<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>


ПРАВОСЛАВИЕ КАК НАУКА ВРАЧЕВАНИЯ

Уже сформулировано много истолкований христианства и дано много ответов на вопрос, что такое христианство и какова его миссия в мире. Эти ответы по большей части справедливы. В дальнейшем мы постараемся по возможности подробнее показать, что христианство, и именно Православие, является наукой врачевания, а также объяснить, что такое исцеление и как оно достигается.

1. ЧТО ТАКОЕ ХРИСТИАНСТВО

Объясняя специфику христианства, многие полагают, что это – философское учение или религия, одна из многих, существующих с древности. Но, конечно, христианство не является философией, как ее обычно понимают в наше время. Философия излагает умозрительные построения, как правило, не имеющие связи с реальной жизнью. Главное же различие между христианством и философией заключается в том, что последняя есть плод человеческой мысли, тогда как христианство – это откровение Божие. Это не человеческое открытие, но откровение Самого Бога, данное человеку.

Человеческая логика была бы не в силах открыть истины христианства. Но там, где было бессильно человеческое слово, явилось Слово Богочеловеческое, вернее, Богочеловек Христос, Слово Божие. Это откровение Божие было выражено в тогдашних философских терминах, но оно, и это следует подчеркнуть снова, не является философией. Из философии того времени взяты лишь одежды Богочеловеческого Слова.

Святитель Иоанн Златоуст, объясняя слова пророка Исайи: "Се, Владыка Господь отъимет от Иерусалима... крепкаго и крепкую... и судию, и пророка, и смотреливаго..." (Ис. 3:1-2), замечает:

"Смотреливым (догадливым) называется тот, кто догадывается о будущем, исходя из своего великого разума и опыта. Ибо одно дело – догадка, а другое – пророчество; один говорит Духом Святым, не добавляя ничего от себя, другой же, взяв за основу уже случившееся и прибегая к помощи собственного разума, может предвидеть многое из будущего, как это свойственно человеку поистине разумному. Однако велика разница между тем и другим, как между человеческим разумом и божественной благодатью"1.

Следовательно, одно дело – догадки (то есть философия), а другое – пророчество, то есть слово богословствующего пророка. Первые являются человеческим действием, второе же – откровение Всесвятого Духа.

В святоотеческих трудах, а именно в учении преподобного Максима Исповедника, говорится о философии как о начале духовной жизни Однако следует заметить, что под термином "деятельная философия (любомудрие)" святой понимает очищение сердца от страстей, которое действительно является первой стадией на пути души к Богу.

Точно так же христианство нельзя считать религией, по крайней мере, в том смысле, который вкладывается в это понятие теперь. Обычно считается, что Бог живет на небесах, управляет оттуда человеческой историей, является требовательным и суровым и требует удовлетворения от человека, который покинут на земле со своею немощью и бессилием. Между Богом и человеком существует разделяющая их стена. Ее-то следует преодолеть, и в этом решающую помощь может оказать религия. Для этой цели используются различные религиозные обряды.

Согласно другой точке зрения, человек чувствует себя бессильным посреди вселенной и нуждается в том, чтобы создать некоего могучего Бога, Который мог бы помочь его бессилию. По этой теории, не Бог создает человека, но человек создает Бога. Религию также рассматривают как связь человека с Абсолютным Богом, то есть "связь между Я и Абсолютным Ты". Кроме того, многие считают религию способом обмануть народ, направив его надежды к будущей жизни. Таким образом, с помощью религии власти предержащие угнетают народ.

Однако христианство стоит гораздо выше всех этих объяснений и теорий и потому не может быть заключено в понятии и определении религии, которое обычно присваивается так называемым "естественным" религиям. Бог – это не "Абсолютное Ты", но живое Лицо, имеющее органическую связь с человеком. К тому же христианство вовсе не переносит проблему в будущее и не надеется только насладиться Царством Божиим по завершении человеческой истории и после скончания времен. Будущее в христианстве укоренено в настоящем, и Царство Божие начинается в этой жизни. Царство Божие, согласно святоотеческому истолкованию, – это благодать Триединого Бога, созерцание нетварного света.

Мы, православные, не ждем окончания истории и времен, но устремлены к нему через жизнь во Христе, и таким образом уже сейчас переживаем то, чему предстоит произойти в грядущей после Второго Пришествия жизни. Преподобный Симеон Новый Богослов говорит, что тот, кто видел нетварный свет и соединился с Богом, не ждет второго пришествия Господня, но живет в нем. Вот почему в христианском учении существует представление не о линейном, но о циклическом или крестообразном времени. Именно поэтому прошлое, настоящее и будущее действительно воспринимаются как некое неразрывное единство. Это и есть так называемое "сжатое время".

Именно потому, что Православие не откладывает разрешения проблемы, оно не может быть охарактеризовано как "опиум для народа". Оно приносит жизнь, преображает жизнь биологическую, освящает и преображает общество. Православие, если мы воспринимаем его правильно и живем в Духе Святом, представляет собою общение Бога и человека, небесных и земных, живых и усопших. И в этом общении действительно разрешаются все проблемы, возникающие в нашей жизни.

Однако среди членов Церкви имеются и духовно нездоровые, и неопытные люди, поэтому можно предположить, что некоторые будут воспринимать христианство как религию в вышеуказанном смысле. Кроме того, духовная жизнь – это динамический процесс. Она начинается с крещения, которое есть очищение образа Божия, и продолжается в подвижнической жизни, направленной к достижению подобия Богу, то есть общения с Богом. Во всяком случае необходимо разъяснить, что, даже говоря о христианстве как о религии, мы должны учитывать несколько непременных условий.

Первое из них заключается в том, что христианство – это прежде всего Церковь. Церковь же означает тело Христово. В Новом Завете во многих местах говорится о том, что христианство есть Церковь. Достаточно указать на слова Христа: "Ты – Петр, и на сем камне Я создам Церковь Мою" (Мф. 16:18) и слова апостола Павла, обращенные к колоссянам: "...и Он есть глава тела Церкви" (Кол. 1:18) и к Тимофею: "...чтобы... ты знал, как должно поступать в доме Божием, который есть Церковь Бога живого, столп и утверждение истины" (1Тим. 3:15). Это значит, что Христос не просто пребывает на небесах, управляя оттуда историей и человеческой жизнью, но соединен с нами. Он воспринял человеческое естество, обожил его, и потому обóженная во Христе человеческая природа находится одесную Отца. Таким образом, Христос – это наша жизнь, а мы – "члены Христовы".

Второе условие состоит в том, что цель христианства – достичь блаженного состояния обóжения. Обóжение и подобие Божие отождествляются между собою. Но, чтобы достичь этого подобия и созерцания Бога и чтобы само это созерцание оказалось для нас не "огнем поядающим", но животворящим светом, от человека предварительно требуется очищение. Это-то очищение и исцеление является делом Церкви. Если же христианин принимает участие в обрядах, не подвергаясь животворящему очищению, хотя сами внешние проявления культа имеют целью именно очищение человека, он не живет в Церкви по-настоящему. Христианство без очищения – это утопия. Итак, говорить о религии (благочестии) мы можем только очищаясь и, главное, стремясь к своему исцелению, что согласно и со словами Иакова, брата Божия:

"Если кто из вас думает, что он благочестив, и не обуздывает своего языка, но обольщает свое сердце, у того пустое благочестие. Чистое и непорочное благочестие пред Богом и Отцем есть то, чтобы призирать сирот и вдов в их скорбях и хранить себя неоскверненным от мира" (Иак. 1:26-27).

