесконечности. Скрытым ядром такого нигилизма выступает нарциссизм: истина игнорируется и заменяется собственным эго теоретика. Вот какой ход мысли господствует ныне в американских университетах!
В: Радикальный конструктивизм. Таков один из путей, выбираемых в современном мире.
К: Да. Это чересчур радикальная, чересчур конструктивистская версия конструктивизма.
Другой путь связан с более умеренным конструктивизмом, самая распространенная сегодня версия которого основана на идее развития или эволюции. В числе его сторонников можно назвать таких непохожих друг на друга мыслителей, как Гегель, Маркс, Ницше, Хайдеггер, Гебсер, Пиаже, Белла, Фуко, Хабермас.
Этот подход признает, что мир и воззрение на мир не предзаданы изначально, а развиваются в ходе истории. Так что он просто исследует действительную историю развертывания этих воззрений, рассматривая данный процесс не как серию произвольных шатаний в разные стороны, а как постепенно вырисовывающуюся картину эволюции, рисунок которой определяется отчасти самими эволюционными потоками.
В: Иными словами, он определяется двадцатью принципами.
К: Да, но только в данной частной версии эволюционизма; это моя собственная трактовка эволюционного процесса.
Важно, однако, что согласно большинству подходов, принимающих идею развития, картины мира сменяют друг друга по причине того, что очевидными становятся какие-то неотъемлемо присущие им ограничения. Последнее порождает в системе разлад и хаос, и если она не разрушается, то преодолевает хаос, эволюционируя в сторону повышения уровня своей организации. Новая структура с более высоким уровнем организации разрешает или снимает остроту неразрешимых ранее проблем, но затем сталкивается со своими собственными проблемами и ограничениями, которые не могут быть устранены на данном уровне, – мы наблюдаем этот эволюционный процесс и в других областях, не только в области представлений о мире.
В: Вы упоминали такие картины мира, как архаическая, магическая, мифическая, рациональная и экзистенциальная, а также указывали на возможность появления новых картин мира в будущем.
К: Да, в самом обобщенном виде картины мира могут быть сведены к этим пяти типам. Особенности каждого из них мы, при желании, сможем обсудить позже. А пока я просто соотнесу эти "сознательные" картины мира с "материальными" способами производства на каждой из основных стадий эволюции человека. Упомянутым пяти картинам мира соответствуют кормодобывающая, огородная, землепашеская, индустриальная и информационная эпоха. Я часто буду говорить о них вместе как о мифическо-землепашеской, рационально-индустриальной и так далее, подразумевая при этом весь спектр возможных наложений и сочетаний (см. рисунок 5-2).
В: Короче говоря...
К: Картина мира – это ум, а материально-производственный базис – тело Духа. Развиваясь, эти "умные тела" (bodyminds) порождают новые миры, по мере того как Дух развертывает в весеннем Космосе сверкающие лепестки своих возможностей, что вернее было бы назвать Большим Расцветом, нежели Большим Взрывом.
И на каждой стадии развития мир выглядит по-другому, потому что это другой мир – таково великое открытие новейшего времени.
На пороге завтрашнего дня
В: У меня есть два уточняющих вопроса. Как именно лучшие из новейших подходов преодолевают так называемый картезианский дуализм?
К: Дуалистичность парадигмы отображения состояла в следующем: субъект картографирования по сути не был частью картографируемого мира. Во всяком случае, мыслился таковым. Пришлый картограф обнаруживал этот изначально данный мир и, отступив от него на шаг, приступал к картографированию, как если бы эти две сущности – мир и картограф – не имели совершенно ничего общего.
Большинство "новопарадигмальных" подходов все еще попадают в эту дуалистическую ловушку, потому что она едва различима. Большинство из них думают, что для разрешения проблемы нужно просто создать более точную карту. Если бы у нас вместо этой противной атомистической и механистической карты была симпатичная холистическая и системная карта, мы бы избавились от дуализма.
