<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

---

Глава V

ТАНТРА

ЗАГАДОЧНЫЕ КУЛЬТЫ И ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКИЕ ОБРЯДЫ

(Перевод В.Костюченко)

1. Магия и земледелие в древности
2. Что такое вамачара?
3. Земледельческие обряды
4. Происхождение Дурга пуджи
5. Латасадхана и янтры
6. Кхапушпа
7. "Пять ма"
8. Древность и значение тантр
9. Тантрические секты
10. Тантризм и касты
11. Деха-таттва
12. Тантризм и даосизм
13. Физический труд и зарождение научного знания
14. Естественнонаучная тенденция в тантризме

В индийской культуре существуют два основных течения, одно из которых исходит из учения вед, а другое чуждо этому учению. Тантризм, придающий первостепенное значение пракрити, или женскому началу, составляет важнейшую, хотя и не бросающуюся в глаза особенность последнего. В этой главе я намерен выяснить, в какой степени, исходя из общего положения о земледельческом происхождении культа женского начала, можно объяснить другие основные черты тантрических верований и обрядов.

1. Магия и земледелие в древности

Тот факт, что на сравнительно ранних стадиях развития земледелия магические обряды считались жизненно необходимыми для совершения сельскохозяйственных работ, наблюдался во всех уголках земного шара. Магические верования, таким образом, приобретали в то время довольно странное значение.

"Все нецивилизованные народы считают способ возделывания земли зависящим в еще большей степени, чем все другие трудовые операции, от магических сил и обрядов, чем от степени развития физического труда и профессионального мастерства вообще"¹.

Бриффолт² иллюстрирует это множеством примеров. Так, индейцы племени Пуэбло были поражены при виде того, что европейские поселенцы сеют пшеницу без всяких обрядов. Однако, к их крайнему удивлению, они увидели, что в результате был получен обильный урожай. "Этот факт подорвал их веру более основательно, чем все предпринятые с миссионерскими целями крестовые походы святых отцов". На Северном Борнео "все земледельческие работы для даяков не являются более установившейся прозаической практикой, а кажутся процессом, находящимся под сверхъестественным покровительством и постоянно прерываемым религиозными празднествами". Подобным же образом в Южной Африке "женщины племени сумба не приступают к обработке земли до тех пор, пока не исполнят особого танца, так как, согласно их утверждениям, урожай не будет получен, если они не отдадут дань уважения предкам". Точно так же и в древней Мексике все земледельческие работы вплоть до самых незначительных сопровождались церемониями и магическими заклинаниями в честь богини плодородия.

Мы можем добавить к этому еще несколько примеров, относящихся к индийским племенам.

Хосы³ имеют семь важнейших праздников. Все они связаны с их земледельческим образом жизни, и вследствие этого время их проведения определяется нуждами земледелия. Эти праздники не простая забава, они имеют своею целью обеспечение, хотя только магическим образом, успешных результатов в сельскохозяйственном производстве.

В месяце саван (июль – август), когда дожди, приносимые муссонами, делают возможной пересадку сеянцев риса, санталы⁴ устраивают празднество Хариар Сим, чтобы "рис мог зазеленеть".

"В Центральных Провинциях в августе, когда созревает урожай, в домах развешивают связки дикого риса, символизирующие "Мать риса". Обитающее там же племя курми в середине месяца саван (июль – август), когда начинает пускать ростки рис, отмечает харели, или "праздник растительности". Домашнему скоту в это время дают смесь муки с солью. Плуги и другую сельскохозяйственную утварь приносят к озеру, обмывают и устанавливают во дворах возле домов. Плуги помещают в местах, обращенных к солнцу, и приносят им в жертву масло и сахар... Бхуджи, коли и бинды в Объединенных Провинциях во время сезона дождей поклоняются также Харияри дэви, Матери растительности, используя жрецов для того, чтобы подносить ей в качестве жертвоприношения цыплят и орошать поля жертвенным возлиянием вина после жатвы или перед посевом"⁵.

Таковы лишь немногие выбранные нами примеры. Можно без преувеличения утверждать, что у отсталых народностей Индии нет таких сельскохозяйственных работ, для совершения которых не считается жизненно необходимым тот или иной магический акт⁶.

Тем не менее зачастую вне поля зрения остается как раз то обстоятельство, что наши древние предки, подобно нашим нынешним соседям из отсталых племен, считали успех в земледелии зависящим от магических заклинаний и обрядов.

Каутилья в своей "Артхашастре" поучает, что сев никогда не должен совершаться без соответствующего магического заклинания, или мантры.

"При первом же посеве всех без исключения семян следует бросить первую горсть, предварительно смочив ее водой, в которую положено было золото, и произнести следующее заклинание: "Хвала да будет всегда богу Праджапати и Кашьяпе. Да преуспевает богиня Сита у меня в семенах и богатствах"⁷.

С этим же мы сталкиваемся, когда обращаемся к более древним, чем "Артхашастра", произведениям, в том числе даже к относящимся к ведической литературе. Конечно, в хозяйственной жизни эпохи вед земледелие имело лишь второстепенное значение. Однако небезынтересно отметить, что в тех сравнительно немногочисленных местах, содержащихся в ведической литературе, которые имеют отношение к земледелию, магические обряды и заклинания рассматриваются как жизненно необходимые для процесса сельскохозяйственного производства. "Атхарваведа"⁸ предписывает произносить во время сева следующую мантру:

"Собственною силою подымайся, наливайся соками, о зерно! Прорывайся через все сосуды! Да не сокрушит тебя молния в небесах! Когда мы произносим твое имя, о божественное зерно, и ты слушаешь нас, подымайся вверх, подобно небу, будь неиссякаемо, как океан! Да будут неутомимы те, кто служит тебе, да будут неистощимы твои запасы. Да не иссякнут те, кто дарует тебя в качестве подарка! Да не иссякнут те, кто едят тебя!"

"Тайттирия санхита"⁹ упоминает сходную мантру. "Смазанная маслом и медом, получившая одобрение Вишвадэвов – Марутов, полная силы, разбухшая от молока, о борозда, стань для нас молоком!"

Даже в "Ригведе"¹⁰ имеются гимны, предназначенные для обеспечения успешных результатов в земледелии.

Однако зависимость земледелия от магии отчетливее и непосредственнее прослеживается в той части ведической литературы которая является более поздней, в особенности в "Грихья сутрах". В "Ашвалаяна грихья сутре"¹¹, в "Санкхьяяна грихья сутре"¹² и в "Бхарадваджа грихья сутре"¹³ предписывается перед вспахиванием поля приносить жертвоприношение божеству поля. "Параскара грихья сутра"¹⁴ придает большое значение богине борозды Сите, а "Гобхила грихья сутра"¹⁵ предписывает обращаться к ней наряду с такими женскими божествами, как Аша, Арада и Анагха, при совершении обрядов, связанных с пахотой, севом, молотьбой, жатвой и помещением зерна в амбар¹⁶.

Свидетельства ведической литературы, упомянутые нами выше, особенно важны. Хотя земледелие и имело сравнительно малое значение в хозяйственной жизни людей, живших в ведические времена, тем не менее даже они считали магические обряды жизненно необходимыми для сельскохозяйственного производства.

Вопрос заключается в том, почему их взгляды были такими. Томсон проанализировал причины их возникновения путем сравнения профессий земледельца и скотовода.

"При наличии пастбищ скот питается и размножается сам по себе, работы же, связанные с обработкой земли, посевом и жатвой, по сравнению с разведением скота являются трудными, медленными и имеющими неопределенные виды на успех. Они требуют терпения, предусмотрительности и веры. Поэтому-то для земледельческого общества и является характерным широкое распространение магии"¹⁷.

Люди, занимавшиеся земледелием в древности, не знали, как в действительности происходит рост растений. Весь процесс, протекающий от посева до жатвы, был для них в высшей степени таинственным. Кроме того, их орудия производства были несовершенны, а вследствие этого и надежды на успех весьма сомнительны. Именно поэтому земледелие требовало терпения, предусмотрительности и веры.

Но как могла магия наделить земледельцев всеми этими психологически необходимыми чертами? Магия основывается на том принципе, что, создавая иллюзию управления действительностью, мы можем действительно управлять ею. Как могла быть вызвана такая иллюзия? Путем соответствующего акта воображения. Очевидно, что он не мог оказать ни малейшего влияния на действительный ход событий в природе. Но он мог оказать, и в самом деле оказывал, значительное влияние на самих людей. Воодушевленные верою в то, что исполнение желаемого ими в действительности обеспечено исполнением его в фантазии, они приобретали способность более усердно работать ради действительного осуществления своих целей.

Магия основана на невежестве. Но было бы неправильно рассматривать ее только как плод невежества. Ибо она является также руководством к действию, правда, носящим чисто психологический характер. На ранних стадиях развития земледелия, когда это психологическое руководство к действию было в высшей степени необходимо, мы, естественно, сталкиваемся с особым ростом магических верований и обрядов.

2. Что такое вамачара?

Из того, что земледелие было изобретением женщин, логически следует, что и земледельческая магия при своем возникновении должна была целиком входить в сферу деятельности женщин. Именно в этом мы находим ключ к пониманию тантризма, ибо в противоположность обычным представлениям о нем тантризм вначале также был совокупностью ритуальных обрядов, в которых участвовали только женщины. Причина этого заключается в том, что его источником являлся земледельческий магический ритуал.

Начнем с того общего положения, что только женщины занимались земледельческой магией в период ее возникновения. Бриффолт следующим образом подводит итоги своим исследованиям по этому вопросу.

"Магические или религиозные обряды, предназначавшиеся для обеспечения плодородия земли, естественно, находились в ведении женщин, обрабатывавших эту землю..."¹⁸.

Он делает этот вывод, основываясь на обширном фактическом материале. Мы приведем здесь лишь несколько примеров.

Женщины племени раруба в Сьерра-Леоне "имеют в качестве своей основной обязанности приготовление особого снадобья, магического зелья, которым кропят рисовые поля для того, чтобы обеспечить их плодородие"¹⁹. Танец в честь пшеницы у чейенов, по их словам, "совершается молодыми девушками и женщинами средних лет, танцующими в кружке... Женщина, ведущая хоровод в этом танце, в отверстие, проделанное в мочке уха, вставляет специальную палочку с продетым в нее священным пшеничным колосом. У сиуксов женщины каждую весну исполняют весьма сложную систему магических обрядов, призванных обеспечить плодородие земли"²⁰. "У хидатсов во время праздника зерна женщины несут надетые на кончики прутьев образцы всех выращиваемых ими овощей: маиса, тыквы, дыни и т. д. Они шествуют с ними к своим жилищам. Здесь они раздеваются донага, и старейшие из мужчин кропят их и принесенные ими плоды освященной водой. Мужчины в этой церемонии символизируют оплодотворяющую силу, но сам праздник, как признается ими, "был учрежден женщинами"²¹.

Мы можем подойти к рассмотрению имеющихся фактических данных и с другой стороны. Первою предпосылкою достижения успеха в земледелии является дождь.

"Никакие обряды, связанные с обеспечением успешного исхода сельскохозяйственных работ, не имеют столь важного значения, как обряды, предназначенные для регулирования выпадения осадков. Эти обряды обычно считаются относящимися к сфере деятельности женщин"²².

Я проиллюстрирую это положение несколькими примерами. Среди племен, населяющих Перу, а также у арауканов в Чили магический ритуал вызывания дождя полностью совершается посвященными в его тайны женщинами, или жрицами.

"Абипоны, живущие в Гран-Чако, считают, что только старейшая из женщин племени может обеспечить необходимую для селения воду. У гуанчо на Канарских островах вызыванием дождя занимались жрицы. С этой целью они шли на берег моря и хлестали воду прутьями. В Индии магические обряды, предназначенные для обеспечения необходимого количества осадков, повсеместно выполняются почти исключительно женщинами"²³.

"Многие черты, характерные для магических действий жриц древней Европы, имевшие целью вызывание дождя, сохранились как в самом ритуале, так и в необходимых для этого атрибутах у их последовательниц, "ведьм" средних веков и нового времени"²⁴.

Подобным же образом в Африке, где вызывание дождя является весьма важной функцией туземного царька, чья особа считается священной, "связь этой функции с особыми способностями и видами деятельности, характерными для женщин, тем не менее вполне очевидна"²⁵. Мы вскоре рассмотрим некоторые интересные подробности этой магии, ставящей своей целью вызывание дождя. В настоящее время для нас достаточно лишь запомнить, что она, будучи жизненно необходимой частью сельскохозяйственных работ, при своем возникновении принадлежала к сфере деятельности женщин.

В земледельческой магии вполне отчетливо прослеживаются источники некоторых религиозных культов древности. Мы сошлемся здесь на один из них. Это культ Диониса, считавшегося богом, "который изобрел и ввел в практику земледелие"²⁶. В Беотии обряды, связанные с поклонением Дионису, "существовали с незапамятных времен и составляли непременное предварительное условие успешной обработки земли"²⁷. И они выполнялись женщинами.

"Даже во времена Павсания ни один мужчина не имел права зайти в храм в Фивах, считавшийся местом рождения Диониса"²⁸.

Миф о Пентее показывает, что мужчины, пытавшиеся подсмотреть, что происходит во время таких женских мистерий, первоначально подвергались опасности быть разорванными на куски²⁹.

"Это было фактически свидетельством того, что весь культ, связанный с поклонением Дионису, при своем возникновении являлся женской религией, к обрядам которой не допускались мужчины. Когда религия Диониса была введена в Италии, ни одному мужчине, под угрозой строжайших наказаний, не было разрешено участвовать в ее празднествах"³⁰.

Сама мысль о религиозных обрядах, совершаемых исключительно или главным образом женщинами, может показаться нам странной. Причина этого, однако, заключается, по существу, в том, что мы находимся во власти патриархальных представлений.

"В настоящее время как в христианском, так и в ряде других ярко выраженных патриархальных обществ, таких, например, как те, которые существуют в Китае и в придерживающейся принципов брахманизма Индии, представление о выполнении жреческих функций женщинами идет вразрез со всеми понятиями о достоинстве и благопристойности"³¹.

Но так дело не обстояло в древности, в особенности у тех народов, которые развивались, основываясь на открытии земледелия. "В древнем мире было множество всякого рода жриц"³². Так, например, наиболее древним и священным установлением римской религии был институт весталок.

"Имеются все основания полагать, что как весталки, так и другие жрицы, в том числе фламиниции – "священные повелительницы" (Regina sacrorum), в древности играли еще более значительную роль в религиозной жизни Италии".

"Наряду с женщинами, официально выполнявшими жреческие функции, в древней Италии было множество прорицательниц и священнослужительниц внехрамовых культов, сплошь и рядом обладавших еще большим влиянием, чем официальные храмовые жрицы"³³.

Точно так же жрицы существовали и в древней Греции.

"Древнейшие и наиболее почитаемые греческие религиозные святыни, как, например, те, которые находились в Дельфах и Додоне, обслуживались жрицами и прорицательницами. Во время Олимпийских состязаний жрица Деметры занимала почетное место, подобно весталкам при организации массовых зрелищ в Риме, и в Галикарнасе ее называли жрицей демоса, представительницей народа. В ранних религиозных культах Греции эта преобладающая роль женщин была выражена еще более отчетливо, и почти несомненно, что в тех из них, из которых позднее развилась религия Диониса, не только основные, но и все без исключения жреческие функции выполнялись женщинами"³⁴.

То же самое можно сказать и относительно древней Вавилонии, Ассирии и Египта.

"Как и в Греции, в Вавилонии и Ассирии среди женщин были вдохновенные прорицательницы бога. Именно от жриц и служительниц храма Иштар в Арбеле Ассархадон получил предсказание этой богини"³⁵.

В ассирийских надписях жриц называют Матерями. В Карфагене женщины выступали в качестве посредниц между народом и великими богинями. В древнем Египте жена фараона была верховной жрицей бога Ра. Жрицы имелись там во все периоды Среднего и Нового царства³⁶.

Как показал недавно Нидхэм³⁷, магические функции в древнем Китае, в особенности среди даосов, первоначально выполнялись женщинами. Во всяком случае, в китайском языке было особое слово для обозначения шамана – "ву"... По-видимому, существовало два вида "ву": собственно "ву", которыми были женщины, а также "хши", которыми являлись мужчины.

Бриффолт добавляет, что на ранних стадиях развития цивилизации "роль, которую играют женщины в исполнении религиозных культов, еще более велика". Он приводит большое количество примеров в подтверждение своего утверждения, а затем делает следующее заключение:

"Таким образом, оказывается, что как среди наших предков в Западной и Северной Европе, так и среди проживающих в различных уголках земного шара диких племен, уже изученных нами, религиозные и жреческие функции первоначально отнюдь не были сферой деятельности мужчин, а, напротив, выполнялись женщинами, и только впоследствии они стали занятием мужчин-жрецов"³⁸.

В качестве примера, иллюстрирующего это положение, можно сослаться на друидов.

"Сохранились свидетельства того, что они (друиды) стали жрецами, вытеснив в этом деле женщин, исполнявших до этого магические ритуалы. Поскольку земледельческие обряды, как и связанное с ними примитивное религиозное учение, первоначально были уделом женщин и поскольку они носили по большей части магический характер, то обычно женщины и были тогда магами. По мере того как постепенно мужчины вторгались в сферу деятельности женщин, а боги все в возрастающей степени приобретали господство над богинями, великими магами становились также мужчины"³⁹.

Дело в том, однако, что вторжение мужчин в сферу деятельности женщин в той ее части, которую составляли магические ритуалы, не могло быть мгновенным, и поэтому не могли стереться всякие следы главенствующего положения женщин в прошлом. Иначе говоря, даже после того, как магические и религиозные ритуалы подверглись переработке и были приспособлены к условиям жизни патриархального общества, в них все еще оставались следы их происхождения как действий, совершающихся исключительно женщинами. Чтобы подготовить себя для выполнения функций жреца, мужчина был вынужден отказываться от признаков собственного пола и как бы растворяться в женском начале. Жрецы Иштар и сирийских божеств Галли и Куреты, жрецы Артемиды Эфесской и жрецы хеттов, чтобы выполнить жреческие функции, должны были подвергаться кастрации⁴⁰.

Жрецами Кибелы в период развития этой религии, ставшей достоянием писаной истории, были евнухи, которые именовались галлами. Упоминание о них впервые встречается в Александрийской литературе примерно в III в. до н. э. Они носили женские одежды, длинные волосы, умащенные благовонными маслами, и выполняли обряды под аккомпанемент флейт, цимбал, тамбуринов и кастаньет, воплями и плясками приводя себя в возбуждение пока оно не доходило до самобичевания и истязания собственного тела и не завершалось полным изнеможением"⁴¹.

Но наиболее распространенной формой отказа от мужского пола было ношение жрецами женского платья. Значение этого обычая во всем его объеме может быть понято только в том случае, если мы учтем то обстоятельство, что, согласно первобытным верованиям, одежда составляет неотъемлемую часть носящего ее человека⁴².

"В первобытном обществе повсеместно существовало правило, что ношение отличительных одежд того или иного пола предполагает участие в занятиях этого пола"⁴³.

"В Патагонии мужчины, выполняющие обязанности шаманов, "должны как бы отказываться от своего пола и наряжаться в одеяния женщин"⁴⁴. Мужчины-даяки на Борнео в прошлом, выполняя магические обряды, вынуждены были надевать женское платье⁴⁵. Когда вожди зулусов выполняют магический ритуал вызывания дождя, они надевают женские юбки. На Мадагаскаре жрецы одеваются, как женщины. На Таити и Маркизских островах жрецы Ареа окрашивают кожу своего тела так, чтобы она напоминала женскую, и подражают женской походке и манерам"⁴⁶. Среди индейцев Северной Америки, у племен, населяющих Нью-Мексико, а также в Индонезии существует правило, обязывающее жрецов одеваться в женское платье⁴⁷. Уайтхед⁴⁸ сообщает, что в Гуичхаваде в Телегу жрецы должны носить женские одеяния при исполнении своих обязанностей. То же самое происходило и в древности. "У древних германцев жрецы одевались, как женщины. Женские одежды носили жрецы Иштар в Вавилоне, а также жрецы сирийской богини Пессионы⁴⁹. Корибанты, дактилои, куреты, жрецы древнего Рима, священнослужители храма Геракла в Косе поступали точно так же"⁵⁰.

Бриффолт приводит еще множество подобных примеров и заключает:

"Не представляется возможным дать этому получившему повсеместное распространение обычаю какое-либо другое объяснение, кроме того, что магические силы первоначально олицетворялись в женщинах и рассматривались как относящиеся к сфере деятельности женщин"⁵¹.

Подведем итоги. Изобретение земледелия приписывается женщинам. Земледельческая магия, положившая начало возникновению древних религий, была в исключительном ведении женщин. Позднее с целью приспособления религии к условиям жизни патриархального общества магические функции отошли к мужчинам. Но даже тогда мужчины, как таковые, не могли выполнять их. Они могли быть жрецами, только "изменив"свой пол и "становясь" женщинами.

Мы можем перейти теперь к тантризму.

Вскоре мы увидим, в какой степени можно выводить возникновение характерных для него представлений и обрядов из земледельческой магии первобытных племен. Пока же займемся следующим вопросом: имеются ли в тантризме черты, дающие нам право сделать вывод о его первоначальной принадлежности к сфере деятельности женщин?

Не подлежит сомнению, что среди последователей тантризма определенное место занимают женщины-колдуньи, именуемые бхайрави и йогини. Нидхэм отмечает: "Не лишено интереса, что тантризм, как и даосизм, поощряет вступление женщин в число своих адептов, и среди его религиозных вождей мы встречаем таких, как Лакминкара (729 г. н. э.) и Сахаджайогини (765 г. н. э.)⁵². Тем не менее большинство последователей тантризма – мужчины. Вопрос, однако, состоит в следующем: участвуют ли они в тантрических обрядах в качестве мужчин? Ответ на него отрицательный. "Ачарабхеда тантра"⁵³, например, дает следующее предписание:

"Почитайте пять принципов (панча таттва), небесный цветок (кхарумпа) и женщин кулы. Это будет вамачара. Изначальную женскую силу следует почитать, становясь женщиной". Пять принципов, небесный цветок и женщины кулы – все это специфические для тантризма термины, значение которых мы выясним позже. В настоящее время мы должны обратить особое внимание на предписание становиться женщиной при почитании изначальной женской силы. Почему последователи тантры должны были становиться женщинами? На это можно дать только один .ответ. Тантрические обряды первоначально исполнялись женщинами и считались по существу своему находящимися в их ведении. Как мы уже видели, в других случаях подтверждением такого положения служило ношение жрецами женских одежд.

Именно здесь мы должны искать действительный смысл слова "вамачара", столь важного для понимания внутренней сущности тантризма. Даже весьма сведущие санскритологи зачастую неверно понимали значение этого слова, переводя его как "левый путь"⁵⁴. Но такой перевод лишен смысла. Слово складывается из двух частей: "вама" и "ачара". "Ачара" означает действие, поведение, или, выражаясь точнее, практику выполнения обрядов. "Вама" означает женщину или половое влечение (кама). "Вамачара, таким образом, это не что иное, как совокупность религиозных обрядов, связанных с женщиной и с отношениями между полами".

Как мы уже видели, даже в ведической литературе нередко упоминаются обряды, носившие сексуальный характер. Однако то была литература племен, занимавшихся преимущественно скотоводством и вследствие этого обладавших в высшей степени патриархальным укладом жизни. А значит, и в подобных ведических обрядах женщина не могла занимать видного места. В противоположность этому тантризм придает весьма большое значение всему, что связано с нею. Он представляет собою почитание женской силы и требует, чтобы участвующие в почитании ее становились женщинами. Очевидно, что возникновение такой традиции должно быть прослежено в тех обрядах, которые первоначально принадлежали исключительно ведению женщин и в которых, как мы впоследствии убедимся, весьма важную роль играли вопросы, связанные с взаимоотношениями полов. В этом и состоит объяснение того, что представляет собою вамачара.

Может быть выдвинуто возражение, что вамачара – только один из видов многочисленных тантричеоких обрядов. Другими словами, нельзя поставить знак равенства между этой практикой и тантризмом в целом. Действительно, вамачаре резко противостоит другой вид тантрического ритуала, именуемый дакшиначара.

Но именно вамачара показывает нам, что представлял собою тантризм при своем возникновении. В поддержку этого можно привести немало доводов. То, что дакшиначара – всего лишь позднейшее нововведение, явствует, во-первых, из присущей этой форме тантризма искусственности, а также из ее уступчивого отношения к другим религиозным учениям. Последователи дакшиначары могли быть в то же время и приверженцами вед⁵⁵. Во-вторых, в ряде самих тантрических текстов встречается утверждение, что из двух видов тантризма вамачара является более истинным видом.

⁵⁵ Это обстоятельство ввело в заблуждение даже такого ученого, как Багчи, который считает, что тантризм имел две формы: ортодоксальную и еретическую.

В "Вамакешвара тантре" говорится:

"Существует два вида практик (арапа), отличающиеся друг от друга, как вама и дакшина; дакшина практикуется с момента рождения, но на путь вама становятся только после посвящения (абхишека)"⁵⁶.

Чтобы понять это правильно, следует учесть то огромное значение, которое имеет в тантризме посвящение. Вряд ли можно назвать непосвященного последователя тантры тантристом. И если посвящение делает его вамачарином, то это означает, что только вамачарин является подлинным тантристом.

В-третьих, как уже было правильно отмечено некоторыми исследователями, отнюдь не всегда можно прийти к пониманию подлинной природы тантризма, основываясь на сохранившихся и имеющихся в нашем распоряжении тантрических текстах⁵⁷. Многие из них являются поддельными. Кроме того, тантризм в собственном смысле слова большей частью состоит из тайных обрядов, и практикующие их тантристы отнюдь не испытывали особого желания сообщать свои тайны непосвященным.

