ОГЛАВЛЕHИЕ
>>>
Здесь уже отмечалась поразительная стойкость религиозных воззрений, наблюдавшаяся в Анатолии на протяжении нескольких тысячелетий – от VII в. до н.э. до введения христианства. "Не прослеживается никакого прерывания преемственности между бесформенными статуэтками мужского божества, стоящего на быке, что были найдены на уровне VI в Чатал Хююке (прибл. 6000 лет до н. э), изображениями бога грозы хеттского периода и статуей Юпитера Долихенского, почитавшегося солдатами римских легионов; то же можно сказать и о богинях с леопардами из Чатал Хююка, хеттской богине Хебат и Кибеле классического периода".1
По крайней мере, отчасти эта смена преемственность является следствием замечательной способности к религиозному синкретизму. Индоевропейская этническая группа, которая в современной историографии называется хеттами, господствовала в Анатолии на протяжении II тысячелетия (Древнее царство, ок. 1740-1460 гг. до н.э. и Империя, ок. 1460-1200 гг. до н.э.). Покорив хаттов (древнейшее анатолийское население, чей язык известен), захватчики-ариафоны положили начало процессу культурного симбиоза, продолжавшемуся еще долго после крушения их политических образований. Вскоре после вступления в Анатолию хетты подверглись вавилонскому влиянию. Позднее, и особенно в период Империи, они ассимилировали существенные элементы культуры хурритов, неиндоевропейского населения, жившего в северных регионах Месопотамии и Сирии. Поэтому в хеттском пантеоне божества шумеро-аккадской семьи стояли бок о бок с анатолийскими и хурритскими божествами.*39 Большая часть хеттских мифов и ритуалов, насколько известно, имеет параллели и даже образцы в хаттских или хурритских религиозных традициях. Индоевропейское наследие было наименее значительным. Тем не менее, несмотря на гетерогенность их источников, творения хеттского гения – прежде всего, религиозное искусство – не лишены оригинальности.
Божества отличались устрашающей и светоносной силой, которая исходила от них (ср.: "божественный блеск", меламму, §20). Пантеон был очень велик, но о некоторых богах ничего не известно, кроме их имен. Каждый значительный город был главной резиденцией божества, которое было, однако, окружено другими божественными персонажами. Как и повсюду на древнем Ближнем Востоке, божества "жили" в храмах: жрецы и их прислужники были обязаны мыть, одевать, кормить их и развлекать танцами и музыкой. Время от времени боги покидали свои храмы и отправлялись путешествовать; иногда это было удобно – для объяснения, почему обращенные к ним просьбы оставались без удовлетворения.
Пантеон воспринимался как большая семья, возглавляемая первой четой страны хеттов: Богом грозы и Великой Богиней. Бог грозы был известен главным образом под своим хурритским именем – Тешуб, так мы и будем его здесь называть. Имя его жены звучит по-хурритски как Хебат. Их священные животные, бык, а у Хебат – лев (или пантера), подтверждают преемственность с доисторическим периодом (ср. §13). Самая знаменитая Великая Богиня была известна под именем "солнечной" богини Аринны (на хаттском языке – Вурусема). В действительности она была эпифанией той же Богини-Матери,2 поскольку ее восхваляли как "царицу страны, царицу Неба и Земли, покровительницу царей и цариц страны хеттов" и т.д. Возможно, что "соляризация" представляет собой акт почитания, практикующийся с тех пор, как богиня Аринна стала покровительницей страны хеттов.
Вавилонская идеограмма "Иштар" использовалась для обозначения многочисленных местных богинь, анатолийские имена которых неизвестны. Ей соответствует хурриттская Шаншка.*40 Но следует помнить, что вавилонская Иштар, богиня любви и войны, была известна в Анатолии; поэтому в некоторых случаях мы имеем дело с анатолийско-вавилонским синкретизмом. Солнечный бог, сын Тешуба, считался, подобно Шамашу, защитником права и справедливости. Не менее популярным был Телепинус, также сын Тешуба, миф о котором мы рассмотрим ниже.
Что касается религиозной жизни, то источники информируют нас только об официальном культе. Молитвы, тексты которых сохранились, принадлежат царской среде. Иными словами, мы ничего не знаем о верованиях и ритуалах народа. Тем не менее, можно не сомневаться в тех функциях, которые приписывались богиням плодородия и богу грозы. Сезонными празднествами, особенно праздником Нового Года (пурулли) руководил царь, представитель арийских завоевателей; но подобные церемонии проводились в стране со времен неолита.
Черная магия была запрещена сводом законов; виновные подвергались казни. Это косвенно подтверждает ту исключительную репутацию, которой пользовались некоторые архаические действия в народных кругах. С другой стороны, значительное число найденных до сих пор текстов содержат свидетельство того, что белую магию практиковали часто и открыто; она включала в себя, главным образом, ритуалы очищения и изгнания зла.
Престиж и религиозная роль царя были значительными. Власть – это дар богов. "Мне, Царю, боги – Бог Солнца и Бог Грозы – доверили страну и мой дом... (Боги) заботятся о царе. Они обновили его силу и не поставили предела его годам".3 Царь "любим" великим богом. (Однако представление со спуском царя в подземный мир по месопотамскому типу не засвидетельствовано). Благополучие царя идентифицируется с благополучием всего народа. Властитель – наместник бога на земле, но он также представительствовал от народа перед пантеоном.