Но, как справедливо указывал (в том числе) Гегель, это нисколько не решает проблему, а просто делает ее менее очевидной. Ведь мы все еще предполагаем, что мыслительный процесс фундаментально отличается от реального мира; просто он может отображать мир холистично и точно, а может механистично и неточно. Но эта вера в возможность точного отображения является не чем иным, как скрытым картезианским дуализмом.
Напротив, говорил Гегель, мы должны сознавать, что мысль представляет собой не только отображение реальности, но и движение этой реальности как таковой. Мысль – это функция того, чтó она стремится познать, а не просто зеркало для отражения чего-то с нею не связанного. Сам картограф, сам мыслящий и познающий субъект является процессом и результатом функционирования того, чтó он стремится познать и отобразить.
Короче говоря, самое мысль является движением того, чтó она стремится познать. Здесь нет карты, с одной стороны, и местности, с другой, – нет картезианского дуализма, – но сама карта производится местностью, которую она пытается картографировать.
Этот недуалистический подход не отрицает парадигму отображения как таковую; но он говорит, что на более глубоком уровне сама мысль не может отклониться от эволюционных потоков Космоса, потому что является процессом и результатом взаимодействия этих же потоков. И задача философии, так сказать, состоит не в том, чтобы просто подчищать карты и исправлять допущенные отклонения от действительности, а в том, чтобы проливать свет на эти глубинные потоки, от которых мысль не сможет отклониться, даже если бы она того и захотела!
В: А проще говоря?
К: В Дзэне есть высказывание: "Путь, с которого можно свернуть, не есть истинный Путь (Дао)". Иными словами, наше знание в какой-то мере действительно связано с исправлением неточных карт; наряду с этим, однако, на гораздо более глубоком уровне существует Дао, Путь, Поток Космоса, в который мы погружены и с которого никогда не сможем свернуть. И часть нашей задачи состоит в том, чтобы найти этот глубинный Поток, это Дао, и выразить его, пролить на него свет, восславить его.
Но до тех пор, пока мы пойманы ловушкой, предписывающей нам заниматься только уточнением своих карт, мы не будем замечать путей, на которых точные и неточные карты в равной мере выступают выражениями Духа.
Так, "новопарадигмальные" подходы вроде экофилософии постоянно твердят, что мы отошли от природы, и в данном утверждении имеется большая доля истины. Но какой бы сия доля ни была, она свидетельствует, что эти теоретики не поняли истинного Дао, от которого мы не отходили и никогда не сможем отойти. В этом и состояла та гораздо более глубокая истина, на которую пытались пролить свет подлинно недвойственные традиции Востока и Запада, – и которая действительно является преодолением картезианского дуализма!
Думаю, эта тема станет яснее после того, как мы поговорим о высших уровнях развития, согласны?
В: В общем-то, это и есть мой второй уточняющий вопрос. Если картины мира развивались и уже сменили ряд форм – архаическую, магическую, мифическую, рациональную, экзистенциальную, – кто возьмется утверждать, что мы не повстречаем на своем пути еще более высокого воззрения на мир?
К: В том-то вся и штука, не так ли? Перефразируя классика, "на свете много, друг Горацио, такого, что и не снилось в их картинах мира вашим мудрецам".
Магические воззрения даже в самых страшных снах представить не могли, что мифические их переиграют. Мифические боги и богини также не могли вообразить, что их низвергнет рацио. А мы теперь сидим здесь со своей рациональной картиной мира, все из себя довольные и уверенные в том, что ничто высшее на нас с небес не обрушится и не разнесет в прах убедительность наших восприятий, не обратит в пыль самое основы нашего мира.
Тем не менее, нас, несомненно, поджидает трансрациональное. Он уже за ближайшим углом, этот новый зверь, и он очень голоден. Каждая новая стадия выходит за пределы предыдущей, превосходит ее и включает в себя, так что завтра неизбежно и неотвратимо, со строго математической точностью, рассвет взойдет над миром, который разуму во многом будет не объять...