Однако некоторые исследователи благодаря своим личным связям с людьми, занимающимися тантрической практикой, смогли раскрыть некоторые из этих тайн. Один из них сообщает, что по крайней мере бенгальские последователи тантры не желают признавать ценность каких-либо других видов тантризма, помимо вамачары⁵⁸. Это весьма важный факт. За исключением, может быть, только южной части Индии, где еще сильны традиции матриархата. Большой Бенгал является наиболее прочной опорой тантризма.

Наконец, наибольшее значение имеет то обстоятельство, что йогасадхана тантризма, то есть система психофизических упражнений, при правильном понимании оказывается не чем иным, как отчаянным усилием реализовать в себе женское начало. Иначе говоря, вышеуказанный процесс представляет собою своего рода самовоспитание, предназначенное для преобразования основных черт личности и сознания мужчины в женские. До сих пор это обстоятельство упускалось из виду индийскими учеными. Современные авторы, пишущие о тантризме, обычно заинтересованы в выяснении какого-то скрытого духовного значения йогасадханы, но, к несчастью, они проглядели прямой и очевидный смысл этой практики. Мы подвергнем теперь обсуждению некоторые частности, связанные с рассматриваемым нами вопросом.

Йогасадхана тантризма⁵⁹ называется обычно сат чакра бхеда. Теоретической основой ее являются анатомические представления тантристов. Согласно этим представлениям, у человека имеется два вытянутых в виде шнура нервных ствола ("нади", что обычно переводится как нервы), проходящих с обеих сторонпозвоночника параллельно центральному стволу под названием шушумна, простирающемуся, по мнению тантристов, от основания таза внизу до головного мозга наверху и в связи с этим зачастую грубо отождествляемому со спинным мозгом. Считается, что внутри шушумны проходит другой нервный ствол,. именуемый ваджракхья, а внутри последнего – третий, называющийся читрини. Короче говоря, читрини является сокровеннейшей частью центрального нервного ствола, или шушумны.

Считается, что в семи различных частях шушумны расположены семь падм, или, буквально, лотосов. Современные авторы, пишущие о тантризме, обычно называют их нервными сплетениями. Дело в том, что в тантризме термин "лотос" (падма), подобно многим другим терминам, употребляется исключительно в специфическом для этого учения смысле. А именно; он неизменно выступает как символическое обозначение женских половых органов. Рассматривая так называемый буддийский тантризм, Пуссэн отмечает:

"Ваджра (и являющееся другим названием того же – мани) есть не что иное, как благопристойное и мистическое выражение для обозначения лингама, мужского полового органа, точно так же как падма (лотос) есть литературное обозначение бхаги, или йони (матки)"⁶⁰.

Современные буддисты, сплошь и рядом настроенные весьма пуритански, вряд ли подозревают, каково действительное значение той мантры, или магического заклинания, которая произносится ими каждый день: "Ом, мани падме хум (ом, сокровище в лотосе, аминь)". То же самое символическое значение связывалось с лотосом в древнем Египте и до настоящего времени упорно продолжает существовать на Западе "даже в тех случаях, когда, так же как это случилось у буддистов, оно вступает в противоречие с основным учением религии, в которую оно проникает"^6l.

Семь лотосов шушумны являются поэтому не чем иным, как семью органами, выражающими женское начало, скрытое, согласно учению тантризма, внутри каждого человека. Эта мысль получает дальнейшее подтверждение в следующем. Рассматриваемые нами семь лотосов определенным образом символически изображаются в тантрах (рис. 1). Среди различных частностей этих изображений мы находим в большинстве падм очертания треугольника. Треугольник же, так же как и лотос, неизменно является, в чем мы вскоре убедимся, символом женских половых органов. Далее тантры упоминают семь шакти, именуемых кулакундалини, варуни, лакини и т. д., каждая из которых помещается в лотосе. Современные ученые переводят иногда слово "шакти" как "сила" или "энергия". Дасгупта⁶² зашел даже так далеко, что назвал ее "электрической силой". Однако, учитывая тот специфический контекст, в котором это выражение употреблялось в тантризме, такой перевод должен быть признан неприемлемым. Шакти в тантрах, по существу, означает женское начало. Таким образом, если кулакундалини и другие шакти, обитающие в семи падмах шушумны, вообще представляют собою силы и воплощают в себе потенциальную энергию, то это женские силы и женская потенциальная энергия. Следовательно, они являются семью местами пребывания женского начала в центральном нервном стволе.

⁶² Dasgupta, ORS, 116. Как ни странно, однако тот же самый автор (см. там же, стр. 150) отмечает, что в литературе так называемых сахаджа вайшнавов эта кулакундалини шакти рассматривается в качестве Радхи, то есть женского начала вайшнавов.

Теперь мы подошли к вопросу о психофизических упражнениях тантры (йогасадхана). При помощи контроля над дыханием и других технических средств тантра-садхака, то есть практикующий тантрическую йогу, должен пробудить кулакундалини шакти (то есть женское начало, дремлющее в нем) в самом нижнем центре шушумны, находящемся у основания таза. Дальнейшим его усилиям подобает быть направленными на то, чтобы провести пробужденную им шакти по читрини, то есть внутренней части шушумны, вверх, вплоть до головного мозга, пронизывая ею, при успешном ходе этого процесса, лотосы шушумны один за другим. Расположенный в самом верху лотос шушумны называется сахасра дала падма, то есть, дословно, лотос, имеющий тысячу лепестков. Сил переводит это выражение как "тысячекратно разделенный головной мозг с его извилинами и буграми"⁶³. Согласно учению тантризма, здесь расположен наивысший центр сознания.

Таким образом, сущность тантрической йогасадханы заключается в том, чтобы пробудить ото сна и вызвать к жизни женское начало, обитающее в самом нижнем из своих седалищ, а затем провести его к наивысшему центру, в котором расположено сознание, пронизав им по пути все промежуточные лотосы. Следовательно, это не что иное, как попытка полного преобразования мужской личности в женскую. Последователи тантризма, как этого и можно было ожидать, полагали, что когда кулакундалини шакти достигает сахасрадала падмы, происходит слияние находящегося там мужского начала с женским и человеческая личность полностью лишается двойственности, ибо все в ней явным образом растворяется в этом поднявшемся и ставшем всеохватывающим чисто женском начале.

Здесь не место обсуждать достоинства анатомической теории тантризма. Для нас не представляет также интереса достижение духовного блаженства, которое, как утверждают, появляется в результате сат чакра бхеды. Достаточно хорошо известно, что многие из таких теорий относительно йогасадханы, находящиеся в записанных текстах тантризма, являются лишь позднейшими добавлениями к его первоначальному учению. Для нас важно лишь то, что все эти упражнения были не чем иным, как практическим методом, предлагавшимся для выполнения предписания почитать женское начало, становясь женщиной ("vama bhutva yajet param").

Такое понимание тантрической йогасадханы покажется странным людям, знакомым с обычными работами о тантризме, принадлежащими перу современных авторов. Правильность его тем не менее подтверждается рядом других источников, в частности религиозными гимнами чарья, тантрический характер которых признается всеми занимавшимися исследованием их учеными, хотя, по мнению большинства этих ученых, мы имеем в них дело с тантризмом, обладающим редко выраженными буддистскими чертами.

Говоря о буддистском понятии "женской силы", Дасгупта отмечает:

"В гимнах чарья эта женская сила неоднократно упоминается под самыми различными именами, такими, как Чандали, Домби, Шавари, Иогини, Найрамани, Сахаджасундари и т. д., и в них часто говорится также о соединении йога с персонифицированным женским божеством"⁶⁴.

Важно отметить, что эта женская сила, упоминаемая, таким образом, под различными именами, с точки зрения гимнов чарья не остается вне тела йога. Подобно кулакундалини и другим шакти, она помещается в нем. В одном из гимнов говорится: "Йог Канха стал Капали (то есть тантрической колдуньей), приступил к практическим упражнениям йоги и занимается ими, пребывая в крепости своего тела лишенным двойственности"⁶⁵.

Пробуждение женского начала в теле йога рассматривается различным образом в различных гимнах чарья. В одном из них говорится: "Человек есть лотос, имеющий шестьдесят четыре лепестка. Домби взбирается на них и пляшет там"⁶⁶.

Но этот танец сравнивается с огнем, который пожирает все, чтобы оставить за собою лишь чисто женское начало.

"Чандали пылает в центре тела, она сжигает пять татхагат и богинь, таких, как Лочана и другие, а когда все сожжено, из луны изливается слог хум"⁶⁷.

А вот как пишется об этом в другом гимне.

"Лотос и гром встречаются посредине, и в результате их соединения появляется пламенеющая Чандали. Этот сверкающий огонь связан с обиталищем Домби. Я покоряю луну и проливаю воду. Но не остается ни испепеляющего жара, ни проливдого дождя, все это уходит в небеса, проходя через вершину горы Меру"⁶⁸.

То, что луна изображается проливающей хум, или воду, не покажется нам ни загадочным, ни лишенным смысла, если мы вспомним, что, согласно существовавшим в древности представлениям, она считалась источником природного плодородия, как это было детально выяснено Бриффолтом⁶⁹ и Томсоном⁷⁰. Нельзя отрицать, однако, и того, что язык, которым написаны гимны чарья, носит в значительной мере эзотерический характер, являясь сандхья бхаша, то есть рассчитанным лишь на понимание посвященных. И все же, как явствует из уже приведенных выше отрывков, в этих гимнах целью йогасадханы также считалось пробуждение в человеке женского начала и установление в нем лишенного двойственности состояния. Это излагается в них в высшей степени символическим языком, не лишенным привкуса буддистской метафизики. Однако если отвлечься от формы изложения, то нетрудно увидеть знакомую уже нам попытку практического осуществления примечательного религиозного предписания "vama bhuiva yajet param". Таким образом, вамачара в смысле религиозной практики (ачара) женщин (вама) является не частной особенностью отдельных тантрических сект, а скорее чертой, внутренне присущей тантризму в целом.

Современные авторы, пишущие о тантризме, подвергли его йогасадхану весьма подробному обсуждению. Но вполне очевидное значение этой практики обычно упускается ими из виду. Все же по крайней мере некоторые из них вынуждены были. признать, что тантризм воплощал в себе тем или иным образом идеал превращения в женщину.

Бхандаркар отмечает:

"Цель каждого правоверного последователя этого учения заключается в том, чтобы достигнуть тождества с трипурасундари (как именуется женское начало в тантризме), и одно из его религиозных упражнений состоит в приобретении привычки думать о себе как о женщине. Таким образом, шактисты оправдывают свое название, веря в то, что богом является женщина и превращение в женщину должно быть всеобщей целью. Но вопрос заключается в том, почему тантристы имеют такие верования?"⁷¹

Бхандаркар даже не пытается дать ответ на него.

Подобным же образом, говоря о сахаджистах (которые являются последователями тантризма), Босе отмечает:

"Сахаджисты также считают, что на определенной стадии духовного развития мужчина должен преобразовать себя в женщину, памятуя, что он не может испытать истинной любви до тех пор, пока он не реализует в себе природу женщины"⁷².

С целью иллюстрации своего положения он приводит весьма подходящие для этого строки из религиозного гимна сахаджистов:

"Откажись от мужчины (пуруши) в себе и стань женщиной: (пракрити), таким образом ты приобретешь единое тело и займешь место в вечности. Любовь и пол появятся у тебя только после того, как ты станешь женщиной (пракрити) по природе. Ты должен стать женщиной, о мужчина... Знающий действие женщин и поведение мужчин..."⁷³

У нас снова возникает вопрос о том, почему сахаджисты формулируют свои представления о человеческом идеале таким кажущимся столь странным образом. В отличие от Бхандаркара Босе пытается непосредственно рассмотреть этот вопрос и фактически оправдать позицию сахаджистов, исходя из психологических оснований.

"Но что подразумевается под превращением мужчины в женщину? Посмотрите, в каком состоянии находится восьмидесятилетний старик. Он, несомненно, мужчина, но все его страсти угасли естественным путем, и бросается в глаза отсутствие в нем мужских черт. У старика это результат преклонного возраста и разрушения организма. Подвергнем, однако, рассмотрению другой случай, когда человек в молодости достигает этого бесполого состояния посредством тщательных духовных упражнений. Его чувства в этом случае остаются полными сил и здоровья, совершенно незатронутыми разрушительным влиянием времени, но они находятся под контролем в такой степени, что не реагируют на внешние раздражители"⁷⁴.

Фантастическая психология, служащая основой подобных утверждений, не заслуживает подробной критики. Кроме того, психологическое состояние, которое пытается по-своему оправдать автор, можно приписать кому угодно, только не сахаджистам. Сахаджисты вовсе не стремятся к тому, чтобы приобрести путем тщательных упражнений состояние бесполости, они выдвигают положительный идеал превращения в женщину, пробуждения женского начала, которое, согласно их взглядам, внутренне существует во всех людях, и, соответственно, идею разрушения мужского начала. Кроме того, угасание страстей, в особенности связанных с половым чувством, никогда не было целью подлинного тантризма, а тем более тантризма сахаджистов. Их задача заключалась скорее в том, чтобы довести накал страстей – разумеется, у женщин – до предела, до своего рода безумия. Согласно категорическому высказыванию Шастри⁷⁵, во всех священных книгах сахаджистов недвусмысленно утверждается, что желающие достигнуть буддхи (состояния просветления) должны предаваться имеющей пять форм каме (панча кама), или вожделению.

Но могут спросить: почему же все-таки столь много внимания уделялось попыткам превращения в женщину, а также вопросам, связанным с воспроизводством человека, или, точнее говоря, с той ролью, которую играет в нем женщина? Почему такое значение придавалось вамачаре в выясненном уже нами смысле этого слова?

Как мы установили выше, вамачара свидетельствует о том, что тантризм являлся первоначально системой религиозных обрядов, принадлежавших исключительно ведению женщин. Однако это обстоятельство само по себе не может объяснить всю важность, придававшуюся такой практике. Чтобы ответить на поднятый нами вопрос, необходимо глубже исследовать значение, которое тантризм имел при своем возникновении. Мы намерены доказать, что тантрические обряды предназначались для удовлетворения весьма конкретной материальной потребности. Они представлялись необходимыми для земледельческих работ. Но это было земледелие, находившееся на ранней стадии развития, то есть основанное на применении примитивных орудий труда. На этом этапе в качестве дополнения к действительно существующим сельскохозяйственным орудиям были необходимы иллюзорные, способ обработки земли находился в существенной зависимости от магических сил и обрядов.

В чем же в таком случае состояла сущность магических верований, связанных с ранними стадиями развития сельскохозяйственного производства? Она заключалась в том, что воспроизводительная деятельность природы считалась находящейся в прямой связи с воспроизводительными функциями человека, или, точнее говоря, женщины. Источником происхождения тантризма было это древнее верование. Тантрическая йогасадхана, отчаянная попытка превращения мужской личности в женскую, или пробуждения дремлющего в человеке женского начала, предназначалась, таким образом, при всей своей фантастичности для выполнения весьма важной функции стимулирования производительной активности природы.

3. Земледельческие обряды

Мы рассмотрим вначале некоторые теоретические положения, характеризующие практику земледельческих обрядов в целом, а затем вернемся к вопросам, являющимся специфическими для тантризма.

"Один католический священник начал как-то упрекать индейцев реки Ориноко в том, что они заставляют своих жен засевать поля на солнечной жаре, с ребятами на руках. Индейцы ответили ему: "Отец, вы ничего не понимаете в этих вещах, вот почему это вас тревожит. Когда поля засеваются женщинами, то стебель маиса приносит две или три головки, корень юки дает две или три корзины и вообще все размножается в соответствующих пропорциях. А почему это? Да потому, что женщины, которые умеют рожать, умеют оплодотворять зерно, которое они сеют. Пусть же они сеют; мы, мужчины, в этом деле не можем равняться с ними"⁷⁶.

Приведенный пример является характерным образцом тех верований, на которых основывается земледельческая магия. Главная их особенность состоит в убеждении, что естественное плодородие и человеческая способность к размножению – явление одного и того же порядка. Другими словами, человеческое воспроизводство и сельскохозяйственное производство находятся в неразрывной связи. Поэтому посредством первого можно оказать влияние на последнее либо путем "оплодотворения", либо путем имитации. Так возникают два вида магических обрядов, которым, пользуясь терминологией Фрезера, можно дать название магии заражения и гомеопатической магии. По его наблюдениям, племена и народности, находящиеся на низкой стадии общественного развития... "смешивали процесс воспроизводства человеческих существ с процессом размножения растений и воображали, что выполнение этого процесса содействовало тому же процессу у растений"⁷⁷.

В качестве примера Фрезер ссылается на практику багандов, обитающих в Центральной Африке.

"Пара супругов, которая оказалась очень плодовитой, у которой рождались близнецы, слывет у них одаренной магическими способностями, влияющими на рост и плодоносность бананов, доставляющих туземцам основной предмет питания. Через некоторое время после рождения близнецов выполняются церемонии, которые совершенно ясно предназначены передать бананам плодовитость родителей близнецов: мать ложится на спину в густую траву около дома и помещает у себя между ног цветок банана, затем приходит муж и поднимает цветок своим детородным членом. Больше того, родители близнецов приходят в сады своих друзей и предаются там пляске, очевидно, для того, чтобы усилить плодоносность бананов"⁷⁸.

В приведенном примере мужская воспроизводительная сила наряду с женской явно играет определенную роль в магическом церемониале. Однако для индейцев, обитающих в долине реки Ориноко, как отмечает Фрезер, характерно как раз отрицание этой роли и приписывание воспроизводительной силы только женщине. Мы имеем тут дело с более древней формой магических верований, которая состоит в том, что плодородие земли ставится в отношение особой связи и взаимозависимости с женской плодовитостью. Фрезер не выделяет эту особенность с достаточной ясностью. По существу же она заключается в том, что сельскохозяйственное производство, будучи первоначально преимущественной сферой деятельности женщин, считалось находящимся в существенной зависимости от воспроизводительной функции женщины. На это, впрочем, указывают и некоторые факты, приводимые самим Фрезером.

"Австрийские и баварские крестьяне убеждены, что беременная женщина сообщает растениям плодовитость. Если ей, например, дать попробовать первые плоды дерева, то оно в будущем году даст обильный урожаи. В Уганде, напротив, верят что бесплодная женщина делает бесплодным сад или виноградник своего мужа: вот почему здесь в случае бездетности неминуем развод"⁷⁹.

Фрезер суммирует суть всех подобных верований в одной фразе: "Плодовитая женщина делает деревья плодовитыми, бесплодная женщина делает их бесплодными"⁸⁰. Чтобы в полной мере уяснить себе значение вышесказанного, мы на некоторое время оставим нашего автора и последуем за Бриффолтом, который подверг этот вопрос более обстоятельному исследованию. Именно вследствие того обстоятельства, что женщины были первыми земледельцами, не только исполнение сельскохозяйственных обрядов находилось в их руках, но и сама сущность магии заключалась в связывании женской плодовитости с плодородием земли⁸¹.

"Плодородие почвы с незапамятных времен считалось зависимым от женщин, которые подвергали ее обработке и которые считались создателями земледельческой магии"⁸². "Как мы сможем убедиться впоследствии, предполагаемый сверхъестественный источник магических сил был связан самым тесным образом с жизненными отправлениями женщин, магические же способности, которыми он наделял их, составляли, согласно бытовавшим в те времена примитивным представлениям, такую же естественную часть женской физиологии, как и воспроизводительные функции"⁸³. "Первобытное мышление искало объяснения успешного проведения женщинами земледельческих работ в тех магических силах, которыми они якобы были наделены и которые, как полагали, заключались в сущности их пола, принадлежали женской природе в той же степени, как, например, способность к деторождению. Дикари считали, что успех в земледелии находится в магической зависимости от женщины и связан с рождением ею детей"⁸⁴.

Рассмотрим несколько примеров, подтверждающих эти положения. Согласно поверью, существовавшему у ирокезов, зерно было открыто первой женщиной.

"Умирая, она распорядилась, чтобы ее тело было протащено по всей земле, и там, где оно касалось почвы, вырастал обильный урожай"⁸⁵.

В легенде, имеющей хождение среди тупи в Бразилии, рассказывается о молодой женщине, зачавшей без полового сношения с мужчиной и родившей ребенка снежно-белого цвета.

Этот ребенок через год умер и был похоронен. Вскоре на его могиле выросло принесшее плоды растение. Это была впервые появившаяся на земле тапиока⁸⁶.

"В Новой Зеландии одни и те же ритуальные предосторожности и табу соблюдаются по отношению к женщине, имеющей ребенка, и к человеку, владеющему участком земли, засаженным картофелем. Жители Никобарских островов считают, что семена лучше будут произрастать и приносить плоды в том случае, если их посадит беременная женщина. Подобные же идеи распространены и в Европе. На юге Италии крестьяне верят в то, что все посаженное беременной будет расти и увеличиваться, подобно плоду в ее утробе"⁸⁷.

Основная мысль, проявляющаяся во всем этом, очевидна. "Плодородие земли и плодовитость женщины рассматриваются как одно и то же качество"⁸⁸.

В одной из крестьянских песен современной Греции все еще видна главная идея этого древнего верования.

"Эгейская девушка жнет пшеницу. Ах! девушка как ребенок. Она то жнет, то иногда, склонившись, опирается на сноп. И она рожает золотистого ребенка"⁸⁹.

Эта основная идея весьма широко и разнообразно проявляется у различных племен и народностей, населяющих земной шар. Бриффолт даже считает ее всеобщей. "Уподобление плодоносной почвы роженице является повсеместной всеобщей идеей"⁹⁰. Это верование основывалось не только на неразвитых представлениях о сельскохозяйственном производстве, но и на столь же примитивных представлениях о человеческом воспроизводстве.

Понадобились столетия, чтобы человечество пришло к пониманию причинной связи между половым актом и зачатием. Некоторые туземные племена в Австралии и Америке, по-видимому, до настоящего времени обладают столь несовершенными познаниями в данной области, что эта связь все еще не открыта ими. Они убеждены, что непосредственной причиной беременности является земля, именуемая ими матерью. "В Нирштейне, в Гессии, точно так же как и среди туземных племен Австралии и Северной Америки, женщины считают, что они получают своих детей из особой подземной пещеры. Они утверждают, что, приложив ухо к земле поблизости от этой пещеры, можно явственно слышать крики тех, кто еще не успел родиться. Христианским проповедникам в Северной Европе пришлось немало потрудиться, чтобы заставить население отказаться от подобных убеждений"⁹¹.

Это же верование в несколько измененном виде упорно сохраняется и в ряде других мест. Оно проявляется, в частности в обычае класть новорожденного на землю, по-видимому символизируя тем самым признание ее истинной матерью ребенка.

"Такой обычай соблюдался древними римлянами. Он же наблюдается и у находящихся на весьма низкой стадии развития дикарей. На Цейлоне, например, ведды кладут ребенка на землю... То же самое делают тупи в Бразилии и племена, обитающие на Золотом Берегу и в Центральной Африке... В Сицилии распространено поверье, согласно которому ребенок, не положенный на землю сразу же после его рождения, непременно должен умереть в больнице"⁹².

Наиболее употребительным санскритским словом для обозначения новорожденного является "бхумиштха", или "находящийся на земле". Оно говорит само за себя.

Таким образом, имеются два аспекта рассмотренного нами древнего верования. С одной стороны, плодородие земли считается находящимся в магической зависимости от воспроизводительных функций женского тела. С другой – сами эти функции подобным же образом рассматриваются как зависящие от плодородия земли. Мы приведем еще несколько примеров, иллюстрирующих этот второй аспект верования.

В Индии имеется обычай, распространенный почти по всей стране. Он состоит в том, что женщины, желающие иметь ребенка, вешают на ветвях деревьев камни или комки глины. Таким образом, деревья как бы наделяются плодами. И ожидается, что сделавшие это будут столь же плодовитыми. В других случаях фрукты и овощи помещаются на коленях женщины, желающей иметь детей. Фрезер отмечает, что такое же верование проявляется и во многих других обычаях, распространенных в Индии.

"Наконец, дух дерева дарует плодовитость скоту и женщинам. В Северной Индии дерево породы Emblica Officinales является священным деревом. На 11-й день фалгуна (февраля) месяца у подножия дерева совершаются возлияния. Вокруг ствола обматывают красную или желтую бечевку или ленту, к дереву обращаются с молитвами о ниспослании плодовитости женщинам, животным и деревьям. В северной Индии также кокосовый орех считается одним из самых священных фруктов, его называют "арипхала", то есть плодом Ари, богини плодородия. Он считается символом плодовитости, и во всей верхней Индии его хранят в святилище, и жрецы дают его женщинам, которые хотят иметь детей"⁹³.

Эти верования в настоящее время оформились в религиозные взгляды. Однако нет сомнения в том, что источником их происхождения является магия. В ряде случаев они проявляются в формах, отличающихся от уже рассмотренных нами и порою довольно своеобразных. Так, например, бесплодные женщины подставляют свое тело под дождь или обливают его водою, надеясь, что таким образом им удастся избавиться от бесплодия. Ожидается, что вода, составляющая важнейшее условие плодородия земли, сделает плодовитыми и этих женщин. Иными словами, естественное плодородие выступает в качестве источника человеческой плодовитости.

В Пенджабе женщины, желающие иметь ребенка, обливаются водою на перекрестках дорог и на улицах⁹⁴. Там же существует и другой обычай, по которому бесплодную женщину усаживают на сиденье и погружают вместе с ним в пруд. Она раздевается, купается, одевается вновь, а затем ее выносят на берег. Если у нее нет возможности погрузиться в пруд, то обряд омовения совершается под деревом. Считается, что посредством этого можно передать плодоносные потенции дерева или пруда женскому телу. Пруд пересыхает, дерево сохнет на корню, а женщина зачинает ребенка⁹⁵. У кхандов жрец приводит бесплодных женщин к месту слияния двух рек и кропит их водою⁹⁶. У коигондов существует обычай кропить водой голову невесты, а в низовьях Гималаев – ее руки⁹⁷. В самых различных уголках земного шара мы сталкиваемся с верованием, по которому "плодоносный дождь и всевозможные потоки воды, оплодотворяющие землю, могут также делать беременными женщин"⁹⁸.