Пока не найдены тексты, описывающие посвящение в царский сан, но известно, что властителя умащали маслом, одевали в специальные одежды и короновали; затем он получал царское имя. Царь был также верховным жрецом, и, один или с царицей, руководил наиболее важными празднествами года. После кончины цари обожествлялись. О смерти царя говорилось: "Он стал богом". Его статую устанавливали в храме, и правящий властитель приносил ему жертвы. Как явствует из некоторых текстов, царь при жизни рассматривался, как воплощение своих обожествленных предков.4
Оригинальность "хеттской"5 религиозной мысли видна особенно в толковании некоторых важных мифов. Одной из наиболее примечательных является тема "бога, который скрывается". В наиболее известной версии героем выступает Телепинус. Другие тексты отводят эту роль его отцу, богу грозы, богу солнца или определенным богиням. Основа, как и имя Телепинус, – хаттская. Хеттские версии связаны с различными ритуалами; другими словами, произнесение мифа было фундаментальной частью культа.
Поскольку начало повествования6 утеряно, мы не знаем, почему Телепинус решил "скрыться". Возможно потому, что прогневался на людей. Но последствия этого исчезновения немедленно дают о себе знать: огни в очагах гаснут; боги и люди удручены; пастбища засыхают; источники иссякают; овца не заботится о своем ягненке, корова – о своем теленке; "злаки и полба больше не растут", звери и люди не совокупляются (это, может быть, самая древняя версия хорошо известного мифологического мотива о "чахнущей стране", ставшего знаменитым благодаря романам о Граале). Тогда бог солнца отправил посланцев – сперва ежа, потом самого бога грозы искать Телепинуса – но безуспешно. Наконец, Богиня-Мать послала пчелу, она обнаружила бога спящим в роще и, чтобы разбудить, ужалила его. Разъяренный Телепинус навлек такие бедствия на страну, что боги испугались и прибегли к магии для его усмирения. С помощью магических церемоний и формул его очистили от гнева и "зла".7 Умиротворенный, он, наконец, вернулся на свое место среди богов – и жизнь потекла своим чередом.
Телепинус – бог, который, разгневавшись, скрывается, т.е. исчезает из окружающего мира. Он не принадлежит к категории богов растительности, которые периодически умирают и возвращаются к жизни. Тем не менее, его отсутствие влечет за собой те же опустошительные последствия на всех уровнях космической жизни. Кроме того, исчезновение и эпифания означают как спуск в подземный мир, так и возвращение на землю (ср.: Дионис, §122). Но Телепинуса отличает от богов растительности тот факт, что его пробуждение от укуса пчелы ухудшило ситуацию; чтобы умиротворить его, понадобились очистительные ритуалы.
Отличает Телепинуса и его демоническая ярость, грозящая разрушить всю страну. Здесь мы сталкиваемся с капризным и иррациональным гневом бога плодородия на его собственное творение – жизнь во всех ее формах. Сходные концепции божественной амбивалентности встречаются повсюду; они будут особенно разработаны в индуизме (ср.: Шива, Кали). Тот факт, что роль Телепинуса передавалась иногда богам грозы и солнца, а также некоторым богиням – т.е., в сущности, божествам, управляющим разными областями космической жизни – доказывает, что миф трактует более сложную драму, чем драма растительности – он иллюстрирует непостижимую тайну разрушения Творения его собственным создателем.
По случаю празднования Нового Года (пурулли) ритуально произносился миф о битве бога грозы с драконом (иллуянкой).8 При первой встрече бог грозы был побежден и обратился за помощью к другим божествам. Богиня Инара приготовила званый обед и пригласила Дракона. Перед этим она попросила помощи у смертного Хупасияса. Тот согласился при условии, что она будет спать с ним; богиня дала согласие. Дракон так наелся и напился, что не смог спуститься в свое логовище, и Хупасияс связал его веревкой. Вошел бог грозы и убил Дракона без боя. Эта версия мифа заканчивается эпизодом, известным по многим волшебным сказкам: Хупасияс поселяется в доме Инары, но нарушает запрет богини – не выглядывать из окна во время ее отсутствия. Он увидел свою жену и детей и попросил Инару отпустить его домой. Конец текста утерян, но можно предположить, что Хупасияс был убит.
Во второй версии содержатся такие подробности: Дракон побеждает бога грозы и забирает его сердце и глаза. Затем бог грозы женится на дочери бедняка и имеет от нее сына. Когда сын вырастает, он решает жениться на дочери Дракона. Согласно наставлению отца, молодой человек не войдет в дом жены, не попросив прежде сердце и глаза бога грозы; он получает их и передает своему отцу. Обладая вновь своими "силами", тот снова встречается с Драконом "возле моря" и побеждает его. Но, женившись на дочери Дракона, сын бога грозы обещал быть верным тестю, и он просит отца не щадить его. "Так бог грозы убил Дракона и своего собственного сына тоже".9
Борьба бога с драконом – хорошо известная мифо-ритуальная тема. Первые поражения бога и его увечья имеют параллель в борьбе Зевса с гигантом Тифоном. Тифону удалось перерезать у Зевса сухожилия рук и ног; взвалив бога на плечи, он доставил его в Киликийскую пещеру. Тифон спрятал сухожилия в медвежьей шкуре, но Гермес и Эгипан в конце концов сумели похитить их. Зевс обрел свою силу и одолел гиганта.10 Мотив похищения жизненно важного органа хорошо известен. Но в хеттской версии Дракон – уже не устрашающий монстр, каким он является во многих космологических мифах или в мифах о борьбе за господство над миром (ср.: Тиамат, Левиафан, Тифон и др.). Иллуянка воплощает уже некоторые характерные черты дракона народных сказок, ибо он обжора и не отличается умом.11
Бог грозы, терпящий в первый раз поражение (часто встречающийся мотив), кончает борьбу победой не благодаря собственному героизму, а при помощи человека (Хупасияса или собственного сына от смертной женщины). Верно, что в обеих версиях этот человек предварительно обретает некоторым образом божественную силу: он любовник богини Инары или сын бога грозы. В обоих случаях, хотя и по разным причинам, с помощником разделывается сам творец его квазиобожествления. Став возлюбленным Инары, Хупасияс больше не имеет права воссоединиться со своей семьей, ибо, причастившись таким образом божественного, он может передать это другим человеческим существам.