Из этого места хорошо видно, что благочестивым является тот, кто обуздывает язык и не обманывает свое сердце, но очищает его от внутренней скверны, и что религия – это не только проявление заботы о страдающих, но главным образом хранение себя в чистоте от мирских дел. Тот, кто заботится о своем очищении, является религиозным и принадлежит к религии.

Это отличие дает нам право утверждать, что христианство – это не философия и не религия в том смысле, как "естественные" религии, но прежде всего врачевание. Это исцеление человека от его страстей, служащее для достижения в дальнейшем общения и единства с Богом.

Господь явил нам несколько истин в притче о добром самарянине. Этот последний, увидев человека, попавшего в руки разбойников, которые избили его и оставили полуживым, сжалился и, подойдя, перевязал ему раны, возливая масло и вино; и, посадив его на своего осла, привез его в гостиницу и позаботился о нем (Лк. 10:33-34). Христос исцелил израненного человека и привел его в гостиницу, то есть в больницу, которою является Церковь. Христос изображен здесь как врач, исцеляющий немощи человека, а Церковь – как больница.

Очень характерно, что святитель Иоанн Златоуст, разбирая эту притчу, обращает внимание на те же истины, которые мы только что подчеркнули. Человек спустился "из небесного жительства в жилище диавольского обмана" и "попадается разбойникам, то есть к диаволу и его сопротивным силам". Раны, которым он подвергся, – это различные грехи. Как говорит Давид: "Возсмердеша и согниша раны моя от лица безумия моего" (Пс. 37:6). Ведь "всякий грех создает рану и увечье". Самарянин – это Сам Христос, Который сошел с небес, чтобы исцелить израненного человека. Он возлил на раны масло и вино, поскольку, "сочетав Святой Дух со Своею кровию, оживотворил человека". Согласно же другому толкованию, "Он приносит масло, то есть утешительную речь, и возливает целительное вино – учение, собирающее рассеянный ум". Он посадил его на собственного осла, то есть, "приняв плоть на плечи Своего божества, вознес ее к Отцу на небеса". Затем добрый самарянин, Христос, привел человека "в великую, чудесную и просторную гостиницу, в сию соборную Церковь". Он отдал его содержателю гостиницы, то есть апостолу Павлу, "поскольку Павел говорит архиереям, учителям и служителям каждой из церквей: "Заботься о людях из числа язычников, которых вручила тебе Церковь. Поскольку люди, израненные грехами, немощны, исцели их, наложив пластырь, то есть пророческие глаголы и евангельские поучения, вылечи с помощью наставлений и утешений Ветхого и Нового Завета"...". Таким образом, согласно Иоанну Златоусту, именно Павел утверждает церкви Божий, "исцеляя всех людей духовными наставлениями, всем полезное подавая..." (PG. T.62. Col.755-757).

Из этого толкования Иоанна Златоуста ясно видно, что Церковь есть врачебница, которая исцеляет больных от греха, а епископы и священники, подобно апостолу Павлу, являются врачевателями народа Божия.

Эти истины явствуют и из многих других мест Нового Завета. Господь сказал, что не здоровые имеют нужду во враче, но больные (Мф. 9:12). К тому же Христос, будучи Врачом душ и телес, исцелял всякую немощь души и тела: И ходил... исцеляя всякую болезнь и всякую немощь в людях... и приводили к Нему всех немощных, одержимых различными болезнями и припадками, и бесноватых, и лунатиков, и расслабленных, и Он исцелял их (Мф. 4:23-24). Апостол Павел прекрасно знает, как немощна совесть людей, и в особенности простых (1Кор. 8:12). И в Апокалипсисе написано, что евангелист Иоанн видел реку живой воды, которая текла от престола Божия и Агнца, среди улицы его, и по ту и по другую сторону реки, древо жизни... и листья дерева – для исцеления народов (Откр. 22:1-2).

Итак, дело Церкви – врачевание. Она стремится исцелить болезни, прежде всего душевные, которые мучают людей. В этом основа учения Нового Завета и отцов Церкви. Далее в данной главе, как и в других главах, будет приведено много цитат из святоотеческих творений, в которых явственно видна эта истина.

Возвращаясь назад, я вновь подчеркиваю, что хочу показать здесь необходимость существования Церкви. Я весьма признателен профессору отцу Иоанну Романидису, поскольку он выделяет в своих трудах именно это обстоятельство, сообщая эту забытую истину нашей эпохе. Уверен, что упомянутый профессор очень внимательно читал труды трезвенных отцов, и прежде всего те из них, что содержатся в Добротолюбии, и потому сумел понять истинный смысл христианства. Убежден, что именно в этом заключается великое завоевание отца Иоанна Романидиса. Ведь в наше время, когда христианство представляется как философия, бесплодные размышления (умозрительное богословие) или же как некая культура и народная традиция (народные нравы и обычаи, народное благочестие), он приводит истинное учение о врачебной науке и лечении.

Этот автор говорит следующее:

"Вера во Христа вовсе не является верой, если человек не проходит через врачевание во Христе. В таком случае налицо то самое противоречие, которое являл бы некий больной, питающий великое доверие ко врачу, но никогда не выполняющий его советов. Чтобы правильно воспринимать это лечение в его общей связи с миром, необходимо заметить, что если бы пророческий иудаизм и христианство как его преемник впервые появились на свет в двадцатом веке, то их, вероятно, охарактеризовали бы не как религиозные учения, но как терапевтические дисциплины, родственные психиатрии, чье распространение в обществе связано с их успехами в излечении различных стадий болезни частично поврежденной человеческой личности. Их ни в коем случае нельзя было бы воспринять как религии, которые при помощи различных магических приемов и верований обещают бегство от некоего, якобы материального, мира зла и лицемерия в некий, якобы духовный, мир безопасности и успеха"2.

На этой истине тот же самый профессор настаивает и в другом сочинении.

"В сущности своей отеческое предание не является ни общественной философией, ни этической системой, ни набором религиозных догм. Это метод лечения, который в данном отношении очень похож на медицину, и в особенности на психиатрию. Умная деятельность (νοερά ενέργεια) души, которая незримо и непрестанно творит молитву в сердце, представляет собою физиологический орган, который есть у всех и который нуждается в лечении. Этот орган не может исцелить ни философия, ни какая-либо из известных естественных или общественных наук; к его исцелению приводит лишь отеческий трезвенный, или подвижнический, образ жизни... Вот почему неисцеленный обыкновенно не знает даже и о самом существовании этого органа"3.

Таким образом, мы, члены Церкви, подразделяемся на больных, то есть людей, которые проходят курс лечения, и на людей, которые уже исцелены (святых).

"...По словам отцов, люди не разделяются на нравственных и безнравственных или добрых и злых исходя из нравственных правил. Это различие кажущееся. По существу, человечество делится на больных душою, лечащихся и излечившихся. Все, которые не находятся в состоянии просвещения, принадлежат к числу душевнобольных... Православного христианина создают не добрая воля, правильный выбор, нравственная жизнь и преданность православному преданию сами по себе, но очищение, просвещение и обóжение. Эти этапы исцеления являются целью жизни Церкви в ее таинствах, о чем свидетельствуют литургические тексты"4.

