Позвольте мне нести
Любовь туда, где есть ненависть,
Прощение туда, где есть обида,
Союз туда, где есть разлад,
Истину туда, где есть заблуждение,
Веру туда, где есть сомнение,
Свет туда, где царит тьма,
Радость туда, где царит уныние,
поскольку именно отдавая себя, человек получает;
именно забывая себя, он себя находит...
Франциск Ассизский
Если я не подумаю о себе, то кто это сделает?
Но если я думаю лишь о себе, то что я есть?
И если не сейчас, то когда?
Иудейский мудрец Гиллель
Все мы слышали о том, что как подчеркивали и Иисус, и Мохаммед "давать более радостно, чем получать". Однако, мы почему-то не всегда испытываем подобные чувства. Отдавая что-либо будь то наше время, деньги, или имущество мы можем воспринимать это в большей степени как лишение, нежели как возможность.
Если великие религии правы, и даяние может быть источником великого удовлетворения, то почему же оно столь часто кажется жертвой? Важнейшая часть ответа на этот вопрос состоит в том, что, подобно навыку жить нравственно и с любовью, умение давать от всего сердца необходимо целенаправленно воспитывать, и поначалу оно может быть нелегким. Однако, когда мы совершенствуемся, развивается и щедрость, и с углублением духовной жизни она, в конце концов, становится спонтанной и приносящей удовольствие.
Все великие религии превозносят великодушие и служение. "Возьмите себе за правило делать все возможное для других" призывал Конфуций. Когда Мохаммеда спрашивали: "Какие деяния самые возвышенные?", он отвечал: "Радовать сердце человека, кормить голодного, помогать страждущему, облегчать горе скорбящего, и устранять обиды обиженного". И Мохаммед, и Иисус были бескомпромиссными. Мохаммед никогда не отказывал, когда его о чем-нибудь просили, а Иисус учил: "Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся".
Как показал рэбби Израель Салантер, помощь нуждающимся может быть даже важнее, чем сохранение священных объектов и ритуалов. Рэбби Салантер был блестящим иудейским реформатором 19-го столетия, который нашел несколько методов преобразования трудных эмоций, в частности, гнева. Однажды он шокировал своих коллег, когда обнаружил, что серьезно больного ученика плохо лечили.
Рэбби Салантер спросил у людей, молившихся в синагоге, к которой принадлежал этот молодой человек: "Почему вы не обеспечите ему лучшее лечение?"
"У нашей общины совсем нет денег" отвечали они. Тогда рэбби Салантер закричал на них: "Вам следовало бы продать нарядный покров с ковчега, в котором хранятся свитки Торы, и использовать деньги для помощи этому человеку!"
Рэбби Салантер выглядел весьма рассерженным, но кто-то слышал, как он шептал себе: "Только внешний гнев. Только внешний гнев".
Великие религии считают помощь друг другу больше, чем просто обязанностью они видят в ней главное человеческое желание. В монотеистических традициях иудаизме, христианстве, и исламе любви и служению по отношению к другим людям нередко придается равный статус с любовью к Богу и служением ему. В буддизме сострадание рассматривается как неотъемлемый аспект нашей природы.
С этим начинают соглашаться и психологи. В течение длительного времени психологи особенно недоверчиво относились к альтруизму и доказывали, что люди помогают другим только для того, чтобы нравиться самим себе или другим людям. Недавние эксперименты рисуют гораздо более приятную картину: по-видимому, человеческим существам присущ подлинный альтруизм. У всех нас есть желание помогать.
Однако, великие религии признают, что поначалу это желание может быть весьма слабым и хрупким. Его слишком легко подавляют такие противоположные силы, как алчность или эмоции страха и гнева. Эти мощные силы вопят об удовлетворении и без труда разрушают заботу о других. Печальным результатом этого становятся скупость либо маска ложной щедрости. Когда нашим умом правит алчность, мы маниакально приобретаем все, что можем, и сама мысль о расставании с нашей драгоценной собственностью наполняет нас ужасом.
У человека, живущего во власти привязанности и страха, даже желание давать другим может проистекать из нездоровых побуждений. Мы можем привязываться к людям так же легко, как к вещам. Тогда мы можем осыпать этих людей дарами в отчаянной попытке обрести их расположение. Это может выглядеть как щедрость, но на самом деле это разновидность манипулирования, движимого не радостным желанием делиться с другими, а отчаянной потребностью нравиться им. Даяние становится методом манипулирования, который служит удовлетворению наших собственных нужд.
Как можно преобразовать великодушие и служение из болезненного бремени в приятную духовную возможность? С помощью семи практик.