Несмотря на частичную фольклоризацию, миф об Иллуянке играл центральную роль: его ритуально оглашали на празднестве Нового Года. Некоторые тексты свидетельствуют о существовании ритуальной борьбы между двумя противостоящими группами12 – наподобие вавилонской церемонии акиту. Космогоническое значение мифа, очевидное в борьбе Мардука с Тиамат, заменилось соперничеством за власть над миром (ср.: Зевс-Тифон). Победа бога обеспечивает стабильность и процветание страны. Мы можем предполагать, что до своей фольклоризации миф представлял царствование Дракона, как "хаотический" период, когда подвергались опасности истинные источники жизни (Дракон символизирует как "виртуальность" и тьму, так и засуху, упразднение норм и смерть).
Исключительный интерес представляет то, что получило название хуррито-хеттская "теогония",13 т.е. череда мифических событий, героем которых является Кумарби, отец богов. Вступительный эпизод "О царствовании на небесах", описывает смену первых богов. Вначале царем был Алалу, и Ану, самый значительный из богов, склонялся перед ним и служил ему. Но спустя девять лет Ану напал на него и одержал победу. Тогда Алалу бежал в подземный мир, и Кумарби стал новым слугой. Прошло девять лет, и Кумарби в свою очередь напал на Ану. Спасаясь бегством, последний взлетел на небо, но Кумарби преследовал его, схватил за ногу и, откусив его "филеи",14 швырнул на землю. Поскольку он смеялся и ликовал, Ану сообщил ему, что он забеременел. Кумарби выплюнул то, что у него оставалось во рту, но часть семени Ану вошла в его тело, и он разрешился от бремени тремя богами. Остальная часть текста, к сожалению, утрачена, но предполагается, что "дети" Ану, ведомые Тешубом, богом грозы, объявили Кумарби войну и свергли его с трона.
Следующий эпизод – "Песнь об Улликумме" – рассказывает об усилиях Кумарби вернуть царство, отнятое у него Тешубом. С целью создать того, кто сумеет одолеть Тешуба, он оплодотворил скалу своим семенем. Плодом этого союза стал Улликумме, каменное антропоморфное существо. Посаженный на плечи гиганта Убеллури, который, стоя по пояс в море, поддерживает небеса и землю (хурритский аналог Атласа). Улликумме рос так быстро, что скоро достиг неба. Тешуб направился на берег моря и напал на каменного гиганта, однако потерпел поражение. В тексте имеются значительные лакуны, но последовательность событий можно восстановить. Улликумме угрожает уничтожить все человечество, и встревоженные боги собираются вместе и решают обратиться к Эа. Тот сразу же идет к Эллилу, а затем к Убеллури и спрашивает их, знают ли они, что каменный гигант решил свергнуть Тешуба. Ответ Эллила утерян. Что касается Убеллури, то он сообщает чрезвычайно важные подробности. "Когда надо мной построили небеса и землю, я ничего не знал. Когда пришли и отделили большим ножом небеса от земли, я об этом тоже не знал. Теперь у меня немного болит плечо. Но я не знаю, кто этот бог". Тогда Эа просит "древних богов" "открыть кладовые отцов и дедов" и принести ему старый нож, которым они отделили небеса от земли. Он обрубает ноги каменному человеку, но и покалеченный, Улликумме все еще хвастает, что небесное царство завещано ему его отцом Кумарби. Наконец, Тешуб его низвергает.
Миф примечателен в нескольких отношениях. Во-первых, в нем содержатся некоторые архаические элементы: самооплодотворение Кумарби, который проглотил половой орган бога, свергнутого им; плотский союз божественного существа со скалой, результатом которого стало рождение антропоморфного каменного монстра; отношения между этим гигантом и хурритским Атласом – Убеллури. Первый эпизод может интерпретироваться как намек на двуполость Кумарби, характерную для первичных божеств (ср. например: Тиамат, Зерван). В этом случае Тешуб, который прочно удерживает власть, является сыном небесного бога (Ану) и андрогинного божества.15 Что касается оплодотворения скалы сверхчеловеческим существом, то подобный миф обнаружен во Фригии: Папас (Зевс) оплодотворил камень, называющийся Агдос, и тот произвел гермафродического монстра Агдитиса; но боги оскопили Агдитиса, превратив его таким образом в богиню Кибелу (Павсаний, 7. 17. 10-12).
