ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Поскольку уровень самореализации (то есть степень универсализации индивидуально переживаемого существования) объективно никак не может быть проверен (подтвержден или опровергнут), на сей счет могут делаться самые фантастические заявления. Вместе с тем уровень этот имеет значение только для самого реализовавшегося. Люди же, с которыми он входит в контакт, во всех случаях имеют дело вовсе не с уровнем его реализации, а со степенью трансмутации тех элементов его личности, которые вовлечены в процесс общения. И несмотря на то, что трансмутация невозможна без реализации, реализация вовсе не предполагает автоматической трансмутации.
В сущности, реализация – явление не такое уж исключительное, как то может показаться после знакомства с рекламной йогической литературой. Фактически, к тем или иным формам реализации причастны все люди, имеющие тягу к чему-то неопределенно называемому "духовным". Формы эти большей частью носят микроскопический характер, однако нередки люди и довольно высоких ступеней постижения, рядом с которыми буквально физически ощущается исходящая от них благость. Но вот такой человек открывает рот... и становится ясно, что лучше бы он этого не делал. По словам Шри Ауробиндо, реализация и вызванное ею "супраментальное нисхождение" всегда производят давление, пытаясь проявиться на низлежащих уровнях, и если те оказываются не готовы к трансмутации, то ломаются, причем в первую очередь страдает ментал, ум.
Супраментальное давление на ментал выражается в стремлении человека объяснить себе и рассказать другим, что он постиг. При недостаточной искушенности ума такой человек становится рабом теоретических схем, которые могут либо произвольно продуцироваться его собственным интеллектом, либо некритически заимствоваться из исторического массива подобных схем, выработанных предшествующими эпохами. Ментальные схемы отождествляются с супраментальным опытом и обретают статус непосредственной очевидности: "То, о чем я говорю – это пережитая мною истина". Сочтя себя носителем истины, человек начинает соответствующим образом действовать. Так Йога, расширение самосознания, превращается в расстройство мышления, умопомешательство.
Разумеется, такой исход не неизбежен. Методы подготовки ума к "супраментальному нисхождению" занимают не последнее место в арсенале йогических средств. Широко известны и достаточно подробно описаны в литературе методы управления формой деятельности ума, так называемого формального ментального контроля – вхождения в ментальную тишину [2], остановки внутреннего диалога и т.д. В основе их лежит процесс растождествления "зрящего", субъекта восприятия со "зримым", объектом восприятия, в данном случае – потоком мысли. Практика такого растождествления позволяет выработать правильное отношение к деятельности ума и его плодам, а это, в свою очередь, позволяет обратиться к методу содержательного ментального контроля или управления содержательной наполненностью ума. Иными словами, благодаря растождествлению со своим умом мы обретаем возможность обратиться к разрешению проблемы того, как и о чем мы ДОЛЖНЫ мыслить.
Ментальный мир – сфера, пожалуй, даже еще более опасная и коварная, чем мир витальных страстей. Его жало в его плюрализме – отсутствии каких-либо реальных опор, какой-либо реальной устойчивости при неизменной претензии на таковую. Это бесконечный водоворот интеллектуальных построений, где каждая теоретическая конструкция скромно, ненавязчиво и с чувством собственного достоинства дает понять, что она и только она обладает монопольным правом на истину. Их много и все они удивительны, – таких не встретишь в том ментальном захолустье, которое обслуживает наше обыденное существование. Глаза разбегаются и сфокусировать их бывает нелегко.
Традиционный способ высвобождения из трясины ментальных искушений состоит в растождествлении с ней методами формального контроля и последующем отказе иметь с нею дело. Однако такой путь неприемлем для интегральной Садханы, предполагающей преображение ума, а не его отрицание. В рамках интегральной Садханы мысленную фата моргану заставляют служить Йоге, "конденсируя мираж", целенаправленно придавая жесткость определенным мысленным конструкциям с тем, чтобы они могли служить опорой для последующей ментальной деятельности, способной стать проводником "супраментального нисхождения" надличностных уровней самосознания. Возникает своего рода кристаллическая решетка, которая организует ум, сводя к минимуму его самодостаточную хаотичную активность.
Необходимая жесткость обретается благодаря ДОВЕРИЮ, оказываемому данной системе представлений, сознательному предпочтению ее множеству иных систем.
Интеллектуальная схема может служить надежной опорой только в том случае, если она не раздражает нас, не вызывает очевидных возражений. Она должна приниматься с полным доверием, как наиболее совершенная из доступных в настоящий момент. Так, сегодня многим людям гораздо легче, естественней принимать на веру картину мира, рисуемую наукой, а не религиозным мифом; напротив, другие находят более заслуживающей доверия религиозную систему представлений. Следует особо подчеркнуть, что опорой служит фактически не интеллектуальная конструкция сама по себе, а та глубина естественной, ненавязчивой веры, которую она способна пробудить.
Таким образом, проблему содержательного ментального контроля можно переформулировать как проблему адекватного выбора интеллектуальной ориентации. Эта проблема не очевидна. Известно, что в основе любой философской системы лежат такие универсальные принципы и постулаты, которые не могут быть выведены из более фундаментальных посылок. Говорится, например, что естественным основанием для принятия таких положений как первичность материи или сознания, материальности или идеальности мира служит свободный выбор, личная вера в первичность того или иного.
Между тем за проблемой выбора интеллектуальной ориентации скрывается нечто иное, нежели проблема свободы воли. Интеллект – это инструмент. И выбор неравнозначен: он заключается в том, кому и для каких целей этот инструмент будет предоставлен.
Так, если человек обнаруживает себя перед необходимостью ничем не обусловленного выбора интеллектуальной ориентации, если он остро сознает пьянящий привкус своей свободы и прочие свои аксессуары, полагающиеся для такого случая, можно с уверенностью сказать, что выбор его УЖЕ совершен. В рамках "свободного" выбора интеллектуальной ориентации ум не ставится на службу ничему, кроме эго, которое испытывает удовольствие от своей искусной игры в ментальные кубики, своей серьезности, своей сознательности, экзистенциальной глубины своей ответственности, своего интуитивного "чувства истины" и т.д. и т.п.
Для йогина, растождествленного с интеллектом и в какой-то степени реализовавшегося, теоретическая деятельность (в частности, связанная с выбором интеллектуальной ориентации) не представляет самостоятельной ценности и не воспринимается как "поиск истины". Он понимает, что выбирает не между истиной и не истиной: истины в уме нет и не будет, что бы он ни выбрал. Но проблема выбора интеллектуальной ориентации, то есть проблема содержательного ментального контроля приобретает для него огромное методологическое значение постольку, поскольку теоретические схемы служат одним из важнейших средств СООБЩЕНИЯ о Йоге и ВОВЛЕЧЕНИЯ в Йогу тех, кто к ней предрасположен.
Поэтому нужно четко выяснить, как и о чем мы должны мыслить, сознательно приняв такой метод ментального обобществления супраментального опыта, который бы приносил успех нашим усилиям и не компрометировал идею Йоги. Ведь то, что Йога представляется сегодня "просвещенным непосвященным" довольно опасной в психическом отношении системой физической культуры, объясняется не в последнюю очередь отсутствием у наших самодеятельных йогов установки на содержательный ментальный контроль.