Они укрепляют такие качества ума, как любовь и благодарность, которые воспитывают великодушие, в то же время ослабляя мешающие ему препятствия, в частности, алчность и гнев. И древняя мудрость, и современная психология сходятся в том, что желание помогать и удовольствие, которое оно приносит, растут по мере нашего духовного роста. Джек Корнфилд делает вывод:
Будь то щедрость в отношении нашего времени, имущества, денег, или любви, принцип остается тем же. Подлинное великодушие растет по мере того, как раскрывается наше сердце, растет вместе с целостностью и здоровьем нашей внутренней жизни... Великая щедрость естественным образом проистекает из чувства здоровья и цельности нашего существа.
Великие религии предполагают, что развитие великодушия происходит поэтапно. Буддизм описывает три таких этапа:
Ярким примером царского даяния и радости, которую оно приносит, могут служить сестры-монахини Матери Терезы. Они придерживаются простого и аскетического образа жизни. Они отказываются от домашнего уюта и живут так же, как беднейшие из бедных людей, которым они служат. В своем центральном доме в Калькутте они ютятся по трое или четверо в одной комнате, и их единственное личное имущество два платья и ковш для омовения. Они едят ту же пищу, что и бедняки, и несмотря на удушающую индийскую жару, в их комнатах нет кондиционеров. Они встают затемно и проводят свои дни, работая в трущобах. Большинство из нас сочли бы такое существование трудным, если не просто гнетущим. И в то же время, когда Мать Терезу посетил телевизионный репортер, он воскликнул:
"При взгляде на вас и на любую из сотен сестер, которые теперь составляют вашу команду, бросается в глаза, что все вы выглядите такими счастливыми. Это притворство?"
"Ну что вы" отвечала она "вовсе нет. Ничто не делает вас счастливее, чем то, когда вы действительно предлагаете милосердие жестоко страдающему".
"Готов поклясться" писал репортер впоследствии "Мне никогда не доводилось испытывать столь сильного ощущения радости".
Лауреат Нобелевской премии, индийский поэт Рабиндранат Тагор подытожил эту практику в двух строках:
Я пробуждался и видел, что жизнь это служение
Я действовал и замечал служение это радость.
Еще один Нобелевский лауреат, Альберт Швейцер, который посвятил свою жизнь лечению бедных и больных в Африке, соглашался с этим и предупреждал: "Лишь те из вас будут подлинно счастливы, кто искали и нашли, как служить людям".
Разумеется, нам не обязательно быть монахинями или Нобелевскими лауреатами, чтобы служить и пожинать плоды служения. Даже небольшие дары или простые добрые поступки могут приносить стойкое душевное тепло. Когда людей просят припомнить великодушные поступки, вызывающие у них приятные чувства, их нередко удивляет, насколько простыми или, казалось бы, незначительными были некоторые наиболее памятные из этих поступков.
Я пишу эти строки в начале нового года. Оглядываясь на прошедший год, я с удивлением осознаю, что одна из вещей, о которых мне приятнее всего вспоминать это подарок, который я сделал. Моя мать очень любит путешествовать по морю, но не могла себе этого позволить. На ее восьмидесятилетний юбилей я подарил ей круиз на Аляску место, где она давно мечтала побывать. Этот подарок довольно больно ударил по моим финансам, но теперь я счастлив, что его сделал.
Психологи обнаружили поразительные свидетельства в поддержку религиозных утверждений о благах великодушия. Великодушные люди, как правило, бывают более счастливыми и психологически здоровыми, чем эгоисты, и переживают "триумф помогающего". Когда люди стареют, они все в большей степени осознают, что именно их наследие то, что они оставляют миру и будущим поколениям привносит в их жизнь смысл и удовлетворение. Если мы тратим время на то, чтобы делать счастливыми других людей, то чувствуем себя лучше, чем когда посвящаем все свои усилия собственным удовольствиям. Психологи называют это "парадоксом удовольствия", и для него есть целый ряд причин.
Наше служение другим служит нам самим несколькими способами: оно ослабляет отрицательные и укрепляет положительные силы в нашем уме. Когда мы делимся с другими своими собственностью, временем, или энергией, то ослабляем тяжелые цепи алчности, зависти, и страха потери, которые приковывают нас к нашему эго. Точно так же, когда такие эмоции, как любовь и счастье находят свое выражение в доброте, они от этого становятся еще сильнее.