Более распространенными были мифы, в которых рассказывалось о рождении людей из камней: они обнаружены в Малой Азии, на Дальнем Востоке и в Полинезии. Возможно, в них включалась мифическая тема подземного происхождения первых людей: они были порождены хтонической Великой Богиней. Некоторые боги (например. Митра) представлялись родившимися из скалы, подобно солнцу, лучи которого появляются каждое утро над горами. Но эту мифическую тему нельзя сводить к солярной эпифании.16 Можно сказать, что petra genitrix [происхождение от камня] усиливает сакральность Матери Земли чудесными качествами, которыми, по поверью, обладают камни. Как мы видели (§34), сакральность скалы нигде не восхвалялась так, как в мегалитических религиях. Неслучайно Улликумме сидел на плечах гиганта, поддерживавшего небеса; каменный человек подготавливался таким образом к тому, чтобы самому стать columna universalis [мировой столп]. Однако этот мотив, характерный для мегалитических религий, включен здесь в более широкий контекст борьбы за обладание божественной властью.
Уже по первым переводам хуррито-хеттских текстов были отмечены аналогии их теогонии с финикийской, представленной Филоном Библским, и, с другой стороны, между ней и традицией, переданной Гесиодом. Согласно Филону,17 первым верховным богом был Элиун (в Греции – Хипсистос, "всевышний"), соответствующий Алалу в хуррито-хеттской мифологии. От его союза с Берут появились на свет Уран (соответствующий Ану) и Ге (Гея). В свою очередь эта пара имела четырех сыновей, первый из которых – Эл (или Крон) соответствует Кумарби. Поссорившись с женой, Уран решил уничтожить свое потомство, но Эл выковал себе пилу (или копье?), изгнал отца и стал править сам.18 Наконец, властителем становится (представляющий четвертое поколение и соответствующий Тешубу и Зевсу); в виде исключения он получил власть без борьбы.
До открытия угаритской литературы существовало сомнение относительно подлинности этой традиции, переданной Филоном. Но чередование божественных поколений засвидетельствовано в ханаанейской мифологии (см. §49). Тот факт, что Гесиод (§83) упоминает только поколения, представленные Ураном, Кроном и Зевсом, подтверждает подлинность версии Филона ("Санхонйатона"), который упоминает перед Ураном (Ану) правление Элиуна (Алалу). Возможно, что финикийская версия мифа о божественной власти происходит от хурритского мифа или была создана под его сильным влиянием. Мы можем предполагать, что Гесиод использовал ту же традицию, пришедшую в Грецию либо от финикийцев, либо непосредственно от хеттов.
Важно сразу же подчеркнуть "обособленный" и в то же время синкретический характер этого мифа, и не только в хуррито-хеттской версии (где, кроме того, имеется некоторое количество шумеро-аккадских элементов).19 В "Энума элиш" подобным же образом представляется: 1) ряд божественных поколений; 2) борьба молодых богов против старых богов; 3) победа Мардука, который таким образом приходит к власти. Но в месопотамском мифе победоносная борьба завершается космогонией, точнее, созданием вселенной в том виде, в каком ее узнают люди. Этот миф занимает место в серии космогоний, которая включает борьбу между богом и драконом и расчленение побежденного противника. В "Теогонии" Гесиода космогонический акт – т.е. отделение Неба (Уран) от Земли (Гея) путем оскопления Урана – осуществляется в начале драмы и фактически развязывает борьбу за власть. Сходная ситуация – в хуррито-хеттском мифе: там космогония, т.е. отделение Неба от Земли – происходит задолго до начала борьбы за власть в период "древних богов". Подводя итог, отметим, что все мифы, повествующие о борьбе между сменяющими друг друга поколениями богов за главенство, с одной стороны, оправдывают позицию последнего победившего бога, а с другой стороны, объясняют существующее строение мира и актуальное состояние человечества.
Незадолго до конца IV в. до н.э. в Палестине появилась новая цивилизация – цивилизация раннего бронзового века: она обозначила первое утверждение семитов. Мы можем называть их, как в Библии, "хананеями", но такое название – чисто условное.20 Пришельцы стали оседлыми, занимались земледелием и развили городскую культуру. В течение нескольких последующих столетий в регион просачивались другие иммигранты, и взаимное влияние между Палестиной и соседними странами, особенно Египтом, росло. К 2200 г. до н.э. цивилизация раннего бронзового века была разрушена в результате вторжения новой семитской народности – амореев, воинов, ведущих полукочевой образ жизни, отчасти земледельцев, но главным образом – скотоводов. Конец этой цивилизации обозначает, однако, начало новой эпохи. Вторжение в Сирию и Палестину амореев (марту в шумерском языке, амурру – в аккадском) – это лишь эпизод в значительно более широком движении, отмечавшемся примерно в этот же период в Месопотамии и Египте. Здесь постоянно происходили набеги стремительных и "свирепых" номадов,21 мчавшихся волна за волной из сирийской пустыни: их влекло и дразнило богатство городов и обилие возделанных полей. В ходе завоеваний они усвоили образ жизни аборигенов и стали цивилизованными. Спустя некоторое время их потомки будут вынуждены защищаться от вооруженных набегов других "варваров", ведущих кочевой образ жизни на границах культивированных территорий. Этот процесс повторится в последние столетия II тысячелетия до н.э., когда начнется проникновение израильтян в Ханаан.