"У бушменов женщины и девушки считают необходимым тщательно прятаться от дождя, ибо, по их мнению, оплодотворяя землю, он может оплодотворить и их. Готтентотки убеждены, что рождение детей у женщин, не попадавших нагими под струи проливного дождя во время грозы, невозможно. Австралийки подобным же образом считают возможным забеременеть от дождя. По преданию, монгольские принцессы зачинают детей во время сильных ливней, сопровождаемых градом"⁹⁹.

Имеются также примеры, когда члены этого отношения магической зависимости меняются местами. Тогда женская плодовитость рассматривается как средство, при помощи которого можно вызвать оплодотворяющий землю дождь.

Я приведу несколько пользующихся довольно широкой известностью примеров.

В время голода в Горакхпуре в 1873 – 1874 годах "группы женшин раздетых донага, выходили по ночам из домов и тащили по полям плуги"¹⁰⁰. А вот что происходило во время длительной засухи в Мирзапуре. "Три женщины из семьи земледельца скинули с себя одежды, после того как все мужчины ушли из этого места. Затем две из них впряглись в упряжку, подобно быкам, а третья взяла в руки рукоятки плуга, и они начали имитировать вспашку поля"¹⁰¹. Аналогичным образом: "Когда в Северном Бенгале случается засуха, женщины раджбансов или кочей раздеваются донага и в таком виде танцуют перед образом божества дождя"¹⁰². Чоби¹⁰³ и Десаи¹⁰⁴ сообщают о том, что подобные обряды совершаются и в Гуджа-рате, "в особенности среди трудящихся слоев населения, а именно – каст курми, нуниа, кахар, чамар, дасадх и дхамка". Они встречаются и в других частях мира.

"В Грузии во время затяжной засухи впрягали в ярмо несколько девушек. Они тянут соху через озера, болота и реки, окруженные толпой, возглавляемой священником, которая молится, кричит, плачет и смеется"¹⁰⁵.

В других местах подобные магические церемонии происходят без участия священника и без молитв.

"В одной местности в Трансильвании, когда почва начинает трескаться от жары, несколько молодых девушек, раздевшись донага, предводимые более пожилой женщиной, тоже нагой, впрягаются в борону, которую они тянут по полю до какого-нибудь ручья. Здесь они погружают борону в воду".

Фрезер отмечает, что эти обряды в существе своем весьма сходны с бытующими в Индии магическими церемониями вызывания дождя. В Сервии "во времена засухи на раздевшуюся донага девушку надевают гирлянды цветов. В таком полуобнаженном виде она танцует возле каждого дома в селении, причем выходящая навстречу ей mater familias выливает на нее горшок воды, в то время как остальные участники церемонии распевают гимны в честь дождя"¹⁰⁶. За всем этим скрывается одна и та же идея: сообщить природе плодоносные потенции, заложенные в природе женщин. Следует отметить, что даже на сравнительно поздних стадиях развития человеческого познания, когда связь между половым актом и зачатием уже была, хотя и смутно, понята, старое магическое верование в обоих своих аспектах по большей части упорно продолжало существовать. Землю, порождающую полезные злаки, по-прежнему уподобляли роженице. Поэтому, с одной стороны, воспроизводительные функции женщины рассматривались в качестве средства, способствующего росту естественного плодородия, а с другой – последнее считалось средством, благоприятно воздействующим на воспроизводительные потенции человека, в особенности женщины.

4. Происхождение Дурга пуджи

Бриффолт¹⁰⁷ с исчерпывающей полнотой выяснил в своих исследованиях, в какой мере это древнее верование способствовало появлению великих богинь в религиях древнего мира. Мы приведем здесь лишь один пример из истории религии в Индии, который имеет прямое отношение к вопросу о возникновении тантризма. Широко известная часть "Маркандея пураны" носит название "Дэви махатмья"¹⁰⁸, то есть возвеличение богини. Здесь богиня делает довольно странное заявление:

"А затем, о боги, я буду поддерживать (то есть питать) весь мир плодами, способствующими сохранению жизни, которые произрастут из моего собственного тела в период дождей, когда я достигну на земле славы как Шакамбхари"¹⁰⁹.

Имя богини (Шакамбхари) весьма примечательно. Оно означает в переводе "порождающая растительность", или "выращивающая растительность".

Идея, заключающаяся в этом имени, раскрывается далее в заявлении богини о том, что растительность, способствующая поддержанию жизни, вырастет в течение периода дождей из ее собственной плоти. Следовательно, это имя является не чем иным, как отголоском весьма древнего верования в то, что растения некогда произросли из женского тела. Мы уже убедились на ряде примеров, что такое верование все еще продолжает существовать у некоторых отсталых народностей, например у ирокезов и тупи.

Небезынтересно отметить, что при раскопках в Хараппе археологи получили ряд конкретных свидетельств существования там в древности аналогичных воззрений.

Маршалл пишет, что в найденных вещах имелась "...весьма примечательная продолговатая печать из Хараппы (фотография XXII, 12), на которой изображена фигурка обнаженной женщины с широко расставленными ногами и с растением растущим из ее лона"¹¹⁰ (рис. 2).

Рис. 2.

На печати имеется также надпись из шести букв (рис. 3), которая, по-видимому, может пролить свет на в высшей степени интересное имя богини Шакамбхари.

Рис. 3. Индийская печать. Свидетельство связи женского божества с растениями.

Рис. 4. Якши и дерево.

Возможно, что нам придется еще довольно долгое время биться над расшифровкой этой древнеиндийской надписи. Следует отметить, однако, что идея, получившая отображение в рисунке на печати, воплощалась в произведениях искусства на самых различных стадиях развития индийской культуры (рис. 4). Маршалл отмечает:

"Этот изумительный образ богини земли с растением, растущим из ее лона, хотя, насколько мне известно, он и уникален в Индии, по своему характеру не является чем-то противоестественным. В нем можно обнаружить значительное сходство с изображением на терракоте, найденной в Бите в Объединенных провинциях и относящейся к эпохе Гуптов, на котором представлена богиня... почти в той же позе, но с лотосом, произрастающим у нее не из лона, а из шеи"¹¹¹.

Таким образом, связь богини с порождаемой ею растительностью вполне очевидна. Чанда¹¹² отметил наличие культа этой богини еще за несколько лет до раскопок в долине Инда. Он указал также, что именно из нее надо исходить при объяснении таких хорошо известных имен богини, как Аннада и Аннапурна¹¹³. Первое из них означает "Подательница пищи", второе – "Полная пищи". Наличие связи между женскими божествами и растительностью подтверждается также тем значением, которое придают растениям "кула" шактисты. "Другой характерной чертой шактизма, на которую мы должны обратить особое внимание в этой связи, является почитание так называемых деревьев кула". Первейшая обязанность шактиста, встающего рано утром с постели, заключается в том, чтобы почтительно приветствовать их следующей формулой: "Ом килавриск шебхио намах".

Согласно предписанию "Кулачудамани", "религиозный человек должен оказывать знаки почтения деревьям кула когда бы он ни увидел их". Автор "Шактананда тарангини"приводит два различных списка с перечислением таких деревьев О них говорится: "Постоянными обитательницами всех деревьев кула являются кулайогини. Никто не должен ни спать под этими деревьями, ни наносить им повреждения"¹¹⁴ Как бы то ни было, из всех наблюдений, произведенных Чанда в этой связи, наиболее важным является, по-видимому, установление того отношения, в котором Дурга пуджа при ее возникновении находилась к растительному миру. К сожалению, автор тщательно не анализировал данный обряд и в результате упустил из виду ряд его важнейших особенностей. Поэтому нам придется особо остановиться на этом вопросе. Следует прежде всего запомнить раз и навсегда, что образ едущей верхом на льве великой богини с десятью руками, как бы он ни был близок и знаком нам, не имеет, собственно говоря никакого отношения к действительному обряду, лежащему в основе Дурга пуджи. Как он был ассоциирован с Дургой – это, мне кажется, довольно интересная проблема для историков. Однако нет никакого сомнения в том, что такое ассоциирование возникло сравнительно поздно, и в основной своей части соответствующий церемониал не подвергся при этом большим изменениям. Как отметил Бандопадхьяя¹¹⁵, еще сто лет назад бенгальские рисовальщики икон не имели никакого представления о едущей верхом на льве десятирукой богине, окруженной сыновьями и дочерьми. Он вполне справедливо утверждал также, что фактически этот образ при всем его великолепии и величественности имеет очень мало общего с действительной сущностью Дурга пуджи.

Рис. 5. Пурна гхата.

Рис. 6. Сарватобхадра мандалам.

Так называемые "пурна гхата" и "янтра" – вот центральные понятия рассматриваемого нами ритуала. Но что же представляют собой эти последние? Пурна гхата – глиняный сосуд, наполненный водою. Для совершения обряда он устанавливается следующим образом. На плоском куске глины, которому предварительно придана форма квадрата, разбрасываются зерна пяти видов пшеницы (панча сасья). Затем сюда ставят упомянутый сосуд с водою. В него кладут рис, смешанный с творогом. Горлышко сосуда повязывают красной ниткой, а его отверстие покрывают листьями пяти видов. В свою очередь на листьях помещается небольшая глиняная тарелочка с рисом и плодами бетеля. На самом же верху кладется еще какой-либо плод, чаще всего незрелый кокосовый орех, вместе со стеблем. Его окрашивают киноварью. На поверхности сосуда этой же краской рисуют детскую фигурку, которая называется "синдура путтали". Таково описание пурна гхаты¹¹⁶. На имеющем квадратную форму куске глины, служащем подставкой для сосуда, начертана диаграмма, именуемая сарватобхадра мандалам (рис. 6). Это одна из хорошо известных тантрических диаграмм, так называемых "янтр". В центре ее находится изображение лотоса с восемью лепестками (ашта дала падма). Как мы уже имели случай отметить, у последователей тантризма падма, или лотос, неизменно выступает в качестве символа женских половых органов. Нетрудно понять, исходя из этого, какое значение имеет помещение пурна гхаты на сарватобхадра мандалам. Этот акт как бы устанавливает связь между растениями и их плодами и женскими половыми органами. Та же идея повторяется в самой пурна гхате. Сосуд символизирует лоно женщины¹¹⁷, а фигурка ребенка на нем (синдура путтали) – плод его. Мы имеем здесь дело, следовательно, не с.чем иным, как с инсценировкой человеческого воспроизводства. Это подтверждается также и символическим употреблением киновари. Но для чего понадобилась подобная инсценировка? Очевидно, для того, чтобы обеспечить приумножение растений, их листьев и плодов. Именно для этого их как бы приводят в соприкосновение с женскими половыми органами. Таким образом, мы вновь сталкиваемся в данном случае с магическим верованием, согласно которому естественное плодородие обеспечивается или по крайней мере стимулируется влиянием на него человеческого воспроизводства, осуществляемым путем имитации или магического "заражения". Именно такой смысл первоначально заключался в Дурга пудже. Вряд ли можно найти что-либо религиозное или "духовное" в строгом смысле слова в этом церемониале. Перед нами просто один из обрядов земледельческой магии.

5. Латасадхана и янтры

Исходя из принципов современной морали, трудно найти что-либо более противоестественное и до отвратительности неприличное, чем сексуальные обряды и теории тантризма. Поэтому при изложении древнего учения тантр авторы наших дней поступают двояким образом. Они или подвергают его открытому и резкому осуждению, или пытаются скрыть содержащиеся в нем непристойности, выставляя на первый план мистические наслоения, являющиеся идеологическим продуктом более поздних времен. Однако оба подхода порочны в принципе и не помогают уяснению существа изучаемого вопроса Метафизические тонкости, привлекаемые при обсуждении тантризма, ничего не дают для понимания его истинной сущности – в конце концов это всего лишь современные теории, фантастическим образом приписываемые тантрам¹¹⁸. Сам тантризм был прост, даже примитивен, и лишь позднейшие интерпретации его носят хитроумный и утонченный характер.

Однако с самого начала объявлять тантризм лишенным всякого значения из-за его примитивности было бы не меньшей ошибкой. Во всяком случае, это помешало бы правильному пониманию культурной истории нашей страны. Ибо нельзя отрицать того обстоятельства, что тантризм при всей своей примитивности оказал весьма значительное влияние на развитие индийской культуры. Его воздействие на умы древних индийцев было гораздо более глубоким, чем обычно думают. В течение огромного исторического периода, охватывающего неизвестное нам число столетий, индийцы придавали большое значение тантрическим обрядам и теориям. Сколь бы противоестественными и абсурдными ни представлялись современному уму пережитки тантризма, это учение оценивалось совершенно иначе в далеком прошлом. Поскольку мы переросли умственный уровень наших предков, было бы бессмысленным делом пытаться найти какой-то рациональный и приемлемый для нас и ныне смысл в былой значимости тантризма. Тем не менее нам следует понять его, ибо такое понимание необходимо для того, чтобы уяснить себе, как мы стали теми людьми, которыми являемся в настоящее время. Сделав эти предварительные замечания, мы можем перейти теперь к рассмотрению некоторых важнейших особенностей тантризма.

Прежде всего мы находим, что особое значение в нем придается обрядам, в которых в качестве предмета поклонения выступают женские половые органы. Последние обозначаются обычно словом "бхага", хотя в своеобразной терминологии тантр для них есть еще одно довольно употребительное название, а именно – "лата", то есть дословно "ползущее". Соответствующие обряды называются поэтому "бхагаяджня" и "латасадхана", то есть ритуальными церемониями (яджня, садхана), посвященными женским гениталиям. Следует отметить, что этим органам придается также исключительное значение в так называемых янтрах, являющихся их символическими изображениями. Будет небесполезно привести здесь некоторые факты, отмеченные Томсоном.

"В Северной Америке, когда посевы подвергаются нападению гусениц, менструирующие женщины выходят ночью и бродят обнаженные по полям. Подобные же обычаи до сих пор распространены среди европейских крестьян. Плиний рекомендовал следующее средство борьбы с насекомыми, наносящими вред посевам: менструирующие женщины должны пройти по полям босиком с распущенными волосами и подоткнутыми выше колен юбками. Того же мнения, по словам Колумелы, придерживался Демокрит. "Женщины, – говорил он, - должны трижды обежать вокруг засеянных полей босиком, с распущенными волосами". Смысл всего этого, очевидно, заключался в том, чтобы сообщить посевам ту плодородящую силу, которой, как полагали, тело женщины должно быть пропитано в этот период. Повсюду эта сила считается неотъемлемой принадлежностью их пола. У зулусов, например, девушки, соврешающие такой обход полей, должны быть нагими, но менструации при этом не обязательны. Таково происхождение известного обряда, по которому женщины, поднимая юбки, обнажают половые органы, – обряда, связываемого в Греции преимущественно с культом Деметры; к этому же кругу представлений относится и обычай, характерный для многих греческих культов, – шествие почитательниц этих культов без обуви, головных повязок и поясов"¹¹⁹.

Мы уже отмечали в качестве характерной черты практикуемых среди отсталой части крестьянства магических обрядов вызывания дождя тот факт, что женщины выполняющие эти обряды, раздеваются при этом донага. Магический смысл этих фактов состоит в том, что обнаженные таким образом женские половые органы должны якобы способствовать росту естественного плодородия. Фактически эта идея характерна для всех народов на низших стадиях экономического развития. Мы приведем здесь еще несколько аналогичных примеров.

У хидатсов¹²⁰ женщины, участвующие в земледельческих обрядах, раздеваются при этом донага. Важнейшая особенность магических церемониалов вызывания дождя у баронгов и ряда матриархальных племен, обитающих в долине реки Конго, состоит в полном обнажении выполняющих их женщин, что в высшей степени шокировало цивилизованных исследователей этих обычаев...¹²¹

"Обряды европейских женщин в период варварства носили столь же нескромный характер"¹²². Так, фламандки должны были выполнять магический церемониал, раздевшись донага¹²³,

"Жрицы древних бриттов танцевали нагими, разукрасив тело синей краской"¹²⁴. "Согласно получившему всеобщее распространение правилу, для того, чтобы достичь успеха в своих колдовских действиях, ведьма должна была при их выполнении сбрасывать с себя одежды. В древней Греции и Италии, совершая магические обряды, ведьмы раздевались"¹²⁵. Таковы лишь немногие из примеров, приводимых Бриффолтом. Мы прибавим к ним еще один – весьма существенный для понимания рассматриваемого нами вопроса. Как отметил Нидхэм¹²⁶, характерной чертой колдовских обрядов, выполняемых китайскими даосами, является нагота участвующих в их исполнении лиц, предписываемая правилами ритуала. Наибольшее значение придается этому при совершении церемонии вызывания дождя. Данные факты особенно важны для нас, поскольку тантризм и даосизм сходны во многих чертах, как это мы покажем в дальнейшем. Читатели, желающие ознакомиться с аналогичными примерами, относящимися к Индии, могут найти их в получившей широкую известность работе Крука "Нагота в индийских обычаях и обрядах"¹²⁷. "Нагота, – пишет он, - играет весьма существенную роль во многих магических церемониях, особенно в магии вызывания дождя"¹²⁸. Однако предполагаемое им истолкование этих фактов явно неправильно. "Смысл подобных обрядов, возможно, состоит в том, что одежда оскверняет мага, а ее отсутствие символизирует полное подчинение воле верховной силы"¹²⁹.

Крук упустил из виду существенную особенность магии, отличающую ее от религии, а именно: магия не имеет никакого отношения к подчинению человека "верховной силе". Напротив, она задается лишь чисто практическими целями. Обнажая свои половые органы, участвующие в магических обрядах женщины пытаются заставить природу приносить плоды. Обратимся еще раз к Бриффолту.

"Все религии, не только в их грубых и примитивных формах, но и в том высокоразвитом виде, в каком они существовали в великих цивилизациях Индии, Вавилона, Египта, Греции, изобилуют символами, представлениями и обрядами, которые, с точки зрения современного европейца, могут показаться противоречащими понятию святости и религиозности... По этому поводу обычно утверждают, что производительная сила природы повсеместно являлась объектом поклонения. Но такое утверждение нельзя признать удовлетворительным вследствие неточности терминологии. Слово "поклонение" не подходит для обозначения побудительной силы, скрывающейся за примитивными религиозными феноменами; объекты первобытных культов выступают в качестве таковых не из-за того, что они признаются достойными поклонения, а постольку, поскольку от них ожидают тех или иных выгод или же опасаются тех или иных нежелательных последствий в практической жизни"¹³⁰.

Возможно, что слово "магия" более уместно, чем выражение "примитивные религиозные феномены". Как бы то ни было, следует отметить тот факт, что на поздних стадиях развития культуры, когда магия утратила свой первоначальный смысл и превратилась в религию, старое верование в особые действенные силы, связанные с женскими половыми органами, сохранилось, хотя значение его стало иным. Таков ключ к пониманию бхагаяджни и латасадханы тантрических текстов. Первоначальное учение тантризма относится к несравненно более древним временам, чем письменные изложения его. И именно первобытные верования в магические действенные силы женских половых органов являются источником позднейшего учения тантр, придающих этим верованиям столь важное религиозное значение. Однако, прежде чем перейти к рассмотрению тантризма, предварительно небесполезно ознакомиться с некоторыми примерами, свидетельствующими о сохранении первобытных магических культов в религиях других народов. Бриффолт описывает ряд религиозных обрядов, в которых играет важную роль предписываемая правилами ритуала нагота, то есть фактически выставление напоказ половых органов. К тому же разряду фактов относится и религиозное назначение изображений женских гениталий. Интересным примером этого является одна из находок при раскопках в долине Инда ¹³¹. На знаменитой гробнице Камакшьи¹³² в виде символа великой богини изображено йони, то есть женское лоно. Бриффолт приводит ряд других примеров такого же рода. Следует отметить, что после перехода магических функций в руки мужчин создалось и представление о том, что воплощением воспроизводительной силы человека является мужской половой член. Вследствие этого, с одной стороны, мужчины-жрецы стали раздеваться донага при совершении религиозного церемониала¹³³, с другой – получили широкое распространение изображения и символы фаллоса, употребляемые с ритуальными целями. В древнем Египте женщины устраивали шествия, во время которых несли огромные макеты фаллоса, приводимые в движение скрытыми от глаз нитями, как это до сих пор принято в Западной Африке и в долине реки Конго¹³⁴. Афинянки, принадлежавшие к самым знатным семействам, совершали такие же шествия в Тесмофории¹³⁵. Культ Весты, богини – покровительницы добродетели замужних женщин, был связан с употреблением фаллических символов¹³⁶. Как пишет Бриффолт, "нескромность является в Африке проявлением порочности ничуть не более, чем в Риме"¹³⁷.

Теперь мы можем вновь обратиться к рассмотрению проблем бхагаяджни и латасадханы в тантризме. Исходя из положений, развитых нами выше, следует ожидать, что особое значение, которое придается женским половым органам в тантризме, находится в непосредственной связи с верованием в то, что они являются источником естественного плодородия и связанного с ним материального процветания. Согласно традиции тантризма, бхага рассматривается как совокупность шести форм материального богатства, именуемых "шад-айшварья"¹³⁸. Каким образом слово, обозначающее женские половые органы, стало употребляться в таком смысле – это вопрос, который обычно стараются не ставить. Однако он весьма важен с научной точки зрения, и на него можно дать только один ответ, а именно: согласно первобытным верованиям, половые органы женщины являются источником всего материального богатства. Могут возразить, что слово "бхага" обозначало "богатство" еще до того, как оно стало наименованием женских гениталий. В таком значении оно употребляется уже в некоторых ранних гимнах "Ригведы". Но если дело и впрямь обстоит таким образом, это означает лишь, что тот же вопрос надо поставить несколько иначе, а именно: каким образом слово, первоначально обозначавшее материальное богатство, стало затем употребляться в качестве наименования женских гениталий?¹³⁹ Подтверждением того, что для обозначения богатства в тантризме использовалась главным образом терминология, относящаяся к земледелию, является наличие в тантрах другого названия женских половых органов – "лата". "Лата" значит дословно "ползущее", или растение. В тантрах же оно обозначает гениталии женщины. Очевидно, что между этими двумя значениями мыслилась определенная связь. О том, что представление о такой связи характерно для тантризма, свидетельствуют также так называемые "янтры". Янтры – это довольно сложные диаграммы. Согласно высказываемому иногда предположению¹⁴⁰, почитание янтр тантристами обусловлено верой в то, что боги якобы спускаются с небес, чтобы расположиться на янтрах. В действительности подобные объяснения не имеют ничего общего с воззрениями тантристов. Любой из них откровенно признается вам, если только он вам доверяет, что янтры являются изображениями женских половых органов. Этот факт неоднократно отмечался компетентными учеными. Так, Бхандаркар¹⁴¹ следующим образом высказывается по поводу обряда, связанного с шри-чакрой, или шри-янтрой, который он считает характерным для ортодоксального тантризма: "Он состоит в поклонении изображению, символизирующему женские половые органы. Символов девять, и нарисованы они один внутри другого. Оба рисунка, взятые вместе, составляют шри-чакру". В тантрах встречаются разнообразные янтры (рис. 7 – 10), с различными именами и шричакра - это лишь одна из них. Однако все они в существенных чертах сходны, они все представляют изображение женских гениталий, символически обозначаемых либо как лотосы (падма), либо как треугольники, а обычно как то, так и другое. В этом, собственно, нет ничего нового. Но нередко упускается из виду другая характерная особенность янтр. В состав большинства из них входит изображение растения в виде орнамента, окружающего со всех четырех сторон находящееся в центре изображение женских половых органов. Оно называется "калпа-латака" (дословно – растение, исполняющее желания).

Если мы зададим себе вопрос о причинах столь тесной связи между растениями и гениталиями женщин в тантрических янтрах, то сможем дать на него лишь один ответ. Источником этих диаграмм послужило то самое древнее верование, которое выразилось в присвоении богине имени Шакамбхари и которое запечатлено в изображениях, обнаруженных археологами при раскопках в Хараппе.

Мы перейдем теперь к рассмотрению того, каким образом треугольник мог стать столь часто встречающимся в тантрических янтрах символом женских половых органов. Выяснение этого вопроса прольет свет на историю развития существовавших в древности представлений о производстве и воспроизводстве. Наиболее древняя из известных нам в настоящее время статуй обнаружена в Австрии (рис. 13). Она создана в период позднего палеолита и называется "Венерой из Виллендорфа"¹⁴². Это фигура нагой женщины, с широкими бедрами и огромными грудями. Вероятно, это скульптура беременной женщины. О том, что мы не имеем в данном случае дело с произведением искусства в привычном для нас смысле слова, свидетельствует красная окраска статуи – обстоятельство, явственно указывающее на использование ее в ритуальных целях. По-видимому, перед нами статуя богини плодородия. Во всяком случае, следует отметить, что, несмотря на наготу женской фигуры, ее наружные половые органы не выделены особо; внимание же скульптора явно сосредоточено на изображении матки и грудей. Это довольно важное обстоятельство, ибо и в ряде других подобных скульптур, относящихся к периоду позднего палеолита, женские груди изображаются в подчеркнуто увеличенном виде. Эти фигурки женщин созданы на такой стадии развития человеческого знания, когда роль гениталий в процессе воспроизводства человека еще не была известна. Согласно распространенному в древности верованию, зачатие происходит якобы в женских грудях¹⁴³, а затем ребенок опускается в живот. Некоторыми историками высказывалось предположение, что источником происхождения этой идеи являются наблюдения над теми изменениями, которые происходят в грудях женщины на ранних стадиях беременности. Такое верование все еще бытует у сингалезцев в Британской Новой Гвинее¹⁴⁴. Возможно, что возникновение образа многогрудой Великой Матери у ацтеков¹⁴⁵ происходило в тесной связи с подобными представлениями. Эта Мать-Земля считалась ими способствующей возрастанию естественного плодородия. Очевидно, что те же идеи легли также в основу культа Артемиды Эфесской, которую ее почитатели представляли в виде многогрудой женщины, оказывающей благоприятное воздействие на плодородие почвы¹⁴⁶. Следует помнить, что простейшими и древнейшими средствами подчеркнуть значимость изображаемых предметов являются увеличение их размеров и увеличение их числа. Поскольку женские груди считались в древности находящимися в наиболее непосредственной связи с человеческим воспроизводством, палеолитические матери с их непомерно большими грудями, а также образы многогрудых женщин, подобно "Матери" ацтеков и Артемиде Эфесской, были не чем иным, как апелляцией к воспроизводительной силе с целью стимулирования плодородия почвы.