2. БОГОСЛОВИЕ КАК НАУКА ВРАЧЕВАНИЯ

Из всего, что было сказано до сих пор, с очевидностью явствует, что христианство является, в сущности говоря, наукой врачевания, то есть определенным психотерапевтическим методом и курсом лечения. То же самое следует сказать и о богословии: это не философия, но, по существу, курс терапии. Православное богословие ясно свидетельствует о том, что является, с одной стороны, плодом некоего лечения, а с другой – путем лечения. Иными словами, только те, кто уже был исцелен и обрел общение с Богом, являются богословами, и только они могут показать христианам истинный путь, идя по которому можно достичь "места" исцеления. Итак, богословие – это и плод, и метод лечения.

Чтобы увидеть эти истины с большей ясностью, о них необходимо сказать подробнее. Мы изложим учение святых отцов относительно богословия и богословов.

Мне представляется, что начать следует с Григория Богослова, которому Церковь не случайно дала это прозвание. В начале своих знаменитых богословских слов он пишет, что не всякий человек может богословствовать и рассуждать о Боге, поскольку это занятие непростое и недоступное "ползающим по земле". Дело это доступно не всем, но людям, "испытавшим себя, проведшим жизнь в созерцании, а прежде всего очистившим, по крайней же мере очищающим, душу и тело". Только те, которые перешли от этой деятельности к созерцанию, могут говорить о Боге. Как же это происходит? "Когда бываем свободны от внешней тины и мятежа, когда владычественное в нас не сливается с негодными и блуждающими образами". Потому святитель и советует: "Ибо действительно нужно упраздниться, чтобы разуметь Бога".*

* Святитель Григорий Богослов. Собрание творений в двух томах. Репринтное издание. Троице-Сергиева Лавра, 1994. Т.1. С.386. Здесь и далее ссылки на греческие издания святоотеческих творений заменены ссылками на соответствующие издания в русском переводе, если таковые имеются и если их перевод соответствует требованиям настоящей книги. – Прим. пер.

Нил Постник связывает богословие с молитвой, и прежде всего с умной молитвой. Из учения святых отцов нам хорошо известно, что тот, кто приобрел дар умной, или сердечной, молитвы, вступил на первый этап созерцания Бога. Молитва – тоже один из видов созерцания. Поэтому молящиеся умной молитвой обретают общение с Богом, а это общение есть познание Бога человеком. Затем святой Нил говорит: "Если ты богослов, значит поистине молишься, и если ты поистине молишься, то являешься богословом" (Добр. Т.1. С.182. Гл.61).

Преподобный Иоанн Лествичник во многих местах своего высоко духовного произведения, именуемого Лествицей, изображает истинное богословие. "Совершенство чистоты есть начало богословия. Совершенно соединивший чувства свои с Богом тайно научается от Него... Но, когда это соединение с Богом еще не совершилось, тогда и беседовать о Боге трудно" (Леств. 30:20-21). Напротив, тот, кто не познал Бога лично, "разглагольствует о нем по догадке" (Леств. 30:23). Рассуждать же о Боге по догадке, согласно святоотеческому учению, безусловно, очень плохо, поскольку это приводит человека к прелести. Преподобному известно, каким образом в нас произрастает "бесовское богословие". В тщеславных сердцах, которые не успели очиститься действием Всесвятого Духа, нечистые бесы "в начале нашей духовной жизни толкуют нам божественные Писания" (Леств. 26:151). Поэтому тем, в которых живет страсть, невозможно "прикоснуться к богословию" (Леств. 27).

Святые созерцали "божественное, не рассуждая", и, по слову отцов, они богословствовали не по Аристотелю, то есть не как мыслители, но как рыбари – действием Всесвятого Духа. Если человек не очистился предварительно от страстей, и прежде всего от мечтательности, то он неспособен беседовать с Богом и рассуждать о Боге, поскольку "мечтательный ум неспособен к богословию". Святые пережили некое "написанное Духом богословие".

С тем же самым учением мы встречаемся в трудах Максима Исповедника. Когда человек живет в деятельном любомудрии, которое есть не что иное, как покаяние и очищение от страстей, то "преуспевает в созерцании"; живя же в созерцании, преуспевает "в ведении". Первая жизнь "приводит подвизающегося в ней к различению добродетели от порока; вторая – причастника своего вводит в познание свойств бестелесных и телесных существ". И далее говорится: "Дара же богословского сподобляется ум тогда уже, когда, на крыльях любви перелетев все вышесказанное и достигши пребывания в Боге, духом созерцает свойства Его, сколько уму человеческому то возможно" (Добр. Т.3. С.182-183). В богословии, то есть знании о Боге, тайно наставляется тот, кто достиг созерцания. Более того, в другом месте тот же отец говорит, что "пребывающий внутри и заботящийся непрестанно о внутреннем целомудрствует, долготерпит, милосердствует, смиренномудрствует, и не только это, но и созерцает, богословствует и молится" (там же. С.222). Здесь богословие также соединяется с созерцанием и молитвой.

Следует особенно подчеркнуть, что богословие, не являющееся результатом очищения, то есть деятельной жизни, – это бесовское богословие. По словам преподобного Максима, "познание без деятельности – бесовское богословие" (PG. T.91. Col.601С).

Преподобный Фалассий, стоящий в том же ряду, пишет, что человеческий ум, "начиная любомудрствовать от веры... достигает в богословие, простирающееся за пределы всякого ума, которое определяют верою незыблемою и созерцанием сокровенного" (Добр. Т.3. С.315). Богословие находится за пределами разума, поскольку оно является откровением Бога человеку и отцы определяют его как созерцание. Богословие здесь – прежде всего созерцание Бога, то есть Его видение. В другом месте тот же святой пишет, что "из искренней любви рождается видение естества; после же него наступит исполнение верха желаний, то есть благодать богословия" (Добр. Т.3. С.314).

В учении блаженного Диадоха Фотикийского богословие рассматривается как величайший дар, приносимый человеку Святым Духом. Все дары "добры вельми", но "ни один из них так не воспламеняет и не подвигает сердца к возлюблению Его благости, как богословствование. Ибо оно, будучи первейшим порождением благости Божией, первейшие и дары подает душе" (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.44-45).

По словам апостола Павла, одному дается Духом слово мудрости, другому слово знания (1Кор. 12:8). Объясняя это, блаженный Диадох говорит, что ведение соединяет человека с Богом, но не подвигает душу на рассуждение о вещах духовных. Есть монахи, которые любят безмолвие и просвещаются благодатию Божией, "к словесам же о вещах божественных не приступают". Премудрость же – это один из редчайших даров, и дается он Богом тому человеку, который обладает и способностью выражения, и соответствующим ей умом. Потому ведение Бога "приносят молитва и великое безмолвие при совершенном беспопечении; а премудрость – нетщеславное изучение словес Духа, наипаче же – благодать всеподающего Бога" (Добр. Т.3. С.12). Благодать богословствования – это энергия Утешителя, но и синергия человека, ибо Святой Дух не дает ведения таинств "без силы, которая по природе ищет и исследует ведение" (Св.Максим Исповедник. Φιλοκαλία T.B'. Σ.150, ιστ').

По учению святителя Григория Паламы, богословами являются, строго говоря, боговидцы, а богословие – созерцанием: "...есть и знание о Боге, знание учений о Нем и умозрение, которое мы называем богословием..." (Свт. Григорий Палама. Триады в защиту священнобезмолвствующих. М., 1994. С.74-75). Тот, кто, не имея опыта и знания предметов веры, берется учить о них, "идя путем собственных рассуждений и пытаясь при помощи разума показать благо, лежащее выше разума, явным образом дошел до крайнего безумия..." И, помимо невежества, такой "окажется богоборцем"5. Кроме того, случается, что люди, не успевшие потрудиться, то есть не прошедшие очищения, встретились со святыми людьми и послушали их слов, однако затем, "рассуждая по-своему", они отвергают того святого и заблуждаются из-за гордости6.

