ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Процессы персонализации и персонификации призваны отразить две неразрывно связанные стороны человеческого бытия. Потребность быть личностью есть потребность индивида в персонализации. Стремление же человека не быть личностью, а быть самим собой – это процесс персонификации [1]. Между двумя этими процессами существует определенная взаимосвязь. Однако она состоит не только в том, что персонификация – это персонализация, но с обратным знаком [1], т.е. персонификация своей обратной стороной имеет персонализацию, и не только в том, что эти процессы дополняют друг друга, но и в том, что они полярны (интенсификация одного из них снижает эффекты другого и наоборот).
Данное утверждение, как нам кажется, в принципе верно, но нуждается в некотором уточнении. Так, например, при рассмотрении групповой динамики психотерапевтической группы отчетливо видно, как постепенно ее члены снимают с себя свои фасадные маски, освобождаются от поведения, продиктованного их социальными ролями, "утончают" броню своих защит. Одновременно с этими изменениями происходит и целый ряд других: увеличивается спонтанность поведения; растет степень доверия, принятия других людей и самого себя; возникает способность к эмпатии [2], т.е. снижается степень персонализированности членов группы и повышается их персонифицированность. Правда, такие эффекты возникают не случайно, а в специально организованной группе и под патронажем психотерапевта. Между тем уменьшение репертуара социальных ролей, потеря "социальной силы" человеком (например, при выходе на пенсию) или же лишение его психологических защит делают индивида часто очень уязвимым для других, даже психологически сломленным. Эти факты приводятся нами для того, чтобы подчеркнуть мысль о том, что персонализация не всегда имеет в качестве своей обратной стороны процесс персонификации. Такой переход возможен только в случаях специального, особым способом организованного, межличностного взаимодействия (диадического или группового), а также в случаях, когда человеку оказывается специальная поддержка, фасилитируется процесс персонификации.
Если процесс персонализации не всегда "перетекает" в процесс персонификации (для этого нужны специальные условия), то что же выступает в качестве "переходника", "канала" такого перехода? Возможно, подвести к ответу на этот вопрос поможет нам мнение московского психолога А. Б. Орлова, который считает, что "...персонализирующее общение ведет к дезинтеграции личности, ... психопатологизирует ее, наращивает зоны психологических защит и проблем, сокращает зоны актуализации, тогда как персонифицирующее общение, напротив, является условием интеграции личности человека, делает эту личность более целостной, терапевтирует ее: психологические защиты "демонтируются", психологические проблемы конструктивно разрешаются, зоны самоактуализации расширяются, и в структуре личности начинают преобладать гармоничные, оптимальные мотивационные образования" [1, с. 12]. Таким образом, персонализирующее общение (с персонализационным эффектом) приводит к дезинтеграции и дезактуализации личности, тогда как персонифицирующее общение, напротив, ведет к интеграции и актуализации личности. Процесс же персонализации (если он не переходит в процесс персонификации) может привести к дезинтеграции и уменьшению актуализирующего потенциала личности.
Термины "интеграция" и "дезинтеграция" обычно в психологии употребляются для обозначения процессов, имеющих разную модальность. Если первый из них используется для подчеркивания положительного характера изменений личности, то второй – для отрицательного, а также как свидетельство нездоровья, распада личности. Между тем К. Домбровски [3] утверждает, что дезинтеграция может быть как положительной, так и отрицательной. Он считает, что психически здоровому индивиду свойственна "позитивная дезинтеграция", в соответствии с которой психологический рост может быть представлен в виде постоянной, опосредованной личностными структурами высшего порядка, дезинтеграции сложившихся структур и функций и их реинтеграции на более высоком уровне. Развитие способности человека к позитивной дезинтеграции или создание у него состояния такой дезинтегрированности* в рамках тренинговой группы [4] приводит, в частности, к раcтождествлению со своим ригидным "Я", замкнутым на самом себе [5], и к формированию гибкого автономного "Я", расширяя тем самым способность к самосознанию и поле самосознания, усиливает процесс самоизменения.
* Ф. Перлз, по воспоминаниям его учеников, как раз и славился способностью к дезинтеграции клиентов, благодаря безжалостному вытравливанию из них невротичности.