Но человечество не остановилось на таком довольно примитивном понимании таинства человеческого воспроизводства. Постепенно люди приходили к осознанию действительной роли женских половых органов в воспроизводительном процессе. В результате в применяемых с ритуальными целями изображениях женщин стали особо подчеркивать уже не груди, а гениталии. На этой стадии развития человеческих знаний, по-видимому, и возникли бхагаяджня и латасадхана тантризма. Мы можем также видеть влияние новых воззрений на примере древних изображений женских божеств. Важно отметить, что во многих из них мы сталкиваемся с явной тенденцией символически изображать женские половые органы в виде треугольника. По-видимому, именно здесь следует искать ключ к пониманию причин возникновения и ритуального значения треугольников тантрических янтр.

6. Кхапушпа

Бхилы¹⁴⁷ перед началом сева устанавливают камень в наиболее высоком месте поля и поливают его киноварью. Почему они делают это? Какое значение приписывают они киновари? Я думаю, что красная краска выступает в данном случае как символ менструальной крови. И поскольку, согласно первобытным представлениям, последняя считается основой всего процесса человеческого воспроизводства, обливание ею камня имеет целью стимулирование плодородия данного поля путем передачи ему ее плодоносных свойств. Только исходя из этого, можно объяснить то огромное значение, которое придается в тантрах менструальной крови и ее символическим заменителям. Вот что пишет по данному вопросу Томсон.

"Важно отметить, что магия, связанная с увеличением человеческого рода, бывает направлена на процесс, а не на результат, то есть на разрешение от бремени, а не на самого ребенка, и вследствие этого все кровотечения, как менструальные, так и послеродовые, рассматриваются как проявление жизнедарующей силы, заложенной в женщине. Примитивная мысль совершенно справедливо рассматривает менструации как процесс, близкий по своей природе к родам. Эта магия имеет двойную силу. Само ее могущество вызывает страх... С одной стороны, женщина, общение с которой запрещено, является неприкосновенной, священной; с другой стороны, ее рассматривают как нечто оскверненное, нечистое. Она то, что римляне называли sacra, – нечто священное и в то же время внушающее отвращение. Поэтому в патриархальном обществе, после того как женщина утрачивает свое значение в религии, начинает превалировать лишь отрицательная сторона. И не только ее половые функции считаются сами по себе нечистыми; этот приговор распространяется и на женскую природу в целом. Она становится корнем всякого зла, Евой-соблазнительницей, ведьмой. Такие воззрения всеобщи. Нет ни одной сферы человеческой жизни, в которой проявлялось бы большее единство взглядов, чем в отношении к менструирующей или рожающей женщине. Этот вопрос подробно рассмотрен Бриффолтом, который собрал соответствующие примеры, характерные для всех рас на всех ступенях их культурного развития"¹⁴⁸.

"Аристотель, Плиний и другие натуралисты, античные и средневековые, полагали, что зародыш образуется из крови, остающейся в матке после окончания менструации. Это кровь жизни. Поэтому, чтобы отметить, что на то или иное лицо или предмет распространяется табу – менструальный, послеродовой или какой-нибудь другой запрет, созданный по этому первоначальному образцу, – на нем чаще всего ставят знак кровью или краской цвета крови. И соответственно двусторонней силе самого табу этот кровавый знак оказывает двойное действие: запрещает общения и свидетельствует о передаче жизненной силы.

Во всем мире распространен обычай, что менструирующие или беременные женщины мажут тело красной охрой, которая одновременно служит предостережением для мужчин и средством повышения плодовитости женщин. У многих народов принято окрашивать лоб невесты красной краской в знак наложения на нее запрета для всех мужчин, кроме ее мужа, и в знак гарантии, что она родит ему детей. Таково происхождение косметики. У валенгов, одного из племен банту, каждая женщина имеет горшочек красной охры, этой священной принадлежности ее пола, которой она красит лицо и тело при различных ритуальных церемониях. В качестве некоторых из многочисленных случаев, в которых ей требуется эта краска, можно отметить следующие. После родов мать и ребенка пачкают краской; это делается, чтобы ребенок и мать жили.

При инициации девушку с головы до ног обмазывают красной краской, чтобы она родилась вновь и не была бесплодной.

По окончании траура, переступив через костер, вдова окрашивает тело в тот же цвет: так она снимает с себя осквернение от соприкосновения со смертью. Красный цвет обозначает восстановление жизни. Вот почему кости в верхнепалеолитических и неолитических погребениях бывают покрыты красной краской. Символическое значение этого обряда становится совершенно понятным, когда мы обнаруживаем (а это бывает постоянно), что покойник был положен в могилу в скорченном, или, иными словами, в утробном, положении. Окрасить тело в красный цвет, цвет жизни, придать ему положение младенца в материнском чреве – что же еще мог сделать первобытный человек, чтобы обеспечить душе покойного вторичное рождение?"¹⁴⁹

Мы можем привести здесь несколько примеров того, как это первобытное верование сохранилось в религиях Индии, возникших в более поздние времена. В Бенгале "распространено поверье, согласно которому в начале сезона дождей Мать-земля приготавливается к оплодотворению и менструирует. В течение данного времени крестьяне воздерживаются от пахоты, сева и вообще всех сельскохозяйственных работ"^1б0.

Религиозный церемониал, производимый по этому случаю, называется амвувачи. Подобным же образом в Траванкоре "существует периодически исполняемый в храме весьма важный ритуал. Он известен под названием трипукхаратту, то есть как церемония очищения, и находится в связи с менструациями богини, происходящими якобы восемь или десять раз в год. Во время таких менструаций одеяние, в которое запеленута металлическая статуя богини, покрывается красными пятнами. Покрытая пятнами одежда посылается для расследования женщинам Ванджипужхи и Талавур Патти, и, после того как они производят его, статую уносят в особое помещение, а алтарь в храме временно закрывается. Одежда же отдается прачкам и более никогда уже не одевается на богиню. Верующие всячески стремятся достать хоть кусочек ее, считая ее реликвией"¹⁵¹.

Точно так же и в Чунгануре придается большое значение менструациям богини Парвати¹⁵². Аналогичным образом обстоит дело с богиней Камакхьей в Ассаме¹⁵³. Поскольку происхождение тантризма прослеживается вплоть до магических верований, связанных с процессами производства и воспроизводства, то большое значение, которое придается в этом учении менструальной крови, становится вполне понятным. Тантристы имеют специальный термин для ее обозначения. Обычно она называется "кусума" или "пушпа", иногда же, несколько мистически, "кха-пушпа". Сама эта терминология говорит уже о связи, мыслимой между менструальной кровью и растительным миром. Слова "кусума" и "пушпа" означают цветок. Растение приносит плоды точно так же, как, по мнению примитивных народов, женские половые органы рождают ребенка. Поэтому гениталии женщины называются "лата", или растением. Но плод не может появиться без цветка, и точно так же менструация предшествует беременности. Поэтому-то менструальная кровь и называется, как и цветок, "кусума" или "пушпа".

В тантрической литературе вопрос о менструальной крови рассматривается весьма подробно и всесторонне. Крови женщин различных типов даются специальные имена¹⁵⁴. Но эти детали уже не интересны для нас. Важно лишь запомнить, что ряд других тантрических обычаев, например употребление киновари и ношение одежд красного цвета, восходит к тому же верованию. В настоящее время оно является, конечно, всего лишь суеверием и пережитком прошлого. Возможно также, что с современной точки зрения трудно найти что-либо более неприличное и отвратительное, чем обширные рассуждения по этому вопросу, содержащиеся в тантрах. Но нет ничего удивительного в том, что древнее верование превратилось в суеверие, – это неизбежный результат развития человеческого производства и человеческих знаний. Однако то ощущение нечистоты, с которым мы обычно воспринимаем менструальную кровь, возможно, связано с другим фактором. Это не что иное, как новый предрассудок, занявший место старого. Неумение объективно отнестись к ней в значительной мере связано с патриархальными предубеждениями.

7. "Пять ма"

"Каким образом, о Дэви (богиня), смог бы кто-нибудь повторить мантру Чанди, если бы не было "пятерки", – говорится в одной из тантр¹⁵⁵. "Пять ма, о Дэви, приятны богам", – пишется в другой¹⁵⁶. И существует еще множество текстов, упоминающих "пятерку", или "пять ма". "Пятерка", о которой говорится в столь почтительных выражениях, состоит из следующих компонентов: мадья (вино), манса (мясо), матсья (рыба), мудра (жареная пшеница) и майтхуна (половое сношение). Поскольку все эти слова начинаются слогом "ма", то они получили название панчамакара, или пять ма. Почитание подобных вещей, несомненно, носит отталкивающий характер. Современные исследователи, пытавшиеся как-то оправдать тантризм и найти в нем рациональный смысл, естественно, столкнулись с самым большим препятствием на этом пути при рассмотрении как раз "пяти ма". Правда, иногда предпринимаются попытки мистифицировать их действительную сущность. Утверждают, например, что подлинное значение панчамакары слишком утонченно и лежит за пределами понимания непосвященных. Или говорят, что это слово обозначает обряды, которые предназначаются не для обычных людей, а для продвинувшихся по пути духовного развития. Или: что практическое осуществление панчамакары является делом, по своей сложности и опасности превосходящим балансирование на острие бритвы или забавы с дикими тиграми¹⁵⁷. И так далее. Подобные оправдания малоинтересны. Их явная абсурдность только еще более подчеркивает слабость тех позиций, которые они предназначены защищать. При современном уровне развития производства, при продвинувшемся далеко вперед познании законов природы трудно восхищаться подобной архаической практикой или оправдывать ее. Однако необходимо понять ее. И прийти к такому пониманию можно только в том случае, если рассматривать ее с учетом жизни наших далеких предков, которые с изобретением земледелия сделали лишь первый шаг на пути цивилизации. Из "пяти ма" мы подробно рассмотрим только мадью и майтхуну, то есть ритуальную практику, связанную с питьем вина и половыми сношениями. По словам одного современного автора¹⁵⁸, "трудно возразить что-либо против употребления жареной пшеницы, рыбы и мяса, но приводит в недоумение мысль, что питье вина и половые сношения могли быть религиозными обрядами". И все же при чтении тантр мы сталкиваемся с совершенно категорическими заявлениями по поводу значения обоих этих "ма". Так, без употребления вина ни при каких обстоятельствах не может совершаться ритуальный акт (садхана). Как пишется в одной из тантр:

"Без вина никогда не может быть достигнута сиддхи (цель обряда), поэтому следует позаботиться о том, чтобы выпить его достаточное количество, принудить ее к тому же и лишь затем произнести заклинания"¹⁵⁹.

Очевидно, что нельзя включить такие положения в философию цивилизованных людей. Но мы должны постараться понять это в свете того, что нам известно о первобытных племенах, сохранивших свои древние обычаи до наших дней. Ораоны¹⁶⁰ перед посадкой сеянцев риса совершают возлияние рисовой водки на поле. Байги¹⁶¹, расчистив для посева часть леса и определив границы своего земельного участка, периодически обходят их, кропя землю вином на протяжении всего своего пути. Данная работа выполняется у них шаманом, который при этом нередко напивается допьяна. Предполагается, что в результате он приобретает удивительные магические силы и способности или, как говорит об этом Крук, мнимое божественное вдохновение. Последний совершенно правильно полагает, что в основе церемониала, производимого гондами вокруг священного дерева махуа, лежит та же самая идея о вине как носителе магических сил и свойств. Они выцеживают из цветов этого дерева опьяняющий сок и пользуются им при совершении "различных религиозных и домашних обрядов". Крук¹⁶² приводит также ряд других примеров использования хмельных напитков с целью предотвращения болезней и обеспечения плодородия почвы. Но по какой причине вино считалось носителем магических сил и, в частности, средством стимулирования плодородия? Дело в том, что, согласно первобытным представлениям, оно, подобно крови, считалось основоначалом жизни. Это явствует из двоякого рода примеров. Во-первых, в ряде случаев вино использовалось для того, чтобы предотвратить смерть. Во-вторых, его применяли также как средство успешных родов. Таким образом, оно считалось средством достижения обеих этих целей. Следующие примеры явственно показывают, что вино употреблялось с целью очищения от оскверняющего дыхания смерти.

"Ирландские поминки являются типичным образцом распространенной практики отмечать смерть ближних распиванием спиртных напитков. В Западной Африке люди племени тши напиваются допьяна во время поста, длящегося некоторое время непосредственно после смерти, и плакальщики, как правило, бывают изрядно навеселе. Точно так же обстоит дело и у йорубов. В большинстве случаев, однако, возлияния вина начинаются после погребения. Индийцы племени вулва во время похорон распивают в большом количестве хмельной напиток, именуемый ими "мишла". При этом длинная лента из полотна протягивается наподобие проволоки на телеграфных столбах от места поминальной тризны до свежевырытой могилы. Я видел, как белая нить тянулась вдоль реки на протяжении ряда миль и несколько раз пересекала ее. Когда умирает мужчина племени бангала, его семейство достает из запаса много вина, приготовленного из сахарного тростника. В течение трех или четырех дней пьют и танцуют до тех пор, пока вино не кончится. Гвианские индейцы поступают подобным же образом. У чиньяев в Замбези напиток, напоминающий пиво и именуемый помбе, играет весьма важную роль в поминальных обрядах. о большом количестве он употребляется, в частности, во время так называемой церемонии бона. При совершении ее в специально проделанные в могиле углубления вливается помбе. В одном из них, проделанном в той части могилы, которая обращена в сторону хижины умершего, участники церемонии моют руки этим напитком. Когда процессия возвращается с кладбища, вдова покойного (именуемая "мусимо", то есть привидением), не снимая ситцевого покрывала, которым покрыта ее голова, непрестанно пьет помбе. В доме вдовы выкапывается и цементируется большая лунка в полу. Она наполняется помбе, и все поочередно пьют его, черпая напиток ложками и чашками. Вслед за тем начинаются торжественные поминки с угощением из мяса и помбе в больших количествах"¹⁶³.

Вино применяется при погребальных обрядах и в Индий, особенно среди так называемых низших каст. При этом оно явно предназначается для очищения от осквернения, связанного с соприкосновением со смертью, и обеспечения возрождения к новой жизни. Одним из распространенных названий спиртных напитков местного изготовления в Индии является сандживани, или мрита сандживани, то есть то, что дает жизнь, или то, что дарует ее мертвому. То же самое верование, по-видимому, лежит в основе использования вина в обрядах посвящения, имеющих, по существу, дело со смертью и возрождением: ребенок умирает как ребенок и рождается как взрослый. Не удивительно поэтому, что здесь используется традиционное средство возрождения к жизни¹⁶⁴. В первобытном обществе за посвящением следовала свадьба, а последняя рассматривалась как приготовление к акту произведения потомства. В связи с этим, как можно было ожидать, спиртные напитки, употребляемые самыми разнообразными способами, играли весьма важную роль в свадебных обрядах.

"В Типпере во время свадьбы невеста получает от матери стакан вина. Она идет к жениху, садится на его колени и, отпив немного из стакана, передает остальное ему... У членов племени карки кубнис в Тане вино дают жениху и невесте по окончании свадебной церемонии. Родственники девушки, выходящей замуж, у кхьйонгов преграждают жениху путь бамбуковой изгородью. Прежде чем ему позволят войти к невесте, он должен выпить с ними "чашу любви и дружбы". В Марокко во время свадьбы священник вручает бракосочетающимся бокал освященного им вина. Когда они осушают его до дна, жених разбивает бокал о пол, высказывая при этом пожелание не разлучаться с невестой до тех пор, пока осколки не соединятся вновь... У парков обоим молодоженам дают по кружке пива. Они выпивают его, предварительно смешав содержимое своих кружек, и это считается завершением свадьбы. На Молуккских островах, в Бенгале, Японии, Бразилии, России, Скандинавии и во многих уголках Европы молодожены во время всей свадебной церемонии или по крайней мере на каком-то ее этапе пьют вино или пиво из одного сосуда. В Израиле жених вливает вино в рот невесты. В Китае и Корее молодожены пьют вино из двух чаш, связанных красной лентой. В христианских странах этот обряд отделился от свадебного церемониала, тем не менее продолжая существовать в несколько видоизмененном виде и состоя в том, что вскоре после свадьбы супруги должны совместно причаститься. У гондов отцы семейств, из которых происходят жених и невеста, угощают друг друга вином"¹⁶⁵.

Вера в то, что спиртные напитки являются стимуляторами воспроизводительной силы в человеке, воплотилась, может быть, наиболее ярко в легенде санталов о происхождении людей¹⁶⁶.

"Из двух птичьих яиц появилось два первых человеческих существа – мальчик и девочка, по имени Хирам и Айо. У них не было одежд, но они не чувствовали стыда и жили в мире и согласии. Но у них не было потомства, поэтому однажды к ним явился верховный дух (бонга) Лита и сказал: "Как поживаете, внуки? Я ваш дед и пришел навестить вас. Я вижу, что ваши дела обстоят неплохо, но в мире существует одно большое удовольствие, которого вы не испробовали. Сварите себе пива и выпейте его, оно очень вкусно". И затем он научил их варить пиво. Все трое пошли в лес, и Лита указал им, где найти необходимые коренья. Они нашли эти коренья и приготовили пиво. Тогда дед сказал им: "А теперь вы оба должны выпить приготовленный напиток, предварительно вылив часть его на землю для Литы. Завтра я навещу вас снова". И они сделали три чаши из листьев и наполнили их пивом, а затем вылили на землю содержимое одной из них, ради Литы, и наконец начали пить то, что было в двух оставшихся чашах. Отпив немного, они предались любовным утехам. Когда же ими было выпито все пиво, наступила ночь, и они, окончательно опьянев, легли спать вместе. На рассвете же неожиданно появился Лита. Он обратился к ним со следующими словами:

"Вы уже поднялись с ложа, о внуки, или еще лежите? Выйдите ко мне!" Но, очнувшись, они увидели свою наготу и устыдились. Поэтому они ответили ему: "Как же нам выйти, о дедушка! Нам ужасно стыдно. Ведь мы оба голые. Прошлой ночью, опьянев от пива, мы сделали что-то дурное". Тогда Лита сказал им: "Не придавайте этому значения". И, улыбаясь, ушел прочь... После этого у них родились дети – семь мальчиков и семь девочек".

Смысл легенды совершенно ясен. Пара первых людей на земле была научена приготовлению пива, без которого они не получили бы потомства. Таким образом, согласно первобытным представлениям, вино не только помогало преодолеть смерть, но и способствовало возникновению жизни. Подобно крови, оно было жизнедарующим основоначалом. Довольно интересно исследовать, в какой мере эти представления основывались на наблюдении психофизических изменений, вызываемых у человека действием вина. Следует предполагать, что именно эти наблюдения и сыграли тут решающую роль. Опьянение легко могло быть принято за состояние преисполненности жизненным началом, привходящим в тело человека вместе с вином. Поэтому-то последнее и употреблялось шаманами и жрецами в качестве средства, вызывающего вдохновение. Бриффолт¹⁶⁷ приводит ряд интересных примеров этого. Все они явно связаны с первобытным верованием в магические свойства вина, в особенности с тем его аспектом, который касается стимулирования процесса возникновения жизни. Именно здесь следует искать истоки употребления спиртных напитков в церемониале, производимом ради возрастания плодородия земли. Исходя из вышесказанного, следует считать вполне логичным, что в тантрах придается столь большое значение вину. Некоторые индийские ученые, придерживающиеся традиционной точки зрения на наследие прошлого, высказываются в связи с данным вопросом в защиту тантризма на том основании, что употребление мяса и спиртных напитков в ритуальных целях не совсем чуждо и ортодоксальному учению вед.

"Мнение, согласно которому предписания тантр относительно панчамакары противоречат ведам, по словам тантристских пандитов, ошибочно"¹⁶⁸. Как указывают последние, употребление мяса и спиртных напитков было весьма распространено среди ведических племен и входило в их религиозный церемониал. Мы остановимся здесь подробнее на той роли, которую в их жизни играло вино. Наиболее распространенным видом его была так называемая сома. О ней весьма часто упоминается в ведической литературе. Сома – это также имя. одного из богов ведического пантеона, и важный обряд, посвященный ему (сомаяга), хорошо известен и в настоящее время. Небезынтересно отметить, что этот хмельной напиток в ведической литературе фигурирует в качестве средства преодоления смерти и достижения бессмертия. "Мы выпили сому и стали бессмертными"¹⁶⁹, - пишет один из создателей этой литературы. Еще более сильным, хотя и сравнительно реже употребляемым спиртным напитком была так называемая сура. Впоследствии это слово стало применяться для обозначения всех алкогольных напитков вообще. Сура была, по-видимому, несколько крепче сомы, и употребление ее ограничивалось строго ритуальными целями. Она применялась при совершении ваджапеи, саутрамани и некоторых других ведических обрядов¹⁷⁰. Для нас особенно важно, что в ведической литературе сура связывалась с ритуалом, относящимся к магии, имеющей целью возрастание плодородия, что уже отмечалось компетентными исследователями вед нашего времени¹⁷¹. Но что, собственно, означает все это и, в частности, упоминания о ритуальном использовании суры в ведической литературе? Значит ли это, как утверждают в наши дни некоторые тантристские пандиты, что панчататтва тантр вытекает из ведических обычаев и установлений? Подобную точку зрения следует признать фантастичной хотя бы потому, что мадья тантристской панчамакары есть не что иное, как использование вина в ритуальных целях, стоящее в тесной связи с возвышением роли женского основоначала. Другими словами, учение тантр в основе своей глубоко отлично от учения вед, и было бы бесполезно и ошибочно пытаться вывести первое из последнего. Тем не менее упоминания об употреблении сомы и суры в ритуальных целях, встречающиеся в "ведах", не лишены интереса. Здесь, как и во многих других характерных чертах ведических обрядов, запечатлелось первобытное прошлое исполнявших их племен. Эти племена занимались большей частью скотоводством и поэтому не чувствовали столь острой нужды в церемониале, имеющем целью возрастание плодородия, как первобытные земледельцы. Мы уже видели, что магические верования и обряды имеют наибольшее значение на самой ранней стадии развития земледелия. Именно поэтому употребление суры не могло иметь в ведах такого огромного значения, как в тантрах. Однако использование сомы и суры в ритуальных целях показывает, что в ранний ведический период племена, чье культурное наследие так превозносилось представителями позднейшего брахманизма, в своих верованиях и поведении имели немало общего с ныне здравствующими ораонами и байгами. Кроме того, так называемые низшие касты, в силу своей отсталости до сих пор придающие большое значение употреблению вина в свадебном и погребальном церемониале, в этом отношении опять-таки представляют собою разительную параллель с ведическими племенами, чьи верования и обряды позднейший брахманизм, с его ненавистью к низшим кастам, пытается как-то оправдать. Мы можем перейти теперь к рассмотрению другого "ма" панчамакары, а именно майтхуны, или полового сношения.

Фрезер замечает относительно летних и весенних празднеств в Европе:

"Вполне вероятным является также предположение, что распущенность и разнузданность, которыми сопровождались эти церемонии, были первоначально не каким-то случайным эксцессом, а весьма существенным элементом ритуала, что, по мнению тех, кто устраивал подобные церемонии, брак деревьев и растений не мог быть плодовитым без реального соединения человеческих полов"¹⁷².

Далее он добавляет, что в цивилизованной Европе наших дней уже трудно столкнуться с этим архаическим верованием в его первоначальной форме.

"Расы же менее цивилизованные, живущие в различных частях мира, сознательно применяли половые сношения людей в качестве средства обеспечения плодовитости земли. С полным правом можно рассматривать некоторые обряды, сохраняющиеся или до недавнего времени сохранявшиеся в Европе, как стершиеся следы магической практики подобного рода".

Очевидно, что последняя отражала ту ступень в развитии человеческого знания, на которой связь между половым актом и зачатием была уже осознана. Поэтому суть ее заключалась в том, чтобы при помощи полового сношения, обеспечивающего получение потомства у человека, оказать магическое воздействие на плодородие земли. Фрезер приводит далее ряд примеров этого¹⁷³. Так, пипилы в Центральной Америке воздерживаются от половых сношений в течение четырех дней "...для того, чтобы в ночь перед началом сева они могли полнее предаться своим страстям. Говорят даже, что некоторые лица были специально предназначены для совершения полового акта в тот самый момент, когда в землю бросались первые зерна".

Половые сношения рассматривались ими как необходимый компонент при совершении земледельческих работ, "без которого не следует производить сев". В некоторых частях Явы во время цветения рисовых полей крестьяне с женами отправляются ночью в поле "и совокупляются там, чтобы ускорить рост злака". Среди части европейских крестьян распространены обряды, представляющие собой пережитки того же верования. "В некоторых частях Германии во время жатвы мужчины и женщины, убирающие хлеб, катаются вместе по полю"¹⁷⁴. На Украине "молодые супружеские пары ложились на засеянные поля и катались по ним несколько раз, веря, что таким образом они помогут росту хлебов"¹⁷⁵. Бриффолт замечает по этому поводу следующее.

"Обряды, с незапамятных времен связывавшиеся с обеспечением племени пищей, после того как источником ее стало земледелие вместо охоты, естественно развились в магический церемониал, имеющий целью стимулирование естественного плодородия. Вера в то, что половой акт не только помогает получению обильного урожая, но даже прямо необходим для этого, получила всеобщее распространение на ранних стадиях развития человеческой культуры"¹⁷⁶.