Из всего этого явствует, что богословие является в сущности плодом исцеления человека, а не умозрительной наукой. Только тот, кто очистился или хотя бы находится в процессе очищения, может быть посвящен в неизреченные таинства и великие истины, может принять откровение и затем передать полученное народу. Богословию непременно должно предшествовать исцеление, и тогда богослов в дальнейшем сможет исцелять других. Поэтому в православном святоотеческом предании богослов отождествляется с духовным отцом, духовный же отец является по преимуществу богословом, поскольку именно тот, кто испытывает божественные предметы, может наставить и духовных чад без угрозы впасть в прелесть.

Характерны следующие слова отца Иоанна Романидиса:

"По преимуществу православный богослов – это тот, кому непосредственно знакомы некоторые из божественных энергий благодаря просвещению, или большая их часть – через видение, или же тот, кто опосредованно знает их через сочинения пророков, апостолов, святых, Священное Писание, труды святых отцов, постановления и деяния Вселенских и Поместных соборов. Богословом является тот, кто благодаря этому непосредственному или опосредованному знанию и созерцанию умеет с ясностью проводить различие между энергиями Божиими и тварными, в частности действиями диавола и бесов. Не имея дара различения духов, никто не может испытывать их, чтобы увидеть, является ли что-либо действием Святого Духа или же диавола и бесов.

Следовательно, богослов – это то же, что и духовный отец. Тот же, кто, следуя латинской традиции, строит свои рассуждения, чтобы добиться интеллектуального восприятия догматов веры, безусловно, не только не является духовным отцом, но и не может называться богословом в полном смысле слова. Богословие не является отвлеченной теорией или практикой, как логика, математика, астрономия или химия, но, напротив, носит характер борьбы, подобно военному делу или медицине. Ведь первое из них – военное дело – изучает оборону и атаку на врага, устанавливая надлежащее употребление для оружия, укреплений, планы обороны и наступления, вторая же – медицина – ведет борьбу против телесных и душевных недугов ради здоровья, ища различные средства, служащие к его восстановлению.

Богослов, не знающий приемов врага и совершенства во Христе, не только не в состоянии сам сражаться с врагом ради своего совершенства, но и непригоден для наставления и лечения других. Это подобно тому как если бы военачальником считался или в самом деле был человек, не прошедший никакой подготовки, никогда не воевавший и не изучавший военное искусство, но заботящийся исключительно о том, чтобы прекрасно и величественно выглядеть на приемах и в строю. Это все равно как если бы мясник назывался бы хирургом, а место врача занимал бы человек, не знающий ни причин болезней, ни способов их лечения, ни признаков нормального состояния, к которому он должен вернуть больного"7.

3. ЧТО ТАКОЕ ЛЕЧЕНИЕ

Поскольку мы сказали, что христианство и богословие прежде всего и по преимуществу являются наукой врачевания, в дальнейшем следует вкратце разъяснить, что такое лечение и от чего лечит нас Православие с помощью своего богословия и богослужения.

Под лечением души понимается в первую очередь лечение и освобождение ума. Человеческое естество "заболело" с момента отпадения его от Бога, и эта болезнь заключается главным образом в пленении и падении ума. Праотеческий грех – это удаление человека от Бога, утрата божественной благодати, ведущая к ослеплению, помрачению и смерти ума. Мы с достаточной точностью можем утверждать, что

"падение человека, или состояние наследственного греха, заключается: 1) в утрате умом способности функционировать правильно или функционировать вообще; 2) в более общем смешении умственной деятельности с физиологическими процессами; и 3) вследствие этого в порабощении ее гнету внешних обстоятельств. Каждый человек, оказавшись в условиях, когда его умная сила (νοερά δύναμις) не функционирует или функционирует слабо, может наблюдать разные стадии ее падения... Результатом плохого функционирования умной силы является ослабление связей между человеком и Богом и людей между собою, стремление использовать как Бога, так и падшего человека для укрепления личной свободы и счастья"8.

Эта утрата Божией благодати умертвила ум человека, причем все его естество оказалось больным и передало эту болезнь потомкам. Так понимается наследование греха в православном учении. Слова апостола Павла "непослушанием одного человека сделались многие грешными" (Рим. 5:19) отцы толкуют не в юридическом, но... в медицинском смысле. Имеется в виду, что человеческое естество заболело. Святитель Кирилл Александрийский объясняет:

"Поскольку он (Адам) впал во грех и подвергся тлению, в плотскую часть человеческой природы вторглись с тех пор наслаждения и нечистота, и родился в наших членах их жестокий закон. Итак, естество заболело грехом из-за преслушания одного, то есть Адама; и многие оказались грешниками не потому, что они совершили преступление вместе с Адамом (ибо их тогда не было), но потому, что им свойственно его естество, подпавшее закону греха... В Адаме человеческое естество заразилось тлением из-за его преслушания, и в него проникли страсти"9.

В другом месте тот же отец использует образ корня. Смерть напала на весь человеческий род, начиная с Адама, "подобно тому как если у растения пострадал корень, то неизбежно увянут и все его побеги"10.

Характерны также слова святителя Григория Паламы:

"Ум, отступивший от Бога, уподобляется либо скотскому, либо бесовскому и, отказавшись от естественных законов, ищет себе чуждых..."11.

В "обряде рождения в Боге" – святом крещении – ум человека просвещается, освобождается от плотского и диавольского рабства и соединяется с Богом. Потому крещение и зовется просвещением. Однако после этого, по причине греха, вновь наступает помрачение и омертвение ума. Из святоотеческих трудов явствует, что всякое прегрешение и всякая страсть умерщвляют ум человека.

Преподобный Иоанн Синайский пишет, что лукавые бесы преследуют цель "помрачить наш ум". В особенности блудный бес, "помрачив наш ум, сего владыку", побуждает людей "делать то, что одни только сумасшедшие делают" (Леств. 15:82).

Разумеется, в другой главе мы особо скажем о том, что такое человеческий ум. Здесь же речь идет главным образом о таком предмете, как помрачение. Преподобный Максим учит, что "как для тела миром служат вещи, так для ума миром служат помышления; и как тело любодействует с телом женщины, так и ум любодействует с помышлениями о женах воображением своего тела" (Добр. Т.3. С.204). Это и есть помрачение и падение ума.

В другой связи тот же святой отец учит, что "как тело грешит делами и для пестунства своего имеет добродетели телесные... так ум грешит страстными помыслами и для пестунства своего имеет добродетели душевные" (там же, с.189). Из этой истины явствует, что падение ума создает смущение во всем духовном организме, рождает подавленность и беспокойство и вообще заставляет человека переживать падение со всем его трагизмом. Таким образом, многие проблемы, мучающие нас, происходят от этой внутренней немощи. Вот почему психотерапевты не в состоянии оказать здесь большой помощи, так как только Христос может восстановить умерщвленный страстями ум.

Кроме того, преподобный Максим, пытаясь яснее определить, в чем заключается нечистота и, следовательно, падение ума, пишет, что эта нечистота проявляется в четырех вещах: "во-первых, в ложном знании; во-вторых, в неведении чего-либо всеобщего... в-третьих, в страстных помыслах; в-четвертых, в соизволении на грех" (там же, с.202).