Возможна ли позитивная дезинтеграция в рамках процесса персонализации? Одним из важных социальных атрибутов личности являются те роли, которые ей приходится играть в течение всей жизни. Социальные роли являются одним из аспектов персонализации, часто они выполняют функцию тех "фасадов", которыми человек прикрывается, чтобы предстать перед другими людьми. Следование той или иной роли иногда является единственно возможным способом "выживания" в социальном окружении, способом поддержания межличностных взаимоотношений, а четкое взаимоупорядочивание своего "Я", согласно модели личности Э. Берна, обеспечивает ее психическое здоровье [6, 7]. Таким образом, ролевой пласт процесса персонализации есть необходимая сторона социально-психологической жизни личности. Поэтому проблема, на наш взгляд, не в ролях, а в том, насколько стереотипно и ригидно придерживается их человек: цепляется ли он за ограниченный круг ролей или за одну суперроль с целью создания у себя иллюзии внутренней психологической безопасности. Так, например, это происходит, когда роль "начальника", "руководителя", "учителя" (впрочем и "психотерапевта" тоже) переносится в разный социальный контекст.
Для осуществления позитивной дезинтеграции используют воздействия, связанные с попытками углубления, переструктурирования представлений индивида о роли [8] и с расширением "ролевого веера" [9]. В этом плане часто предлагаемое в психосинтезе упражнение на раcтождествление с социальными ролями [10]* и с последующим самоотождествлением можно рассматривать как процесс перехода от позитивной дезинтеграции к новой интеграции ролей. Напротив, следование непривычной для человека, парадоксальной роли может привести к дезинтеграции "эго"-состояний и синтезу новых, к созданию предпосылок для процесса персонификации. Например, принятие роли "Я – ребенок"**, вызывание у себя состояния детства, сбрасывание с себя "взрослости" приводит к устранению того внешне взрослого, фасадного, масочного, что наиболее присуще человеку в его социальной жизни [12]. Таким образом, анализ некоторых компонентов процесса персонализации в рамках концепции позитивной дезинтеграции К. Домбровского позволяет заключить, что именно через такой вид дезинтеграции возможно создание предпосылок для интеграции и, следовательно, перехода от персонализации к персонификации. Такой переход характеризуется усилением персонифицирующих тенденций (обретение и укрепление сущности) и уменьшением персонализирующих тенденций (ослабление позиций личности, делание ее более пассивной, подчиняющейся сущности) [13]. Между тем постоянное "выдавливание" из себя личности может привести к негативным процессам. "Нормальным образом сущность должна господствовать над личностью, и тогда личность весьма полезна. Но если личность господствует над сущностью, это ведет к всякого рода недолжным результатам. Нужно понять, что личность также необходима человеку; нельзя жить без личности, одной сущностью. Но сущность и личность должны расти нормально, и одна из них не должна перерастать в другую" [13, с. 133]. Так, сущность и личность, согласно высказыванию П. Д. Успенского, должны находиться в определенном сбалансированном взаимодействии, причем во взаимодействии не симметричном, не равноправном, а в асимметричном, с явным усилением позиции сущности, придания ей статуса "точки отсчета". В связи с этим нам трудно согласиться с мыслью К. Спит [14] о том, что самореализация человеком себя связана с активной борьбой между сущностью и личностью. На наш взгляд, отношения между ними должны отчасти напоминать психотерапевтическое взаимодействие, приводящее к изменению баланса между этими инстанциями. Вероятно, при этом могут возникать у человека такие эффекты, как самопринятие, инконгруэнтность, аутоэмпатия. Это предположение можно подтвердить одним из высказываний М. Шелера, сделанным по поводу смирения человека как условия обретения им своей сущности. "Таким образом, человек должен научиться терпеть себя самого, в том числе и те склонности, которые он считает дурными и пагубными. Он не может вступить в прямую борьбу с ними, но должен научиться преодолевать их косвенно, направляя свою энергию на выполнение доступных ему важных задач, признаваемых его совестью достойными" [15, с. 75]. Во многом это станет возможным только тогда, когда прекратится контроль личности над сущностью, когда они услышат друг друга и вступят в интегрирующее взаимодействие [16], организуют диалог, когда они будут гармонично дополнять друг друга "до целостности, которая и есть самость" [17, с. 175], которая и есть человек истинный.
* Ведь раcтождествление можно производить и со своим телом, и со своими психическими процессами, состояниями и т.д. [11]
** В данном случае речь идет не о позиции "Ребенка" в транзакционном анализе.