Говоря о половых сношениях, совершаемых с ритуальными целями, следует иметь в виду одно обстоятельство. Иногда они представляют собою не что иное, как возрождение в виде обрядов практики первобытного промискуитета и групповых браков¹⁷⁷. Цивилизованному наблюдателю поэтому они могут легко показаться проявлениями половой распущенности. Но такое представление не соответствовало бы действительности. "Несправедливо и неправильно было бы рассматривать эти оргии как простой разгул разнузданной страсти: вернее всего, что их организуют торжественно и сознательно, считая их существенно важными для плодородия земли и благополучия человека"¹⁷⁸. Бриффолт¹⁷⁹ отмечает, что традиционные временные допущения свободы полового общения мотивировались отнюдь не необходимостью уступок чувственности, что подтверждается также и наличием почти религиозных представлений о святости такого ритуального промискуитета. Все это следует не упускать из виду при рассмотрении следующих широко известных примеров.

"Жители Перу соблюдают строжайший пост и полностью воздерживаются от половых сношений перед праздником, которым они отмечают созревание груш (палта). При наступлении праздника нагие мужчины и женщины собираются вместе и по данному сигналу бегут наперегонки, после чего мужчины совершают половой акт с теми женщинами, которых им удается догнать. Подобные же ежегодные празднества, во время которых допускается неограниченная свобода половых сношений, происходили в Чили, Никарагуа, а у некоторых мексиканских племен сохранились и до наших дней. Священные празднества Джурупури у уопов и ряда других племен в долине Амазонки представляют собою не что иное, как временное допущение промискуитета, когда старые и молодые мужчины и женщины совокупляются совершенно свободно. У чороти все ритуальные танцы сопровождаются публично и без ограничений совершаемыми половыми актами. Таковы же обычаи бороро. У патагонцев главный религиозный праздник, называемый Камаруко, представляет собой всеобщую оргию. У племен, населяющих прерии Северной Америки и низовья Миссисипи, празднества в честь урожая связаны с допущением промискуитета, причем старые мужчины и женщины увещевают молодежь, чтобы она предавалась половым сношениям без всякого разбора"¹⁸⁰. "На некоторых островах, которые расположены между западной частью Новой Гвинеи и северной частью Австралии, языческое население рассматривает солнце как мужское начало, оплодотворяющее землю, являющуюся женским началом... Каждый год в начале периода дождей господин солнце нисходит в священное фиговое дерево, чтобы оплодотворить землю... По случаю этого праздника приносят в жертву множество свиней и собак. Мужчины и женщины предаются сатурналиям, посреди огромной толпы под пляски и пение публично инсценируется мистическое соединение солнца и земли путем реального совокупления мужчин и женщин под деревом. Целью праздника является, как сообщают наблюдатели, получение от дедушки солнца дождя, пищи и питья, а равно и богатого приплода скота и детей"¹⁸¹.

"У даяков на Северном Борнео во время празднества, именуемого бунут, предназначаемого для обеспечения плодородия почвы и получения обильного урожая риса, в течение четверти часа допускается неограниченная свобода половых сношений, после чего восстанавливаются совершеннейшие приличия и порядок... У джакунов в Малайе в период сбора урожая риса мужья обмениваются женами"¹⁸².

Бриффолт приводит огромное число подобных фактов¹⁸³. Рассмотрим теперь несколько примеров, непосредственно касающихся Индии. Крупнейший праздник санталов называется сохра. Современные исследователи уже отмечали его явную связь с земледелием. Вот как описывает этот праздник один из них.

"Пять дней заполнены непрерывными плясками, обильным возлиянием вина и беспорядочно совершаемыми половыми сношениями. Интересно отметить, что в начале праздника глава деревенской общины обращается с речью к собравшимся крестьянам, в которой разрешает им любовные забавы, указывая лишь, что к некоторым женщинам нельзя прикасаться. Жители деревни отвечают ему на это, что они заткнули свои уши двенадцатью кусками хлопка, закрыли глаза и не будут ничего слышать и видеть, не обратят ни на что внимания"¹⁸⁴.

"Беспорядочное половое общение, происходящее во время праздника Магхе в Колхане, равно как и на ряде других праздников, не является простым проявлением промискуитета. Дальтон совершенно неверно объясняет причины употребления неприличных выражений хосами, когда они отмечают Магхе и когда как родители, так и дети осыпают друг друга отборнейшей бранью. Подобные обычаи существуют не только у хосов... это не что иное, как повсеместно распространенные земледельческие обряды"¹⁸⁵.

"У ренгмов (одно из племен нагов) не существует проституции ради заработка, но моральные ограничения свободы половых сношений хотя и строги в некоторых деревнях, в других – довольно-таки слабы и неопределенны. И они исчезают почти полностью во время сева. Иногда это объясняют большим употреблением спиртных напитков в данный период, вероятнее всего, однако, в основе такого поведения лежит наполовину неосознанное верование в то, что половые сношения будут благоприятствовать росту естественного плодородия"¹⁸⁶.

"Наиболее разительным примером верования в благоприятное воздействие половых актов на урожай является то, что мне довелось наблюдать в небольшой деревне Конияк. Богатые крестьяне выделяют специальные места на верандах возле своих амбаров, перегораживают их и приспосабливают для спанья, а затем приглашают молодых людей переспать там со своими подружками. Хозяин лично договаривается об этом с гостем, причем место на веранде в данном случае может получить любой желающий"¹⁸⁷.

Приведем еще один интересный пример, свидетельствующий о том, какое большое значение придается нагами половым сношениям в деле обеспечения хорошего урожая. При проведении земледельческих работ они постоянно производят так называемую церемонию "очищения пути".

"Крестьяне, входящие в состав одного из племен нагов – земи, устанавливают на специально расчищенной тропинке в поле изображение половых органов, расположенных так, как это бывает во время совокупления. Гениталии женщины слеплены из глины, причем сухая трава изображает волосы на лобке, в качестве же мужского полового члена выступает деревянный колышек. Группы парней и девушек, направляющихся в поле и возвращающихся оттуда, останавливаются возле этого изображения, причем один из молодых людей устанавливает колышек соответственным образом, к вящему удовольствию остальной компании"¹⁸⁸.

Крук указывает, что первоначальной целью общеиндийского религиозного праздника холи было обеспечение плодовитости людей и животных, а также плодоносности растений, причем характерными чертами его являлись крайний беспорядок и неограниченный разврат... "это были периодически совершаемые по всей Индии сатурналии"¹⁸⁹. "Во время земледельческих праздников в Парганаите в горах Раджмахал холостые парни и незамужние девушки предаются беспорядочным половым сношениям¹⁹⁰. В период весенних празднеств у бхуйев в Ориссе совокупляющиеся пары не обращают никакого внимания на отношения родства, равно как и на брачные отношения"¹⁹¹. Подобным же образом поступают и коты в горах Нилгири¹⁹². Женщины-ассамки во время празднеств весны могут иметь сношения со всеми, с кем им заблагорассудится, "не вызывая нареканий и не портя этим своей репутации"¹⁹³. Такие же празднества происходят в Кхондистане, в северной Бирме и у диких племен, населяющих Манипур¹⁹⁴. Мы рассмотрели уже вполне достаточное количество примеров. Однако, чтобы еще рельефнее показать связь, существовавшую, по представлениям первобытных племен, между половым актом и земледелием, приведем еще интересные филологические данные из работ Багчи¹⁹⁵.

"Санскритское слово лангалам означает не только плуг, но и фаллос. С другой стороны, его видоизмененная форма, "лангула", применяется, в особенности в сутрах и "Махабхарате", для обозначения фаллоса и хвоста (животного)... Таким образом, существует тесная связь между тремя значениями слова – "фаллос", "плуг" и "хвост". Существует явная аналогия между актом совокупления и процессом вспашки земли плугом с целью сева. Проблема еще более осложняется, если учесть, что "существует слово "линга", весьма сходное с двумя предшествующими и имеющее значение "фаллос".

Багчи считает, что эти слова имеют австрало-азиатское происхождение. Он приводит далее следующие факты в подтверждение своей точки зрения.

"Кроме того, у санталов имеется односложное слово "ла", обозначающее "копать, рыть яму". Производные от него, такие, как "лангалам" и т. д., означают не что иное, как проникновение плуга в мать-землю. Поэтому буквальным смыслом названий фаллоса и плуга в рассматриваемых (австрало-азиатских) языках является "вводимый внутрь член"¹⁹⁶.

Подтверждением этой гипотезы служит форма орудий, применяемых австрало-азиатскими народностями для обработки почвы.

"Некоторые австрало-азиатские племена до сих пор употребляют при вспашке вместо плуга заостренную палку для того, чтобы выкапывать в земле ямки, в которые они помещают семена... Здесь аналогия между фаллосом и орудием сельскохозяйственного производства выступает в самом неприкрытом виде... Этой палке в Меланезии и Полинезии зачастую придается форма фаллоса. В ряде полинезийских языков для обозначения фаллоса и орудия вспашки земли употребляется одно и то же слово. Возможно, что индийские аборигены пользовались некогда для обработки полей такими же заостренными палками, л их названием стали изобретенные впоследствии плуги"¹⁹⁷.

Остается еще неизвестным, доказывает ли все вышеприведенное влияние австрало-азиатских языков на санскрит. Но в любом случае эти лингвистические данные представляют для нас большой интерес. Очевидно, что за подобными фактами скрывается нечто большее, чем простое уподобление путем случайного сравнения. А именно представления о севе и вспашке переплетались с представлениями о половых сношениях до такой степени, что эти процессы считались в существенных чертах совершенно сходными. Важно отметить, что в приведенных нами примерах основное значение приписывается той роли, которую играет в половом акте мужчина, благодаря аналогии фаллоса с плугом. Существуют и другие причины этого. Санскрит, вне зависимости от того влияния, которое на него оказывали языки индийских аборигенов, во всяком случае, служил средством выражения и воплощения ведических традиций. Это были традиции преимущественно пастушеских племен, в которых господствовал патриархат. И все же особую важность имеет тот факт, что в редких случаях, когда в ведической литературе упоминается о земледелии, оно рассматривается как процесс, по существу своему глубоко сходный с половым актом. Сев уподоблялся оплодотворению семенем женского лона.

"Тайттирия санхита"¹⁹⁸ рекомендует произносить следующее заклинание для достижения успеха в земледелии:

"Впрягайте же скот в плуги, натяните покрепче упряжь, сейте здесь зерна в лоно, что готово их принять. Да услышит земля наши песни, да вознаградит певцов урожаем, да склонятся низко колосья под нашими серпами!"

Подобные же мысли встречаются и в других санхитах. Ведические поэты, таким образом, рассматривали земледельческое производство как находящееся в тесной связи с человеческим воспроизводством. Возможно, наиболее интересным образом это проявляется в "Ваджасанея санхите"¹⁹⁹. Современные исследователи вед чувствуют себя несколько неловко при рассмотрении соответствующего отрывка, взятого оттуда. Он кажется отталкивающе непристойным и противоречащим нашим принципам морали и приличия. В нем имеются диалоги, происходившие между ведическими жрецами Адхварью, Удгата, Брахма я женщинами - Кумари, Вавата, Махиши. В этих диалогах разбираются довольно непристойные подробности полового акта. Но что интересно для нас, так это непрестанно повторяющийся здесь рефрен, явно земледельческого происхождения: "шите вате рунаннива". Согласно пояснениям комментаторов, он означает: "...как крестьянин, просушивающий семена риса, выставляет их на свежий воздух и этим ускоряет их рост". Я приведу здесь в вольном переводе часть упомянутого отрывка вместе с наилучшим из известных комментариев на него.

"Подыми ее вверх так, как подымаешь ношу в гору; затем дай расшириться тому, что находится в нижней части ее тела. Как (зерна) просушиваются холодным ветром".

Комментарий Уваты: "Удгата совокупляется с Ваватой. Он говорит: "Подыми эту женщину. Подыми Вавату вверх. Как? Как подымают ношу, обхватив ее посередине. Таким образом подняв ее, удерживай в этом положении. Подыми Вавату так, чтобы ее половые органы могли расшириться. И держи ее. Как крестьянин, просушивающий семена, выставляет их на свежий воздух и этим ускоряет их рост".

"Подыми его вверх так, как подымаешь ношу в гору. Затем дай вступить в действие нижней части его тела. Как зерно сушится холодным ветром".

Комментарий Уваты: "В ответ Вавата говорит Удгате: "С тобою также можно поступать подобным образом. Здесь женщина играет роль мужчины. Она подымает его, как ношу. Затем предоставляет возможность действовать нижней части его тела, при помощи которой он выполняет половой акт. Затем прижимает его к себе. Как крестьянин, просушивающий семена, выставляет их на свежий воздух и этим ускоряет посев".

И так далее. Подобными же "непристойностями" обмениваются со своими собеседницами и другие ведические жрецы. Судя по контексту, этому отрывку явно придавалось большое ритуальное значение. Он составлял часть "ашвамедхи". Половой акт рассматривался здесь как средство, сйособствующее росту плодородия почвы".

"Такая "царица" обязательно должна была зачать, чтобы и земля могла давать плоды", – пишет Томсон об участнице этого обряда²⁰⁰.

Следует отметить, что неприличные выражения, применявшиеся при этом, имели вполне определенную цель.

"Считалось, что стимулировать действия божественной воспроизводительной силы, от которой зависят плодородие земли и плодовитость человека и животных, можно не только путем совершения полового акта, но и при помощи чувственных и похотливых речей"²⁰¹.

Именно поэтому неприличные жесты и выражения составляют столь характерную черту первобытных земледельческих обрядов.

Мы можем теперь снова вернуться к вопросу о вамачаре вед, о которой уже говорилось в главе I. Нетрудно найти объяснение наличию столь своеобразных идей в ведической литературе. Предки ведических племен жили некогда, подобно предкам всех народов мира, в первобытном обществе и считали половые сношения средством стимулирования естественного плодородия вообще и плодовитости скота в частности. Это древнее верование дошло до авторов брахман и упанишад, которые попытались дать ему свое истолкование. Из того же самого источника исходят и тантристские представления о магическом значении полового акта. Следует отметить несколько моментов, отличающих ведическую вамачару от камасадханы тантр.

Во-первых, половой акт призван, согласно мнениям, высказываемым в ведической литературе, как правило, стимулировать не плодородие почвы, а плодовитость скота.

Во-вторых, поскольку эта литература создавалась в условиях патриархального общества, она отражает господствующее положение мужчины, проявляющееся в отношениях между полами. Так, в "Брихадараньяка упанишаде"²⁰² пишется: "Если она не захочет исполнить его желание, ему следует задобрить ее. Если же и это не сломает сопротивления, пусть он ударит ее палкой или рукою я силой овладеет ею". Мы приведем здесь еще одно интересное свидетельство этого мужского превосходства. Патриархат и матриархат по традиции обозначаются в Индии терминами "биджа прадханья" и "кшетра прадханья"²⁰³. Эта терминология явно связана с кругом представлений о взаимозависимости земледелия и половой жизни, с которыми мы уже познакомились. Прадханья означает превосходство. Слова же "биджа" и "кшетра" имеют два значения. Обычно они значат "зерно" и "поле", и этот их смысл восходит к ведическим временам²⁰⁴. Но "кшетра" означает также "плодоносное лоно женщины" и довольно часто употребляется в этом значении в ортодоксальной литературе²⁰⁵. С точки зрения биджа прадханья человеческое дитя есть прежде всего продукт мужского семени, как пшеничный колос есть продукт зерна пшеницы. Это представление связано с господствующим положением мужчины в патриархальном обществе. С точки же зрения кшетра прадханья ребенок - прежде всего порождение женского лона, как пшеничный колос - порождение поля. Здесь мы сталкиваемся с идеей, соответствующей привилегированному положению женщин при матриархате. Пережитки земледельческой магии в ведической литературе представляют собой вамачару, связанную с идеями о мужском превосходстве, ибо они основаны на бижда прадханье. Мы уже видели, что причины этого превосходства следует искать в господстве скотоводческого уклада.

Третья особенность ведической вамачары состояла в том, что она представляла собою совокупность разрозненных верований и обрядов, являвшихся всего лишь отзвуками отжившей старины, и не могла получить ни того выдающегося значения, ни той тщательной разработки, как камасадхана тантр. Ведь тантризм был порожден земледельческим обществом на раннем этапе его развития, когда интенсивность первобытной магии дошла до такой высокой степени, какой она уже никогда более не достигала.

Впоследствии мы сможем еще раз убедиться в том огромном значении, которое тантризм придавал половым сношениям, при рассмотрении его космогонической теории и так называемой деха-вады. Предварительно, однако, будет небесполезно подвергнуть критике некоторые ошибочные представления о тантризме как таковом.

8. Древность и значение тантр

Что означает слово "тантра"? Когда возник тантризм? И каково действительное значение различий, существующих между отдельными сектами тантристов?

Некоторые индийские ученые²⁰⁶ в наши дни весьма пространно обсуждали различные значения слова "тантра". К несчастью, однако, они упускали из виду наиболее простое и понятное значение этого слова из-за предрассудков, распространяемых относительно тантризма, который, по их мнению представляет собою мистическое учение, дополняемое тщательно разработанным курсом духовных упражнений. Разгадка того, что означает данное слово, не может быть найдена, если мы будем следовать этому пути.

Оно происходит от корня "тан", к которому прибавлен суффикс "тран". "Тан" означает "расширяться, распространяться". Но о каком расширении или распространении идет здесь речь? Прежде всего о расширении семьи, об увеличении числа детей. Иными словами, имеется в виду процесс человеческого воспроизводства. Моньер-Вильямс²⁰⁷ показал, что в "Хариванше" и "Бхагавата пуране" "тан" означало "размножаться". Подтверждением нашей точки зрения служит также и то, что производные от рассматриваемого корня - "сантана" и "танайя" – означают "дети". Кроме того, как отметил Моньер-Вильямс, образованное от него же слово "танту" в "Катьяяна шраута сутре", "Апастамба дхарма сутре" и "Тайттирия упанишаде" употребляется в смысле "человек, постоянно увеличивающий свое семейство", а в "Айтарея брахмане" – в смысле "линия потомков". Наконец, выражение "танту картри" означает "доставляющий семье потомство". Нередко и само слово "тантра" означает "продление рода". В "Махабхарате", например, выражение "куласья тантра" применяется для обозначения "главного действия по поддержанию семьи, или порождению потомства"²⁰⁸. Нет необходимости удлинять список подобных примеров. Основным значением корня "тан", как мы уже показали, является "размножаться". Поэтому и производное от него слово "тантра" означает "размножение". Именно здесь в действительности и находится центр тяжести тантрического учения.

Рассмотрим теперь вопрос о времени возникновения тантризма. Время возникновения тантризма пытались определить путем анализа соответствующих письменных источников²⁰⁹. Но таким образом можно установить в лучшем случае возраст того или иного тантрического текста, а отнюдь не самого учения тантризма. Последнее значительно старше соответствующих письменных источников, которые нередко фиксировались в сравнительно недавнем прошлом. Приведем только два наиболее ярких примера. Создание знаменитой "Маханирвана тантры" обычно приписывается духовному наставнику Рам Мохан Рою (1772 - 1883)²¹⁰. В другом тантрическом тексте, под названием "Меру тантра", содержатся такие слова, как ландраджа (житель Лондона) и ингреджа (англичанин), что свидетельствует о появлении ее отнюдь не в древние времена^2П. Некоторые другие тантры относятся примерно к VI – VII вв. н. э. Многие весьма компетентные исследователи тантризма также пришли к выводу о том, что это учение старше своих записанных текстов, вследствие чего анализ последних недостаточен для определения его возраста. Процитируем одного из этих исследователей.

"Дату этих работ, однако, невозможно определить более или менее точно. Доступные нам источники – это, по-видимому, лишь сильно искаженный многочисленными интерполяциями и изменениями первоначального смысла вариант древних текстов, скрытых от нашего взора. В их нынешней форме они считаются обычно записанными в VI или VII в. н. э., но это могло случиться и значительно позднее. Тантрические обычаи и верования существовали и были широко распространены гораздо ранее: по существу, они имеют своим источником тип мышления, присущий первобытным племенам и весьма медленно изменяющийся на протяжении многих столетий"²¹².

Один из наиболее выдающихся исследователей тантризма, Бандопадхьяя²¹³, отмечает, что, по мнению ряда археологов, он столь же древен, как и учение вед. Археологи считают, что примерно в одно время с белокожими ариями, создавшими веды, в Индию проникла также и другая арийская раса, имеющая сравнительно более темный цвет кожи. Предполагается, что они начали свое движение из района, расположенного где-то в древней Персии, прошли оттуда к месторасположению современного Кабула, а затем пересекли Такла Макан и вступили в Индию через Кашмир. Часть их, перейдя через Кандхару, достигла Махараштры, в то время как другая, преодолев трудные горные перевалы, добралась до Бенгала. Именно эти племена, по мнению археологов, и занесли в Индию учение тантризма.

Такое объяснение представляется весьма заманчивым. К несчастью, однако, лежащая в основе его гипотеза не получила достаточного подтверждения в исторических исследованиях последнего времени. Сказанное не означает, впрочем, что вопрос о миграционном происхождении индийского тантризма лишен всякого смысла. Его уже ставил Багчи, а затем и Нидхэм. Мы еще вернемся к обсуждению данного вопроса. Сейчас важно лишь отметить, что тантризм – весьма древнее учение, даже более древнее, чем предполагал Бандопадхьяя на основании мнений современных ему археологов. При раскопках в долине Инда были найдены материальные свидетельства существования его в старейших центрах мировой культуры. Так полагал уже Маршалл²¹⁴, и его мнение было подтверждено недавними работами Прана Натха²¹⁵ и некоторых других авторов.

"Фактически существуют довольно веские причины для того, чтобы считать, что искусство и иероглифическая система древних цивилизаций долины Инда были в значительной мере проникнуты тантрическими идеями"²¹⁶.

Собственно говоря, тут нет ничего таинственного. Эти цивилизации, достигшие расцвета в результате успехов земледелия, естественно, не могли быть свободными от остатков верований и обрядов, связанных с низшими стадиями развития сельскохозяйственного производства. И если следы влияния тантризма видны уже здесь, то он должен существовать в Индии не менее пяти тысячелетий.

Учитывая, однако, неравномерность экономического развития страны, мы не можем исходить исключительно из хронологических соображений при определении возраста тантрического учения. У.некоторых весьма отсталых индийских племен до сих пор существуют верования и обряды, с которыми мы встречаемся, хотя и в весьма усложненном и завуалированном виде, в тантрах. Иначе говоря, образ жизни этих людей таков же, как и у предшественников великих цивилизаций Инда, возникших пять тысяч лет назад, и именно в нем следует искать истоки тантризма. Последний, следовательно, есть порождение не только древнего, но и нового, даже новейшего времени. Однако проблема сохранения пережитков тантризма не исчерпывается вышесказанным. Дело не только в том, что у отсталых индийских племен до сих пор сохраняются соответствующие верования и обряды, но и в том, что вся культура Индии проникнута влиянием этого учения. "Фактически, – пишет Авалон, – обряды как эзотерического, так и экзотерического индуизма большей частью носят тантрический характер"²¹⁷. По словам Кавираджа:

"Культ шакти (то есть тантризм) оказал весьма глубокое влияние на весь ход развития индийской мысли. Если мы попытаемся сделать обзор распространения различных религий на территории Индии, то увидим разбросанные почти повсеместно центры шакти садханы (то есть тантрической обрядовой практики). Последняя распространилась столь широко в древности и продолжает существовать в нетронутом виде до наших дней"²¹⁸.

Итак, проблема сохранения тантризма и существования его в той форме, которую он имеет в настоящее время, не может быть решена путем простого указания на происхождение соответствующих верований и обрядов из несовершенных представлений, соответствовавших несовершенной практике первобытного земледелия. Следует считать, что по крайней мере некоторая часть материальных условий, послуживших предпосылкой возникновения этого учения, сохранилась в том или ином виде в общественной жизни Индии в более поздние времена и явилась фундаментом соответствующих элементов идеологии. Возможно, что ключом к объяснению особенностей развития индийской культуры может послужить выдвинутая в главе III данной книги гипотеза частичной детрибализации.

9. Тантрические секты

По словам Багчи:

"Тантризм все еще остается для нас загадкой. В этой области проведено слишком мало исследований и чувствуется недостаток серьезных попыток объяснения данного учения. Однако нельзя отрицать того, что о нем существует довольно обширная литература, состоящая в основном из рукописей"²¹⁹.

Это совершенно справедливо. Тантризм при всей обширности соответствующей литературы действительно все еще остается загадкой для наших ученых. Причины такого положения вещей сложны, а иногда они даже носят весьма неожиданный характер. На некоторых из них мы вкратце остановимся здесь. Прежде всего, как это ни парадоксально, само обилие книг и рукописей о тантризме препятствует его правильному пониманию. В многочисленных трактатах о нем содержится заманчивое, но лживое обещание раскрыть его подливную сущность. Даже лучшие умы нередко вводились этим в заблуждение.

Сказанное не означает, конечно, что в подобных текстах вовсе не содержится элементов подлинного тантризма. Они есть, Но, кроме них, там находится множество вещей, не имеющих к последнему никакого отношения. Чуждые и даже враждебные тантризму идеи постоянно вплетались в первоначальную ткань данного учения, причем как масштабы, так и разносторонность этого процесса делают весьма трудным обнаружение скрытой таким образом истины.

Добавочным источником трудностей является также и то, что для современных исследователей мысли, содержащиеся в подобных наслоениях, близки и знакомы, соответствуя их собственным предрассудкам. Поэтому они весьма склонны считать достаточным объяснением тантризма то, которое можно получить, оставаясь в пределах имеющихся трактатов о нем. С другой стороны, все действительно древнее в исследуемых ими текстах кажется им отвратительным, и они стараются или отодвинуть его на задний план, или скрыто осудить.