Следовательно, возникает потребность в лечении ума, которое отцы называют его оживлением, или очищением.

Об очищении ума и сердца много говорится в учении Господа и святых апостолов. Господь, ссылаясь на тогдашних фарисеев, которые заботились о внешней чистоте и пренебрегали внутренней, говорит: "Фарисей слепой! Очисти прежде внутренность чаши и блюда, чтобы чиста была и внешность их" (Мф. 23:26). Апостол Петр, выступая на апостольском соборе в Иерусалиме по вопросу о том, следовало ли христианам, из числа язычников, предварительно принимать обрезание и соблюдать ветхозаветный закон, сказал: "И Сердцеведец Бог дал им свидетельство, даровав им Духа Святаго, как и нам; и не положил никакого различия между нами и ими, верою очистив сердца их" (Деян. 15:8-9). Апостол Павел советует христианам Коринфа: "Очистим себя от всякой скверны плоти и духа, совершая святыню в страхе Божием" (2Кор. 7:1). Кровь Христова очистит совесть нашу от мертвых дел... (Евр. 9:14). Кроме того, этот же апостол в письме к своему ученику Тимофею подтверждает, что мы храним таинство веры в чистой совести (1Тим. 3:9). А апостол Петр хорошо знает, что любовь друг к другу является плодом чистоты сердечной, и потому советует: "Постоянно любите друг друга от чистого сердца" (1Пет. 1:22).

Следовательно, очищение ума и сердца необходимо. Мы пишем "ума и сердца", хотя и знаем, что эти два понятия в отеческом богословии объединяются. Однако к этому мы вернемся в другой главе.

Преподобный Максим разделяет духовную жизнь на три этапа: деятельное любомудрие, естественное созерцание и мистическое богословие. Согласно исследователю трудов святого,

"аскетика святого Максима, то есть учение о личном усвоении спасения, разделяется на три основные части: 1) "деятельное любомудрие", или делание; 2) "естественное созерцание", или просто созерцание; и 3) "мистическое богословие", или просто богословие. Первое очищает человека от страстей и украшает его добродетелями; второе просвещает ум истинным знанием; третье венчает человека высшим мистическим знанием, которое святой отец называет "исступлением". Эти три части представляют собою три основных этапа на пути человека к личному спасению"12.

Конечно, нам следует заметить, что многие отцы различают в духовной жизни эти три этапа, причем под практическим любомудрием понимается очищение сердца, под естественным созерцанием – просвещение ума и под мистическим богословием – общение с Богом через созерцание.

Согласно другому подразделению, присутствующему в святоотеческих сочинениях, духовная жизнь состоит из делания и созерцания. Речь здесь идет не об ином делении, явным образом противостоящем предыдущему, но о тех же самых вещах. Ведь делание – это очищение, а созерцание – просвещение ума и общение с Богом. Делание всегда предшествует созерцанию (видению) Бога. "Ибо делание доставляет созерцание" (PG. T.36. Col.412). Точнее, делание – это телесный пост и бдение, псалмопение и молитва, молчание, которое "драгоценнее слова", "рук делание", то есть "то, что ими безропотно делается..." (Св. Илия Пресвитер. Добр. Т.3. С.422). "Созерцание же есть духовное созерцание ума, состоящее в том, что он приходит в изумление и постигает, что было и что будет. Созерцание есть видение ума..." (Аввы Исаака Сирина слова подвижнические. Репринтное издание. М., 1993. С.263)

Разумеется, созерцание в учении преподобного Максима не является независимым от делания.

"Не может быть ни безопасного делания, помимо созерцания, ни подлинного созерцания без делания. Ибо и делание должно быть разумным, и созерцание деятельным..." Конечно, святой подчеркивает, что "у более образованных созерцание предшествует деланию, а у более невежественных – делание созерцанию. Однако в обоих случаях цель бывает благою, и оба они приводят к тому же результату: очищению и спасению человека" (PG. T.90. Col.1433-1437).

Когда мы говорим об очищении души, то, конечно, подразумеваем главным образом избавление от страстей13 или, выражаясь точнее, преображение этих последних. Помимо всего этого, очищение – это и "обдуманное сосредоточение" человеческого бытия, приводящее к озарению ума. Итак, это не только отказ от чего-либо, но и приобретение. Чистая душа узнается по таким признакам, как "слово независтное, рвение незлобивое и рачение о славе Господа непрестанное" (Добр. Т.3. С.17). Иными словами, если речь наша завистлива, рвение порочно и любовь к Богу непостоянна, то это значит, что сердце наше еще не очистилось.

Ум – это образ Божий, который мы осквернили грехом и теперь должны очистить. Поэтому авва Дорофей советует: "Соделаем образ наш чистым, каким мы и приняли его..." (Преподобного отца нашего аввы Дорофея душеполезные поучения и послания. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1900. С.194). Мы должны выносить труд и неимоверную горечь, пока не очистится "ум наш, сей яростный и сластолюбивый пес... не сделается целомудренным и любосмотрительным" (Леств. 1:8). И если человек противоборствует совершению греха и сражается против страстных помыслов, то он смиряется, сокрушается, подвизается и, "очищаясь мало-помалу скорбями подвигов, приходит в свое естественное" состояние (Авва Дорофей. Указ. соч. С.153).

Но, как бы человек ни старался, мертвый ум не может очиститься и стать живым, если не сойдет на него Дух Святой, поскольку "очистить ум только Духа Святого есть дело" (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.21).

Но если при содействии божественной благодати ум очистится, то он озаряется, поскольку "очищение его есть озарение"14. И если человек сохранит свой ум после очищения, чтобы он не был осквернен грехом, то ум остается просвещающим и просвещаемым, почему и хранение его может быть названо "светородным, молниеродным, светоиспускательным и огненосным" (Преп. Исихий, пресвитер иерусалимский. Добр. Т.2. С.195).

В общем, мы можем утверждать, что лечение человека заключается фактически в очищении ума, сердца, образа Божия, в возвращении ума к первородной и первозданной красоте. Более того, это общение с Богом. Когда ум становится храмом Духа Святого, мы говорим, что лечение было успешным. Исцеленные же – это святые Божии.

4. СПОСОБ И КУРС ЛЕЧЕНИЯ

Мы уже рассмотрели, что такое христианство, каковы особенности православного богословия и что такое лечение, теперь следует рассмотреть способ и курс лечения, то есть науку православного благочестия. Наметив этот вопрос, следует, по возможности, перейти и к описанию приемов, с помощью которых достигается очищение сердца, то есть исцеление. Ведь описание высших состояний не будет иметь большого смысла, если мы не сможем осознать их и осуществить на деле.

Итак, каким же образом достигается исцеление души?

Прежде всего надо подчеркнуть факт существования правой веры. Мы, православные, именно потому придаем большое значение сохранению веры, что знаем: при изменении веры неизбежно меняется и лечение. Выше мы подчеркнули, что богословие следует объяснять главным образом как врачебную, медицинскую науку. Ведь медицина, имея перед собою образ здорового человека, пытается с помощью различных приемов лечения привести к этому образу больного. То же самое можно сказать и о богословии. Богословие – это учение Церкви о духовном здравии, а также о пути, по которому мы, недугующие, должны следовать, чтобы исцелиться. И мы придаем величайшее значение сохранению догматов от искажений не только потому, что боимся повредить учение, но потому, что можем потерять возможность лечения и, следовательно, спасения. Таким образом, "столкновение между Паламой и Варлаамом касалось не столько содержания догмата, сколько его методологических основ. Варлаам основывался на метафизике, метафизической гносеологии и логике, Палама же – на собственном достоверном опыте и его убедительных результатах"15.