Противостояние и сопряжение в отношениях между культами аграрного плодородия, процветавшими на сирийско-палестинском побережье, и религиозной идеологией скотоводов-кочевников, в которой доминировали небесные и астральные божества, усилятся с приходом евреев в Ханаан. Можно сказать, что это противостояние, часто приводившее к сопряжению, поднимется в ранг парадигматической модели, ибо именно здесь, в Палестине, новый тип религиозного опыта вступает в конфликт со старыми и почитаемыми традициями космической религиозности.
До 1929 г. данные, относящиеся к сирийско-ханаанейской религии, черпались из Ветхого Завета, финикийских надписей и из сочинений некоторых греческих авторов – особенно Филона Библского (I-II вв. н.э.), но также и Лукиана из Самосаты (II в. н.э.) и Нонна из Панополя (V в. н.э.).*42 Однако Ветхий Завет отражает полемику с язычеством, а другие источники – либо более поздние, либо слишком фрагментарные. После 1929 г. в результате раскопок в Рас-Шамра (Древнем Угарите), портовом городе на северном побережье Сирии, появилось большое количество мифологических текстов, относящихся к периоду XIV-XII вв., но в них представлены концепции более раннего времени. Тексты, которые удалось расшифровать и перевести к настоящему времени, пока еще не дают нам возможности получить четкое представление об угаритской религии и мифологии. Досадные лакуны прерывают изложение; начало и концовки повреждены, нет даже согласования в порядке мифологических эпизодов. Несмотря на эту фрагментарность, угаритская литература имеет неоценимое значение.*43 Но следует не забывать о том, что религия Угарита никогда не была религией всего Ханаана.
Интерес, который представляют угаритские документы, определяется прежде всего тем, что они иллюстрируют фазы перехода от одной религиозной идеологии к другой. Илу*44 является главой пантеона. Его имя в семитских языках означает "бог", но у западных семитов это – имя собственное. Его называют "Всемогущим", "Быком", "Отцом богов и людей",22 "Царем", "Отцом лет". Он – "святой", "милосердный", "мудрейший". На стеле XIV в. он представлен сидящим на троне: величественный, с бородой, облаченный в длинную мантию, его тиара увенчана рогами.23 До сих пор не обнаружено ни одного космогонического текста.24 Однако сотворение звезд посредством иерогамии можно истолковать как отражение ханаанейских космогонических концепций. И действительно, в тексте №52 ("Рождение милостивых и прекрасных богов") описывается, как Эл оплодотворил двух своих жен – Асират и Анат, давших потомство – Утреннюю Звезду и Вечернюю звезду.25 Сама Асират, "порожденная" Элом, называется "Матерью Богов" (текст № 51); она родила семьдесят божественных сыновей. За исключением Баала, все боги происходят от первой четы – Илу-Асират.
Все же, несмотря на эпитеты, которые представляли его как всемогущего бога, настоящего "Хозяина Земли", несмотря на тот факт, что во всех священных списках он всегда упоминался первым, Илу во всех мифах предстает как существо слабое, нерешительное, смиренное, дряхлеющее. Некоторые боги относились к нему с презрением. Наконец, обеих жен – Асират и Анат – отнял у него Баал. Следует заключить, что хвалебные эпитеты отражают раннюю ситуацию, когда Илу действительно был главой пантеона. Замена старого демиурга более энергичным молодым богом, "специалистом" по вселенскому плодородию – довольно распространенное явление. Часто демиург становился deus otiosus и все дальше и дальше отходил от своего творения. Иногда его смена являлась результатом конфликта между божественными поколениями или между их представителями. В той мере, в какой возможно восстановить существенные темы угаритской мифологии, мы можем сказать, что тексты показывают нам выдвижение Баала в высший разряд. Это выдвижение достигнуто с помощью силы и ума, хотя и не лишено некоторой двойственности.
Баал, единственный бог, который, числясь среди сыновей Илу (поскольку тот был отцом всех богов), носил имя "Сын Дагана". Этот бог, чье имя означает "зерно",*45 был почитаем в III тысячелетии в регионах Верхнего и Среднего Евфрата.26 Тем не менее, Даган не играл никакой роли в мифологических текстах из Угарита, где главным действующим лицом был Баал. Имя нарицательное баал ("хозяин") стало именем собственным. У него было также и личное имя – Хадду, т.е. Хадад. Его называли также "Оседлавший Облака", "Князь, Хозяин Земли". Один из его эпитетов – Алиан – "Всемогущий", "Владыка". Он – источник и первопричина плодородия, но также и воин. Его сестра и жена Анат тоже является одновременно богиней любви и войны. Наряду с ним, наиболее значительными мифологическими персонажами были Йамму, "Князь Моря, Правитель Реки" и Муту, "Смерть", которые соперничали с молодым богом за верховную власть. Действительно, большая часть угаритской мифологии посвящена конфликту между Илу и Баалом и борьбе Баала с Йамму и Муту за власть.
Согласно плохо сохранившемуся тексту,27 Баал и его сподвижники неожиданно напали на Илу в его дворце на горе Сапан, схватили и ранили его. По-видимому, "нечто" упало на пол, что может быть истолковано как оскопление отца богов. Такая гипотеза правдоподобна не только потому, что в сходных конфликтах, связанных с борьбой за власть, Уран и хуррито-хеттский бог Ану были оскоплены, но также и потому, что, несмотря на враждебное отношение к Баалу, Илу никогда не пытался вернуть свое верховное положение, даже тогда, когда он узнал, что Муту убил Баала.28 Ибо на Древнем Востоке такое увечье, которое причинили Илу, исключает для жертвы возможность находиться у власти. К тому же за исключением текста № 56, в котором Илу демонстрирует свою мужскую силу, создавая планетарных богов, в угаритских документах он фигурирует как бессильный. Этим объясняется его подчиненное и неуверенное поведение, а также тот факт, что Баал отнял у него жену.