Приведем здесь несколько примеров объяснения учения тантр в свете позднейших наслоений. В ряде трактатов о тантризме делаются попытки включить его в ассимилированном виде в состав философии буддизма, а точнее говоря, махаяны. Подобные тексты, естественно, изобилуют буддистской терминологией, что сбило с правильного пути многих современных исследователей. Они стали объяснять тантризм как некий побочный продукт махаяны, как ее подвергшуюся деградации форму. Эту точку зрения защищал не кто иной, как X. П. Шастри, причем она приобрела значительный авторитет в академических кругах²²⁰. Однако как верования, так и обряды, описываемые в данных текстах, весьма далеки от идеалистической философии буддизма и его аскетической практики. В них содержатся весьма ощутимые элементы магии, а основные воззрения находят выражение в образах сексуальной фантастики. Центральной темой является здесь соединение мужчины с женщиной, хотя и выражаемое посредством буддистских терминов: шуньята и каруна, праджня и упая, ваджра и падма. Шуньята, праджня и ваджра означают мужчину, а каруна, упая и падма – женщину. Их соединение есть не что иное, как совокупление. Ритуал, описываемый в данных текстах, также явно связан с половыми сношениями. Мы приведем здесь мнения двух компетентных исследователей, считающих связь между буддизмом и тантризмом, устанавливаемую в так называемых буддистских тантрах, весьма искусственной.

Босе пишет:

"В буддистских тантрах мы сталкиваемся почти с теми же представлениями, что и в индуистских. Кажется, что содержащиеся в последних имена Шивы, Дурги и другие просто переведены на язык буддизма, превратившись в Ваджрасаттву, Ваджрадакини и т. д. Культ Чанди, Тара, Варахи является преобладающим также и в буддистских тантрах. Мы встречаемся в них с божествами, подобными Херуке, по аналогии с обожествленными чудовищами, описываемыми в тантрических откровениях индуистского бога Шивы...

В буддистских тантрах мы встречаем и термины маламантара, матрика, кавача, хридая. Они считаются секретными, и предписывается держать их в тайне от непосвященных...

В источниках, излагающих учение самого Будды (то есть воззрения, присущие буддизму в его первоначальной форме), "пять ма" подвергаются самому строгому осуждению. Последователи же буддистских тантр, как явствует из соответствующих текстов, придерживались именно этой практики. Достаточно сказать, что большим почетом у них пользовалось употребление мяса и вина, столь осуждаемое буддистами... Буддистские тантры, как и индуистские, именуют человека, преуспевшего в выполнении тантрического церемониала, виранаяка. В них содержится также утверждение, что мир произошел от женщины (вамодбхава). Здесь нет также недостатка в таких обрядах, как чакрапуджа, вираяга, бхагапуджа и т. д."²²¹

"Буддистский тантризм, – по мнению Пуссэна, – практически представляет собою не что иное, как буддистский индуизм. то есть индуизм или шиваизм в оболочке буддизма"²²². Собственно говоря, это – противоречивое понятие, поскольку определение противоречит определяемому... это же подтверждается и следующими фактами, приводимыми тем же автором, о двух направлениях буддистского тантризма.

"...оба течения тантрической мысли сходятся в том, что все существа представляют собою уникальные в своем роде ваджрасаттвы; они признают также, что ваджра внутренне присуща каждому из них и может быть пробуждена и активизирована с помощью соответствующих обрядов и духовных упражнений. Они расходятся лишь в истолковании природы данной силы, причем "школа левой руки" объясняет ее в соответствии с шайвизмом, а "школа правой руки" – с традицией веданты и йоги... В тантрах шиваистского толка буддизм приспосабливается к шиваистским и шактистским представлениям. При этом сохраняются три традиционных тела Будды, но в качестве его подлинной природы, как ваджрасаттвы, выступает четвертое – "плоть блаженства" (ананда, сукхамая, махасукхакая), плоть ваджры; и именно в нем непреходящий татхагата или бхагаван содержит в вечных объятиях свою шакти, именуемую Тара или Бхагавати. Из подобных эротических представлений о природе божественной сущности следует, что подвижник должен выполнять обряд совокупления с женщиной (йогини мудра), являющейся воплощением бхагавати и в некотором роде даже самой великой Бхагавати, ибо "буддхатвам йогадйони самашритам", то есть "истинная сущность Будды содержится в женских половых органах". Эта истина была якобы открыта Шакьямуни, ставшим, согласно "Чандамахарошаме", "Буддой благодаря употреблению тантрического ритуала". Наиболее бросающейся в глаза особенностью всей этой литературы является так называемая стрипуджа (или почитание женщины), в которую входят отвратительные обряды, столь же неприличные, сколь и преступные, вплоть до кровосмешения, причем все это рассматривается как "подлинно героическое поведение" (духкарачарья) бодхисаттвы и осуществление им наивысших добродетелей. Мифология и мистика шактизма и буддизма смешиваются друг с другом: так, утверждается, что в семени мужчины содержится пять Будд и т. д...."

Подобные идеи, несмотря на их буддистскую оболочку, далеки от буддизма. А значит, чтобы понять подлинную сущность учения тантр, надо отличать первоначальное зерно от позднейших наслоений. Вместо этого индийские ученые рассматривают его как упадочную форму буддизма.

Шастри²²³ ставит вопрос о причинах столь низкого падения благородных идей махаяны и дает весьма примечательный ответ. По его мнению, это явилось результатом слишком широкого распространения буддизма. Став достоянием масс, последний впитал в себя все существовавшие в то время предрассудки и суеверия. Из благородной религии лишенных эгоистических побуждений аскетов он превратился в вероисповедание вульгарного простонародья.

Но если это верно, то отсюда следует, что среди масс были уже распространены в то время различные обряды и верования, которые так называемый буддистский тантризм искусственно объединил с идеями буддизма. Следовательно, истинный смысл тантр следует искать в идущих от простонародья элементах получившегося в результате такого объединения синкретического целого. Иначе говоря, мы должны взять в качестве исходного пункта нашего исследования отнюдь не буддизм, а верования и обряды масс, то есть низших каст страны. Шастри, однако, не делает этого вывода, вытекающего из его же посылок.

И именно здесь мы сталкиваемся еще с одной причиной непонимания тантризма современными индийскими учеными. Дело в том, что в своей первоначальной форме он тесно связан с религиозной практикой каст и профессий, в течение многих столетий подвергавшихся всеобщему презрению. И даже в наши дни исследователи все еще не могут избавиться от данной традиции. "Мы должны осознать наши предубеждения, чтобы освободиться от них"²²⁴. К сожалению, эта задача нередко игнорируется. В результате при исследовании тантризма не учитывается та его первоначальная форма, в которой он существует в качестве преобладающего направления в системе верований и обрядов отсталых племен и низших каст.

Иное дело – письменные изложения учения тантр. Поскольку их авторами были по большей части представители высших каст, то мы имеем в них дело с мировоззрением господствующих слоев общества, в рамки которого пытаются втиснуть тантрические верования. Нет ничего более естественного, чем то, что и современные авторы тяготеют к тем же самым рамкам. Это нагляднее всего проявляется в их истолковании так называемых индуистских тантр.

Последние носят явственный отпечаток религии индуизма, точно так же, как упоминавшаяся уже нами группа тантрических текстов носит отпечаток буддизма. Мы сталкиваемся в них не только с обширным пантеоном богов и богинь пуран, но и с бхакти (преданностью), пуджей (поклонением), мокшей (освобождением) и т. д. Подобно махаянистской философии в так называемых буддистских тантрах, эти спиритуалистические идеи индуизма являются явно чуждыми первоначальному учению тантризма. В индуистских тантрических текстах под слоем идей позднейшего образования обнаруживается представление о космическом объединении мужского и женского основоначал. В них придается также большое значение совокуплению, производимому с ритуальными целями. И эти центральные представления всех тантр имеют слишком древнее происхождение, чтобы можно было согласовать их с идеалами бхакти, пуджи и мокши, несмотря на изобретательность и хитроумие стремившихся осуществить данный синтез авторов.

Приведем несколько примеров таких попыток. Подобно тому как в буддистских тантрах тантрическое ритуальное совокупление истолковывается в качестве союза праджни и упайи, в индуистских оно представляется объединением Шивы и Шакти, или Хара и Гаури. У сахаджа вайшнавов тот же церемониал символизирует соединение Кришны и Радхи, Рата и Рати²²⁵. Более сложный характер имеют толкования другого типа источников, в которых при наличии явного влияния буддистских и индуистских идей преобладающую роль играют, однако, представления алхимии. Ритуальное совокупление выступает в них как химическое соединение слюды и ртути.

"Тем, кто, не оставляя своих прежних тел, достиг новых при помощи Хара и Гаури (слюды и ртути), следует воздавать почести как алхимикам (расасиддхи). Все мантры находятся в их распоряжении. Поэтому аскеты, надеющиеся достичь в этой жизни освобождения, должны прежде произвести себе новое, достойное славы тело. И поскольку ртуть проистекает из творческого союза Хара и Гаури, а слюда производится Гаури, оба вещества отождествляются с этой парой в следующем стихе:

"Слюда – твое семя, мое же – ртуть;
а соединение обоих, о богиня,
уничтожает нищету и смерть"²²⁶.

Понятие "освобождение" употребляется здесь в чисто физическом смысле. Как говорится в другом месте того же текста, "приобретшие тело из ртути и, таким образом, пришедшие к самоотождествлению освобождаются при жизни"²²⁷. Не сталкиваемся ли мы здесь с попыткой введения в идеалистическое мировоззрение грубо материалистических представлений? Вскоре мы будем иметь случай обратиться к рассмотрению этого аспекта тантризма. Отметим лишь, что, во всяком случае, спиритуалистическая терминология, довольно бессистемно и путано употребляемая в различных школах тантризма, по существу служит повсюду для выражения одной и той же основной идеи - ритуального полового акта. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что данная идея принадлежит к внутренней сущности тантрических верований, средства же ее выражения носят внешний по отношению к ней характер. Это фактически признается в ряде работ компетентных исследователей тантр.

"Тантризм не является порождением буддизма или индуизма: это было, по-видимому, распространенное религиозное течение, первоначально совершенно независимое от каких-либо сложных метафизических конструкций и теряющееся где-то за пределами известной нам до сих пор религиозной истории Индии"²²⁸.

И далее:

"Наряду с общеизвестными обрядами религии и умозрительными построениями теологии в Индии с незапамятных времен существовала система эзотерических упражнений йоги, которую можно назвать своеобразной подпочвой многих позднее развившихся религиозных течений. Эта практика, одухотворенная теологическими спекуляциями шиваистов и шактистов, буддистов и последователей бенгальского направления вишнуизма, породила соответственно шиваистский, шактистский и буддистский варианты тантризма, а также легла в основу того содержащегося в глубочайшей тайне культа Вишну, поклонники которого известны как сахаджа вайшнавы"²²⁹.

Если дело обстоит таким образом, то следует, очевидно, обратиться к изучению указанной системы эзотерических упражнений йоги, чтобы понять подлинный смысл первоначального учения тантр. Фактически мы именно так и поступали до сих пор, в результате чего и пришли к выводу, что истоки тантризма лежат не в буддизме и не в индуизме, а в некоторых особенностях земледелия на ранних стадиях его развития. Нетрудно убедиться в связи первоначальной йогической практики с земледельческими обрядами. Только исходя из наличия ее, можно объяснить тот факт, что эзотерические упражнения йоги, о которых пишет Дасгупта, больше всего распространены среди отсталой части крестьянства. Знанием этого факта мы обязаны обстоятельным работам Шастри и Сена. Как отмечает Сен, "в Бенгале существуют сотни йогических сект, проводящих свою работу под покровом безмолвия"²³⁰. И хотя названия последних весьма разнообразны, все они, по мнению цитируемого нами автора, являются разновидностями сахаджистов. В основе культов, выполняемых ими, лежит нечто общее. К сожалению, искусственная примесь элементов буддизма в учениях и практике этих сект ввела в заблуждение даже такого проницательного ученого, как Сен.

"Сахаджисты ни в коем случае не признаются в том, что они являются буддистами. Они не имеют также обыкновения ссылаться на какие-либо буддистские тексты, что могло бы облегчить задачу обнаружения подлинного источника их учения. Однако, как в выполняемых ими обрядах, так и в воззрениях, которых они придерживаются, видны неизгладимые следы буддизма... Современные сахаджисты не представляют себе, до какой степени принципы буддизма являются основами их религиозной деятельности. Этот факт был затемнен и скрыт их предшественниками, признавшими себя вишнуитами, при одновременном сохранении буддистских традиций в церемониале; так что задачей историка является отделение зерна от шелухи и показ подлинных элементов буддизма в теории и практике сахаджа вайшнавов"²³¹.

И в самом деле, историк должен сделать это. Но вопрос заключается в том, что является зерном, а что шелухой.

10. Тантризм и касты

Мы уже говорили, что одним из препятствий на пути к правильному пониманию учения тантр явилась его связь с низшими кастами и профессиями, проявляющаяся ярче всего в тех его формах, которые более или менее свободны от чуждых влияний. Фактов, подтверждающих данное положение, немало.

Так, например, в тантрах большое значение придается мифическим существам, именуемым Чандали, Домби, Раджаки, Шавари и т. д.²³² Но все это не только женские имена, но и названия низших каст, выполняющих работу, по традиции считающуюся достойной презрения. Так называемые "Кубджика тантры", "как утверждают, возникли среди гончаров, принадлежащих к одной из низших каст Индии, и именно поэтому они считаются принадлежащими к кулаликамная"²³³. В них содержится предписание, согласно которому тантрические обряды должны выполняться в доме гончара. Один из основателей культа Натха, являющегося разновидностью тантризма, по преданию, носил имя Горакша, то есть пастух. Согласно другой легенде, содержащейся в одном из произведений древней бенгальской поэзии, называющемся "Майнаматир ган"²³⁴ ("Песнь Майнамати"), некая "царица" была посвящена в таинства этого культа Хади, членом весьма презираемой касты. Вообще жреческие функции при совершении тантрических обрядов нередко возлагались на подобных изгоев. Будучи, таким образом, идеологией низших каст, тантризм, естественно, отрицательно относился к практике кастовой дискриминации. По словам Авалона, "мы встречаемся в тантрах с защитой того благородного принципа, что как содержащееся в них учение, так и соответствующие обряды предназначены для всех, без различия расы, касты и пола. Это означает большой шаг вперед по сравнению с ограничениями допуска к проведению религиозного ритуала, о которых говорится в тех самых ведах, которые столь часто сравниваются английскими авторами с тантрами для вящего посрамления последних. Здесь не действуют ведические запреты, касающиеся женщин и шудр"²³⁵. Это же обстоятельство отмечает и Сен, говоря о бенгальских сахаджнстах.

"Правящие классы нашей страны придерживаются ортодоксального индуизма, но они (то есть сахаджисты, которые, по мнению автора, включают в свой состав большей частью членов низших каст) далеки от его канонов... Деятельность, развертываемая ими во имя обращения в свою веру как можно большего числа людей, достойна всяческого удивления... Среди новообращенных встречаются представители самых различных религий: мусульмане, христиане, индуисты... Сахаджисты совершенно свободны от кастовых предрассудков... Они не придают никакого значения ни иерархии каст, ни ортодоксальным воззрениям на общество"²³⁶.

"Секты, как правило, находятся в оппозиции к кастовой системе. Подавляющее большинство из них не руководствуется никакими предрассудками при совместных трапезах, относительно которых существуют столь строгие церемониальные предписания, выполняемые всеми ортодоксальными индуистами"²³⁷.

Безразличие по отношению к кастовой системе нередко переходит в тантрах в прямое восстание против нее. Тантристы считают, что все люди, как мужчины, так и женщины, по природе своей равны, и отрицают необходимость традиционных ограничений свободы браков между представителями различных каст. Как пишет Анандагири в своей "Шанкара виджая", приверженцы культа Уччхишта Ганапати придерживались ритуальной практики вамачары. И вот что провозглашалось ими.

"Как бы то ни было, наша религия предписывает следовать двум основным вероучениям (дхарма). Одно из них состоит в том, что ко всем мужчинам, принадлежащим к различным кастам, следует относиться как к членам одной касты. Другое – в том, что со всеми женщинами, входящими в состав различных каст, следует обращаться подобным же образом. Нет никакого греха в соединении и разъединении всех этих мужчин и женщин. Нет такого правила, которое гласит: "Такой-то мужчина – муж такой-то женщины"... все касты не что иное, как одна каста, а правила, регулирующие браки, – пустая выдумка"²³⁸.

Это поразительное заявление. Но именно на таких позициях стоит подлинный тантризм. По словам Дасгупты,

"формальные правила и предписания индийской религии подверглись самой суровой критике со стороны сахаджистов. Наибольшей глубиной и беспощадностью отличались критические выпады по его адресу, сделанные Сараха Падом в "Дехакоше". Прежде всего, он восстает против ортодоксального разделения общества на четыре варны по цвету кожи (чатурварна) и помещения брахманов на вершине созданной таким образом иерархической лестницы. Сараха считает, что верховенство брахманов не может быть признано законным, ибо утверждение об их происхождении из уст Брахмы есть всего лишь миф, изобретенный хитроумными людьми; если же, как утверждают, человек становится брахманом в результате посвящения (санскара), то в таком случае им может стать и представитель любой низшей касты... Когда брахманы, принеся воды, земли и травы куша в свой дом, разжигают в нем жертвенный огонь и повторяют священные мантры, совершаемые ими возлияния масла напрасны, так как ведут лишь к порче их глаз от возникающего при этом дыма. Они носят на себе священный шнур, состоящий порою из одной, порою из трех нитей, но он не имеет никакой ценности для тех, кто не видит истинной сущности.

Весь мир окутан иллюзией, и никто не знает наивысшей истины, в свете которой вера и безверие становятся одним и тем же. Последователи Ишвары, посыпая тело пеплом, нося на голове спутанные волосы, усаживаясь для поклонения богу в доме, в углах которого зажжены церемониальные огни и звонят священные колокольчики, принимая йогические позы (асаны) с сосредоточенными на одном пункте глазами, нашептывают свое учение в уши (доверчивых людей) и обманывают их. Вдовы, мунди (женщины, дающие обет поститься в течение месяца) и другие люди, принимающие различные обеты, поступают так под влиянием исповедников этой религии, которые руководствуются лишь ненасытным стремлением к деньгам (дакшина)"²³⁹.

Данное место взято не из выступления современных социалистов против религии. Это всего лишь красноречивый протест одного из сахаджистских поэтов против кастовой системы.

11. Деха-таттва

В главе I данной книги мы уже ссылались на деха-ваду и космогоническую теорию тантризма. Нам остается лишь проанализировать их с точки зрения выяснения связи первоначальной теории тантр с земледельческой магией. Последняя, как мы уже видели, основывается на том принципе, что производительная сила природы, то есть Матери-Земли, может быть стимулирована при помощи воспроизводительных функций человека, путем имитации или магического "заражения", а человеческая плодовитость в свою очередь зависит от естественного плодородия. Вполне понятно поэтому, что в этих древних верованиях совершенно отсутствуют понятия бога, души, освобождения неба, молитвы и жертвоприношения, которые характерны для любой более или менее развитой религии. Теоретической же основой их, если данное выражение здесь вообще уместно, является теория единства природы и человеческого тела, рассматривающая оба эти объекта в качестве двух аспектов одной и той же лежащей в их основе реальности. Отсюда явным образом проистекают два следствия. Во-первых, постигнув тайны своего тела, мы можем тем самым овладеть и тайнами природы. Во-вторых, происхождение вселенной не более таинственно, чем рождение ребенка. Деха-таттва и космогоническая теория тантризма представляют собой не что иное, как пространную и тщательно разработанную формулировку обоих этих следствий. Как и следовало ожидать, изложение деха-таттвы в письменных источниках тантризма затемнено примесью различного рода наносных идей. Однако благодаря исследованиям Бандопадхьяя²⁴⁰ мы можем в настоящее время выделить основные моменты этого учения из хаотической массы эклектически соединенных друг с другом идей.

"Все, что имеется в человеческом теле, существует также и во вселенной: человеческое тело – это микрокосм, в точности копирующий макрокосм. Таково мнение, содержащееся во всех тантрах. То, что именно оно составляет основу всего их учения, общепризнанно. Эта теория была перенята пуранами и некоторыми другими шастрами...

Таким образом, существуют два аспекта тантрических верований и обрядов. Один из них – внешний, касающийся вселенной.

Другой – внутренний, относящийся к человеческому телу. Соответственно, успешное достижение целей ритуальной практики тантр проявляется двояким образом: в природе и в теле человека. Успеха можно достичь как путем осуществления дремлющих внутри нас потенций, так и при помощи контроля над внешними силами природы, способствующего пробуждению наших собственных... Согласно учению тантр, поскольку вселенная и человеческое тело устроены по одному и тому же принципу и из одного и того же материала и поскольку содержащиеся в них силы действуют одинаковым образом и являются идентичными, пробуждая дремлющие в нашем теле потенции, мы можем овладеть силами природы и поставить их под контроль. Люди, достигшие успеха на пути йоги (сиддха), считают, что не существует более удивительного средства (янтра) для этого, чем человеческое тело. Никто не может создать более совершенного орудия для достижения данной цели. Поэтому можно преуспеть в деле исполнения всех своих желаний без помощи каких-либо других средств, путем одного лишь пробуждения и развития чудесных сил, заложенных в теле. Связь последних с силами природы поистине достойна всяческого удивления. Она осуществляется, познается и ставится под контроль посредством обрядов, входящих в тантра-садхану. Основа ее – деха-таттва, культ человеческого тела. Именно поэтому последнее составляет предмет, на котором постоянно сосредоточено внимание всех тантр".

Если эта теория не выражает собой материализма, в строгом смысле слова, то, во всяком случае, она предшествует ему. Конечно, материалистическое ядро в "Куларнаве" и ряде других тантр того же типа скрыто под идеалистическими наслоениями. Однако в незамысловатых ритуальных гимнах крестьян-сахаджистов оно выступает на первый план во всей своей первоначальной наивности и непосредственности. Вот несколько примеров.

"Важнее всего для человека его тело. Ты сможешь достигнуть мира не раньше, чем узнаешь его тайны"²⁴¹.

"Знающий тайны своего тела наиболее мудр из всех", – так пишется во всех священных текстах"²⁴².

"Тело есть основа всех наук"²⁴³.

"Здесь (внутри тела) протекают Ганга и Ямуна, здесь расположены Ганга-Сагара, Праяга, Каши, солнце и луна. Здесь все священные обители, питхи и упапитхи. Я никогда не видел места, более достойного поклонения и более преисполненного блаженства, чем мое тело"²⁴⁴.

И так далее. Дасгупта следующим образом резюмирует суть деха-таттвы сахаджистских гимнов.

"Наряду с непримиримым протестом против формальных правил и предписаний ортодоксальной религии характерной особенностью сахаджистской литературы является также то, что она придает большое значение человеческому телу, понимаемому как своего рода микрокосм. Мы уже говорили, что это типично вообще для всех тантр, в которых на первом плане находится практика йоги, но поскольку именно сахаджисты больше всех сосредоточивают свое внимание на ней, то и теория тела как миниатюрной вселенной выражена у них наиболее отчетливо"²⁴⁵.

В то же время следует отметить, что в тантрических текстах постоянно предпринимаются попытки искусственным образом примирить первоначальные, близкие к материализму воззрения с идеалистическими концепциями или даже целиком растворить их в последних.

"В "Хаваджра тантре" Бодхисаттва спрашивает Бхагавана, зачем понадобилось создание физического мира и человеческого тела, если подлинной сущностью всего является чистая пустота. Последний отвечает, что без тела нельзя было бы прийти к состоянию наивысшего блаженства и в этом состоит его значение"²⁴⁶. Или, как говорится в одном из гимнов Чарья: "Некто бестелесный скрывается в теле, знающий его достигает освобождения"²⁴⁷. За такими заявлениями скрывается что угодно, только не подлинное учение тантризма. Однако, как ни странно, они ввели в заблуждение даже весьма компетентных исследователей. Так, по мнению Дасгупты, "хотя истинная сущность и заложена в человеческом теле и реализуется в нем, ее не следует, однако, смешивать с чем-либо физическим"²⁴⁸. Подобные комментарии ошибочны. Поиски истинной сущности, заложенной в теле, привели тантристов не к какому-то утонченному нематериальному основоначалу, а к вполне материальной нервной системе человека. Выше мы уже характеризовали вкратце их представления об анатомии этой последней. Читатели, которые хотят ознакомиться с ними подробнее, могут обратиться к соответствующим исследованиям Дасгупты²⁴⁹. Для нас особый интерес представляет тот вклад, который был сделан тантристами в развитие естественнонаучных знаний в Индии. В некоторых науках, в особенности в анатомии и физиологии человека, он сыграл решающее для того времени значение.

Достаточно сказать, что тантристы смогли установить в глубокой древности связь мозга с сознанием. "По мнению Чараки и Шушруты (совпадающему с точкой зрения Аристотеля), органом, производящим сознание, и седалищем сознания является сердце; в тантрах же (и у Галена) местонахождение сознания приписывается мозгу или, точнее говоря, церебрально-спинальной системе"²⁵⁰. Подобные открытия имели немалое значение для своего времени. Тантристы смогли сделать их только благодаря своей глубокой заинтересованности в устройстве человеческого тела и материалистическому мировоззрению. По той же причине, как мы вскоре убедимся, они оказали решающее влияние на развитие индийской алхимии и химии. В противоположность им последователи ортодоксальных (и в особенности идеалистических) философских школ и направлений не внесли какого-либо существенного вклада в развитие анатомии и физиологии по двум причинам. Во-первых, они были слишком заняты поисками сущности духа, или истинного "я", чтобы обратить свое внимание на изучение тела. Во-вторых, представители высших слоев индийского общества не имели права прикасаться к трупам, ибо это считалось оскверняющим их действием и разрешалось лишь для членов низших каст, таких, как чандала, хади и домы. Возможно, что именно шавасадхана тантризма, то есть обряды, совершаемые над человеческими трупами, несмотря на то отвращение, которое они внушают уму современного человека, помогли последователям тантр углубить свои познания о строении человеческого тела. Кстати сказать, нежелание представителей высших каст прикасаться в трупам и анатомировать их тормозило в Индии развитие науки вплоть до самых недавних времен: так, медицинский колледж в Калькутте вначале никак не мог заполучить должное количество студентов²⁵¹. Рассмотрение теории деха-таттвы тантризма, вполне естественно, приводит нас к его космогонии. По словам Бандопадхьяя²⁵², последняя внутренне связана с данной теорией и фактически неотделима от нее. Причина этого проста. Если человеческое тело рассматривается в качестве миниатюрного подобия вселенной, то и происхождение последней должно, естественно, иметь сходство с рождением человека. Тут-то и лежит центр тяжести космогонической теории тантризма. По учению тантр, вселенная создана в результате полового влечения (кама); она порождена женщиной (вамодбхава) после ее совокупления с мужчиной. Нетрудно видеть здесь влияние основного верования земледельческой магии.