Кроме того, для исцеления души необходимо ощущение болезни. Когда какой-либо больной не сознает своего недуга, то не может и обратиться к врачу. Самопознание является одной из первых ступеней лечения. Преподобный Максим учит, что, "кто познал немощь естества человеческого, тот получил опытное познание и Божией силы помогающей" и при помощи ее иное уже совершил, а другое старается совершить (Добр. Т.3. С.185). Петр Дамаскин, описывая великую ценность ночной молитвы, говорит, что нравственное делание достигается, когда человек обдумывает дневные дела, обдумывает упущения, случившиеся "в сумятице дня", "чтобы можно было ощутить ночное безмолвие и оплакать то, в чем согрешил" (Φιλοκαλία T.Γ'. Σ154). Только зная свою душу, можно оплакивать ее.

Несомненно, что большинство сегодняшних христиан не знает своего духовного состояния. Мы мертвы по преступлениям (Еф. 2:1) и не только не сознаем этого, но и убеждены, что исполнены даров Святого Духа и украшены добродетелями. К сожалению, это самодовольство, поражающее нас, уничтожает дело нашего спасения. Как может Христос обратиться к человеку, который оправдывает сам себя? Увы, мы уподобляемся фарисеям, которые во времена пришествия Господня не ощущали нужды во враче. Как может великий дар покаяния и плача развиться в сердце, не чувствующем своего опустошения? В таком случае внутренняя жизнь не в состоянии получить развития.

С ощущением немощи должно сочетаться и "пренебрежение к себе", то есть великий дар самоуничижения. Это свидетельствует о наличии в душе смирения, поскольку "самоуничижение всегда сочетается со смирением души"16. Это самоуничижение является мысленным гнетом, который, будучи наложенным на душу, "сокрушает, сжимает и выдавливает спасительное вино, которое веселит сердце человека, то есть внутреннего человека. Вино же это есть сокрушение"17. Самоуничижение вместе со свойственным душе плачем выдавливает страсти и наполняет душу блаженной радостью. "Посему и надлежит нам всегда осуждать и укорять себя, чтобы вольным самоосуждением загладить невольные грехи" (Леств. 25:55).

Однако одного только ощущения немощи недостаточно. Непременно требуется и врач-целитель, и этим врачом является священник, духовный отец, который прежде сам исцелился или, по крайней мере, старается исцелиться от своих собственных немощей, а теперь лечит и своих духовных чад. Выше мы сказали, что духовный отец должен быть богословом и, наоборот, богослов – духовным отцом. В самом деле, сюда относятся слова: "Врач! исцели самого себя" (Лк. 4:23). Тот, кто преодолел козни диавола, может дать верные наставления и своим духовным чадам. Тот, кто познал великое сокровище, которое называется духовным здравием, может помочь исцелиться другим. Тот, кто обрел собственный ум, может помочь и другим обрести его. "Врач – ум, себя уврачевавший, и тем, чем сам уврачевался, других врачующий" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.303).

Многие современные христиане считают священников посланниками Всевышнего и церковными служащими, которые полезны для разных канцелярских работ, совершают, когда требуется, различные таинства или божественную литургию и таким образом могут... удовлетворить их душевные потребности или... исполнить то, что полагается по традиции. Они принимают их за магов, совершающих магические обряды! Однако мы знаем, что благодать Божия передается не магическим и не механическим, но мистическим путем. Конечно, и недостойный священник совершает таинство, однако он не может врачевать. Ведь одно дело – отпущение грехов, а другое – исцеление. Большинство христиан довольствуется формальной исповедью, формальным присутствием на божественной литургии или даже формальным причащением святых тайн, и ничего больше. Они не приступают к лечению души. Однако священники, духовные отцы, не просто совершают таинства, но исцеляют людей. Они точно знают и указывают своим духовным чадам путь к исцелению от страстей, показывают людям, как те могут избавиться от плена, а их ум – от рабства.

Так смотрят на духовное отцовство святые отцы. Пастырь является и врачом. "Врач духовный тот, кто стяжал и тело, и душу, свободные от всякого недуга, и уже не требует никакого врачевства от других" (Леств. Сл. к паст. 1:3). Слова преподобного Иоанна Синайского о том, что следует делать священнику, чтобы быть врачевателем, чрезвычайно характерны. Я приведу их здесь:

"Стяжи и ты, о досточудный муж, пластыри, порошки, глазные примочки, пития, губки и при сем небрезгливость, орудия для кровопускания и прижигания, мази, усыпительные зелия, ножи, перевязки. Если мы не имеем сих припасов, то как покажем врачебное искусство? Никак не можем, а между тем мзда врачам дается не за слова, а за дело.

Пластырь есть врачевство на страсти видимые, или телесные, а приемы лекарства внутрь – врачевство противу страстей внутренних и очищение от невидимой скверны.

Порошок есть уязвляющее бесчестие, врачующее гнилость возношения. Глазная примочка есть очищение душевного ока, или ума, смутившегося от движения гнева.

Питие врачебное есть выговор огорчающий, но скоро врачующий болезнь.

Кровопускание есть скорое извлечение скрытого гноя. Кровопускание есть сильное и жестокое нападение на недугующих для их спасения.

Под губкою разумеются кроткие, тихие и мягкие слова, которыми врач как бы отирает больного после кровопускания или резания.

Прижигание есть определенное наказание, или епитимия, для покаяния человеколюбиво назначаемая на время; а мазь есть предлагаемое больному или приятное слово, или небольшое телесное утешение.

Усыпительное зелие – значит принять на себя бремя послушника и чрез его повиновение подать ему спокойствие, сон бессонный, святую слепоту, чтобы он не видел своих добродетелей.

Перевязки означают расслабляемых и ослабленных тщеславием утверждать и укреплять терпением до самой смерти.

Наконец, нож есть определение и приговор об отсечении от общества члена, умершего душою и согнившего, чтобы он не передал другим своей заразы.

Блаженна у врачей небрезгливость, а в наставниках бесстрастие; ибо те без отвращения смело приступают к врачеванию всякой смердящей раны, а сии могут воскресить всякую умершую душу" (Леств. Сл. к паст. 2:1-11).

Отец Иоанн Романидис пишет:

"Успешное повторение подтвержденного опытом, каковым в медицинской и отеческой науках служит лечение, является истиной для каждой науки. И подобно тому как невозможно представить в роли врача человека, который не лечит и не умеет этого делать, несообразно считаться богословом тому, кто не находится хотя бы в состоянии просвещения, не знает ни того, что такое просвещение и обóжение, ни как достичь этих состояний, и, следовательно, не лечит"18.

Кроме того, он пишет:

"Предполагается, что лучшими врачевателями, ведущими больных через эти стадии лечения, являются епископы и пресвитеры, причем первые из них обычно происходят из монахов. Но теперь, после почти полувековой разрушительной новогреческой пропаганды против исихазма, таких клириков мало. Такой клир, каким описывает его Дионисий Ареопагит, почти совершенно исчез"19.

Священник-врачеватель предлагает своим духовным чадам и определенное православное лечение – путь православного благочестия. Вот почему ниже мы намерены обратиться к этому пункту, чтобы описать метод, которому под руководством духовного отца должен следовать больной, чтобы достичь своего духовного исцеления.