Кроме того, мы сами переживаем то, что предназначаем другим людям. Если мы кипим от ненависти и жажды мщения, именно наш ум сотрясает и разрывает гнев, задолго до того, как мы изольем его на кого-то другого. С другой стороны, когда мы желаем счастья другим людям, то счастливые мысли сперва наполняют наш собственный ум, и затем выливаются в заботливое действие. Это одна из причин, почему великодушие может смягчать болезненные чувства и помогать избавляться от депрессии. Один из рецензентов этой книги писал мне:
В этой главе высказывается чрезвычайно важный духовный принцип, и я обнаружил, что читая ее, киваю, соглашаясь с вашими утверждениями о том, что великодушное поведение приносит человеку удовлетворение, что оно поощряет желание давать больше. Этот тип петли обратной связи очень близко соответствует тому, что я сам пережил в прошедшем году. Я потратил полгода, выкарабкиваясь из депрессии, и последние несколько месяцев был на подъеме. Поворотный пункт наступил когда я провел день с двумя буддийскими учителями, которых я интервьюировал для книги. Оба они были столь добры ко мне и столь очевидно счастливы, что я сам решил быть более великодушным. Быть может, я не полностью соблюдал правила игры Бакминстера Фуллера (см. ниже) "сколько добра может сделать один человек?", но я, безусловно, соблюдал их, по меньшей мере, частично. Меня удивило, насколько это было легко, и как быстро срабатывала система внутреннего вознаграждения.
Будда утверждал, что если бы мы понимали преимущества великодушия так же глубоко, как он сам, то мы бы не захотели есть, не предложив кому-нибудь разделить нашу трапезу.
Некоторые традиции столь высоко ценят великодушие и служение, что считают их квинтэссенцией духовной жизни, высшей практикой, к которой сходятся все другие практики. С этой точки зрения, важнейшая цель духовной жизни состоит в том, чтобы подготовить себя к эффективному служению. Даже стремясь к высшей цели просветления, человек делает это не для себя одного, но чтобы лучше служить другим и способствовать их просветлению.
Имея в виду эту цель, некоторые практикующие временно отстраняются от участия в мирской жизни, чтобы отдавать как можно больше времени и сил своей духовной практике. Они поступают так в надежде быстро пробудиться и тем самым быть способными пробуждать других. Если им это удается, эти искатели становятся мудрецами, а мудрецы посвящают себя благополучию всех людей и всего живого.
Ответив на свои собственные вопросы, они испытывают потребность устранить путаницу и смятение, царящие в мире. Когда они исцелились от собственной боли, их сердца терзают страдания других людей. Когда побеждены собственные эгоистические побуждения, на первое место выходит желание служения. Теперь мудрецы готовы и имеют стимул для того, чтобы вернуться к обществу и трудиться ради него.
Этот двухстадийный процесс уединенной практики и последующего служения представляет собой то, что историк Арнольд Тойнби назвал "циклом ухода и возвращения". Изучая мировую историю, Тойнби отмечал, что этот цикл характеризует жизнь людей, которые внесли наибольший вклад в цивилизацию. Он писал:
Кто те... что больше всего сделали для ныне живущего поколения человечества? Я бы сказал Конфуций и Лао Цзы, Будда, пророки Израиля и Иудеи, Зороастр, Иисус, Мохаммед, и Сократ.
Короче говоря, те люди, что достигли глубокого духовного постижения и затем посвятили свою жизнь служению другим.
Есть много метафор цикла ухода и возвращения. Одна из наиболее известных это восхождение на гору и спуск. Искатель взбирается на гору и с возвышенной точки обретает новую трансцендентную точку зрения на жизнь и мир, которую он может принести с собой и разделить с другими. На Западе великим примером этого был Моисей, который, предположительно, взобрался на гору Синай, говорил там с Богом, и принес народу Израиля Десять Заповедей.
Великий мифолог Джозеф Кэмпбелл называл эту заключительную стадию возврата и служения "возвращением героя". В Дзен ее описывают как "вхождение на базарную площадь с руками, дарующими помощь". В христианстве это кульминация "духовного брака" с Богом, известная как "плодородие души". Мистик соединился с Богом в экстатической любви, и теперь этот духовный брак приносит плод, когда мистик возвращается в мир, чтобы помогать и исцелять. Один из выдающихся исследователей христианского мистицизма Эвелин Андерхилл писала, что мудрец:
принимает труды и обязанности вместо восторгов любви; и становится источником, "родителем" свежей духовной жизни.... В этом состоит та редкая и последняя стадия развития великих мистиков, когда они возвращаются к миру, который они оставили; и живут там как бы в качестве центров трансцендентальной энергии.... Лучшим друзьям человеческого рода всегда было свойственно в одиночку взбираться на гору и возвращаться посланцем к миру.
Лучшие и самые полезные друзья человеческого рода делают две вещи: пробуждаются и делятся своим пробуждением с миром.
Служение это не только выражение пробуждения, но и средство для пробуждения. Немногим из нас суждено удалиться от мира на продолжительное время и пройти через один великий цикл ухода из возвращения. Большинство будут проходить через много циклов, удаляясь, быть может, на один час ежедневно, на один день в неделю, и на несколько недель в год. Такие ритмы встроены в многие традиции как, например, суббота в иудаизме и христианстве и предоставляют многочисленные возможности для ухода и возвращения.