Бандопадхьяя²⁵³ совершенно правильно полагает, что эта космогоническая теория легла в основу скульптурных изображений в храмах Ориссы, носящих крайне непристойный характер:

"Среди буддистских тантристов появилась секта, именуемая Камаваджраяна, согласно которой рождение человека имеет принципиальное сходство с возникновением вселенной... священные тексты этой школы в такой степени изобилуют непристойностями, что вряд ли могут быть опубликованы. В них утверждается, что причиной порождения как человека, так и вселенной является кама... Цель всей ритуальной практики секты состоит в установлении гармонии между космическим и человеческим сладострастием. Поэтому члены ее постоянно выполняли камасадхану... Основополагающий принцип сладострастия нашел свое отражение и в тех изображениях, которыми они покрывали стены своих храмов и монастырей... По моему мнению, храм Джаганнатха (Пури) был сооружен членами данной секты. Они считали его священным местонахождением богини Вималы... Именно в этом храме, именуемом ими "шри-мандира", была якобы достигнута гармония между порождением человека и вселенной. В скульптурных группах, расположенных здесь, каждый мужчина изображает буддистского монаха, принадлежащего к описываемой нами секте, а женщина - дэвадаси, последовательницу того же учения. Во всем устройстве храма чувствуется влияние принципов Камаваджраяны".

Предположение о том, что скульптурные группы орисских храмов являются воплощением идей тантризма, вполне основательно. Невозможно представить какое-либо другое объяснение. Совершенно верно также и то, что члены создавшей их тантристской секты находились под влиянием некоторых буддистских идей. Но не следует преувеличивать такое влияние, ибо фактически описываемые нами изображения носят отнюдь не свойственный буддизму характер. Чтобы понять их смысл, лучше всего полностью абстрагироваться от второстепенных буддистских наслоений. Сделав это, нетрудно убедиться, что мы имеем в данном случае дело с проявлением основного верования земледельческой магии. Возможно, что заброшенные руины Конарака некогда были свидетелями ее обрядов, достигших в те времена грандиозных масштабов. Но если космогония тантризма, как мы полагаем, была связана с магическими церемониалами, возникшими на ранних стадиях развития сельскохозяйственного производства, то следует ожидать, что сходные с нею идеи должны были существовать и в других цивилизациях древности. И в самом деле, рассматривая соответствующие теории, имевшие широкое распространение в древнем Китае и Месопотамии, Томсон пишет: "Все космогонии этого типа, очевидно, весьма примитивные, могут быть отнесены к "генеалогическим", потому что они основываются на том представлении, что физический мир был создан благодаря процессу полового воспроизводства"²⁵⁴. Подобные теории чаще всего имеют хождение среди различных первобытных племен.

"Во всех полинезийских мифах о сотворении мира вполне отчетливо проявляется следующая идея, встречающаяся также и в религиях других народов. Бесплодная вначале земля или каменная скала, именуемые "О-те-папа", выступают в качестве женского основоначала, оплодотворяемого и побуждаемого к порождению всего живого плодоносным дождем, выделяемым находящимся над ним мужским основоначалом, по имени "Тангалоа", то есть небо"²⁵⁵.

Сходство подобных мифов с соответствующими идеями древних индийцев и китайцев вызывает вполне оправданное удивление у современных исследователей.

"Примечательно, что возникновение мира приписывается половому акту в столь различных во всем остальном космогониях, как те, которые существовали у индусов, маори и даосов"²⁵⁶.

Под "индусами" здесь подразумеваются тантристы. Космогоническая теория даосов действительно сходна с соответствующими представлениями тантр. Вообще следует отметить, что оба учения имеют немало общего и помимо космогонии. На это обратил внимание Нидхэм в своем последнем фундаментальном труде "Наука и цивилизация в Китае". Он показал также, что даосские представления о природе "легли в основу всей китайской науки"²⁵⁷. То, что выяснилось при изучении даосизма, может пролить свет и на некоторые неясные и вследствие этого неправильно понимаемые стороны учения тантр.

12. Тантризм и даосизм

Нидхэм, рассматривающий тантризм то как нечто среднее между буддизмом и индуизмом²⁵⁸, то как одно из ответвлений буддистской религии²⁵⁹, делает по поводу него следующие интересные замечания.

"Нетрудно заметить родственность данной системы представлений с магической и колдовской частью древнего даосизма"²⁶⁰.

Вот что он пишет по поводу последнего.

"Следует отметить, что, каковы бы ни были причины этого, учение даосов было понято совершенно неверно большинством европейцев, занимавшихся переводом и изучением их текстов. О религии даосизма отзывались с пренебрежением, его магию считали не стоящим никакого внимания собранием пустых предрассудков, что же касается философии, то к ней относились как к совокупному продукту мистики и поэзии. При этом обычно упускались из виду имеющиеся в данном учении зачатки естественнонаучного мышления, а также общественно-политические взгляды даосов"²⁶¹.

Ниже мы покажем, до какой степени верно приведенные слова характеризуют и подход европейских исследователей к изучению тантр. Сейчас же остановимся на рассмотрении сходства, существующего между тантризмом и даосизмом. Выработанным индийской мыслью понятиям пурушии пракрита в древнем Китае соответствовали два космических основоначала – ян и инь. Ян – основа всего мужского, светлого, теплого, сухого, твердого, активного, а инь – основа женского, темного, холодного, влажного, мягкого, пассивного. Это очень древние понятия. Как отмечает Форк: "...мы сталкиваемся с дуалистической теорией ян и инь как в даосских, так и в конфуцианских источниках. Это зачаток той натурфилософии, которая впоследствии была признана всеми китайцами независимо от их религиозных убеждений и философских идей"²⁶². Все это совершенно справедливо, но с одной оговоркой. Как пишет Нидхэм: "Весьма вероятно (с китайской точки зрения), что понятия "ян" и "инь" имеют раздельное происхождение, причем инь появился в качестве основного принципа даосизма, а ян – конфуцианства"²⁶³. Иными словами, даосы, подобно тантристам, в своем мировоззрении решающее значение придавали женскому основоначалу.

"У конфуцианцев знание выступало в качестве организующего и упорядочивающего познаваемый материал "мужского" принципа; даосы же осуждали подобные воззрения и выдвигали в качестве своего идеала чисто воспринимающее "женское" знание, являющееся плодом пассивного и отдающегося наблюдаемому предмету созерцания природы"²⁶⁴.

Приведем несколько примеров существовавших у даосов символических обозначений женского основоначала.

"Душа долин никогда не умирает.
Ее называют Таинственной женщиной.
И в лоне Таинственной женщины – корень Земли и Неба.
Она – нить, вплетенная в вечность,
посредством которой все становится достижимым"²⁶⁵.

"Знающий мужское, но стремящийся к женскому уподобляется глубокому ущелью, поглощающему все существующее в поднебесном мире. Такого человека никогда не оставляет вечная добродетель. Это возвращение к детству. Знающий белое, но стремящийся к черному становится образцом, с которым сравнивают все; он всегда прав и не знает ошибок. И это возвращение к Безграничному. Знающий славу, но стремящийся к бесславию уподобляется долине, поглощающей все существующее в поднебесном мире. Неизменная добродетель заменяет ему все. И это возвращение к Неопределенному. Ибо когда Неопределенное разорвано, оно распадается на отдельные предметы. Но если его используют мудрые, оно – Повелитель всех повелителей. Воистину величайший гравер меньше всего использует свой резец"²⁶⁶.

Весьма интересно то объяснение, которое дает Нидхэм происхождению таких символов женского основоначала, как Безграничное и Неопределенное. По его мнению, они соответствуют "первобытнообщинному строю, господствовавшему в китайских деревнях до появления обособленных групп правителей, жрецов и воинов при зарождении феодализма в конце бронзового века"²⁶⁷, – строю, к возрождению которого постоянно стремились даосы. Существует разительное сходство между произведениями даосской поэзии и сахаджистскими гимнами. Оно не ограничивается лишь употреблением загадок и парадоксов. В гимнах сахаджистов мы уже встречались с Таинственной женщиной даосов, именуемой здесь Домби, Шавари, Найрамани, Сахаджасундари. Мы сталкивались там также с местами, почти идентичными цитированному выше: "Знающий мужское, но стремящийся к женскому" и т. д.

В основе такого сходства лежит одинаковое возвеличение роли женского начала как в даосизме, так и в тантризме. По мнению Нидхэма, именно вследствие этого обстоятельства даосы "стихийно" пришли к "истокам науки и демократии"²⁶⁸. Понимание человеческого познания как чисто воспринимающего ("женского") привело даосов вначале к созерцанию явлений природы; через некоторое же время даосские философы "вынуждены были перейти от наблюдения к эксперименту". Так они оказались у истоков науки. И они пришли также к истокам демократии.

"Вся глубина прозрений даосов может быть оценена при чтении блестящих очерков великого американского энтомолога Вильяма Мортона Уилера и Эрнста Бергманна, в которых доказывается, что преодоление свойственной мужчинам агрессивности составляет одно из важнейших условий успешного функционирования коллективистского общества, к созданию которого человечество неотвратимо приближается по мере умножения числа и роста силы его высших социальных организаций"²⁶⁹.

Нидхэм заключает:

"Осуществляя в течение двух тысячелетий социалистический принцип общего владения и подвергаясь за это постоянным гонениям, тантризм заключал в себе зародыш общественной науки в подлинном смысле этого слова"²⁷⁰.

Подобные выводы по меньшей мере поразительны. Как бы то ни было, нам следует рассмотреть теперь вопрос об источниках происхождения даосского понятия женского начала. Мы уже выяснили, что тантристские представления подобного же рода коренились в матриархальном устройстве общества, возникшем в свою очередь в результате изобретения женщиной земледелия. Что центральное понятие учения даосов было связано с земледельческой магией, подтверждается наличием у них символического обозначения женского начала в виде воды, на что обратил внимание Нидхэм²⁷¹. Связь данного символа с естественным плодородием и магическим ритуалом, обеспечивающим последнее, хорошо известна. Более существенно выяснить отношение, в котором находится даосское основоначало к материнскому праву. К сожалению, Нидхэм не уделяет должного внимания этому вопросу, не отрицая, впрочем, возможности существования такой связи. Говоря о первобытном обществе, память о котором никогда не исчезала у даосов, он отмечает:

"В соответствующем отрывке... дается картина первобытной жизни в том виде, в каком она протекала еще до изобретения одежды. Люди имели миролюбивый и невинный характер и были склонны к сотрудничеству. Они "знали своих матерей, но не знали отцов" (заметьте, что о матриархате говорит здесь не какой-либо современный археолог, а Чжуан Чжоу)"²⁷².

"Гунсун Ян, – прибавляет Нидхэм, – утверждает то же самое в своем кратком очерке социальной эволюции (рассматриваемой им с точки зрения развития права)... Представляется весьма вероятным поэтому, что в древнем Китае существовал матриархат"²⁷³. Он указывает далее, что последний, по-видимому, и обусловил то значение, которое придается даосизмом женскому началу. Характеризуя так называемых "ву", даосских жриц (соответствующих тантристсиим йогиням и бхайрави), наш автор замечает: "То, что женщине отводится, согласно данному учению, весьма выдающееся положение, явствует из а) наличия связи между даосским общественным идеалом и матриархальными воспоминаниями, б) их женского начала, в) значения, придаваемого ими различным способам половых сношений"²⁷⁴. И далее:

"Признание важной роли женщины в мире и равенства ее с мужчиной, убеждение в том, что для достижения здоровья и долголетия необходимо общение полов, восторженное преклонение перед некоторыми особенностями женской психики, групповое "очищение" путем использования телесных половых качеств, свобода как от классовых различий, так и от аскетизма – все эти характерные черты даосизма резко отличают его как от конфуцианства, так и от ортодоксального буддизма. Очевидно, в них проявилась связь даосизма с матриархальным строем первобытных племен, обусловившим столь важное значение женского начала в древней даосской философии"²⁷⁵.

В первой из приведенных нами цитат содержится ссылка на большое значение, придававшееся даосами различным способам половых сношений. Как показал Нидхэм, чтобы понять причины этого, следует обратиться к даосской концепции физического бессмертия²⁷⁶, имевшей, по его мнению, огромное научное значение, поскольку такой "идеал стимулировал развитие алхимии"²⁷⁷. Мы уже сталкивались с подобной теорией в тантрах, причем, что весьма примечательно, именно в тех из них, которые явно посвящены изложению указываемой Нидхэмом науки. Согласно учению даосов, для достижения "физического бессмертия" необходимо применение ряда различных средств, в том числе дыхательных и гимнастических упражнений, гелиотерапии, совершаемых особым, предписанным образом половых сношений, продуктов алхимии и фармацевтии и, наконец, специальной диеты. В этом списке немало напоминающего йогасадхану тантристов. Так, например, последние также имели разработанную систему гимнастических и дыхательных упражнений, именуемых у них асаной и пранаямой. Перейдем, однако, к рассмотрению той роли, которую играли среди упомянутых средств половые сношения.

К сожалению, как отмечает Нидхэм, в данном вопросе "остается очень много неясного" вследствие уничтожения ряда даосских источников буддистами и конфуцианцами²⁷⁸. "Все книги, написанные на эту тему, исчезли из собрания текстов "Дао-дэ цзин" во время царствования династии Мин"²⁷⁹. Однако, пользуясь некоторыми дошедшими до нас фрагментами из других работ, Нидхэму удалось восстановить важнейшие черты соответствующей практики, свидетельствующие о сходстве даосизма с тантрнзмом и в данном отношении.

"С точки зрения теории инь-ян вполне естественным представлялось придание отношениям между полами космического значения и рассматривание их в связи с внутренней сущностью вселенной. Даосы полагали, что пол не только не является препятствием на пути к так называемому состоянию "ши" ("ши" = "истинный человек" – даосский термин, обозначающий физическое бессмертие), но и может оказать значительную помощь в деле его достижения"²⁸⁰.

Интересно отметить, что ритуальные половые сношения у даосов чаще всего осуществлялись в групповом порядке, что соответствует приводимому Анандагири описанию подобной же практики у последователей культа Уччхишта Ганапати и Гунаратны - у локаятиков.

"Вызывающая наибольшее удивление (не только у европейцев, но и у большинства современных китайцев) сторона всей философско-религиозной практики даосизма состояла в том, что последняя включала в себя наряду с обычной супружеской жизнью и внебрачными половыми сношениями лиц, стремящихся к состоянию "ши", также публично совершаемые ими оргии, считавшиеся действенным способом осуществления "ци", или объединением "ци" мужчин и женщин... Церемонии производились ночью во время полнолуния или новолуния и предназначались для "очищения от греха". Они состояли из ритуальных танцев... за которыми следовали беспорядочные половые сношения, совершаемые либо на виду у всех, либо в специальных закрытых помещениях, расположенных возле даосского храма"²⁸¹.

Нидхэм принимает всерьез идею о том, что целью этой практики было "очищение от греха". "С точки зрения некоторых учений современной психологии, – пишет он, – такие воззрения вполне оправданы"²⁸². Он рассматривает всю данную церемонию как способ "группового катарсиса"²⁸³. Но это – весьма большая натяжка, ибо идея "очищения от греха" представляет собой фактически не что иное, как позднейшее "духовное" истолкование пережитков древнего ритуала. Если даосизм действительно произошел от первобытной магии, как это убедительно показал сам Нидхэм, то для подобных истолкований его не остается места. Небезызвестно, что магия задается чисто практическими целями. У первобытных племен нередко встречаются магические обряды, связанные с совершением половых сношений в индивидуальном или групповом порядке. Но за ними всегда скрывается идея стимулирования естественного плодородия, а отнюдь не идея "очищения от греха". Именно исходя из этой идеи, мы пытались объяснить как загадочные церемониалы тантристов, так и их теоретические воззрения. Если действительно существует то глубокое сходство тантризма и даосизма, о котором говорит сам Нидхэм, то при объяснении последнего, очевидно, нужно следовать по тому же самому пути. К сожалению, потратив усилия главным образом на выяснение значения учения даосов, наш автор не уделил достаточного внимания проблеме его происхождения. Между тем, не отрицая важности поставленной им перед собой задачи, следует заметить, что вполне адекватное решение ее невозможно без исследования указанной проблемы. Как бы то ни было, недооценив ее, Нидхэм не смог использовать полностью те богатые возможности, которые предоставлялись ему в случае рассмотрения обрядов земледельческой магии в качестве источника древнекитайских верований. Всю плодотворность подобного метода показал Том-сон в своих исследованиях по истории религии и философии древней Греции.

Несмотря на эту ошибку, а также несмотря на неправильное понимание даосизма как ответвления буддизма, мы можем найти у Нидхэма еще немало поучительного в его сопоставлении учений даосов и тантристов.

"Интересно отметить, что глубокая заинтересованность древнего и средневекового даосизма в вопросах пола характерна также и для тантризма"²⁸⁴, – пишет он, ссылаясь затем на теорию ваджры и падмы и ритуальную практику майтхуны и шрипуджи тантристов. "Все это, – считает он, – имеет большое сходство с даосскими обрядами периода раннего средневековья"²⁸⁵. Кроме того, "интересно, что тантризм, подобно даосизму, поощрял вступление женщин в число своих адептов"²⁸⁶. И Нидхэм заключает: "Во всяком случае, сходство обоих учений может быть прослежено вплоть до мельчайших деталей"²⁸⁷. Так, например, в системе упражнений тантристской йоги большое значение придается контролю над дыханием (пранаяма), к достижению которого стремятся также и даосы.

"Помимо подобного рода аналогий между техническими средствами обоих учений, следует отметить также и то, что тантры изобилуют парадоксами, весьма сходными с теми, которые характерны для раннего даосизма"²⁸⁸.

Наконец:

"Шан Ву-вэй одобрил идею создания скульптурных групп, изображающих половой акт, но предупредил, что их не следует делать предметом всеобщего обозрения в залах храмов. Подобным же образом индийские тантристы прибегают к употреблению "языка сумерек", со множеством намеков, непонятных для непосвященных (сандхьябхаша), то есть особого тантрического жаргона"²⁸⁹.

Все это заставило Нидхэма поставить вопрос о наличии преемственной связи между тантризмом и даосизмом.

"С первого взгляда может показаться, что учение тантр было экспортировано из Индии в Китай. Но более тщательное изучение хронологии приводит нас к обратному выводу"²⁹⁰.

Ссылка на хронологию основывается на следующем обстоятельстве: даосские сексуальные теории и обряды процветали в Китае примерно между II и VI в. н. э., то есть "явно до возникновения соответствующего культа в Индии"²⁹¹. Но мы уже рассматривали проблему возраста тантризма, в результате чего пришли к выводу, что, каково бы ни было время создания письменных трактатов о нем, сам он существовал уже в тех древних цивилизациях, следы которых обнаружены в Хараппе и Мохенджо-Даро. Поэтому рассмотрение хронологических данных отнюдь не подтверждает гипотезу Нидхэма. Последний, однако, приводит и ряд других свидетельств в пользу китайского происхождения тантризма, почерпнутых главным образом из работ Багчи и Бхаттачарья. Бхаттачарья утверждает, в частности, что основным центром деятельности буддистских тантристов с самого начала был Ассам. Но именно здесь в VII в. н. э. появился санкристский перевод даосской книги "Дао-дэ цзин"²⁹². Не случайно также Китай (Махачина), как показал Багчи, довольно часто упоминается в тантрах.

"Ряд тантристских обрядов, именуемых "чиначара", неоднократно служил предметом оживленных дискуссий среди индийских ученых. В "Тара тантре", чей авторитет признается как последователями индуизма, так и буддистами, утверждается, что культ чиначара перенесен в Индию из Махачины. По преданию, Васиштха, один из величайших брахманов-риши, направился туда в поисках Будды, которого он не смог найти ни в Индии, ни в Тибете. Будда поведал ему тайное учение чина-чары, которое он стал затем пропагандировать в Индии. Профессор Силвиан Леви полагает, что мы имеем здесь дело с отголосками одной из доктрин, проповедовавшихся "тайными обществами, существовавшими в древнем Китае"²⁹³.

Багчи устанавливает далее наличие сходства, доходящего в существенных чертах до полной тождественности, между богинями Махачинакрама и Экаджата, что, по его мнению, доказывает китайское происхождение последней²⁹⁴. Он указывает также, что в "Саммоха тантре" упоминается "озеро, именуемое Чола, расположенное на западных склонах горы Меру и входящее в Чина-дешу". Это приводит автора к мысли о распространении тантризма "в обширной географической зоне, населенной монголоидами"²⁹⁵.

"Существует огромное количество фактов, – пишет он, – свидетельствующих о том, что область, на которую распространялось влияние неортодоксальных тантр, простиралась значительно далее природных границ Индии"²⁹⁶.

Нет необходимости удлинять список совершенно несомненных свидетельств в пользу этого утверждения. Но остается спорным, что оно доказывает в действительности. Согласно Багчи, оно доказывает наличие в тантрах элементов неиндийского происхождения. Согласно Нидхэму – возможность экспорта даосизма из Китая в Индию с последующим превращением его в тантризм. Кстати сказать, последний в свою очередь оказал влияние на умы китайцев, что, по мнению Нидхэма, является примером своеобразного обратного воздействия собственного идеологического продукта, оторвавшегося от национальной почвы, с тем чтобы вернуться обратно в видоизмененной форме²⁹⁷. Вот что он пишет по поводу распространения буддистского тантризма в Китае в VIII в. н. э.: "Возможно поэтому, что в данном случае мы имеем один из нередких примеров того, как иностранцы любезно поучали китайцев в вопросах, давно известных им"²⁹⁸.

И все же, учитывая глубокую древность учения тантр, представляется совершенно невероятной трактовка его как одного из ответвлений даосизма. Впрочем, это обстоятельство никоим образом не уменьшает значимости приведенных выше фактов. В тантрах действительно немало чужестранных элементов. Но они были вплетены в первоначальную ткань учения, возникшего в самой Индии. Иными словами, индийский тантризм ассимилировал ряд верований и обрядов, существовавших в Китае, Тибете и некоторых других странах. И это оказалось возможным только вследствие наличия в последних большого сходства с ним. В таком сходстве, однако, нет ничего удивительного, если учесть, что общей основой всех подобных теорий явился матриархальный строй общества, в свою очередь обусловленный особенностями первобытнообщинного земледелия. Мы уже говорили об этом, комментируя мысли Нидхэма о связи тантризма и даосизма. Дело в том, что ни первый, ни последний отнюдь не представляют собой самостоятельно развившихся образований. Оба они вызваны объективными условиями общественной жизни, или, пользуясь марксистской терминологией, непосредственно вплетены в материальные отношения людей. Поэтому ставить вопрос о влиянии данных учений друг на друга и не выходить при этом за пределы чистой теории, не обращаясь к рассмотрению соответствующей материальной основы, - значит уклоняться от действительной проблемы. Вот что пишет Томсон по поводу теории, "объясняющей" элевзинские мистерии при помощи простой ссылки на их египетское происхождение.

"Приведенные факты свидетельствуют о наличии влияния идей, зародившихся в Египте, на древнегреческий культ Деметры, но в каких пределах оно осуществлялось, можно определить, лишь обращаясь к рассмотрению социальных источников этой магической религии... Корабли, курсировавшие по торговым путям древнего мира, заносили в далекие страны не только товары своей родины, но и ее религиозные идеи, однако последние укоренялись лишь на почве, уже подготовленной к их восприятию, и дальнейшее их развитие определялось прежде всего тем окружением, в которое они попадали. Поэтому, чтобы понять сходные черты обоих культов, необходимо обратиться к рассмотрению общих закономерностей развития земледелия, отличие же их надо выводить из конкретных особенностей местной истории. Только после этого следует подымать вопрос о взаимном влиянии идеологий, возникавших в различных местах земного шара"²⁹⁹.

Мы выделили курсивом ту часть цитаты, которая может послужить неплохим комментарием к гипотезе Нидхэма о даосском происхождении индийского тантризма. Впрочем, последний и сам смутно чувствовал недостаточность методологии, приведшей к ее созданию. Говоря о сходстве некоторых положений даосского источника "Гаун-цзы" с идеями Фалеса, он замечает:

"Я не думаю, чтобы здесь можно было говорить о каком-то историческом влиянии с той или другой стороны. Нет ничего невероятного в том, что подобные друг другу умы, работающие над сходными проблемами, приходят к более или менее одинаковым результатам"³⁰⁰.

Это совершенно верное замечание. Но почему бы не руководствоваться им и при рассмотрении сходства между тантризмом и даосизмом?

13. Физический труд и зарождение научного знания

Политические взгляды даосов, как показал Нидхэм, являются наиболее интересной стороной всего их учения. По его мнению, с этими взглядами неразрывно связаны существовавшие в даосизме зачатки научного мировоззрения, что придает особое значение их изучению. Как иногда утверждают, даосы поставили себя вне общества. Если это и было так, то лишь по той причине, что "они находились в непримиримой оппозиции к феодальному строю и их уход из мирской жизни означал протест против него"³⁰¹. Даосы подвергают самой резкой критике не только феодальных властелинов, но и их идеологов – "мудрых святош" и "ученых праведников". Она напоминает нам выступления локаятиков и сахаджистов против привилегий правящих каст. Приведем несколько соответствующих примеров.

"Лишенные стыда и совести богатеют, а высокопарные болтуны подымаются по служебной лестнице... Мелкие грабители попадают в тюрьму, крупные же становятся помещиками, и к дверям их домов стекаются толпы "ученых праведников"³⁰².