Поэтому, цитируя другого знаменитого теоретика, "пристегните ремни, нас ждет ухабистая ночь".*
* Надо полагать, крылатая фраза из какого-нибудь популярного американского боевика. – Прим. пер.
Превосхождение и подавление
В: На основании чего вы можете судить, что та или иная картина мира обладает какими-то преимуществами по сравнению с другими?
К: На основании превосхождения и включения. Когда возникают и развиваются более высокие стадии сознания, они включают в себя основные компоненты предшествующей картины мира, затем добавляют к ним свои собственные, новые и более сложные восприятия. Они превосходят ее и включают ее в себя. Поскольку они более содержательны, они более адекватны.
Так что речь идет не о том, что предшествующая картина мира была совершенно неверной, а новая совершенно верна. Предшествующая была адекватной, а новая еще адекватнее. Если бы она не была более адекватной, то была бы не в состоянии лучше отображать потоки Космоса, и эволюция не отобрала бы ее; она так и осталась бы на обочине среди прочих обломков, выброшенных на берега Возможного.
Конечно, это не означает, что у "более высокой" картины мира нет своих проблем, – как раз наоборот. Везде, где имеется возможность превосхождения, имеется также возможность подавления. Более высокое может не только превосходить и включать в себя, оно может также превосходить и подавлять, исключать, отчуждать, отделять.
Поэтому, рассматривая ряд возникающих картин мира, нам следует постоянно следить за возможными случаями подавления и отделения, которые происходили и происходят в ходе исторического процесса.
Дело в том, что зверь, который может подняться выше, может также и подавить – это справедливо для всех уровней. Майя перешли от кормодобывания к огородному хозяйству, и это означало не только то, что они смогли начать объединять различные враждующие племена в более крупное и устойчивое общественное образование, и не только то, что они, благодаря сельскому хозяйству, смогли освободить от работы класс жрецов, которые, начав развивать математику и астрономию, создали сложный календарь, – но также и то, что они начали уничтожать тропические леса. Кормодобывающим сообществам все это было просто не под силу; майя превзошли их, но зашли слишком далеко и самоубийственным образом отделили себя от биосферы.
Они не разделяли и объединяли, но отделяли и отчуждали. Они не превосходили и включали, но подавляли и отрицали. Поскольку же биосфера – один из внутренних компонентов холона человека, они сами обеспечили свое уничтожение.
Так что эта тема – превосхождение и подавление – является ключевой темой исторического развития, и мы хотим тщательно отследить признаки подавления на каждой стадии развития человека и человечества. Включая рационально-индустриальную стадию с ее тяжелейшими проблемами, разумеется.
В: Таким образом, каждое новое воззрение на мир встречается с какими-то смертельно опасными для себя проблемами.
К: Оно создает такие проблемы. Разрешение прежней проблемы является созданием новой – это происходит одновременно, хотя новые проблемы обычно выходят на поверхность лишь тогда, когда данная картина мира уже клонится к закату. Этот кошмар оказывается для нее полной неожиданностью.
На нынешнем этапе рационально-индустриальное воззрение на мир столкнулось со смертельно опасными проблемами, неотъемлемо присущими логике его внутренней организации. На нашем пути встали наши собственные пределы. Мы встретились с врагом, и этот враг, конечно же, мы сами. Новое сопротивляется, не желая уступать путь новейшему.
Специфическая картина мира Нового Времени, которая когда-то вполне адекватно обслуживала его цели, ныне наполнилась произведенным им чадом. Мы дышим собственными выбросами. И от того, чтó мы – мы все – будем с этим делать, зависит, возникнет ли новое, более адекватное воззрение на мир, способное снять эти проблемы, или наши отходы нас и похоронят.
На нынешнем этапе своего развития Дух столкнулся с собственными пределами. Этот необыкновенный цветок Нового Времени цвел весною своей славы и теперь может только наблюдать, как его опадающие лепестки ложатся на почву грядущего дня. Вот только что расцветет на этом новом поле?