Разумеется, нет никакой необходимости ждать просветления, прежде чем приступить к служению, хотя сам я поначалу ошибочно полагал, что мне следует подождать, по крайней мере, перед тем, как начать учить других. Вдохновляясь героическими историями великих мудрецов, которые отказывались от всего и, в конце концов, достигали просветления после продолжительных периодов напряженной уединенной практики, я много лет откладывал занятия каким бы то ни было духовным учительством.
Под конец, моя жена вернула меня с небес на землю, как это может сделать только супруга. Обратив внимание на мои многочисленные поездки в центры уединения и годы практики, она заметила, что при теперешнем темпе продвижения, я, скорее всего, умру задолго до того, как произнесу хоть слово учения. В итоге, я понял в полном соответствии с выводом, к которому пришел Абрахам Маслоу в своем исследовании психологически здоровых людей что:
Наилучший способ стать лучшим помощником это стать лучшим человеком. Но один необходимый аспект становления лучшим человеком связан с помощью другим людям. Поэтому можно и должно делать и то, и другое, одновременно.
Чудесные таланты и глубокие духовные прозрения это бесценные дары, но мы не нуждаемся в них для действенного служения. Даже то, что мы считаем своими слабостями и недостатками, может быть полезным, если мы готовы это открыто признавать и использовать для помощи другим людям. Один из моих любимых примеров исходит от Рейчел Римен, которую попросили поработать с самым сердитым из всех людей, которых ей только доводилось встречать. Пациент был спортивной звездой колледжа, чья жизнь была похожа на сон репутация победителя, огромное признание, быстрые автомобили, и множество женщин. Затем у него появились боли в правой ноге. Ему поставили диагноз рака и уже через две недели ампутировали ногу.
Операция спасла ему жизнь, но положила конец той жизни, которую он знал. Он стал подавленным, очень сердитым, и начал действовать во вред себе бросил учебу, пристрастился к наркотикам и алкоголю, отдалился от прежних друзей, и едва не погибал в одной автомобильной аварии за другой. Его бывший тренер направил его к Рейчел.
В надежде заставить его показать, какие чувства он испытывает к самому себе, я дала ему блокнот и попросила, чтобы он нарисовал свое тело. Он сделал грубый набросок вазы просто внешние очертания. Он нарисовал глубокую трещину, проходящую через центр вазы, и продолжал снова и снова водить по трещине черным карандашом, скрипя зубами и прорывая бумагу. В его глазах были слезы слезы ярости. Мне казалось, что рисунок красноречиво говорил о его боли и о необратимости его потери. Было ясно, что в эту разбитую вазу уже никогда нельзя было бы налить воду, она никогда не могла бы снова служить, как ваза. На это было больно смотреть. После того, как он ушел, я сложила рисунок и сохранила его. Он казался слишком важным, чтобы его выбросить.
Продолжая работать с Рейчел Римен, молодой человек начал исцеляться. Поначалу он не проявлял никакого интереса к тому, чтобы помогать другим пациентам, и был полон ярости по отношению к врачам и медицинскому персоналу. Однако, с течением времени он начал чувствовать первые побуждения заботы о других, страдающих подобно ему самому. Он начал навещать молодых людей в хирургическом отделении, у которых были проблемы, похожие на те, что испытывал он сам, и был в восторге, обнаружив, что может достигать с ними такого взаимопонимания, на которое были неспособны те, кто не страдали так, как он. Через какое-то время он начал помогать семьям пациентов, и хирурги начали направлять людей к нему. У него развивались своего рода пастырские функции, и по мере того, как это происходило, его гнев угасал.
На нашей последней встрече мы просматривали путь, который он прошел камни преткновения и поворотные пункты. Я открыла его историю болезни и нашла рисунок разбитой вазы, который он нарисовал два года назад. Развернув рисунок, я спросила, помнит ли он это изображение своего тела, которое когда-то сделал. Он взял рисунок и какое-то время смотрел на него. "А знаете" сказал он "в действительности, этот рисунок не закончен". Удивившись, я подвинула к нему свою корзинку с цветными карандашами. Взяв желтый карандаш, он начал рисовать линии, идущие от трещины в вазе к самым краям бумаги толстые желтые линии. Я наблюдала, озадаченная. Он улыбался. Под конец, он коснулся пальцем трещины, взглянул на меня, и мягко сказал: "Здесь проникает свет".
Свет проникает через любую часть нас, которую мы используем для помощи другим. Как сказал Руми:
Твои изъяны это пути для проявления красоты
Именно здесь в тебя входит свет.