"Не являются ли люди, именуемые обычно мудрецами, всего лишь уполномоченными лицами крупных воров? И не на страже ли воровских интересов стоят так называемые святые? Человек крадет пряжку, понадобившуюся ему для своего пояса, и его карают смертной казнью. Другой похищает целое государство и становится принцем. И именно у дворцовых ворот такого принца раздается больше всего поучений о справедливости и добродетели. Может быть, совершенная им кража и есть справедливость и добродетель, мудрость и святость?"³⁰³

Таков был исполненный горечи протест даосов против феодального строя. Но что предлагалось ими взамен его?

"В строгом смысле слова, нельзя назвать их революционерами, так как они не выдвигали ничего нового, не направляли свои взоры вперед, а обращали их к прошлому, делая целью своих устремлений возвращение к жизни первобытных общин"³⁰⁴.

Но откуда черпали даосы представления о такой жизни?

Поскольку трудно представить себе, чтобы память о солидарности всех членов общества, существовавшей до возникновения классов, могла сохраняться столь долгое время, воодушевляя последователей даосизма, следует иметь в виду то обстоятельство, что и при феодализме в пограничных районах Китая продолжали обитать племена, у которых господствовал первобытнообщинный строй. Несомненно, это относится и к тем "варварам", против которых китайские феодалы вели беспрерывные войны"³⁰⁵. По словам Нидхэма: "...можно сослаться на китайских писателей, на протяжении многих веков усматривавших в жизни обитавших по соседству с Китаем диких племен живую картину прошлого своего народа"³⁰⁶. Наш автор приводит немало примеров, показывающих, как глубоко укоренились в умах даосов представления о первобытном коммунизме, являвшиеся для них подлинным источником воодушевления во всей их общественной деятельности. Вот типичный пример. "Мир находился когда-то в состоянии лишенного определенности единства, начало чистой общности еще не подверглось разъединению и распаду, различные типы людей сочетались в гармоническом объединении, и все существа процветали наилучшим образом"³⁰⁷. В даосских источниках упоминается ряд легендарных имен вожаков восстаний, подавленных легендарными же царями древности³⁰⁸. По мнению Нидхэма, то были, по-видимому, "вожди первобытных племен, в которых классовая дифференциация еще только начиналась"³⁰⁹.

Примечательно, что в именах последних содержится указание на их связь с трудовым народом³¹⁰. Некоторые из них означают, в частности: изобретатель металлургии и металлического оружия, изобретатель каменных дамб и стен, предводитель ремесленников, медник и т. д.³¹¹ Встречается и такое имя, как Гун Гун, то есть совместный труд³¹². Данные факты, как правильно подчеркивает Нидхэм, имеют немаловажное значение.

"Если даосы действительно придерживались тех политических убеждений, наличие которых я предположил у них, то в их книгах должны, естественно, существовать какие-то следы связи с трудящимся населением страны. И они действительно обнаруживаются там"³¹³.

В учении двух китайских философов, живших в III в. до н.э., "содержится, хотя и в несколько туманной форме, проповедь организации сельскохозяйственных кооперативов, отдаленно напоминающих соответствующие организации диггеров, возникшие во время Великой английской революции"³¹⁴. Эти философы считаются принадлежащими к особой Земледельческой школе, "но нетрудно убедиться в том, что их взгляды весьма сходны с даосскими"³¹⁵.

"О связи даосизма с физическим трудом и его технологией свидетельствуют также нередко встречающиеся в его текстах места, в которых речь идет о профессиональном мастерстве. Последнее трактуется там как особое, непередаваемое и недостижимое путем простого обучения качество, получаемое человеком лишь в результате тщательного сосредоточения на дао, лежащем в основе различных предметов природы"³¹⁶.

Существует большое количество таких отрывков, касающихся мясников, музыкантов, охотников за цикадами, лодочников, пловцов, изготовителей сабель и стрел, резчиков по металлу, изготавливающих подставки для колокольчиков, колесников, укротителей диких зверей и математиков³¹⁷. "Во всяком случае, – суммирует Нидхэм, – в течение многих столетий материальное производство, а в связи с ним и физический труд составляли характернейшую черту даосских общин"³¹⁸. Это весьма примечательное обстоятельство. И именно в нем следует искать истоки тех даосских представлений, которые составляют предысторию китайской науки. Трудовой процесс связан с осознанием объективности действующих в нем сил, материальность природы насильственно запечатлевается в сознании работающего человека. Иными словами, физический труд – это тот якорь, который удерживает сознание в рамках действительности, не позволяет ему пуститься в погоню за потусторонними плодами идеалистической фантастики. Только тогда, когда в результате длительного развития человеческого общества наступает такая эпоха, когда последний становится предметом всеобщего презрения и рассматривается как нечто низменное и ведущее к дегенерации, - человеческое сознание, а точнее, сознание господствующего класса, избавившегося от непосредственных обязанностей, связанных с производством материальных благ, считает себя освободившимся от материальной действительности и приобретает иллюзию всемогущества, льстя само себе идеей, что оно является создателем внешнего мира³¹⁹. Таково идеалистическое мировоззрение. Когда же на место сознания ставится бог или мировой дух, мы имеем дело с так называемым спиритуализмом. Нетрудно видеть, что принятие такой точки зрения делает невозможным научное исследование. Когда весь объективный мир выступает в виде продукта сознания, будь то бог, дух или разум, он представляется простой фантасмагорией, что делает серьезное исследование его законов ненужным и бесполезным. Именно поэтому буддизм, будучи аскетической и мироотрицающей религией, распространившись из Индии в Китай, выступал там столь враждебно по отношению к науке³²⁰.

Иначе обстояло дело у последователей даосизма. Поддерживая постоянную связь с материальным производством и физическим трудом, они сохранили также стихийно-материалистическое мировоззрение, лишь на основе которого им удалось достигнуть успеха в развитии науки или, точнее говоря, знаний, предшествующих науке в строгом смысле слова. Как отмечает Нидхэм, "в глубине души каждый ремесленник был убежден вместе с даосами, что дао находится в самих предметах природы, а не является чем-то потусторонним и трансцендентным"³²¹. Следующий отрывок, находящийся в одной из даосских книг, является типичным образцом этих стихийно-материалистических воззрений.

"Вся [строительная] работа, производимая в течение многих месяцев и даже лет, связана с использованием предметов природы. Правда, люди говорят, что быть рабом вещей не есть подлинное дао. Однако я полагаю, что оно как раз и состоит в служении природе. Если бы это не было так, люди не смогли бы даже узнать, как пользоваться простейшими вещами, употребляемыми в повседневном обиходе. Даже ученые-конфуцианцы не могут отвлечься ни на один миг от предметов, связанных с житейской практикой"³²².

Мы имеем здесь дело с наивным материализмом, порожденным процессом физического труда. Именно с ним связан и научный аспект даосизма. Вот что пишет по этому поводу Нидхэм.

"...наука могла возникнуть лишь в результате устранения пропасти, существовавшей между ремесленником и ученым. Мы еще будем иметь случай вернуться к рассмотрению данного положения, но его следует по крайней мере упомянуть здесь, так как все симпатии конфуцианцев находились на стороне образованных администраторов, ремесленники же, как и вообще все люди физического труда, были чужды им. В отличие от них даосы, как мы уже видели, находились в непосредственной связи с трудовым народом (как и греческие философы досократовского периода). Эта противоположность наблюдается на протяжении всей многовековой истории Китая... Нашу аргументацию можно было бы продолжить, но и из сказанного уже можно сделать заключение о том, что сочетание в учении даосов зачатков научного знания с идеалом предшествовавшего феодализму демократического общества не было случайным"³²³.

Вышесказанное нуждается, по-видимому, в некоторых пояснениях. Благодаря чему существовала связь между зачатками науки и идеалом первобытно-коммунистического общества в даосизме? Ответ следует искать в отношении членов данного общества к физическому труду. Вот что пишется об этом в даосских источниках, цитируемых Нидхэмом.

"Составитель библиографии к "Цянь Хань шу" пишет о последователях Земледельческой школы, что они "не видели никакой необходимости даже в мудрых царях. Желая, чтобы правители и подчиненные вместе обрабатывали землю для посева, они отбрасывали разделение общества на высшие и низшие классы"³²⁴.

"[В древности] люди имели ровный характер. Они шили себе одежды и пахали землю, чтобы получить пищу. Это было то, что мы называем добродетелью коллективной жизни. Они объединялись, образуя одно целое; это было то, что мы называем естественной свободой"³²⁵.

Выражаясь языком марксизма, первобытное общество еще только готовилось стать свидетелем отделения теории от практики, умственного труда от физического; и именно эти его черты побуждали даосов относиться к нему с подлинным воодушевлением.

Но идеология первобытного общества носит преимущественно магический характер. И Нидхэм приводит немало фактов, свидетельствующих о таком же характере существовавших в даосизме зачатков научных представлений. Преобладание магии вообще является характерным как для даосизма, так и для тантризма. Последний, кроме того, воплощает также, как мы сможем вскоре убедиться, естественнонаучные тенденции в философском наследстве древней Индии. Если все вышесказанное звучит несколько парадоксально, то действительной причиной этого является вполне естественная для человека наших дней склонность недооценивать значение первобытной магии. Конечно, нет никакого сомнения в том, что последняя основывается на невежестве. Но одно дело невежество, и совсем другое - идеализм и спиритуализм. В магии, по словам Фрезера, "...дикарь создал мировоззрение, которое является зародышем современного понятия о естественном законе, представления о природе как серии явлений, следующих друг за другом в определенном неизменном порядке без вмешательства личного принципа"³²⁶. По мнению того же автора, "...ее основоположение тождественно с основоположением современной науки; в совокупности своей система опирается на веру не только подразумеваемую, но и вполне действенную и прочную, в строгую согласованность и единообразное устройство природы... Роковая ошибка магии не в том, что она предполагает последовательность явлений, определяемую законами, но в том, что она совсем незнакома с истинными свойствами частных законов, управляющих этой последовательностью"³²⁷. Исходя из этого, Фрезер называет магию "близкой родственницей науки"³²⁸.

Однако он считает ее неким независимым образованием, своеобразной "вещью в себе" и поэтому не дает ответа на вопрос, почему она при всей своей примитивности и невежестве смогла оказаться в таком отношении к научному познанию. Анализ Нидхэма идет значительно глубже. "Наука и магия, – пишет последний, – представляют собой на ранних стадиях человеческой истории неразличимое единство"³²⁹. Значение этого обстоятельства, по его мнению, "трудно переоценить"³³⁰. Именно поэтому учение даосизма, характерной чертой которого являлась магия³³¹, содержало также зачатки науки³³². Но вопрос в том, каковы причины такого единства? При каких условиях оно могло возникнуть? Если наука основывалась на стихийно-материалистическом мировоззрении и если магия была ее "близкой родственницей", то последняя также должна была исходить из него же. И в этом нет ничего удивительного, учитывая, что наивный материализм является порождением процесса труда. Поскольку в первобытном обществе последний не утратил еще своей первоначальной значимости и не превратился в нечто унизительное, магическое мировоззрение, являющееся идеологическим продуктом такого общества, должно было неизбежно основываться на материалистических предпосылках и тем самым состоять в близком родстве с наукой. Именно это обстоятельство послужило основой смелого утверждения Нидхэма о том, что "наука и магия первоначально составляли единое целое на основе недифференцированного комплекса операций физического труда"³³³. По мере же того, как последний терял былую значимость в период разложения доклассового общества, первобытная магия с ее зачатками научного познания постепенно уступала место религии и идеализму. Даосизм с его приверженностью к образу жизни древних общин, когда "правители и подчиненные вместе вспахивали поле для сева", естественно, не оставлял места для измышлений о потустороннем мире. Это было учение, носившее преимущественно магический характер, но включавшее в себя зачатки науки, пользовавшееся презрением со стороны представителей высших классов и их идеологов, но сохранявшее постоянную связь с трудовым народом. К сожалению, мы не имеем возможности подвергнуть обстоятельному рассмотрению весьма тщательно разработанную аргументацию Нидхэма, подтверждающую данные положения, равно как и приводимые им интереснейшие места из даосских источников. Для нас важно лишь сделать выводы, которые могли бы оказать нам помощь в понимании учения тантр.

Мы уже пытались проследить истоки тантризма в процессе земледельческого труда. На ранних стадиях развития сельскохозяйственного производства последний является наиболее прочной основой магических верований и обрядов. При всем том земледельческая магия, изобилующая невежественными представлениями и фантазиями дикарей, оставалась в силу своей связи с физическим трудом на стихийно-материалистических позициях. Свойственный ей наивный материализм как раз и нашел свое яркое выражение в деха-ваде тантризма. В позднейшем учении тантр, подвергшемся влиянию изменившегося социального окружения, появилась противоположная тенденция. Последнее включило в себя целый ряд спиритуалистических идей, таких, как пуджа, мокша и бхакти. Однако первоначальный материализм никогда полностью не исчезал из него вследствие его связи с низшими кастами и трудящимися слоями населения. И поскольку дело обстояло таким образом, вполне естественно искать в тантрах истоки индийской науки.

14. Естественнонаучная тенденция в тантризме

"Вполне естественно, – отмечает Нидхэм, – что английские ученые викторианской эпохи не могут без негодования слышать само упоминание о тантризме, но при оценке его идей нельзя руководствоваться канонами цивилизации, имеющей почти двухтысячелетнюю христианскую традицию осуждения всего относящегося к половой жизни. Немалый интерес представляет, в частности, связь этого учения с естественно-магическим мировоззрением. Я напомню читателю лишь о том, что, как это ни неожиданно для нас, сексуальные символы играли весьма важную роль в эзотерическом языке древних алхимиков.

Возможно, что само понятие химической реакции появилось в результате аналогии с совокуплением мужчины и женщины"³³⁴.

Говоря о проповедниках тантризма в Китае, он продолжает: "...виднейшим тантристом был буддистский монах И Син (672 - 717), величайший китайский астроном и математик своего времени; и это факт, достойный нашего внимания, так как он свидетельствует о той роли, которую тантрический буддизм, по-видимому, сыграл в отношении всех описательных и экспериментальных наук. Нам думается, что его родство с алхимией имело при этом немалое значение..."³³⁵

И в самом деле, именно в области последней тантристы сделали наибольшее число научных открытий, как убедительно показал Рей в своей "Истории индийской химии". По его словам, "древнеиндийская алхимия носит явственный отпечаток"³³⁶ тантризма. Тантрический культ представляет собой "своеобразное соединение описаний алхимических процессов с причудливыми и неприличными обрядами, характер которых порою вызывает у нас отвращение"³³⁷. Наибольшее значение среди всей обширной литературы тантризма по алхимии имеет произведение под названием "Расаратнакара"³³⁸, относящееся к VIII столетию н. э. Но существует множество других подобных текстов. По словам Рея, "вряд ли возможно даже составить их более или менее исчерпывающий перечень"³³⁹. Сам он, в частности, использует в качестве источников "Расаратнакару"³⁴⁰, "Расарнаву"³⁴¹, "Какачандешваримата тантру"³⁴², "Расандрачурамани"³⁴³, "Расапракаша судхакару"³⁴⁴ и т. д. "Подготовленный им список авторов подобных произведений включает более 20 имен"³⁴⁵. Часть текстов этого рода, оригиналы которых утрачены, сохранились в тибетских переводах. Другая же известна лишь по дошедшим до нас ссылкам на эти тексты.

"В древнеиндийских произведениях по химии и медицине встречается очень много имен ученых, сообщаемых потомству вследствие открытия ими важнейших химических процессов или эффективных нововведений в металлургии"³⁴⁶. Учение тантр преподавалось в университетах Наланды, Удантапуры и Викрамашилы в центральной Индии, а также в учебных заведениях Магадхи. При этом "алхимия считалась его составной частью. Предполагают, что оттуда тантризм распространился на южную Индию и Тибет (Бхот)"³⁴⁷.

Развитие тантрического мистицизма на юге Индии имеет, с нашей точки зрения, особое значение, и мы вкратце остановимся на нем.

В тамильской литературе существует большое количество созданных тантристами поэтических произведений, наподобие упоминавшихся нами выше средневековых бенгальских гимнов чарья. Тамильское слово, применявшееся для наименования их создателей – "ситтара", – соответствует санскритскому сиддха, означая "достигшие совершенства", то есть успеха в практике тантризма, (Напомним, что авторов гимнов Чарья называли "сиддхачарья".) Айер приводит список имен упомянутых тамильских поэтов³⁴⁸, Один из восемнадцати ситтаров, о которых говорится в произведениях южноиндийских тантристов, носил имя Богар. Ему приписывается целый ряд книг по медицине и алхимии. Согласно тем же источникам, он прибыл в Индию из Китая в III в. н. э. и поселился вначале на некоторое время в Патне и Гайе. В этих районах в то время был широко распространен буддизм. Однако в произведениях Богара не ощущается ни малейших следов буддистского влияния. Он переселился затем на юг Индии и был посвящен там в тайны тантризма ситтарами, вскоре после чего вступил в их число и даже занял среди них весьма выдающееся положение. Богар не только создал ряд трактатов по алхимии я медицине, но и лично обучал ситтаров этим наукам. "Утверждают, что он пробыл некоторое время в Аравии, после чего вновь вернулся в Индию. По преданию, он посетил Китай в сопровождении своих тамильских учеников и, изучив там с ними ряд ремесел, возвратился в Тамиланд"³⁴⁹. Богар был не единственным китайцем среди южноиндийских ситтаров. Айер упоминает еще одного из них, по имени Пулипани. Считается, что он прибыл в Индию и поселился в Тамиланде вместе с Богаром, став, подобно последнему, ситтаром и создав ряд работ по магии, алхимии и медицине. Они написаны на тамильском языке, и в них, как и следовало ожидать, проповедуется теория тантризма. Большая часть произведений ситтаров хранится в разрозненном виде в различных рукописных библиотеках и монастырях южной Индии. Критическое издание их дало бы нам богатейший материал для воссоздания истории развития индийской науки. Некоторое представление о значении этих источников мы можем получить из следующего.

Редди³⁵⁰ опубликовал недавно перечень двадцати семи таких рукописей вместе с кратким описанием их содержания, свидетельствующим об обширности излагающихся в них сведений по медицине, химии и алхимии. Он упоминает еще 38 подобных произведений с не менее разносторонним и богатым содержанием.

Произведения тамильских ситтаров представляют особый интерес с двух точек зрения. Во-первых, они доказывают наличие происходившего в древности обмена научными идеями между Индией и Китаем. Из 18 ситтаров по крайней мере двое были китайцами. Правда, даты жизни Богара и Пулипани, содержащиеся в тамильских источниках, спорны, но нет никаких оснований оспаривать их китайское происхождение. Во-вторых, мы убеждаемся на основе данных произведений в том, что указанный обмен идеями происходил при помощи такого посредника, как тантризм. Очевидно, это не могло бы случиться, если бы последний не представлял собой во всех отношениях благоприятную для развития науки почву. Не случайно тамильские ситтары относились резко отрицательно к идеалистической философии Шанкары³⁵¹, а Богар оказался весьма устойчивым по отношению к буддизму. Мы уже указывали на то, что именно в тантризме было столь благоприятным для развития научного познания. Читатели, заинтересованные в подробном ознакомлении с вкладом, внесенным тантристами в индийскую медицину, химию и алхимию, могут сделать это, обратившись к книге Рея. Нам нет необходимости углубляться в технические детали химических процессов, исследовавшихся последователями учения тантр, поскольку нас интересует прежде всего вопрос общетеоретического порядка. Следует отметить, что тантры, посвященные изложению вопросов алхимии, построены по тому же образцу, что и тексты так называемого индуистского и буддистского тантризма. Содержание их нередко облачается в форму диалога Шивы и Парвати. Иногда встречаются также обращения к Будде, Татхагате, или Авалокитешваре как источнику всех знаний. Однако искусственность такого обрамления становится очевидной, если учесть постоянно встречающиеся здесь же упоминания о первостепенной важности наблюдения и эксперимента.

Тантристы изобрели и употребляли при проведении химических опытов в своих лабораториях большое количество специальных инструментов, названия которых соответствовали их функции, таких, как дола янтрам, шведани янтрам, патана янтрам, адхаспатана янтрам, дхеки янтрам, валука янтрам, тирьякпатана янтрам, видьядхара янтрам, дхупа янтрам, коштха янтрам. Соответствующие диаграммы могут быть найдены в "Истории химии в древней и средневековой Индии"³⁵². Но тантристы, занимавшиеся алхимией, оставили не только описание инструментов, применявшихся в экспериментальных целях. Они дали также обоснование необходимости эксперимента для научного познания. В "Рудраямала тантре"³⁵³ говорится:

"Я выполнял упомянутые опыты собственными руками и видел все происходящее при этом своими глазами. То был не плод молвы и не поучение, полученное от учителя. Обнародование результатов таких опытов служит благу человечества".

Подобным же образом "Расендрачинтамани"³⁵⁴ открывается следующим заявлением:

"Я предам гласности только те данные, которые смогу подтвердить собственными экспериментами".

В другом месте автор этого же трактата утверждает:

"В моей книге говорится лишь о тех процессах, происходящих со ртутью, которые я лично мог засвидетельствовать с помощью опытов. Напрасен труд тех, кто только поучает, не умея экспериментировать"³⁵⁵.

Не правда ли, это в высшей степени необычные для страны шрути и смрити слова? Но тантры, посвященные алхимии, интересны не только тем, что в них подчеркивается роль экспериментального знания. Мы находим здесь также сознательное признание основных положений материалистического мировоззрения, служащего основой содержащихся в этих произведениях зачатков науки.

"Почему же именно в тантрах сосредоточиваются химические познания древности?" – спрашивает Рей³⁵⁶. И совершенно справедливо замечает далее, что ответ на данный вопрос был дан самими тантристами. Вот что говорит автор "Расарнавы".

"Поскольку это вещество употребляется наилучшими твоими поклонниками для высшей цели, ему присваивается имя парада (ртуть). Рожденное моей плотью, оно таково же, как и я, о богиня. Оно именуется раса, будучи выделением моего тела". Могут возразить, что не следует понимать вышеприведенные слова буквально и что достижение освобождения в этой жизни должно быть понимаемо иначе.

Это возражение ошибочно. Освобождение провозглашается шестью системами в качестве состояния, наступающего после смерти тела. Но мы не можем ставить себе такую цель, ибо, совершая действия для ее достижения, мы не освободимся от опасений и мрачных предчувствий... Такое освобождение нельзя воспринять чувствами, как невозможно взять в руки нарисованный плод. Поэтому человек должен заботиться о поддержании своего тела с помощью ртути и медикаментов"³⁵⁷.

А вот какое заявление мы находим в другом подобном тексте.

"Тем, кто, не оставляя своих прежних тел, достиг новых при помощи Хара и Гаури (слюды и ртути), следует воздавать почести как алхимикам (расасиддхи). Поэтому аскеты, надеющиеся достичь в этой жизни освобождения, должны прежде произвести себе новое, достойное славы тело"³⁵⁸.

Освобождение понимается здесь в чисто физическом плане. Для тантристов оно означает усовершенствование своей телесной организации. По их мнению, "приобретшие тело из ртути и таким образом пришедшие к самоотождествлению освобождаются при жизни"³⁵⁹. Именно исходя из этого понятия о физическом бессмертии, они назвали ртуть словом "парада". Согласно их представлениям, тело можно сделать бессмертным с помощью ртутных препаратов. Достижение этого было их наивысшим идеалом. Таким образом, ртуть выступала у них как даятель ("да") наивысшего блага ("пара"), то есть как "парада".

"Сохранение тела, о верховная богиня, достигается посредством применения ртути и (удержания) дыхания. Ртуть возвращает здоровье больным и жизнь мертвым"³⁶⁰.

"Могут возразить: "Если допустить создание ртути Хара и Гаури, то следует признать возможность существования непреходящих тел. Но как это может быть доказано?" Однако такое возражение не имеет под собой почвы, ибо указанная предпосылка доказывается восемнадцатью различными способами"³⁶¹.

Вся эта теория физического бессмертия, связанная с тантрической алхимией, во многих своих чертах сходна с соответствующими воззрениями даосов. Последние, как отметил Нидаэм³⁶², большое значение придавали таким средствам достижения бессмертия тела, как дыхательные (пранаяма) и гимнастические (асана) упражнения, продукты алхимии и фармацевтии (расаяна}, особым образом совершаемые половые сношения (майтхуна). Идеал, которым они руководствовались в своих действиях, имел огромное значение для науки, поскольку он "стимулировал развитие алхимии"³⁶³. Мы уже убедились из высказываний самих тантристов, что то же самое можно сказать и об их учении. В противоположность последователям идеалистических систем индийской философии, мечтавшим об освобождении души и принижавшим значение тела, они высоко оценивали роль последнего (о чем свидетельствует их деха-вада) и понимали освобождение как развитие и усовершенствование организма (каясадхана). Не случайно поэтому, что они постоянно уделяли так много внимания средствам, содействующим такому усовершенствованию. С этим связан и вклад, внесенный ими в медицину и алхимию. Короче говоря, ключ к пониманию естественнонаучных тенденций тантр следует искать в их материализме³⁶⁴.

³⁶⁴ Мадхава дает нам описание философских взглядов так называемой алхимической (дословно "ртутной") системы. Однако его изложение, в котором не находит отражения наивный материализм этой философии и ее связь с тантрическими учениями (каясадхана и деха-вада), носит отрывочный и противоречивый характер.

Конечно, последний, как и следовало ожидать, был не только наивным и примитивным, но и к тому же все еще не утратившим связи с магическими обрядами, входившими в качестве неотъемлемой части в процесс сельскохозяйственного производства на заре его развития. В следующей главе мы покажем, каким образом в ранней санкхье этот наивный материализм, содержавшийся в тантрах, приобрел новую форму, пришел к осознанию своих скрытых предпосылок и открыто выступил против наиболее выдающейся идеалистической философской системы Индии, каковой была веданта.