Прежде всего мы должны обратить внимание на подвижничество. "Продолжительный подвиг воздержания и любви, при терпении и безмолвии, истребляет надлежащую страсть" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.303). Преподобный Никита Стифат, ученик преподобного Симеона Нового Богослова, описывает такое подвижничество. У человека пять чувств, потому и подвигов пять: бдение, богомыслие, молитва, воздержание и безмолвие (ησυχία). Подвизающийся должен подчинить свои пять чувств этим пяти подвигам, то есть зрение – бдению, слух – богомыслию, обоняние – молитве, вкус – воздержанию, а осязание – безмолвию. Когда он достигнет такого подчинения, то "скорее очистит ум свой и, утончив его ими, соделает его бесстрастным и зрительным" (Добр. Т.5. С.108).

В общем, можно сказать, что подвиг – это применение к жизни закона Божия, хранение заповедей Божиих. Усилия, которые мы прилагаем, чтобы человеческая воля подчинилась Божией и была изменена ею, называются подвигом. Из учения святых отцов нам хорошо известно, что все Евангелие представляет собою "заповеди спасения". Каждое слово, содержащееся в Писании, является заповедью Божией, которую должны соблюдать люди, стремящиеся к спасению. Это четко видно в заповедях-блаженствах (Мф. 5:1-12).

Заповедь "блаженны нищие духом" дана Господом для того, чтобы мы ощущали свою духовную нищету, то есть переживали свое ничтожество. Господня заповедь "блаженны плачущие" дана, чтобы мы плакали о живущих в нас страстях, о своем запустении. Господня заповедь "блаженны алчущие и жаждущие правды" дана, чтобы мы алкали и жаждали общения с Богом. Заповедь "блаженны чистые сердцем" дана Христом, чтобы мы очистили сердце. Когда Он говорит "блаженны", это равняется призыву стать нищими, плачущими, жаждущими правды и так далее.

Таким образом, Христовыми заповедями являются непрестанная молитва, участие в божественной литургии, трезвение, то есть внимание ума, чистота сердца и так далее. "...Закон свят, и заповедь свята и праведна и добра" (Рим. 7:12). Евангелист Иоанн, ученик любви, подчеркивает для христиан:

"А что мы познали Его, узнаем из того, что соблюдаем Его заповеди. Кто говорит: "Я познал Его ", но заповедей Его не соблюдает, тот лжец, и нет в нем истины; а кто соблюдает слово Его, в том истинно любовь Божия совершилась: из сего узнаем, что мы в Нем" (1Ин. 2:3-5).

Тот же евангелист уверенно подчеркивает:

"Ибо это есть любовь к Богу, чтобы мы соблюдали заповеди Его" (1Ин. 5:3).

"Такова цель нашей иерархии: насколько это достижимо, уподобиться Богу нашему и соединиться с Ним. А этого, как учат божественные речения, мы, по словам святителя Дионисия Ареопагита, достигнем только любовью к досточтимейшим заповедям и священнослужениями" (PG. T.3. Col.592A).

Святитель Григорий Палама учит, что познание сущего достигается деланием добродетелей. И, задавая вопрос, в чем цель делания добродетелей, отвечает: "Единение с Богом и уподобление Ему" (Свт. Григорий Палама. Триады... С.260). Делание добродетелей соединяется с исполнением заповедей. Кроме того, святой исихаст указывает, что любовь к Богу "достигается лишь через святое делание божественных заповедей" (там же, c.260-261).

Теперь мне хотелось бы привести некоторые высказывания отцов, свидетельствующие о значении заповедей Божиих.

"Цель заповедей Спасителя та, чтобы освободить ум от невоздержания и ненависти" (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.221).

"Заповеди Божий выше всех сокровищ мира. Кто стяжал их, тот внутри себя обретает Бога" (Исаак Сирин. Указ. соч. С.293).

"Соблюдение заповедей рождает бесстрастие; бесстрастие же души блюдет ведение" (Преп. Фалассий. Добр. Т.3. С.298).

Послушание заповедям Божиим – это "воскресение мертвых" (Добр. Т.3. С.298).

Преподобный Григорий Синаит, описывая два основных способа, в которых обретается действие Духа, тайно получаемое нами в святом крещении, считает исполнение заповедей одним из них. "И, поскольку мы исполняем заповеди, постольку оно яснее являет в нас свое сияние" (Φιλοκαλία T.Δ'. Σ67,3).

Изо всего этого явствует необходимость подвига для исцеления и воскресения души. Подвиг же этот, как мы сказали, заключается в первую очередь в соблюдении заповедей Христа Спасителя.

Важнейшими заповедями, образующими наше духовное врачевание, являются, как говорится и в тропарях, которые мы поем в церкви, "пост, бдение, молитва".

Если милостыня исцеляет раздражительную часть души, а молитва очищает ум, то "пост иссушает похоть" (Св. Максим Исповедник. Добр. Т.3. С.173), так что вся душа исцеленною приносится Богу. Кроме того, пост смиряет и самое тело: "недостаток хлеба заставляет таять тело монаха"20. Однако чрезмерный пост не только ослабляет тело, но и "соделывает созерцательную часть души унылою и несловолюбивою" (Св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.31).

Характерны слова преподобного Иоанна Синайского о посте:

"Пост есть насилие естества, отвержение всего, что услаждает вкус, погашение телесного разжжения, истребление лукавых помышлений, освобождение от скверных сновидений, чистота молитвы, светило души, хранение ума, истребление сердечной бесчувственности, дверь умиления, воздыхание смиренное, радостное сокрушение, удержание многословия, причина безмолвия, страж послушания, облегчение сна, здравие тела, виновник бесстрастия, разрешение грехов, врата рая и небесное наслаждение" (Леств. 14:33).

Эти слова Лествичника, с одной стороны, показывают область, сферу действия поста, а с другой – являют плоды, которые он приносит подвизающейся душе. Очень важно упомянуть о том, что если человек начнет каяться, то сам собою станет и поститься. Это означает, что пост является спутником молитвы и покаяния.

Конечно, пост – это средство, а не цель, это "орудие, благоустрояющее хотящих к целомудрию" (св. Диадох Фотикийский. Добр. Т.3. С.32), однако без него человеку практически невозможно победить страсти и достичь бесстрастия. Поэтому слова Лествичника вполне ясны. Подобно тому как евреи освободились от фараона и отпраздновали пасху, поскольку ели горькое зелие и опресноки, мы освободимся от мысленного фараона при помощи поста и смирения.

"Не обманывайся: ты не можешь освободиться от мысленного фараона, ни узреть горней пасхи, если не будешь вкушать горького зелия и опресноков. Горькое зелие есть понуждение и терпение поста, а опресноки – ненадмевающееся мудрование" (Леств. 14:32).

Необходимо соблюдать посты, установленные Церковью, и подвизаться ради того, чтобы не во всем потворствовать требованиям плоти.

Помимо поста, существует и другое средство врачевания: бдение. Благодаря бдению, которое тоже представляет собою аскетический метод лечения, человек очищается и исцеляется от страстей. Господь научил нас образу ночной молитвы. Сам Он проводил целые ночи на горе. И, отпустив народ, Он взошел на гору помолиться наедине; и вечером оставался там один (Мф. 14:23).

