ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Джон Локк, как все мы помним, полагал, что сознание индивида в момент рождения – это tabula rasa*. Интеллект сам по себе есть пассивная субстанция, приобретающая содержание и структуру только через воздействие ощущений и наложение ассоциаций (почти так же сладкое тесто преобразуется в пряник с четким рисунком благодаря печатной доске кондитера). Локк утверждал, что в интеллекте не может быть ничего, чего сначала не было бы в ощущении (nihil est in intellectu, quod non fuerit prius in sensu).
* Чистая доска (лат.)
Эту формулировку Лейбниц язвительно дополнил: ничего – за исключением самого интеллекта (excipe: nisi ipse intellectus). По Лейбницу, интеллект постоянно занят своей работой, соответствующей его собственной природе, а именно рациональным решением задач и манипулированием сенсорными данными. Согласно Локку, организм реагирует, когда его стимулируют; согласно Лейбницу, он обладает самостоятельной активностью. Локк был англичанином, и, возможно, поэтому его образ мышления, развитый Юмом и другими последователями, непоколебимо утвердился в английской и американской психологии. Точка зрения Лейбница, развитая Кантом, превалировала в немецкой психологии и в целом в континентальной Европе.
Конечно, не надо думать, что вся история психологии изящно упорядочится на основе этой простой базовой дихотомии. В любой системе мышления легко обнаруживаются следы обеих исторических моделей, и до определенной степени обе они верны и полезны. Будет поучительно перечислить в кратком обзоре течения современной психологии, делающие акцент на воззрениях Локка и на воззрениях Лейбница.
На точке зрения Локка, доминирующей в англо-американской психологии, базируется ассоцианизм всех типов (энвиронментализм, бихевиоризм, теория стимула и реакции, фамильярно сокращаемая как S-R) и все другие "стимульно" ориентированные направления психологии: зоопсихология, генетическая психология, позитивизм, операционализм и математическое моделирование – короче, большая часть того, что сегодня пестуется в наших лабораториях как истинно "научная" психология. Эти движения, которые на первый взгляд могут показаться различными, имеют общий фундамент – локковский эмпиризм.
Прежде всего, они утверждают, что внешнее и видимое более фундаментально, чем внутреннее и невидимое. Поскольку разум от природы есть tabula rasa, важно то, что случается с организмом, внешние воздействия, а не организм сам по себе. Даже мотивацию, которая кажется самым центральным и спонтанным феноменом личности, рассматривают как некое влечение, возникающее в ответ на периферические изменения, приводящие к избытку или недостатку стимуляции в полостях тела. Чтобы объяснить мотивы более сложным образом, мы говорим, что поведение, побуждаемое влечениями, в результате выработки условных связей сменяется поведением, побуждаемым раздражителями. Причина же тем не менее остается внешней по отношению к организму.
Принципы обусловливания были открыты Павловым в России, но рвение, с которым их подхватили и развили американские психологи, является показателем того, что они созвучны преобладающей у нас локковской традиции. Обучение рассматривается как замещение одного действующего стимула другим, или одной реакции – другой. Зона между стимулом и реакцией (в эту зону Лейбниц "помещал" интеллект) считается маловажной или незначимой. Даже с трудом допускаемые в последнее время так называемые "промежуточные" переменные нужны только для того, чтобы придать рассмотрению поведенческих реакций более адекватный вид и при этом минимально отклониться от S-R-модели. Заметим, что теория обусловливания предлагает физиологическое описание взамен "организации идей". Популярность такой "экстернализации" понятна.
Эмпиризму Локка присущ еще один постулат: малое и молекулярное ("простые идеи") более фундаментально, чем большое и молярное ("сложные идеи"). Сегодня личность рассматривается как взаимосвязь рефлексов или свойств. Для Халла и Уотсона личность – это иерархия свойств. Верхним уровням иерархии уделяется мало внимания. Внимание большинства психологов, работающих в области обучения и развития, поглощено именно уровнем элементарных навыков.
Преобладание внимания к молекулярным единицам приводит к уверенности в эквивалентности видов. Считается, что любое базовое человеческое свойство может быть без существенных потерь изучено на низших видах. Ведь человек – животное. Так почему бы не взять более простое животное (например, крысу) в качестве прототипа (модели) более сложного животного? Признание эквивалентности видов широко распространено в современной психологии, хотя иногда делаются некоторые оговорки. Так, профессор Халл, один из ведущих американских эмпириков, писал: "У человека есть дополнительные способности речи и символического поведения и сопутствующие преимущества высших психических процессов. Влияет ли это на первичные законы поведения – еще предстоит установить"5. Профессор Халл хочет проявить гибкость и открытость мышления, но его заявление ясно обнаруживает заведомую веру в видовую эквивалентность.
Еще одно положение, присущее эмпиризму Локка: более фундаментально то, что появилось раньше в ходе развития. Важны ранние отпечатки на воске разума. Можно быть уверенным, что первые впечатления позднее перемешиваются и накладываются друг на друга, но изначальные простые идеи продолжают быть элементами позднейшей психической жизни. Этот тип генетизма прочно удерживает власть в американской психологии6. Придерживаясь доктрины tabula rasa, американский генетизм подчеркивает важность научения и обусловливания в раннем детстве. Позже мы увидим, что эта точка зрения создает значительные трудности для теории развития и изменения личности.
Все эти постулаты локковского эмпиризма близки по духу современному позитивизму. Отдавая предпочтение видимому, внешнему, позитивизм (операционализм) утверждает, что методики эксперимента и измерения должны быть специфицированы в определении каждого понятия. Идеалом этого строгого требования является построение психологии в одну шеренгу с физикой и математикой и достижение, таким образом, единства науки. Позитивизм стремится свести абстрактные понятия к данным наблюдения или к процессу наблюдения как таковому. Несмотря на то, что словесный отчет с неохотой признается операцией, допустимой в определенных условиях, скудость результатов, вытекающая из применения операциональных критериев, тормозит исследование сознания как такового и личности как сложной структуры, так как в этих областях можно выполнить, повторить и зафиксировать извне относительно немногие конкретные операции.
Именно из-за этого многие психологи не проявляют интереса к экзистенциальному богатству человеческой жизни. Они говорят, что у них нет методов. Точнее, имеющиеся методы ущербны с точки зрения строгих требований, лежащих в основе современного позитивизма. Стремясь соревноваться с "настоящими" науками, психологи поддаются искушению работать только над теми проблемами и лишь с теми объектами, которые отвечают принятым критериям. По этой причине зоопсихология и математическая психология оказались высокоразвитыми. Позитивистский идеал настолько доминирует, что другие области психологии воспринимаются как не вполне серьезные. Особую антипатию вызывают проблемы, относящиеся к сложным мотивам, высокоуровневой интеграции, сознанию, вопросам свободы и индивидуальности. Эта антипатия в значительной мере объясняется сравнительной слабостью объективных методов исследования. Но она объясняется также и тем, что позитивизм предпочитает внешнее внутреннему, элементы – структурам, идею "генетизма" и пассивного (реактивного) организма – идее организма спонтанного и активного.