Узурпировав его трон на горе Сапан, Баал вынудил Илу бежать на край света, "к истоку Рек, в пропасть хаоса", которая стала с тех пор его местопребыванием. Илу жалуется и взывает о помощи к своей семье. Йамму первым слышит его и подносит ему крепкий напиток. Илу благословляет его, дает ему новое имя и объявляет своим преемником. Далее он обещает построить ему дворец; но требует, чтобы Йамму прогнал Баала с трона.
Текст, в котором описывается борьба Йамму с Баалом, не найден. Йамму появляется уже в роли властителя, но при этом Илу с большинством богов находится на горе, хотя, очевидно, уже не на горе Сапан. Поскольку Баал оскорбил Йамму, заявив, что последний нагло захватил его власть и будет уничтожен, Йамму направляет к нему посланцев и требует, чтобы Баал сдался. Боги напуганы, и Баал отвечает им: "Поднимите ваши головы, боги, и я сам устрашу посланцев Йамму!". Но Илу принимает посланцев и объявляет, что Баал их раб и будет платить дань Йамму. И поскольку Баал не хочет подчиняться, Илу добавляет, что посланцы легко смогут справиться с ним. Однако Баал с помощью Анат готовится выступить против Йамму (в соответствии с другой табличкой, Йамму сверг Баала с трона, и именно Анат победила его).31 Божественный кузнец Кусар-и-Хусас ("Ловкий и Умелый") приносит две волшебные палицы, которые летают, как стрелы. Первая палица попадает Йамму в плечо, но не сбивает с ног. Вторая поражает его в лоб, и "Царь Моря" падает наземь. Баал приканчивает его, и богиня Астарта просит Баала расчленить его тело и разбросать части.32
Йамму изображают одновременно как бога и как демона. Он сын, "любимый Илу" и как бог, он принимает жертвы подобно другим членам пантеона. С другой стороны, он водное чудовище, семиглавый дракон, "Царь Моря", эпифания подземных вод. Мифологический смысл его борьбы с Баалом многозначен. С одной стороны, в плане земледельческой мифологии, связанной со сменой времен года, триумф Баала означает победу дождя над морем и подземными водами; ритм дождя, представляющий космическую норму, замещает хаотическую и бесплодную безмерность моря и катастрофичность наводнений. Победа Баала означает триумф уверенности в порядке и стабильности времен года. С другой стороны, борьба с водным драконом отражает явление молодого бога, как победителя и тем самым нового верховного владыки пантеона. Наконец, мы можем увидеть в этом эпизоде месть перворожденного (Йамму) узурпатору, который оскопил и лишил трона его отца (Илу). 33
Такие битвы являются парадигматическими, т.е. могут повторяться бесконечно. Именно по этой причине Йамму, хотя и "убитый" Баалом, будет появляться в текстах. Не только он один имеет "цикличное существование". Как мы увидим ниже, Баал и Муту существуют подобным же образом.
Чтобы отпраздновать победу над драконом, Анат устраивает пир в честь Баала. Вскоре после этого богиня запирает дворец и, впав в убийственную ярость, начинает умерщвлять стражу, солдат, стариков; по колено в крови, она окружает себя головами и руками своих жертв. Этот эпизод значителен.34 Параллели ему найдены в Египте и особенно в мифологии и иконографии индийской богини Дурги.35 Кровавая бойня и каннибализм – характерные черты архаических богинь плодородия. С этой точки зрения миф об Анат может быть отнесен к элементам, общим для древней земледельческой цивилизации, которая простиралась от восточного Средиземноморья до долины Ганга. В другом эпизоде Анат угрожает своему отцу Илу: она обагрит его волосы и его бороду кровью (текст 'nt: V: Oldenburg, p. 26). Обнаружив безжизненное тело Баала, Анат начала горько стенать, "поедая его мясо без ножа и выпивая его кровь без чашки".36 По причине ее жестокого и кровавого поведения Анат, как и другим богиням любви и войны, придавали мужские атрибуты и поэтому рассматривали ее как двуполое существо.
После другой лакуны в тексте сообщается, что Баал направил к Анат посланцев с дарами. Он сообщает богине, что война ему ненавистна; поэтому пусть она опустит руки и принесет жертвы во обеспечение мира и для плодородия полей. Он передает ей, что готов сотворить гром и молнию, так, чтобы люди знали, когда приближается гроза. Анат заверяет его, что последует данному им совету.
Однако, будучи верховным владыкой, Баал не имеет ни дворца, ни часовни, хотя у других богов они есть. Баалу нужен собственный храм, достаточно грандиозный, чтобы заявить о своей власти. Серия эпизодов посвящена сооружению дворца. Дело не обходится без препятствий. Действительно, хотя он и лишил Илу трона, но нуждается в его соизволении; Баал посылает к нему с ходатайством Ашеру, и мать богов заверяет Илу, что отныне Баал "будет давать изобильный дождь" и будет "впредь посылать свой голос в облака". Илу уступает, и Баал приказывает Кусар-и-Хусасу построить для него дворец. Сперва Баал не хочет, чтобы в его обиталище были окна – из опасения, что через них к нему может проникнуть Йамму, но, наконец, он все же соглашается на окна.37
Строительство храма-дворца после победы бога над драконом возвещает его выдвижение в высший ранг.