Святые отцы засвидетельствовали своей жизнью благотворное влияние молитвы. Преподобный Исаак в своих подвижнических словах пишет, что

"если монах с рассудительностью пребывает в бдении, то не смотри на него, как на плотоносца. Ибо подлинно это дело ангельского чина... Душа, трудящаяся над тем, чтобы пребывать в сем бдении и благоприлично живущая, будет иметь херувимские очи, чтобы непрестанно возводить ей взор и созерцать небесное зрелище" (Исаак Сирин. Указ. соч. С.357).

Преподобный Иоанн Синайский со всей своею тщательностью описывает образ бдительного монаха и пользу, приносимую бдением:

"Бодрственное око очищает ум, а долгий сон ожесточает душу. Бодрый инок – враг блуда, сонливый же – друг ему. Бдение есть погашение плотских разжжений, избавление от сновидений, исполнение очей слезами, умягчение сердца, хранение помыслов, лучшее горнило для сварения принятой пищи, укрощение злых духов, обуздание языка, прогнание мечтаний. Бдительный инок есть ловец помыслов, могущий удобно их усматривать и уловлять в тишине ночи" (Леств. 20:6).

Вместе с бдением выступает и молитва. Это великолепный способ лечения душевных болезней, ибо через молитву в душу человека входит великая благодать. Об умной молитве и о том, каким правилам надо следовать для освобождения ума и созерцания Бога, будет сказано в главе "Безмолвие как метод лечения". Дело здесь в том, что мы считаем умную молитву важнейшим средством для спасения человека.

Кроме того, существуют и другие целебные средства для врачевания каждой из страстей души. Однако о них мы расскажем подробно в одной из последующих глав, озаглавленной "Православное учение о страстях".

Возможно, кто-нибудь скажет, что все эти целебные средства, то есть глазные примочки, лечащие око сердца (см.: Откр. 3:18), могут использоваться только монахами. Это не совсем так. Все мы, даже и живущие в миру, можем жить по заповедям Христовым. Молитва, покаяние, плач, сокрушение, пост, бдение и так далее заповеданы нам Христом, и это значит, что все могут следовать им. Христос не назвал таких вещей, которые были бы невозможными для человека. Святитель Григорий Палама, говоря о чистоте сердца, подчеркивает, что "и живущим в браке возможно отвечать этой чистоте, однако с гораздо большим трудом" (Φιλοκαλία T.Δ'. Σ.97, Στ.20-22.). Безусловно, каждый может устроить евангельскую жизнь применительно к себе.

Кроме того, само существование епископата и божественной литургии означает, что спасение возможно. Для чего еще Церковь существует и функционирует? Итак, каждый человек может жить по заповедям Христовым. В святоотеческих творениях приведены такие случаи. Отцы, уже сумевшие исцелиться, приобрели дар рассуждения и советовали каждому человеку найти свой путь, то есть, по существу, путь православного предания.

В этом отношении очень показательна фигура Иоанна Лествичника. Он упоминает, что видел некоего неразумного врача, который уничижил сокрушенного и смиренного больного и тем довел его до отчаяния. В то же время он видел и "искусного" духовного врача, который "надменное сердце резал уничижением, и извлек из него весь смрадный гной". Кроме того, он говорит, что видел, как "один и тот же недужный иногда для очищения своей нечистоты пил лекарство послушания", а в другое время лечил заболевшее душевное око безмолвием и молчанием (Леств. 26:27). Из этого явственно видно, что один и тот же больной иногда нуждается в послушании, а иногда – в безмолвии и молчании. Соответствующие лекарства следует давать в соответствующее время.

Тот же святой, будучи опытным духовником, указывает, что лекарство для одного человека может оказаться ядом для другого.

"Что иногда бывает врачевством для одного, для другого бывает отравою; и иногда одно и то же одному и тому же бывает врачевством, когда преподается в приличное время, не вовремя же бывает отравою" (Леств. 26:26).

Поэтому мы вновь должны подчеркнуть, что, для того чтобы определить порядок приема лекарства и соответствующий курс лечения, непременно требуется православный целитель, обладающий даром рассуждения, – врач-духовник.

Далее мне хотелось бы привести несколько высказываний святых старцев из Отечника, из которых явственно следует, что в подвижничестве существует большое разнообразие, дающее широкие возможности для его осуществления.

Некто спросил святого Антония: "Что мне нужно соблюдать, чтобы угодить Богу?" И старец ответил: "Куда бы ты ни ходил, всегда имей Бога пред своими очами; что бы ты ни делал, имей на это основание в божественном Писании, и в каком бы месте ни находился, не скоро уходи оттуда. Соблюдай сии три заповеди, и спасешься" (Древний патерик, изложенный по главам. М. 1997. Репринтное воспроизведение издания 1891 г. С.11).

Некий отец спросил авву Нисфероя: "Какое доброе дело могу я сотворить?" И тот ответил: "Не все ли дела равны? Писание говорит, что Авраам был страннолюбивым, и Бог был с ним; Илия любил уединение, и Бог был с ним; Давид же был смиренным, и Бог был с ним. Итак, что бы ни захотела сделать по Боге душа твоя, так поступай и храни сердце твое" (Γεροντικόν. Σ.80, β').

Иосиф Фивейский говорит, что "три вещи честны перед лицем Господним". Первое – когда человек болен и принимает немощь с благодарностью; второе – когда делает свои дела в чистоте перед Господом; третье – когда подчиняется духовному отцу и отвергает все свои желания. Последний заслуживает большего венца. "Я же, – добавляет старец, – выбрал болезнь" (там же, Σ.57).

Кроме того, авва Пимен сказал, что если в одном месте находятся три человека, причем один должным образом безмолвствует, второй, будучи больным, благодарит Бога, а третий служит им в чистоте помыслов, то "все трое делают одно дело" (Γεροντικόν. Σ.88, κθ').

Изо всех этих примеров явствует, что подвиг у всех людей общий, но способ его осуществления различен. Все должны соблюдать слово Божие – заповеди Божий, все должны заботиться о чистоте сердца, где бы они ни трудились. Тем не менее осуществить все это можно по-разному, и выбор здесь остается за духовным отцом.

Разумеется, может показаться упущением, что я, говоря о курсе лечения, не отнес к нему и святое причащение. Однако необходимо должным образом подчеркнуть, что мы считаем божественную евхаристию, причащение тела и крови Христовых необходимыми для человека. Господь лаконично указал: "Если не будете есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни" (Ин. 6:53). Однако известно, что святому причащению предшествуют очищение и подготовка. И если ему не предшествовало то лечение, о котором говорится здесь, то принятие тела и крови Христовых бывает "в суд и во осуждение". Экклезиологию и эсхатологию невозможно себе представить без курса лечения. Итак, мы не принижаем божественную евхаристию, но, напротив, превозносим этот великий дар, выделяя значение подвига и исцеления. Кроме того, цель написанного заключается главным образом в том, чтобы указать верный путь, оканчивающийся у святого престола, так что святое причащение становится светом и жизнью.

Мне кажется, из немногих сказанных слов с полной очевидностью явствует, что христианство представляет собою науку врачевания. Оно лечит больного человека, причем болезнь этого человека коренится в уме. Церковь с помощью своего учения, богослужения, аскезы, таинств освобождает ум, делая его храмом Духа Святого. Это лечение, испытанное и подтвержденное всеми святыми, есть единственный путь, ведущий к Богу. Мне представляется, что утрата предания проявляется главным образом в утрате методов врачевания и подлинных врачевателей. Возвращение к православному преданию – это, по существу, возвращение к двум указанным основам.



<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>
Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)