Боги построили храм-дворец в честь Мардука после поражения Тиамат и сотворения мира (ср. §21). Но космогонический символизм присутствует и в мифе о Баале. Храм-дворец, будучи imago mundi, самим процессом своего возведения некоторым образом соответствует космогонии. Действительно, побеждая водный "хаос", регулируя ритм дождей, Баал "формирует" мир таким, каким он выглядит сегодня.38
Когда строительство дворца было завершено, Баал стал готовиться к борьбе с Муту. Смертью. Муту – фигура в высшей степени интересная. Конечно, он один из сыновей Илу и правит подземным миром; но он же представляет и единственный ближневосточный пример персонификации (и обожествления) смерти. Баал направил к нему посланцев сообщить, что отныне он, Баал, один является царем богов и людей, "так что боги могут жить в довольстве, а люди, их большинство на земле, будут вдоволь накормлены" (Gordon. Ugaritic Manual, VII: 50 2; Driver. Ор. cit., p. 101). Баал приказал посланцам отправиться к двум горам, обозначающим край света, приподнять их и спуститься под землю. Там они найдут Муту, восседающего на троне в грязи, среди нечистот. Но они не должны приближаться к Муту, иначе попадут в его огромную глотку. Посланцы не должны забывать, добавил Баал, что Муту несет ответственность за смерти, вызванные небывалой жарой.
Муту отправил посланцев обратно, приказав Баалу явиться к нему. Ибо, как он пояснил, Баал убил Йамму; теперь его очередь спуститься в подземный мир.39 Этого было достаточно, чтобы поставить Баала в тупик; он приказал своим посланцам сказать Муту: "Приветствую тебя, Муту, сын Илу! Я твой раб, твой навеки". Торжествуя, Муту объявил, что, очутившись в подземном мире, Баал утратит свою силу и будет уничтожен. Он приказал ему привести с собой сыновей и свиту – ветры, облака и дождь; Баал согласился, но перед тем как спуститься в подземный мир, он соединился с телкой, и у него появился сын. Баал завернул ребенка в свою одежду и поручил его Илу. Так в минуту крайней опасности Баал обрел свою первоначальную форму – космического быка; в то же самое время он обеспечил себе преемника на тот случай, если ему не суждено будет вернуться на землю.
Мы не знаем, как умер Баал: пал ли он в бою или просто не выдержал ужасающего присутствия Муту. Угаритский миф представляет интерес с той точки зрения, что Баал, молодой бог грозы и плодородия и еще недавно глава пантеона, спускается в подземный мир и погибает, подобно Таммузу и другим богам растительности. Ни один другой "Баал-Хаддад" не испытывал такой участи: ни Адад, почитаемый в Месопотамии, ни хурритский Тешуб (однако, по более поздним данным, Мардук тоже ежегодно "исчезал", "запираясь в горах"). Мы можем угадать в этом descensus ad inferos [сошествии в преисподнюю] стремление воздать должное многообразным и взаимодополняющим качествам Баала: он триумфатор, одерживающий победу над водным "хаосом", и потому – космократический, даже космогонический бог; он – бог грозы и аграрного плодородия (напомним, что он сын Дагана, "зерна"), но он также и верховный бог, намеревающийся распространить свою власть на весь мир (а, следовательно, и на преисподнюю).
Так или иначе, это последнее событие меняет отношения между Баалом и Илу. Кроме того, строй и ритмы вселенной обретают свою нынешнюю форму. Когда, как значится после пропуска в тексте, два посланца сообщили Илу, что они нашли тело Баала, он сел на землю, разорвал свои одежды, бил себя в грудь, расцарапал лицо; короче, проявил ритуальную скорбь, как это было принято в Угарите. "Баал умер!", кричал он. "Что станет с людьми?".40 Внезапно негодование и жажда мести отступают. Илу ведет себя как истинный бог-космократор; он понимает, что жизнь вселенной оказывается под угрозой из-за смерти Баала. Илу просит свою жену выбрать одного из их сыновей преемником Баала на царском троне. Асират выбирает Атара, "Ужасного". Но сев на трон, тот видит, что трон ему велик, и заявляет, что не может быть царем.
Тем временем Анат отправляется на поиски тела. Найдя его, она кладет его себе на плечи и отправляется на север. Похоронив его, она жертвует много скота для погребального пира. Спустя некоторое время Анат встречает Муту. Схватив его, "она режет его ножом; через сито просеивает его; на огне поджаривает его; мельницей размалывает его; на полях она засеивает его, и птицы поедают его".41 Анат выполняет род ритуального убийства, поступая с Муту, как с колосом злака. Такой вид смерти характерен для растительных богов и духов. Можно задуматься, не по причине ли именно такого типа аграрной смерти Муту позже вернется к жизни.42
Как бы то ни было, существует связь между убийством Муту и судьбой Баала. Илу кажется, что Баал жив и что "жир капает с неба и мед течет в водах" (это напоминает библейские образы, ср.: Книга Пророка Иезекииля, 32:14; Книга Иова, 20:17). Он разражается смехом и объявляет, что будет сидеть и отдыхать, потому что "победоносный Баал жив, Царь Земли существует" (Driver, p. 113). Но подобно тому, как Йамму вернулся к жизни, Муту возвращается через семь лет и жалуется на то, как с ним поступила Анат. Он жалуется и на то, что Баал отнял у него власть, и противники начинают борьбу снова. Они бьются друг с другом, бодаясь и лягаясь, как дикие быки, кусают друг друга, как змеи, пока не валятся на землю, причем Баал оказывается сверху. Тут богиня солнца Шапаш сообщает Муту предупреждения Илу о том, что продолжать борьбу бесполезно, и Муту подчиняется, признавая власть Баала. После некоторых других эпизодов, понятных лишь частично, Анат получает весть, что впредь царствовать будет Баал, открывая эру мира, когда у быка будет "голос газели, а у сокола голос воробья".43
Некоторые авторы видят в этом мифе отражение ежегодной смерти и возрождения растительности. Но в Сирии и Палестине лето не приносит "смерть" растительной жизни; напротив, это сезон плодов. Землевладельцев страшит не зной, а продолжительная засуха. Поэтому более вероятно, что победа Муту напоминает о цикле из семи засушливых годов, отзвуки которого есть в Ветхом Завете (Бытие 41:2; Вторая книга Царств 24:13 и сл.).44
Однако интерес этого мифа выходит за пределы его возможных связей с ритмом растительности. Действительно, эти трогательные и иногда "зрелищные" события являют нам специфический образ божественного существования, а именно: образ жизни, включающий поражение и "смерть", "исчезновение" через погребение (Баал) или расчленение (Муту), за которыми следуют, более или менее периодически, "возрождения". Такой тип существования, одновременно и прерывистый, и цикличный, характерен для богов, управляющих растительным циклом. Однако в этом религиозном творении есть новизна цели: интегрировать некоторые негативные аспекты жизни в единую систему антагонистических ритмов.
В конечном счете, битвы Баала, его поражения и его победы, обеспечивают ему власть над небом и землей. Но Йамму продолжает царствовать над морем, а Муту остается господином подземного царства мертвых. Мифы свидетельствуют о первенстве Баала и тем самым о вечности жизни и норм, управляющих космосом и человеческим обществом. И в тех же мифах находят свое оправдание негативные аспекты, представляемые Йамму и Муту. То, что Муту – сын Илу, и, главное, то, что Баал не способен уничтожить его, утверждает нормальность смерти. Смерть оказывается, в конце концов, условием sine qua поп жизни.45
Можно предположить, что миф о борьбе Баала с Йамму воспроизводился во время празднеств Нового Года, а миф о стычке между Баалом и Муту – в сезон жатвы; но текстов, подтверждающих такое предположение, нет. Можно также предположить, что царь, который, как известно, играл важную роль в культе – представлял Баала в этом мифо-ритуальном сценарии; но все это – не наверняка. Жертвоприношения рассматривались как пища для богов. Система жертвоприношений напоминает ту, которая описана в Ветхом Завете; она включала всесожжение, жертвоприношения или предложение "мира" и "согласия" и искупительные жертвы.
Слово, обозначающее жрецов (khnm), родственно древнеевреейскому (köhen). Наряду со жрецами упоминаются и жрицы (khnt), a также qadesim, "посвященные" особы (в Библии этим термином обозначается священная проституция, но в угаритских текстах нет указаний на что-то подобное). Наконец, есть упоминание о жрецах-оракулах, или пророках. В храмах имелись алтари: их стены украшали изображения богов и божественные символы. Кроме кровавых жертвоприношений, культ включал танцы и множество оргиастических действий и телодвижений, которые позже вызывали гнев пророков. Но следует помнить, что неполнота документов позволяет нам высказывать лишь предположения о религиозной жизни Ханаана. У нас нет ни одного текста молитвы. Нам известно, что жизнь – это божественный дар, но мы не знаем мифа о сотворении человека.
Такие религиозные воззрения не были исключительно ханаанейскими. Но их значение возросло в связи с тем, что израильтяне, когда они вошли в Ханаан, столкнулись с этим типом космической сакральности, который дал начало сложной культовой деятельности и который, несмотря на свои оргиастические эксцессы, был не лишен определенного величия. Поскольку вера в священность жизни разделялась и израильтянами, сразу возникла проблема: как можно сохранить эту веру, не принимая другие элементы ханаанейской религиозной идеологии, составной частью которой она являлась? Идеология эта включает, как мы сейчас видели, свою теологию, построенную вокруг цикличного существования главного бога, Баала, символа целостности вселенной. Образ существования Яхве – другой (другой он и у Илу, но Илу претерпел и иные унизительные изменения). Яхве не позволял ограничивать себя культовыми действиями; он требовал от своих почитателей внутренней трансформации, основанной на покорности и доверии (§14).
Как мы увидим ниже (§60), многие элементы ханаанейской религии были усвоены израильтянами. "Но эти заимствования сами же и породили конфликт. Баал был побежден своим собственным оружием. Если принять во внимание, что все чужеземцы, даже из таких несемитских языковых групп, как хурриты, а позже филистимляне, после прибытия в Ханаан очень скоро полностью забыли свою собственную религию, то следует оценить как экстраординарное то обстоятельство, что борьба между Яхве и Баалом продолжалась столь долго и что, несмотря на некоторые компромиссы и многие "срывы в неверность", она завершилась победой яхвизма".46